А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Оказывается, безумен не только он», – всхлипнув, подумала она. Тем временем его губы ласкали ее ноющие соски.
Констанс была как будто не в себе. Не видела ничего, кроме его золотистой кожи, покрытой капельками влаги. Не осознавая, что делает, она сама подалась к нему. Видимо, расценив это движение как приглашение, он стал торопливо стягивать с себя штаны.
Он поднял голову, и она увидела его сверкающие глаза. В нем сидит сам дьявол, ужаснулась она, он принуждает ее отдаваться ему вопреки своей воле. Он нагнулся, и его горячий влажный рот принялся слегка пощипывать ее груди, посасывать и теребить соски. Она почувствовала, как между ее ног запылало нестерпимо жгучее пламя. Констанс закусила губы, чтобы не закричать.
Господи, ведь именно этого он и добивается. Чтобы она кричала. Молила его. Но, невзирая ни на что, ее вышедшая из повиновения плоть неудержимо тянулась к нему.
– Тсс. – Он нагнулся, теснее прижался к ней. Она почувствовала прикосновение его упругой и твердой плоти. – Вы сама сладость, графиня, сама сладость, – зашептал он. – Я так хочу услышать ваши стоны.
Он крепко поцеловал Констанс в щеку, щекоча ее своей бородкой.
– Я так хочу слышать ваши мольбы. Не заставляйте же меня ждать, – шепнул он ей на ухо.
Констанс пробормотала что-то нечленораздельное и попробовала прижаться к нему бедрами. Он тихо что-то проворчал. Она была в таком исступлении, что даже не расслышала его слов. Он отодвинулся, его пальцы углубились в ее теплое тело, затем выскользнули наружу. И в следующий миг он был уже внутри ее.
Она вся напряглась.
– Расслабьтесь, – проронил он сквозь сжатые зубы, – и я не причиню вам боли.
Войдя в ее тело, он начал с возбуждающей медлительностью двигаться взад и вперед, одновременно целуя ее лицо, глаза, губы, покусывая мочку уха. Жарко пылающий стан Констанс изгибался в такт его движениям.
Стол под их тяжестью затрясся, на пол посыпались листы бумаги. Огонек свечи заколыхался. До нее как будто со стороны донеслись ее собственные громкие стоны. Она смутно сознавала, что они могут разбудить ее детей, но ничего не могла с собой поделать, необыкновенная острота ощущений лишала ее рассудка. Ее всю, с ног до головы, захлестывал небывалый экстаз. Глубоко вздохнув, она что-то пробормотала, сама не понимая что. В каком-то диком исступлении он осыпал ее ласковыми словами, шептал горячо и страстно.
Констанс запустила пальцы в его спутанные мокрые волосы. Прижимаясь к нему, всхлипывала, переполненная какими-то до той поры неведомыми ей чувствами. Наконец он начал содрогаться. И в то же самое время экстаз, который испытывала Констанс, достиг своего пика. Ее затопил необычайный восторг. Забыв обо всем, она тоненько вскрикнула. Крепко обхватив ее руками, он протяжно застонал.
– Мама!
После секундного промедления, тяжело дыша, они оторвались друг от друга. Он смотрел на нее, на ее мучительно искаженное ангельское лицо. Констанс соскользнула со стола на пол.
– Мама, что случилось? – спросила Оди.
Мгновенно придя в себя, он натянул бриджи.
Стоя на коленях, Констанс подняла голову. Она увидела, как он, слегка пошатываясь, подошел к пологу шатра, откинул его и тут же исчез.
– Мама! – Из-за занавеса выглянуло серьезное продолговатое личико Оди. – Почему ты не ложишься?
Констанс попробовала подняться, но трясущиеся ноги не держали ее. Болезненная дрожь сводила бедра, покрытые липкой жидкостью, его семенем. Оди смотрела на расстегнутый лиф ее платья.
– Я как раз начала раздеваться, – проговорила она каким-то странным, не своим голосом. – Задела стол и теперь ищу упавшие перья.
Ползая по полу, она нашла перья. Казалось, это делает какая-то другая женщина, а не она сама. Ее душа и тело были все еще переполнены чувственным жаром. «Странно, что я не плачу», – смутно удивилась она.
Схватившись за край стола, Констанс поднялась наконец на ноги.
– Ложись спать, – сказала она дочери. – Вот только погашу свечу и приду к тебе.
– Миледи Констанс! – послышался снаружи встревоженный голос Эверарда.
Не дожидаясь ответа, он быстро вошел внутрь. По пятам за ним следовал Жерве.
