У всех заболевших этой болезнью мы находим непременно вибрионы. Есть они, как видите, и в крови этой бедняжки, не только риккетсии, которые могли попасть в организм случайно. Так что надо быть готовыми к самому худшему.
Мне нечего было ему возразить. Ведь мы в самом деле пока не нашли подлинного возбудителя болезни Робертсона. Вирусы? Но их два, и ни один еще полностью не «уличен». Так что в самом деле, видно, преждевременно полностью «реабилитировать» вибрион, может, все-таки он возбуждает болезнь?
– Что же вы мне посоветуете, Шукри-ата? – спросил я. – Везти ее в Ташкент, домой, или попытаться лечить здесь?
Он ответил мне встречным вопросом:
– А там, в Ташкенте, у вас найдется лекарство от болезни Робертсона?
– Нет.
– А от тифа, если это тиф, у нас кое-что есть и тут…
– Ясно, – согласился я. – Значит, будем ее лечить от тифа. И ждать.
Ждать было трудно. Марии становилось все хуже. Температура на третий день поднялась до 39,6. Кожа на шее, на месте укуса клещей, сильно воспалилась. Все нестерпимее становились головные боли. Порой Маша даже теряла сознание, не узнавала нас.
Неужели это все-таки болезнь Робертсона и переносят ее в самом деле риккетсии? И неужели нам суждено убедиться в своей ошибке такой страшной, непоправимой бедой?
Все мы по очереди непрерывно дежурили у постели больной. Почти каждый день в больницу заходил доктор Али, и хотя, конечно, он ничем не мог помочь, такое внимание нам было приятно.
В тревоге и неизвестности прошло еще два дня, пока, наконец, доктор Шукри после очередного осмотра больной не сказал, торжественно воздев кверху руки:
– Благодарение аллаху! Это все-таки сыпной тиф. Я больше не сомневаюсь.
У меня, признаться, сомнения еще оставались. Но кризис, кажется, и в самом деле миновал: температура начала постепенно спадать, исчезла сыпь, дело явно пошло на поправку.
А еще через три дня Мария уже настолько пришла в себя, что решительно потребовала, чтобы мы немедленно отвезли ее домой – в лагерь.
Переспорить ее, конечно, не удалось, и мы поко–рились, торжественно взяв с нее честное слово, что до полного выздоровления она не будет допущена к исследованиям.
Мне никак не давало покоя, откуда же взялись эти проклятые клещи, заразившие Марию? Их нападение тем более было непонятным, что обитают клещи дермаценторы обычно на открытых местах, в ковыльной степи. Никогда раньше в окрестностях лагеря они нам не попадались, да и вообще в долине встречались очень редко.
Но факт оставался фактом. Болезнь Марии была весьма грозным предостережением. И мы решили принять особые меры предосторожности: заново тщательно обработали защитными веществами всю территорию лагеря и ближайшие окрестности, даже за валежником для костра или за водой к реке было строжайше запрещено выходить без защитных костюмов.
И лагерь теперь мы никогда не оставляли без охраны. Принять такие меры меня заставило одно загадочное и тревожное происшествие.
Мы стали продолжать охоту за грызунами и ловлю клещей и москитов. В лагере оставалась Мария, и я каждый раз перед уходом сам, несмотря на ее возмущение, запирал лабораторию, чтобы не дать ей, пока окончательно не поправится, заниматься никакими опытами.
И вот однажды, бродя в зарослях на берегу реки в поисках клещей и звериных нор, где могли бы гнез–диться москиты, я сильно устал и решил сделать небольшой привал. Выбрав на самом берегу местечко поукромнее, я прилег в тени и, кажется, немного задремал, убаюканный неумолчным говором реки.
Проснулся я от сердитого вскрика:
– Но что я могу сделать, аллах свидетель!
Я сразу узнал скрипучий и хрипловатый голос Хозяина. Он донесся из кустов с другого берега реки, совсем узкой в этом месте.
Что это он, уже совсем спятил и разговаривает сам с собой?
Но старик там был не один. Я вдруг услышал второй голос:
– Значит, ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда, как твоих шелудивых псов?
Кто осмелился спорить с Хозяином? Кто еще, кроме него, решился прийти сюда, в зачумленную долину?
Второй голос мне показался тоже как будто знакомым. Где я мог слышать его раньше?
– Помоги мне во имя аллаха! – громко выкрикнул старик.
