В фиолетовом свете прожектора некоторые были похожи на давно уже умерших, другие были покрыты жиром и кровью. Некоторые ползли по земле, падали, скользили. В молчании. Я никогда не видела ничего более страшного. Ужас поднимался все выше и уже обступал меня. Тяжелый запах дикого зверя предшествовал этой толпе, и в сгустившемся воздухе можно было уже различить едва слышное, но тем более неотвратимое знакомое завывание песка и ветра…
Талестра вскочила, я удержала ее за локоть. Я увидела ее зеленые, будто опрокинувшиеся глаза.
— Это катаклизм?!
— Похоже. Поднимись наверх и жди у щита. Анг'Ри пойдет и разбудит Леса.
Она сказала с неожиданной нежностью:
— Только буди осторожно. У него ведь больше не будет отдыха.
И Анг'Ри, неожиданно появившийся откуда-то из ночи, ответил:
— Я слышу. Это конецтигоны.
Действительно, на этот раз бездна двинулась с солнечной стороны, и я поняла, что на Антигоне не может быть ничего постоянного, что она периодически опрокидывается…
А на плато тем временем:
— Нас засасывают черные вихри. И ничто-ничто не может остановить их продвижение…
— Бежать? Но куда? Посмотри — горизонт совсем почернел, а жгучий ветер бросает в наши лица запах гнили…
— Земля оседает под нашими ногами, она трескается и выплевывает кипящую смолу…
— Ад! Мы в аду!
— Солнце Лебедя гаснет…
— Да, оно уже мертво…
— Как будто слышен гром с Крайних гор?
— Это они! Они сражаются! Ах, как бы я хотел быть с ними!
— Какая разница, они тоже умрут.
— По крайней мере, это будет осмысленная смерть.
— Осмысленной смерти не бывает…
— Хедди, не покидай меня!
— Я здесь, малыш!
— Даже не видно друг друга в этой крысиной норе…
— Орль, мне страшно…
— Закрой глаза, я обниму тебя!
— Давайте поднимемся наверх, надо все-таки что-то делать. Трудно смириться со смертью в этих дырах…
— Да ведь и выйти уже нельзя.
— Как будто небо падает на нас…
— Да нет, это просто ночь.
— Но этот гром, этот гром…
— Это призыв, пошли туда.
— Берегитесь зыбучих песков…
— Хедди, иди сюда! О, космос! Она упала и не двигается. Моя малышка Хедди…
— Как будто все умерли.
— Орль, я чувствую, как что-то схватило меня и уносит, отрывает от тебя…
— Во имя неба, у меня ноги горят!
— Такое впечатление, будто огромная пиявка наваливалась на эту планету. Она засасывает наши тела и выворачивает землю…
— Это бяка, бяка, бяка…
— Даже двигаться больше невозможно, ветер словно стирает нас, прогнившее небо давит на нас!
— На помощь! На помощь!
— Ха-ха! Так вы ее и дождетесь…
А хуже всего стало тогда, когда черная туча разразилась потоком зеленоватого огня, огромными сине-зелеными градинами, которые взрывались и поглощали землю. Нечто похожее на холодный огонь, который сжигал все окружающее. Люди катались по песку, пытались зарыться в него, но и песок горел. Там, где начиналось ущелье, что вело к нашей цитадели, Лес установил два огромных заградительных барьера из меди, но первый поток беглецов смел их. Некоторые пылали, как факелы, на уступах из корунда. Однако водой из виадука, который Морозов закончил несколько дней назад, удалось заполнить мелкие кратеры, куда они бросались, и это помешало дальнейшему распространению огня…
И все это опять-таки напоминало город Дитса и его горящих грешников.