– С вами все в порядке, миледи? – Он быстро обшарил глазами шатер, сразу же заметил валяющиеся на полу отчеты и пролитые чернила. – Что у вас случилось?
Констанс повернулась спиной к свету. Не хватало еще, чтобы все знали о происшедшем. В таком положении Эверард не может видеть ее лицо. Если он его увидит, то сразу поймет все, глаз у него острый. Ноги у нее дрожали, и ей пришлось пододвинуть табурет и сесть.
– Я раздеваюсь и собираюсь лечь. – Утраченное самообладание вернулось к ней. – Но почему… почему вы врываетесь в мой шатер?
– Пленники бежали. – Все еще не удовлетворенный, он продолжал обыскивать взглядом шатер. – Пока мы возились с лошадьми, они каким-то образом освободились от цепей и бежали. Вряд ли мы сможем найти их в такую грозу, да еще в этом густом лесу.
Констанс притянула к себе Оди, крепко ее прижала.
– И женщина тоже?
– Они оба. – Эверард выжидал, положив руку на меч. – В этом лесу мы были не одни. Я осмотрел фургон, совершенно очевидно, что все цепи были перепилены. Тот, кто это проделал, удачно выбрал время.
– Да, – рассеянно ответила она. Констанс хотелось побыть одной. В ее душе царило полное смятение, нервы были на пределе. Разбуженная плоть все еще продолжала бунтовать.
Подобное случилось впервые в ее жизни, впервые она познала истинную тайну отношений между мужчиной и женщиной. Даже закрывая глаза, она видела склоняющееся над собой лицо светловолосого пленника. Снова ощущала его в своем теле.
Господи, она не должна думать об этом, не должна!
Эверард жестом велел молодому рыцарю выйти.
– Но почему они так старались освободить его? – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней. – Кого может интересовать простой трубадур, кроме тюремщика? Для кого и создана тюрьма, как не для таких, как он?
8
Наутро, когда колонна ехала по раскисшей дороге через лес, рыцари обсуждали бегство пленников. Не обошлось без споров. Англичане утверждали, что даже впотьмах видели смытые впоследствии ливнем отпечатки копыт доброго десятка верховых лошадей. Остальные возражали. Наверняка это были какие-нибудь объявленные вне закона разбойники и бродяги, охотившиеся за их лошадьми.
Эверард строго наказал своих людей, наложив на них, к их негодованию, крупные штрафы.
Рыцари недоумевали. Даже если у пленников и были сообщники, каким образом эти люди сумели прокрасться мимо пикетов, обрезать уздечки привязанных лошадей, скрутить двух охранников и, самое трудное, распилить тяжелые ножные кандалы и наручники? Все это означало, что они подготовились заранее и, естественно, запаслись надлежащим инструментом. Нападение было, несомненно, предпринято для освобождения пленников.
Констанс – она все еще никак не могла прийти в себя – пропускала мимо ушей все эти разговоры. Ни сам Эверард, ни его помощник почему-то не приказывали, чтобы все замолчали. На протяжении многих миль рыцари продолжали спорить о том, почему было приложено столько усилий, чтобы освободить бродячего трубадура и колдунью с диких валлийских холмов.
Констанс выбрала себе место в самой середине колонны, где чувствовала себя в относительном уединении, но в ее душе по-прежнему царило смятение. Плохо, конечно, что она лишилась двух пленников, в качестве особой милости доверенных ей приором Мелькланом, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло с ней.
Все утро ее не покидало опасение, что, возможно, кто-нибудь что-нибудь слышал, несмотря на грозу, и догадывается, что могло произойти в шатре. Если случившееся получит огласку, ее и без того сильно подмоченная репутация может еще больше пострадать. Она и так уже печально известна чуть ли не по всей стране как женщина, получившая от короля разрешение не выходить замуж в течение трех лет. Каждый день церковники обличали в своих проповедях присущее, как они считали, женщинам животное вожделение. Наверняка найдутся и злые языки, которые будут говорить, что она сама зазвала пленника к себе.
Чтобы выяснить, есть ли свидетели ее ночного безумства, Констанс наблюдала за едущими близ нее рыцарями. Никто не смотрел на нее как-то по-особенному, за исключением Эверарда, который время от времени поглядывал на нее со странно непроницаемым выражением лица.
Наконец Констанс велела няне подать ей Беатрис. Она посадила дочь на седло перед собой, слишком поздно заметив, что няня дала девочке медовых лепешек, чтобы ей было чем заняться в дороге.
– Ешь, мама. – Свернув лепешку трубочкой, Беатрис стала совать ее в рот матери, заодно перепачкав ей щеки липким медом.