– Тише! – оборвал его второй голос и стал что-то объяснять, но так неразборчиво, что до меня долетали лишь отдельные слова: «У тебя есть… они ходят по одному… зачем… собаки…» Потом голос перешел почти на шепот, и я уже ничего не мог разобрать.
Тогда я встал, взял ружье наизготовку и вошел в воду. До противоположного берега было метров пять, не больше. Но я шел очень медленно, осторожно нащупывая ногами камни понадежнее, чтобы не поскользнуться и не упасть.
Мне удалось перебраться через реку, не подняв шума. Но едва я ухватился за ветку, чтобы выбраться на берег, как из кустов на меня с рычанием кинулись два пса! Конечно же, старик выставил надежную охрану.
Отбиваясь от них, я начал отступать вдоль берега, стараясь все время держаться под прикрытием кустов. Кто знает, не попробует ли таинственный собеседник старика подстрелить меня как нежелательного свидетеля их беседы? Ведь они явно замышляли что-то недоброе и, очевидно, против нас. А подстрелить меня посреди реки было проще простого.
Но, на мое счастье, в кустах все затихло. И псы вскоре оставили меня в покое, скрылись в зарослях, видимо отозванные каким-то сигналом Хозяина.
Отойдя подальше, я поспешно перебрался на свой берег, пригибаясь, будто в самом деле где-то на фронте, под пулями, и поспешил в лагерь.
Событие было достаточно тревожным и неприятным. Видимо, мы мешали не только одному Хозяину. Были и другие, весьма заинтересованные в том, чтобы помешать нам спокойно работать. Кто? Почему?
Я решил при первом же посещении поселка поставить об этом в известность доктора Шукри и местные власти, а нам всем в дальнейшем быть настороже. Во всяком случае, осторожность не помешает.
В такой напряженной обстановке мы продолжали исследования. Первым делом я, конечно, занялся нашими собственными анализами, которые мы сделали перед тем, как слегла Мария. Все пробы оказались чистыми. У меня и у Маши, правда, как и раньше, нашлись в крови вибрионы, в безвредности которых мы теперь не сомневались. Но ни у кого из нас не бы–ло никаких вирусов.
Это было, разумеется, приятно, но на душе у меня легче не стало. Ведь загадочный «вирус Б» откуда-то появился. Он до сих пор преспокойно жил и размножался, разрушая культуру клеток в одном из наших термостатов.
А через несколько дней мы, наконец, обнаружили его и в крови одного из клещей, пойманного Николаем Павловичем на самом дальнем пастбище, в предгорьях. Мы немедленно отправились туда, тщательно осмотрели это место и поймали еще шесть клещей, подозрительных на «вирус Б».
Но загадка его появления в наших лабораторных материалах от этого не прояснялась. Ведь никогда прежде никто из нас еще не бывал на этом отдаленном пастбище, а в материалах, добытых из других мест, «вирус Б» нам ни разу не попадался. Как же он попал к нам в анализы? И какое отношение он может иметь к болезни Робертсона, если встречается так редко и в самых глухих местах, отдаленных от людских поселений?
Зато с «вирусом А» все почти повторялось, как и с вибрионами. Мы находили следы его пребывания в крови сурков, песчанок и других грызунов. Эти вирусы переносились москитами, пойманными в самых различных уголках долины.
Их нашли даже в крови муравьев! Мария в самом деле не удержалась и взяла под контроль даже этих безобидных лесных тружеников, как ей шутя посоветовал Женя.
Все как и с вибрионами. Опять подозревать всех? Только «для разнообразия» теперь «чистыми» оказа–лись клещи: ни в одном из добрых трех тысяч про–веренных нами клещей не оказалось «вируса А».
Следы обрываются
Так прошла неделя в однообразной и довольно монотонной работе. Мы ловили полевок, стреляли птиц, собирали в пробирки москитов. Мария уже совсем поправилась, возилась в лаборатории, закладывая в термостаты все новые и новые партии яиц, зараженных вирусами. А потом ждали результатов… Трудное это было ожидание.
Вечерами, чтобы скоротать ожидание, болтали у костра по возможности на отвлеченные темы. Пели, читали стихи.
Женя каждый вечер возился со своими муравьями, подкармливал их сахарным сиропом, сортировал по банкам, пытался даже устроить в лагере настоящие муравейники, притаскивая из леса сухие веточки и охапки душистой хвои.
А потом мы опять собирались вокруг костра и возвращались все к тому же проклятому вопросу: что же делать дальше?
Основное внимание мы решили уделить пока «вирусу А», раз он встречался повсюду. В термостатах уже накопилось несколько десятков пробирок и плоскодонных флаконов – «матрацев» – с культурой этого вируса, добытого из москитов и различных животных. Но опять, как и с вибрионами, ни одной подопытной мыши или морской свинки нам этим вирусом пока заразить не удавалось.
Может быть, и он так же ни в чем не повинен, как и вибрион? Или «вирус А» поражает лишь человека?
Теперь мы стали умнее и, не откладывая, решили повторить опыт, который уже один раз помог нам. Отправились в поселок и уговорили четверых беженцев из нашей долины дать для анализа кровь.
Три дня ожидания, пока под защитой тонкой яичной скорлупы должны размножаться вирусы-невидимки. Есть они или…
И вот мы приникаем с Марией к микроскопам.
Один срез – чисто.
Второй срез – чисто. Никаких следов разрушительной работы вирусов.
Третий анализ…
Есть! В микроскопе отчетливо заметны среди сплошного пласта нормальных клеток целые гнезда разрушенных невидимкой вирусом. Это именно «ви–рус А», знакомые следы. Но…
Но ведь пожилой таджик, носивший в своем жилистом теле эти вирусы, жив и здоров!
Значит, и «вирус А» ни в чем не повинен, как и вибрион? И у него алиби?
Четвертый срез – чисто, никаких следов ни «вируса А», ни «вируса Б».
– Заколдованный круг какой-то! – возмущенно сказала Мария, сердито отодвигая от себя микроскоп. – Или этот вирус отличается от тех, что я выделила первыми из мозга погибшего охотника?
Она подумала и уныло добавила, вопросительно глядя на меня:
– Без электронного микроскопа нам в этих вирусах не разобраться. Надо ехать в институт. И оборудование пополним. Так работать нельзя – ни посуды, ни пробирок. Два микроскопа осталось, разве это работа? И термостатов еще хоть парочку непременно надо.
Неужели мы опять шли по ложному следу? Но кто же тогда вызывает болезнь? «Вирус Б»? Не похоже. Он не попался нам ни у кого из беженцев. Но проверить надо. Как?
Да, опознать вирусы можно лишь под электронным микроскопом, дающим увеличение в десятки тысяч раз большее, чем наши обычные. А без этого нельзя двигаться дальше.
Кроме того, в институте удастся проверить оба загадочных вируса на обезьянах. Может, они восприимчивы к болезни – или только лишь люди?
И оборудование в самом деле необходимо пополнить, Мария права. Ночная буря нанесла нам серьез–ный урон.
Через день мы с Машей, захватив образцы всех вирусных культур, отправились в дальний путь через горные перевалы верхом на лошадях, потом на автомашине, любезно предоставленной нам местными властями, по новому шоссе до границы и дальше – в Ташкент.
Перед отъездом я рассказал доктору Шукри о таинственном, случайно подслушанном мной разговоре. Он был так поражен, что, кажется, даже не сразу мне поверил.
– Кто это мог быть, о аллах? – негодующе восклицал доктор. – Я допускаю, что этот темный старик… Но чтобы кто-то еще замышлял против вас недоброе… Позор! Я сегодня же, сейчас же пойду сам к хакиму . Он примет меры.
Приятно было снова вернуться к цивилизации: ехать с аэродрома в такси, пройтись по тенистому бульвару среди цветников; приятно было войти в такой знакомый вестибюль института, вдохнуть еще с порога лаборатории привычный запах формалина, обняться с друзьями…
…Электронный микроскоп впервые дал нам возможность увидеть убийцу воочию – или следует его пока называть «подозреваемым», если вспомнить ошибку с вибрионами?
Прежде всего был опознан загадочный «вирус Б», хотя и не сразу. Нам пришлось провести несколько часов, до боли в глазах рассматривая фотографии различных вирусов в картотеке и сравнивая с ними «портрет» нашего «вируса Б».
Оказалось, он вовсе не был новым, мы не открыли его. К общему удивлению, в нем удалось опознать возбудителя уже известной болезни – так называемого лошадиного энцефаломиелита.
Этой болезнью от лошадей могут заражаться и люди. Но все равно оставалось непонятным, как же попал этот вирус в некоторые из наших анализов. Через наших лошадей? Но ни одна из них пока не заболела. Придется проверить их, когда вернемся в лагерь.
Зато «вирус А» оказался действительно новым, еще неизвестным науке. Снова и снова рассматрива–ли мы пробы, взятые из мозга покойного охотника: вот они – серые шарики на сером фоне. Размеры их ничтожно малы – всего одиннадцать тысячных ми–крона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Мне нечего было ему возразить. Ведь мы в самом деле пока не нашли подлинного возбудителя болезни Робертсона. Вирусы? Но их два, и ни один еще полностью не «уличен». Так что в самом деле, видно, преждевременно полностью «реабилитировать» вибрион, может, все-таки он возбуждает болезнь?
– Что же вы мне посоветуете, Шукри-ата? – спросил я. – Везти ее в Ташкент, домой, или попытаться лечить здесь?
Он ответил мне встречным вопросом:
– А там, в Ташкенте, у вас найдется лекарство от болезни Робертсона?
– Нет.
– А от тифа, если это тиф, у нас кое-что есть и тут…
– Ясно, – согласился я. – Значит, будем ее лечить от тифа. И ждать.
Ждать было трудно. Марии становилось все хуже. Температура на третий день поднялась до 39,6. Кожа на шее, на месте укуса клещей, сильно воспалилась. Все нестерпимее становились головные боли. Порой Маша даже теряла сознание, не узнавала нас.
Неужели это все-таки болезнь Робертсона и переносят ее в самом деле риккетсии? И неужели нам суждено убедиться в своей ошибке такой страшной, непоправимой бедой?
Все мы по очереди непрерывно дежурили у постели больной. Почти каждый день в больницу заходил доктор Али, и хотя, конечно, он ничем не мог помочь, такое внимание нам было приятно.
В тревоге и неизвестности прошло еще два дня, пока, наконец, доктор Шукри после очередного осмотра больной не сказал, торжественно воздев кверху руки:
– Благодарение аллаху! Это все-таки сыпной тиф. Я больше не сомневаюсь.
У меня, признаться, сомнения еще оставались. Но кризис, кажется, и в самом деле миновал: температура начала постепенно спадать, исчезла сыпь, дело явно пошло на поправку.
А еще через три дня Мария уже настолько пришла в себя, что решительно потребовала, чтобы мы немедленно отвезли ее домой – в лагерь.
Переспорить ее, конечно, не удалось, и мы поко–рились, торжественно взяв с нее честное слово, что до полного выздоровления она не будет допущена к исследованиям.
Мне никак не давало покоя, откуда же взялись эти проклятые клещи, заразившие Марию? Их нападение тем более было непонятным, что обитают клещи дермаценторы обычно на открытых местах, в ковыльной степи. Никогда раньше в окрестностях лагеря они нам не попадались, да и вообще в долине встречались очень редко.
Но факт оставался фактом. Болезнь Марии была весьма грозным предостережением. И мы решили принять особые меры предосторожности: заново тщательно обработали защитными веществами всю территорию лагеря и ближайшие окрестности, даже за валежником для костра или за водой к реке было строжайше запрещено выходить без защитных костюмов.
И лагерь теперь мы никогда не оставляли без охраны. Принять такие меры меня заставило одно загадочное и тревожное происшествие.
Мы стали продолжать охоту за грызунами и ловлю клещей и москитов. В лагере оставалась Мария, и я каждый раз перед уходом сам, несмотря на ее возмущение, запирал лабораторию, чтобы не дать ей, пока окончательно не поправится, заниматься никакими опытами.
И вот однажды, бродя в зарослях на берегу реки в поисках клещей и звериных нор, где могли бы гнез–диться москиты, я сильно устал и решил сделать небольшой привал. Выбрав на самом берегу местечко поукромнее, я прилег в тени и, кажется, немного задремал, убаюканный неумолчным говором реки.
Проснулся я от сердитого вскрика:
– Но что я могу сделать, аллах свидетель!
Я сразу узнал скрипучий и хрипловатый голос Хозяина. Он донесся из кустов с другого берега реки, совсем узкой в этом месте.
Что это он, уже совсем спятил и разговаривает сам с собой?
Но старик там был не один. Я вдруг услышал второй голос:
– Значит, ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда, как твоих шелудивых псов?
Кто осмелился спорить с Хозяином? Кто еще, кроме него, решился прийти сюда, в зачумленную долину?
Второй голос мне показался тоже как будто знакомым. Где я мог слышать его раньше?
– Помоги мне во имя аллаха! – громко выкрикнул старик.
– Тише! – оборвал его второй голос и стал что-то объяснять, но так неразборчиво, что до меня долетали лишь отдельные слова: «У тебя есть… они ходят по одному… зачем… собаки…» Потом голос перешел почти на шепот, и я уже ничего не мог разобрать.
Тогда я встал, взял ружье наизготовку и вошел в воду. До противоположного берега было метров пять, не больше. Но я шел очень медленно, осторожно нащупывая ногами камни понадежнее, чтобы не поскользнуться и не упасть.
Мне удалось перебраться через реку, не подняв шума. Но едва я ухватился за ветку, чтобы выбраться на берег, как из кустов на меня с рычанием кинулись два пса! Конечно же, старик выставил надежную охрану.
Отбиваясь от них, я начал отступать вдоль берега, стараясь все время держаться под прикрытием кустов. Кто знает, не попробует ли таинственный собеседник старика подстрелить меня как нежелательного свидетеля их беседы? Ведь они явно замышляли что-то недоброе и, очевидно, против нас. А подстрелить меня посреди реки было проще простого.
Но, на мое счастье, в кустах все затихло. И псы вскоре оставили меня в покое, скрылись в зарослях, видимо отозванные каким-то сигналом Хозяина.
Отойдя подальше, я поспешно перебрался на свой берег, пригибаясь, будто в самом деле где-то на фронте, под пулями, и поспешил в лагерь.
Событие было достаточно тревожным и неприятным. Видимо, мы мешали не только одному Хозяину. Были и другие, весьма заинтересованные в том, чтобы помешать нам спокойно работать. Кто? Почему?
Я решил при первом же посещении поселка поставить об этом в известность доктора Шукри и местные власти, а нам всем в дальнейшем быть настороже. Во всяком случае, осторожность не помешает.
В такой напряженной обстановке мы продолжали исследования. Первым делом я, конечно, занялся нашими собственными анализами, которые мы сделали перед тем, как слегла Мария. Все пробы оказались чистыми. У меня и у Маши, правда, как и раньше, нашлись в крови вибрионы, в безвредности которых мы теперь не сомневались. Но ни у кого из нас не бы–ло никаких вирусов.
Это было, разумеется, приятно, но на душе у меня легче не стало. Ведь загадочный «вирус Б» откуда-то появился. Он до сих пор преспокойно жил и размножался, разрушая культуру клеток в одном из наших термостатов.
А через несколько дней мы, наконец, обнаружили его и в крови одного из клещей, пойманного Николаем Павловичем на самом дальнем пастбище, в предгорьях. Мы немедленно отправились туда, тщательно осмотрели это место и поймали еще шесть клещей, подозрительных на «вирус Б».
Но загадка его появления в наших лабораторных материалах от этого не прояснялась. Ведь никогда прежде никто из нас еще не бывал на этом отдаленном пастбище, а в материалах, добытых из других мест, «вирус Б» нам ни разу не попадался. Как же он попал к нам в анализы? И какое отношение он может иметь к болезни Робертсона, если встречается так редко и в самых глухих местах, отдаленных от людских поселений?
Зато с «вирусом А» все почти повторялось, как и с вибрионами. Мы находили следы его пребывания в крови сурков, песчанок и других грызунов. Эти вирусы переносились москитами, пойманными в самых различных уголках долины.
Их нашли даже в крови муравьев! Мария в самом деле не удержалась и взяла под контроль даже этих безобидных лесных тружеников, как ей шутя посоветовал Женя.
Все как и с вибрионами. Опять подозревать всех? Только «для разнообразия» теперь «чистыми» оказа–лись клещи: ни в одном из добрых трех тысяч про–веренных нами клещей не оказалось «вируса А».
Следы обрываются
Так прошла неделя в однообразной и довольно монотонной работе. Мы ловили полевок, стреляли птиц, собирали в пробирки москитов. Мария уже совсем поправилась, возилась в лаборатории, закладывая в термостаты все новые и новые партии яиц, зараженных вирусами. А потом ждали результатов… Трудное это было ожидание.
Вечерами, чтобы скоротать ожидание, болтали у костра по возможности на отвлеченные темы. Пели, читали стихи.
Женя каждый вечер возился со своими муравьями, подкармливал их сахарным сиропом, сортировал по банкам, пытался даже устроить в лагере настоящие муравейники, притаскивая из леса сухие веточки и охапки душистой хвои.
А потом мы опять собирались вокруг костра и возвращались все к тому же проклятому вопросу: что же делать дальше?
Основное внимание мы решили уделить пока «вирусу А», раз он встречался повсюду. В термостатах уже накопилось несколько десятков пробирок и плоскодонных флаконов – «матрацев» – с культурой этого вируса, добытого из москитов и различных животных. Но опять, как и с вибрионами, ни одной подопытной мыши или морской свинки нам этим вирусом пока заразить не удавалось.
Может быть, и он так же ни в чем не повинен, как и вибрион? Или «вирус А» поражает лишь человека?
Теперь мы стали умнее и, не откладывая, решили повторить опыт, который уже один раз помог нам. Отправились в поселок и уговорили четверых беженцев из нашей долины дать для анализа кровь.
Три дня ожидания, пока под защитой тонкой яичной скорлупы должны размножаться вирусы-невидимки. Есть они или…
И вот мы приникаем с Марией к микроскопам.
Один срез – чисто.
Второй срез – чисто. Никаких следов разрушительной работы вирусов.
Третий анализ…
Есть! В микроскопе отчетливо заметны среди сплошного пласта нормальных клеток целые гнезда разрушенных невидимкой вирусом. Это именно «ви–рус А», знакомые следы. Но…
Но ведь пожилой таджик, носивший в своем жилистом теле эти вирусы, жив и здоров!
Значит, и «вирус А» ни в чем не повинен, как и вибрион? И у него алиби?
Четвертый срез – чисто, никаких следов ни «вируса А», ни «вируса Б».
– Заколдованный круг какой-то! – возмущенно сказала Мария, сердито отодвигая от себя микроскоп. – Или этот вирус отличается от тех, что я выделила первыми из мозга погибшего охотника?
Она подумала и уныло добавила, вопросительно глядя на меня:
– Без электронного микроскопа нам в этих вирусах не разобраться. Надо ехать в институт. И оборудование пополним. Так работать нельзя – ни посуды, ни пробирок. Два микроскопа осталось, разве это работа? И термостатов еще хоть парочку непременно надо.
Неужели мы опять шли по ложному следу? Но кто же тогда вызывает болезнь? «Вирус Б»? Не похоже. Он не попался нам ни у кого из беженцев. Но проверить надо. Как?
Да, опознать вирусы можно лишь под электронным микроскопом, дающим увеличение в десятки тысяч раз большее, чем наши обычные. А без этого нельзя двигаться дальше.
Кроме того, в институте удастся проверить оба загадочных вируса на обезьянах. Может, они восприимчивы к болезни – или только лишь люди?
И оборудование в самом деле необходимо пополнить, Мария права. Ночная буря нанесла нам серьез–ный урон.
Через день мы с Машей, захватив образцы всех вирусных культур, отправились в дальний путь через горные перевалы верхом на лошадях, потом на автомашине, любезно предоставленной нам местными властями, по новому шоссе до границы и дальше – в Ташкент.
Перед отъездом я рассказал доктору Шукри о таинственном, случайно подслушанном мной разговоре. Он был так поражен, что, кажется, даже не сразу мне поверил.
– Кто это мог быть, о аллах? – негодующе восклицал доктор. – Я допускаю, что этот темный старик… Но чтобы кто-то еще замышлял против вас недоброе… Позор! Я сегодня же, сейчас же пойду сам к хакиму . Он примет меры.
Приятно было снова вернуться к цивилизации: ехать с аэродрома в такси, пройтись по тенистому бульвару среди цветников; приятно было войти в такой знакомый вестибюль института, вдохнуть еще с порога лаборатории привычный запах формалина, обняться с друзьями…
…Электронный микроскоп впервые дал нам возможность увидеть убийцу воочию – или следует его пока называть «подозреваемым», если вспомнить ошибку с вибрионами?
Прежде всего был опознан загадочный «вирус Б», хотя и не сразу. Нам пришлось провести несколько часов, до боли в глазах рассматривая фотографии различных вирусов в картотеке и сравнивая с ними «портрет» нашего «вируса Б».
Оказалось, он вовсе не был новым, мы не открыли его. К общему удивлению, в нем удалось опознать возбудителя уже известной болезни – так называемого лошадиного энцефаломиелита.
Этой болезнью от лошадей могут заражаться и люди. Но все равно оставалось непонятным, как же попал этот вирус в некоторые из наших анализов. Через наших лошадей? Но ни одна из них пока не заболела. Придется проверить их, когда вернемся в лагерь.
Зато «вирус А» оказался действительно новым, еще неизвестным науке. Снова и снова рассматрива–ли мы пробы, взятые из мозга покойного охотника: вот они – серые шарики на сером фоне. Размеры их ничтожно малы – всего одиннадцать тысячных ми–крона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15