Но многие не могли добраться до входа в ущелье, чтобы спастись. Истерзанные, искалеченные, покрытые ужасными волдырями, они падали среди дымящихся дюн, и мы слышали их крики. Я объединила тех «кузнечиков», которые умели левитировать, и они, приняв меры предосторожности, спустились вниз, стали собирать детей, которых протягивали им обессилевшие матери, поднимали и оттаскивали ко входу тех, кого еще можно было спасти. И Талестра помогала им — в таких случаях всегда можно было рассчитывать на ее невероятную энергию.
Самым странным было то, что она умела разговаривать с ними . Она говорила, например, обожженному: «Тебе еще повезло, что ты так отделался!» А тому, у кого была ободрана кожа с лица, и оно стало похоже на сетку из разорванных кровеносных сосудов и хрящей: «Ты не очень красив, парень, но ты сюда не жениться пришел!» А той, которая несла маленькое тельце с бессильно откинутой головкой: «Положи его, я сама им займусь. А тебе надо отдохнуть…» И они обессиленно падали на выступах из полированного гранита, они слушали такие обычные фразы и животворный голос, который говорил им: «Что ж, вы неплохо пробежались, вы победители! Хотите пить? А теперь ложитесь спать, вами займутся…» И они пили воду, ложились и умирали. А она снова спускалась на равнину, подбирать других. Я прониклась к Талестре огромным уважением…
Сама же я только и могла, что делать умирающим успокаивающие уколы и брать на себя часть их страданий. Я бродила между кратерами, куда они попадали, и откуда торчали, как из котлов, их грешные головы с перекошенными, что-то шепчущими мертвенно-бледными лицами, — и все это страдание становилось моим, как будто у меня самой была проказа, лихорадка или разрывалась кожа… А самыми терпеливыми и доверчивыми были дети: они смотрели на нас своими светлыми глазками, они старались улыбнуться нам с обычной для них робостью, которая прощает взрослым их постыдную беспомощность… Они жалели меня, потому что я не могла помочь им.
Кончилось тем, что я бессильно опустилась на краю какого-то кратера. Мой комбинезон был прожжен в разных местах, залит кровью и запачкан пеплом. Чей-то ребенок умирал у меня на руках, а молодая девушка умирала у моих ног. И вся моя сила вдруг покинула меня.
И я сказала во весь голос:
— Мы никогда не сможем спасти их всех!
— Это так, — ответил чей-то уверенный голос рядом со мной. — Но ясно, что вы бы умерли, чтобы спасти хотя бы еще одного, разве нет? Вы невероятны. Вы и есть мутантка?
— Может быть.
— Хотите покурить схрауи? Доставлен прямо с Сигмы.
Я внимательно посмотрела на незнакомца. И сам он прилетел прямо с Сигмы — пребывание на Антигоне не успело наложить на него свой безжалостный отпечаток. Он был высоким, утонченным, породистым, как хорошая борзая, и его темно-синие глаза насмехались над всем белым светом. Несомненно, ему уже приходилось участвовать в отдельных спасательных операциях, так как его космические доспехи местами потускнели, порвались и выцвели. Какими бы ни были бездны и предательства, которые нас потом разделили, я никогда не забуду эту первую встречу с ним у кратера на Антигоне, среди мертвых и агонизирующих, с этим высоким, забрызганным кровью космонавтом с рукой на перевязи, который предлагает мне свою последнюю порцию схрауи, как будто мы прогуливаемся по садам Сигмы…
— Спасибо, — сказала я, — я не курю. Вы тот самый парень, которого Талестра подобрала на ночной стороне? Зачем только вы прилетели на Антигону? Вы же знали, что это ад…
— А почему вы спрашиваете?
— Мы читаем мысли, вы понимаете?
— Да, — сказал он мрачно, — вы умеете черт знает что, я забыл возвести мои мысленные барьеры. Предположим, я мог бы прилететь, чтобы познакомиться с мутантами. Потому что…
— Потому что вы любите Землю. Несмотря ни на что.
— Да.
— …Даже зараженную, прогнившую, проклятую!
— Такую, какая она есть. Я болен Землей. Но не пытайтесь излечить меня. Виллис…
Он не успел закончить фразу, появился Джелт. Он кричал, что огромная желеобразная масса поднимается к горам, и что Лес приказал собрать все тяжелые дезинтеграторы в одну батарею, а всем мутантам собраться на площадке, выходящей на ночную сторону.
Слова у Джелта, как всегда, сливались в одно целое, и он прямо-таки облетал скалы: состояние крайнего возбуждения перешло в эффект левитации. И его призыв, распространяясь волнами, вызывал с равнины юных спасателей, отрывал сверхчувствительных от раздавленных, искалеченных, обожженных людей, страдания которых они пытались облегчить. Пролетело нечто, похожее на стрелу, с оперением, напоминающим шевелюру Талестры, которая в это время, очевидно, пересекала какую-то другую частоту времени… Небольшая фигурка цвета полированного дерева — Морозов — ввинтилась в воздух, как пропеллер старинного самолета. В то же время впервые осуществив в таком масштабе чудо телекинеза, группа «кузнечиков» медленно подняла в воздух все тяжелые корабельные дезинтеграторы, которые до сих пор находились в пещерах, и они медленно опустились на передовой позиции, где Гейнц встретил их прочувствованными ругательствами и благословениями… Провожая взглядом эту невероятную мобилизацию, Валеран только и сказал:
— Так значит, вы обладаете универсальной силой?
А внизу тем временем начали наступление спруты. Или это были ихтиозавры?.. Все это кипело, вздувалось, как морской прилив — желеобразная масса, которая как будто вытекала из мрака и поднималась вдоль склонов. В некоторых местах она была почти прозрачной, липкой, бесформенной и все же живущей какой-то своей страшной жизнью. Из нее время от времени высовывались то загнутый клюв, то щупальце, оканчивающееся присосками, огромное, как ствол дерева. Раскрывались гигантские черные пасти, готовые хватать все живое. Вся ужасающая фауна бросилась на нас, и Морозов по ходу дела показывал нам слепых бентозавров с длинными светящимися плавниками, черных паралипарисов с дряблыми телами, калодиусов, которые представляют собой бродячие желудки. Поднявшись из своих глубоководных пещер, медузы перифилла парили в плотном, как вода, воздухе. И другие кошмарные образины поднимались из глубины темных тысячелетий с блестящей чешуей ящерообразных, омерзительными плоскими головами, пилообразными зубами: горгозавры, диноцефалы, диноцераты. Это стадо чудовищ было воплощением плотоядного голода, первобытной ярости, зла в его натуральном виде. А как часто встречала я его в своей короткой жизни. На «Летающей Земле». У трупа Хелла. В руинах Гефестиона. А сегодня я видела, как оно вытекает из застывших гипнотических глаз спрута…
И напрасно дезинтеграторы жгли своими мощными лучами всю эту массу. Я не могла отделаться от мысли, что бой только начинается…
Именно в эти минуты до меня вдруг дошло: уже в течение часов глухие медные раскаты сотрясали горы…
А в это время под щитом, который звал к оружию, Анг'Ри сменил Талестру: та должна была спуститься на равнину. Ему велели стучать изо всех сил.
Он бил в щит и сочинял поэму.
Анг'Ри был довольно-таки простым юношей, в какой-то мере вождем племени, в какой-то мере бойскаутом и вообще парнем, достойным восхищения. В различные эпохи земляне его типа сочиняли абстрактные стихи, разжигали пожар революций или создавали фантастические звездные корабли. До сих пор в его слишком насыщенной жизни не было времени для развлечений, поэтому он и воспользовался возможностью, в то время, как его товарищи боролись с великим кошмаром. Попадая в такт своим ударам, он возглашал свое творение, похожее на пророчество:
Я, Анг'Ри, не помнящий отца,
Пришедший из ниоткуда,
Я услышал голос космоса.
Это могучий голос — он звучит
На вершинах гор, на равнине и в пространстве —
И все окружающие предметы становятся для меня прозрачными,
Как будто это утренние звезды.
И я увидел:
Планета, на которой я стою,
Всего лишь выброшенный бильярдный шарик,
Который вертится под влиянием гравитации.
И я увидел:
Созвездие под названием Бездна Лебедя —
Всего лишь куча шаров, затягиваемых
Притяжением пустоты…
Это пиявка, которая сосет бесконечность,
Это дверь, открытая в смежные миры.
Все они нам чужие, и все они наступают на нас
И завоевывают космос.
Столько миров, сколько точек может уместиться
На острие самой тонкой иголки.
Неисчислимое количество:
Здесь все миры, которые только можно себе представить,
От трансгалактических радиотуманностей
До черных миров антиматерии,
Считая планеты, где условия пригодны для жизни,
Где воздух такой мягкий,
Где под единственной луной
Созревают земные плоды…
Но увы! Зло пришло к нам,
Оно распахнуло бездну,
В которую мы падаем —
Мы падаем…
ПАДАЕМ…
Ах! Пусть придет тот,
Кто может вывернуть вселенную,
Как перчатку!
Чтобы зло обрушилось
На другую сторону!
И молот падал и падал на медный щит в ритме пламенных строф.
Казалось, что вся гора взывает о помощи…
Виллис думает :
Щит трепещет, как огромное сердце, взятое в плен мраком, — взывая, умоляя, и концентрические волны расходятся по всей планете.
И все больше чудовищ сжигается у скал, как будто горят внутренности Антигоны, запущенные в огненную реку, — все черные и мерзкие твари, которые осаждают единственную обитель гуманоидов в этом затерянном углу вселенной. Горстка гуманоидов, которой командует Лес, защищает ее. Тот самый Лес, который всегда был яростным ангелом, бойцом бесконечности. А против него — поднимаясь из открытых бездн — это медленное и глубокое всасывание, этот космический голод, который притягивает к себе целую планету, еще удерживаемую силами гравитации на границе антимира…
В разгар боя решили собрать небольшой совет, чтобы определить, должны ли мы покинуть первую линию кратеров со стороны равнины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Талестра вскочила, я удержала ее за локоть. Я увидела ее зеленые, будто опрокинувшиеся глаза.
— Это катаклизм?!
— Похоже. Поднимись наверх и жди у щита. Анг'Ри пойдет и разбудит Леса.
Она сказала с неожиданной нежностью:
— Только буди осторожно. У него ведь больше не будет отдыха.
И Анг'Ри, неожиданно появившийся откуда-то из ночи, ответил:
— Я слышу. Это конецтигоны.
Действительно, на этот раз бездна двинулась с солнечной стороны, и я поняла, что на Антигоне не может быть ничего постоянного, что она периодически опрокидывается…
А на плато тем временем:
— Нас засасывают черные вихри. И ничто-ничто не может остановить их продвижение…
— Бежать? Но куда? Посмотри — горизонт совсем почернел, а жгучий ветер бросает в наши лица запах гнили…
— Земля оседает под нашими ногами, она трескается и выплевывает кипящую смолу…
— Ад! Мы в аду!
— Солнце Лебедя гаснет…
— Да, оно уже мертво…
— Как будто слышен гром с Крайних гор?
— Это они! Они сражаются! Ах, как бы я хотел быть с ними!
— Какая разница, они тоже умрут.
— По крайней мере, это будет осмысленная смерть.
— Осмысленной смерти не бывает…
— Хедди, не покидай меня!
— Я здесь, малыш!
— Даже не видно друг друга в этой крысиной норе…
— Орль, мне страшно…
— Закрой глаза, я обниму тебя!
— Давайте поднимемся наверх, надо все-таки что-то делать. Трудно смириться со смертью в этих дырах…
— Да ведь и выйти уже нельзя.
— Как будто небо падает на нас…
— Да нет, это просто ночь.
— Но этот гром, этот гром…
— Это призыв, пошли туда.
— Берегитесь зыбучих песков…
— Хедди, иди сюда! О, космос! Она упала и не двигается. Моя малышка Хедди…
— Как будто все умерли.
— Орль, я чувствую, как что-то схватило меня и уносит, отрывает от тебя…
— Во имя неба, у меня ноги горят!
— Такое впечатление, будто огромная пиявка наваливалась на эту планету. Она засасывает наши тела и выворачивает землю…
— Это бяка, бяка, бяка…
— Даже двигаться больше невозможно, ветер словно стирает нас, прогнившее небо давит на нас!
— На помощь! На помощь!
— Ха-ха! Так вы ее и дождетесь…
А хуже всего стало тогда, когда черная туча разразилась потоком зеленоватого огня, огромными сине-зелеными градинами, которые взрывались и поглощали землю. Нечто похожее на холодный огонь, который сжигал все окружающее. Люди катались по песку, пытались зарыться в него, но и песок горел. Там, где начиналось ущелье, что вело к нашей цитадели, Лес установил два огромных заградительных барьера из меди, но первый поток беглецов смел их. Некоторые пылали, как факелы, на уступах из корунда. Однако водой из виадука, который Морозов закончил несколько дней назад, удалось заполнить мелкие кратеры, куда они бросались, и это помешало дальнейшему распространению огня…
И все это опять-таки напоминало город Дитса и его горящих грешников.
Но многие не могли добраться до входа в ущелье, чтобы спастись. Истерзанные, искалеченные, покрытые ужасными волдырями, они падали среди дымящихся дюн, и мы слышали их крики. Я объединила тех «кузнечиков», которые умели левитировать, и они, приняв меры предосторожности, спустились вниз, стали собирать детей, которых протягивали им обессилевшие матери, поднимали и оттаскивали ко входу тех, кого еще можно было спасти. И Талестра помогала им — в таких случаях всегда можно было рассчитывать на ее невероятную энергию.
Самым странным было то, что она умела разговаривать с ними . Она говорила, например, обожженному: «Тебе еще повезло, что ты так отделался!» А тому, у кого была ободрана кожа с лица, и оно стало похоже на сетку из разорванных кровеносных сосудов и хрящей: «Ты не очень красив, парень, но ты сюда не жениться пришел!» А той, которая несла маленькое тельце с бессильно откинутой головкой: «Положи его, я сама им займусь. А тебе надо отдохнуть…» И они обессиленно падали на выступах из полированного гранита, они слушали такие обычные фразы и животворный голос, который говорил им: «Что ж, вы неплохо пробежались, вы победители! Хотите пить? А теперь ложитесь спать, вами займутся…» И они пили воду, ложились и умирали. А она снова спускалась на равнину, подбирать других. Я прониклась к Талестре огромным уважением…
Сама же я только и могла, что делать умирающим успокаивающие уколы и брать на себя часть их страданий. Я бродила между кратерами, куда они попадали, и откуда торчали, как из котлов, их грешные головы с перекошенными, что-то шепчущими мертвенно-бледными лицами, — и все это страдание становилось моим, как будто у меня самой была проказа, лихорадка или разрывалась кожа… А самыми терпеливыми и доверчивыми были дети: они смотрели на нас своими светлыми глазками, они старались улыбнуться нам с обычной для них робостью, которая прощает взрослым их постыдную беспомощность… Они жалели меня, потому что я не могла помочь им.
Кончилось тем, что я бессильно опустилась на краю какого-то кратера. Мой комбинезон был прожжен в разных местах, залит кровью и запачкан пеплом. Чей-то ребенок умирал у меня на руках, а молодая девушка умирала у моих ног. И вся моя сила вдруг покинула меня.
И я сказала во весь голос:
— Мы никогда не сможем спасти их всех!