– Не сейчас, доченька. – Констанс вновь почувствовала, как в ее глазах набухают слезы. Она нагнулась, чтобы спрятать лицо в волосах дочери.
Господи, то, что с ней произошло, никак нельзя назвать изнасилованием. Честно говоря, все случилось с ее молчаливого согласия. Да, люди считают ее бесчувственной гордячкой, но она женщина, такая же слабая, как и любая другая. А найдется ли среди них настолько бесчувственная, которая легко отнесется к насилию, учиненному над ее телом? Ведь, в конце концов, это все же было насилие.
В этих своих размышлениях она не улавливала никакого смысла. После того как пленника освободили, – кто бы ни были эти люди, его освободившие, – естественно было бы предположить, что он как можно скорее покинет вражеский лагерь. Вместо этого он пробрался к ней в шатер, чтобы отомстить за все им перенесенное.
Стало быть, это была месть. Месть Эверарду и тюремщикам, нещадно его избивавшим по всякому поводу и вовсе без повода. Она с трудом сдержала крик, рвавшийся из глубины ее души. Подумать только, что он решился напасть на нее. Но ведь он сущий безумец. Зная, что ее охраняет отряд в сто рыцарей, все же посмел прокрасться в шатер и овладеть ею, не боясь, что его схватят.
– Пожалуйста, мама, – настаивала Беатрис, суя лепешку между губ Констанс. – Съешь, мама. Она очень вкусная.
Констанс посмотрела на дочь. «Клянусь Крестом, если только найду, я убью его», – решила она.
«Я хочу слышать ваши стоны. Хочу слышать ваши мольбы».
Почувствовав, что ее мутит, она крепко стиснула губы. От одной мысли о том, что случилось, ее начинало тошнить. Она и в самом деле кричала, как он предсказал, в угаре страсти? Пресвятая Мать, она даже не помнит этого. Но она хорошо помнила, как в мерцании свечи поблескивало его мокрое от дождя тело. Нельзя отрицать, у него есть какая-то власть над ней. Она была беспомощна, как птица в когтях охотничьего сокола. Констанс мысленно видела его лицо, ощущала его прикосновения к самым интимным местам, слышала его тихие насмешливые слова.
Почему она не позвала на помощь?
Констанс уже в сотый раз повторила себе, что в такую грозу это было бы бесполезно, все равно никто бы ее не услышал. Она только разбудила бы и смертельно напугала своих дочурок. Именно об этом она подумала, когда он проник в нее, воспламеняя своими чувственными ласками. Этот мужчина – настоящий змей-искуситель, до тонкости изучивший искусство соблазна. Точно такой же змей изображен в молитвенной книге Оди. А она, Констанс, оказалась глупой, простодушной женщиной, которая так легко попалась в ловушку. Какой это позор – отдаться, дрожа от страсти, незнакомому мужчине, словно служанка, припертая к стене каким-нибудь наглецом. «Или к столу», – подумала она, чувствуя, как дрожат ее губы.
– Смотри, мама, – Беатрис похлопала ее по щеке липкой ручкой, – Эверард возвращается.
Когда он подъехал поближе, Констанс сердито приказала:
– Велите вашим людям придержать языки. Я уже сыта по горло их болтовней.
Он удивленно покосился на нее, но ничего не сказал, притронулся пальцами к шлему и отъехал. Она подозвала к себе одну из нянь – Уму. Когда девушка подбежала, Констанс передала ей Беатрис. Дочь возмущенно запротестовала, говоря, что хочет ехать на лошади. Не обращая внимания, Констанс развернула свою кобылу и заняла место за отцом Бертраном и его помощником – братом Эландом. Рыцарский арьергард ехал за ее спиной.
«Наконец-то я смогу побыть в одиночестве, – подумала она. – Если я не подавлю наконец эти назойливые мысли, я, чего доброго, разревусь. Ничего, все будет в порядке, – успокоила она себя. – Ведь никто ничего не знает».
День выдался ясный и ветреный. Стало гораздо холоднее. На Констанс был плащ из оленьей шкуры, подбитый куньим мехом. Низко надвинутый капюшон закрывал почти все ее лицо.
Выбоины на дороге тонули в воде, и ноги лошадей были по самые колени забрызганы грязью. Этот ливень был для иссохшей земли настоящим благом, но грозы было недостаточно, чтобы ликвидировать последствия засухи. Только если выпадут еще дожди, можно будет посеять озимые.
Констанс заерзала в седле. Низ живота у нее болел. Давно уже она не была близка с мужчиной, да еще с таким сильным и темпераментным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов