— Во-вторых, — продолжал он, — это мог сделать человек, который увидел автобус раньше и узнал, что он направляется в Черный Камень. Если это случилось неподалеку, например в Соколице, камеры имели полное право спустить только здесь, на стоянке. Так или не так?
— А кто бы мог это сделать в Соколице? — спросил Брошек.
Влодек высокомерно усмехнулся.
— Скажем, Толстый.
Пацулка что-то злобно промычал, а Ика с Брошеком только переглянулись.
— А в-третьих… — начал Влодек.
Но в этот момент Ика увидела на шоссе нечто, приковавшее ее внимание.
— Эй! — с тревогой сказала она. — Что это с ними?
Уже совсем смерклось, но зоркие глаза ребят смогли даже с веранды разглядеть весьма странную картину. По шоссе шли пан Ендрусь и пан Адольф. Хотя сказать «шли» можно было только с очень большой натяжкой: толстенький коротышка буквально волок на себе пана Адольфа.
— Ну и ну! — брезгливо поморщился Брошек. — Похоже, «Долецек» перебрал пивка.
— Ненавижу алкашей! Мерзость какая! — добавил Влодек, и они с Брошеком понимающе переглянулись
Один Пацулка усмотрел в этом зрелище что-то совсем другое.
— Эй! — с сомнением произнес он.
— Погодите! — прошептала Ика. — Не похоже, что он пьян.
— Наверно, заболел! — воскликнула Катажина.
— Угу! — угрюмо подтвердил Пацулка.
— Ах вот оно что! — ледяным тоном проговорил Влодек. — А не сбегать ли вам на шоссе, милые дамы, и не разузнать ли, что происходит? Может, и в самом деле с неотразимым «Долецеком» стряслась беда?
Не станем скрывать: милых дам не пришлось уговаривать. Правда, они с напускным безразличием заявили, что их долг — знать все, что происходит в Черном Камне, и они просто чувствуют себя обязанными изучить ситуацию на месте.
— Ну конечно, вы совершенно правы, — проворчали Брошек с Влодеком. И притворились, будто не замечают, с какой скоростью девочки понеслись навстречу странной паре.
— Хо-хо-хо! — заявил Пацулка таким тоном, словно хотел неведомо кого неведомо за что похвалить.
— Послушай, — помолчав, спросил у Брошека Влодек, — им что, перца на хвост насыпали?
— Э, нет, — подумав, сказал Брошек. — Похоже, они правы.
Между тем девочки, обменявшсь несколькими словами с паном Ендрусем, столь же стремительно побежали обратно. А пан Адольф, видимо, окончательно обессилев, опустился на один из километровых столбиков и скорчился, всем своим видом давая понять, что его просто скрутило от боли.
Дело оборачивалось серьезно; пришлось нарушить покой отца. Правда, отец уже много лет специализировался в области фармакологии, но как-никак у него был диплом врача. Девочки буквально на него насели, и его робкие протесты ни к чему не привели.
— Человеку плохо! — кричала Ика. — Долг врача…
Отец отложил авторучку, придавил рукопись пресс-папье и отправился к пану Адольфу. Ика несла аптечку, Альберт — грелку, Влодек и Брошек — раскладушку, которая должна была заменить носилки. На этой раскладушке пана Адольфа притащили в дом под красной черепичной крышей, и отец тщательно его осмотрел. Пани Краличек сохраняла присутствие духа, чего нельзя было сказать про панну Эвиту, которая разрыдалась, и даже голос у нее перестал быть таким скрипучим.
К счастью, отец исключил самое опасное: воспаление желчного пузыря, приступ почечнокаменной болезни, а также аппендицит. Диагноз он поставил такой: острое, но не опасное отравление.
Пан Адольф решительно отказался от уколов, поэтому его только напоили каплями Иноземцева и обложили теплыми грелками. Он извинился за доставленное беспокойство, растроганно (хотя все еще страдальческим голосом) поблагодарил своих спасителей за братскую помощь, а затем потребовал, чтобы его оставили одного: он примет снотворное и постарается побыстрее заснуть, чтобы забыть эту пренеприятнейшую историю. И заперся на ключ.
Команда «скорой помощи» отправилась домой. Водитель автобуса трудился всего лишь над второй шиной, а на долину Черного Камня уже спустились сумерки. Хуже того: вечер был очень прохладный. Правда, похолодание могло предвещать улучшение погоды, однако продрогших туристов завтрашний день не интересовал, и они с обреченным видом приплясывали возле автобуса в тщетной надежде хоть немного согреться. Пожалев их, Икина мама открыла на веранде нечто вроде бесплатного буфета с раздачей горячего чая и бутербродов. Дом был слишком мал, чтобы вместить сорок с лишним человек, и туристы толклись на пятачке между часовней, палаткой магистра и сараем; часть из них уныло молчала, а часть громко сетовала на судьбу. Ночь становилась все холодней и тревожнее. Мама призвала на помощь девочек и Влодека. Они робко попытались протестовать, но мама решительно их осадила, пообещав, правда, освободить от очередного дежурства по кухне.