— Это так, — ответил чей-то уверенный голос рядом со мной. — Но ясно, что вы бы умерли, чтобы спасти хотя бы еще одного, разве нет? Вы невероятны. Вы и есть мутантка?
— Может быть.
— Хотите покурить схрауи? Доставлен прямо с Сигмы.
Я внимательно посмотрела на незнакомца. И сам он прилетел прямо с Сигмы — пребывание на Антигоне не успело наложить на него свой безжалостный отпечаток. Он был высоким, утонченным, породистым, как хорошая борзая, и его темно-синие глаза насмехались над всем белым светом. Несомненно, ему уже приходилось участвовать в отдельных спасательных операциях, так как его космические доспехи местами потускнели, порвались и выцвели. Какими бы ни были бездны и предательства, которые нас потом разделили, я никогда не забуду эту первую встречу с ним у кратера на Антигоне, среди мертвых и агонизирующих, с этим высоким, забрызганным кровью космонавтом с рукой на перевязи, который предлагает мне свою последнюю порцию схрауи, как будто мы прогуливаемся по садам Сигмы…
— Спасибо, — сказала я, — я не курю. Вы тот самый парень, которого Талестра подобрала на ночной стороне? Зачем только вы прилетели на Антигону? Вы же знали, что это ад…
— А почему вы спрашиваете?
— Мы читаем мысли, вы понимаете?
— Да, — сказал он мрачно, — вы умеете черт знает что, я забыл возвести мои мысленные барьеры. Предположим, я мог бы прилететь, чтобы познакомиться с мутантами. Потому что…
— Потому что вы любите Землю. Несмотря ни на что.
— Да.
— …Даже зараженную, прогнившую, проклятую!
— Такую, какая она есть. Я болен Землей. Но не пытайтесь излечить меня. Виллис…
Он не успел закончить фразу, появился Джелт. Он кричал, что огромная желеобразная масса поднимается к горам, и что Лес приказал собрать все тяжелые дезинтеграторы в одну батарею, а всем мутантам собраться на площадке, выходящей на ночную сторону.
Слова у Джелта, как всегда, сливались в одно целое, и он прямо-таки облетал скалы: состояние крайнего возбуждения перешло в эффект левитации. И его призыв, распространяясь волнами, вызывал с равнины юных спасателей, отрывал сверхчувствительных от раздавленных, искалеченных, обожженных людей, страдания которых они пытались облегчить. Пролетело нечто, похожее на стрелу, с оперением, напоминающим шевелюру Талестры, которая в это время, очевидно, пересекала какую-то другую частоту времени… Небольшая фигурка цвета полированного дерева — Морозов — ввинтилась в воздух, как пропеллер старинного самолета. В то же время впервые осуществив в таком масштабе чудо телекинеза, группа «кузнечиков» медленно подняла в воздух все тяжелые корабельные дезинтеграторы, которые до сих пор находились в пещерах, и они медленно опустились на передовой позиции, где Гейнц встретил их прочувствованными ругательствами и благословениями… Провожая взглядом эту невероятную мобилизацию, Валеран только и сказал:
— Так значит, вы обладаете универсальной силой?