На свободе, таким образом, остались только Брошек и Пацулка. Опасаясь, что мама и для них найдет какое-нибудь занятие, они поспешили убраться с ее глаз долой и приняли самое разумное в данной ситуации решение, а именно отправились навестить магистра Потомка.
Магистр отдыхал. В конце концов, он в тот день прочитал пять весьма обстоятельных лекций, а потом целый час беседовал с Икиной мамой. И, естественно, почувствовал страшную усталость, а вместе с усталостью пришла тревога. Магистру очень не нравились постоянная суета, движение, перешептывания, шорохи и шаги возле палатки.
Неудивительно поэтому, что он встретил двоих молодых людей со вздохом облегчения.
— Неспокойно мне, дорогие друзья, — сказал он. — Боюсь, сегодня ночью глаз не удастся сомкнуть.
— Верно, — сказал Брошек, — вы совершенно правильно оцениваете обстановку.
— А вы как считаете? — спросил магистр у Пацулки.
— Ба! — заявил Пацулка таким тоном, что магистра бросило в дрожь, он плотнее закутался в плащ, несколько раз нервно зевнул, а его темные глаза ярко блеснули в слабом свете фонарика.
— Пан магистр, — сказал Брошек. — По нашему мнению, сегодняшний тревожный вечер может быть использован преступником. История с автобусом выглядит весьма подозрительно. Пожалуй, вам следует занять пост в спальном мешке за часовней, мы же будем дежурить в вашей палатке, притом не по одному, а по двое. И время от времени кто-нибудь будет приносить вам термос с горячим кофе.
Магистр просиял.
— Вы замечательные ребята!
— Ну, — буркнул Пацулка.
— Я как раз сегодня говорил об этом с… — начал он и осекся.
Брошек холодно усмехнулся.
— Мы так и знали, что Икина мама все из вас вытянет, — сказал он. — Но сейчас это уже не имеет значения. Вы принимаете наш план?
Смущенный магистр, разумеется, план безоговорочно одобрил, рассыпался в благодарностях и выразил свое уважение, признательность и восхищение. Слушать его было приятно, но время не стояло на месте. Уже совсем стемнело. Условились, что первый раз Брошек принесет кофе около одиннадцати, и магистр отправился на свой пост за часовней.
Конечно, в тот вечер об ужине не могло быть и речи. Домочадцы вынуждены были ограничиться чаем с бутербродами, оставшимися после кормежки туристов. Мама очень устала и, напомнив Ике и Брошеку об их обещании, уже в девять часов легла спать. Разведка донесла, что она мгновенно уснула своим знаменитым беспробудным сном. Тогда было решено, что первыми на дежурство в палатке магистра заступят Ика и Альберт.
Брошек и Пацулка должны были сменить их в одиннадцать. А Влодеку (так определила жеребьевка) надлежало наблюдать за автобусом до самого его отъезда. Правда, вероятность того, что кто-нибудь из туристов пожелает прихватить с собой картину из часовни, была ничтожно мала, но горький опыт с пропавшей скульптурой доказывал, что нельзя доверять даже собственной тени. И Влодек, покрутившись возле автобуса, стал помогать водителю.
Брошек и Пацулка, оставшись одни, молча сидели на веранде.
Около десяти поднялся порывистый ветер и разогнал тучи. Пацулка вдруг радостно заерзал на скамейке.
— Звезда! — тихо сказал он.
Брошек поднял глаза. Действительно, ветер своего добился: в черном небесном океане одна за другой засверкали крохотные яркие точки. Улыбнувшись им, Брошек внось погрузился в размышления. Он последовательно, день за днем, факт за фактом, рассматривал все события минувшей долгой дождливой недели.
И вдруг в голову ему пришла мысль совершенно невероятная, однако, при всей своей фантастичности, не лишенная смысла. Чем дольше Брошк сопоставлял ее с целым рядом очевидных фактов, тем более разумной она ему казалась.
Наконец он не выдержал.
— Мой мудрый Пацулка, — прошептал он, — что ты скажешь насчет…
И задал Пацулке несколько вопросов, на каждый из которых тот ответил утвердительным кивком. Потом они обменялись крепким рукопожатием. Это была своего рода клятва — торжественное обещание, что теперь преступнику недолго осталось ждать торжества правосудия. В заключение Брошек поинтересовался мнением Пацулки насчет кое-каких подозрений, возникших у них с Икой относительно особы Толстого.
В ответ Пацулка только негромко хихикнул.
— Вот черт! — тихо воскликнул Брошек.
— Ну, — буркнул Пацулка.
В этот момент в долине раздались радостные возгласы, аплодисменты, а кто-то даже запел. Потому что автобус встал на все четыре колеса. В нем зажегся свет, загудел, поторапливая туристов, клаксон, и зазвучал бодрый металлический голос экскурсовода. Кутерьма продолжалась еще добрых пятнадцать минут, потому что несколько пар затерялись в ночной мгле и теперь бежали к автобусу с разных сторон: от моста, от реки и даже из леса.
Наконец — в двадцать два часа сорок две минуты — долина огласилась ревом заработавшего мотора. Снопы света от фар пробили темноту, и автобус тронулся в путь.
На веранде появился Влодек.
— Все в порядке, — сообщил он. — Уж я глядел во все глаза — как наши девочки на «пана Долецека». Ручаюсь: никто из туристов не мог протащить в автобус предмет размером метр тридцать на восемьдесят.
— Отлично! — тихо воскликнул Брошек.
— А что у вас? — спросил Влодек.
— У нас все спо… — начал Брошек, но не договорил: Пацулка схватил его за руку — а хватка у него была железная.
Брошек замолчал, и все трое обратились в слух.
Рев автобуса уже стих. В долине Черного Камня остались только безмолвные, скрытые ночной темнотой дома, река и лес. Лишь ветер негромко шумел в листве. Но к этой монотонной спокойной мелодии примешивался странный звук. Казалось, плакал ребенок. Или стонал человека. Или повизгивал угодивший в западню зверек.
— Что это?! — одновременно спросили девочки в палатке.
— Что это? — шепнул Влодек Брошеку.
Ребята прислушивались еще несколько секунд, пока Влодек первый не понял, что они на самом деле слышат.
— Это же дверь! — крикнул он. — Дверь часовни! Кто ее открыл? Ветер?!
Пацулка, не говоря ни слова, скатился с веранды. За ним бросились Брошек и Влодек. Услыхав топот, девочки выскочили из палатки, и через минуту вся пятерка уже стояла перед часовней.
Увы! Не ветер распахнул дверь. Ветер только ее дергал, заставляя жалобно поскрипывать железные петли.
Хватило одной вспышки фонарика, чтобы понять, кто побывал в часовне: картины на стене не было!
— Что с магистром? — испуганно крикнула Ика.
Магистр лежал в спальном мешке со связанными руками; голова у него была обмотана какой-то грязной тряпкой. Он извивался, как угорь на прибрежном песке. Едва его освободили, он заревел: «Я их догоню!» — и, не слушая уговоров, вскочил на мопед и помчался вслед за автобусом. Похоже было, он лишился рассудка: выкрикивал бессмысленные, бессвязные слова и, кажется, плакал от ярости.
А ребята, естественно, на некоторое время задержались возле часовни.
— Не уберегли. Конец, — сказал Влодек.
Тогда Пацулка заговорил — во второй раз за этот день.
— Нет, — сказал он. — Все еще впереди. Пошли домой. Надо поговорить.
Разговор продолжался целый час. Следует особо подчеркнуть, что когда Брошек рассказал, о чем они с Пацулкой беседовали на веранде, то, вопреки ожиданию, не услышал протестующих возгласов и не увидел на лицах друзей недоумения, изумления или возмущения. Правда, восхищения он тоже не увидел. Просто все без лишних эмоций с ним согласились.
— Мы с Икой как раз говорили об этом в палатке, — сказала Альберт.
А Влодек добавил:
— И я почти целый вечер об этом думал. Только не был уверен…
Потом приступили к составлению плана действий на следующий день — день решающей схватки с некой персоной, которой решено было отомстить за ложь, мошенничество, преступления и подлость.
Задания всем досталсь нелегкие. Даже Ика в ту ночь долго не могла заснуть. Один Пацулка, надевая пижаму, вздохнул с искренним облегчением.
— Хорошо, что не пришлось ждать до рассвета, — сонно пробормотал он. — Украли… значит, можно поспать.
— Ты что, спятил? — возмутился Брошек.
Но Пацулкино замечание вовсе не было лишено смысла.
В ВОСКРЕСЕНЬЕ — СОЛНЦЕ!
В доме на холме в то утро никого не потребовалось будить, хотя только мама накануне легла рано;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34