А внизу тем временем начали наступление спруты. Или это были ихтиозавры?.. Все это кипело, вздувалось, как морской прилив — желеобразная масса, которая как будто вытекала из мрака и поднималась вдоль склонов. В некоторых местах она была почти прозрачной, липкой, бесформенной и все же живущей какой-то своей страшной жизнью. Из нее время от времени высовывались то загнутый клюв, то щупальце, оканчивающееся присосками, огромное, как ствол дерева. Раскрывались гигантские черные пасти, готовые хватать все живое. Вся ужасающая фауна бросилась на нас, и Морозов по ходу дела показывал нам слепых бентозавров с длинными светящимися плавниками, черных паралипарисов с дряблыми телами, калодиусов, которые представляют собой бродячие желудки. Поднявшись из своих глубоководных пещер, медузы перифилла парили в плотном, как вода, воздухе. И другие кошмарные образины поднимались из глубины темных тысячелетий с блестящей чешуей ящерообразных, омерзительными плоскими головами, пилообразными зубами: горгозавры, диноцефалы, диноцераты. Это стадо чудовищ было воплощением плотоядного голода, первобытной ярости, зла в его натуральном виде. А как часто встречала я его в своей короткой жизни. На «Летающей Земле». У трупа Хелла. В руинах Гефестиона. А сегодня я видела, как оно вытекает из застывших гипнотических глаз спрута…
И напрасно дезинтеграторы жгли своими мощными лучами всю эту массу. Я не могла отделаться от мысли, что бой только начинается…
Именно в эти минуты до меня вдруг дошло: уже в течение часов глухие медные раскаты сотрясали горы…
А в это время под щитом, который звал к оружию, Анг'Ри сменил Талестру: та должна была спуститься на равнину. Ему велели стучать изо всех сил.
Он бил в щит и сочинял поэму.
Анг'Ри был довольно-таки простым юношей, в какой-то мере вождем племени, в какой-то мере бойскаутом и вообще парнем, достойным восхищения. В различные эпохи земляне его типа сочиняли абстрактные стихи, разжигали пожар революций или создавали фантастические звездные корабли. До сих пор в его слишком насыщенной жизни не было времени для развлечений, поэтому он и воспользовался возможностью, в то время, как его товарищи боролись с великим кошмаром. Попадая в такт своим ударам, он возглашал свое творение, похожее на пророчество:
Я, Анг'Ри, не помнящий отца,
Пришедший из ниоткуда,
Я услышал голос космоса.
Это могучий голос — он звучит
На вершинах гор, на равнине и в пространстве —
И все окружающие предметы становятся для меня прозрачными,
Как будто это утренние звезды.
И я увидел:
Планета, на которой я стою,
Всего лишь выброшенный бильярдный шарик,
Который вертится под влиянием гравитации.
И я увидел:
Созвездие под названием Бездна Лебедя —
Всего лишь куча шаров, затягиваемых
Притяжением пустоты…
Это пиявка, которая сосет бесконечность,
Это дверь, открытая в смежные миры.
Все они нам чужие, и все они наступают на нас
И завоевывают космос.
Столько миров, сколько точек может уместиться
На острие самой тонкой иголки.
Неисчислимое количество:
Здесь все миры, которые только можно себе представить,
От трансгалактических радиотуманностей
До черных миров антиматерии,
Считая планеты, где условия пригодны для жизни,
Где воздух такой мягкий,
Где под единственной луной
Созревают земные плоды…
Но увы! Зло пришло к нам,
Оно распахнуло бездну,
В которую мы падаем —
Мы падаем…
ПАДАЕМ…
Ах! Пусть придет тот,
Кто может вывернуть вселенную,
Как перчатку!
Чтобы зло обрушилось
На другую сторону!
И молот падал и падал на медный щит в ритме пламенных строф.
Казалось, что вся гора взывает о помощи…
Виллис думает :
Щит трепещет, как огромное сердце, взятое в плен мраком, — взывая, умоляя, и концентрические волны расходятся по всей планете.
И все больше чудовищ сжигается у скал, как будто горят внутренности Антигоны, запущенные в огненную реку, — все черные и мерзкие твари, которые осаждают единственную обитель гуманоидов в этом затерянном углу вселенной. Горстка гуманоидов, которой командует Лес, защищает ее. Тот самый Лес, который всегда был яростным ангелом, бойцом бесконечности. А против него — поднимаясь из открытых бездн — это медленное и глубокое всасывание, этот космический голод, который притягивает к себе целую планету, еще удерживаемую силами гравитации на границе антимира…
В разгар боя решили собрать небольшой совет, чтобы определить, должны ли мы покинуть первую линию кратеров со стороны равнины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59