Каждый год приносил свой список происшествий, а иногда преступлений, и этот год ничем не отличался от других.
Но там, где почтенный управляющий мог не церемониться, Рэпу приходилось действовать очень осторожно. Ему надо было задавать вопросы, ответы на которые никак не удавалось получить – многих вдруг подводила память. Он провел целую неделю в поисках особо ценного бочонка привозного персикового бренди, который пропал где-то между причалом и дворцовым погребом, и это отнюдь не принесло ему новых друзей.
Когда же он сделал Фороноду отчет, тот нахмурился и угрюмо спросил:
– А ты не можешь просто увидеть его?
– Нет, господин. Я пытался.
Это была ложь. Рэп приложил все старания, чтобы не видеть бочонок во время своих многочисленных хождений по городу и замку. Он прилагал массу усилий, чтобы не включать свое ясновидение, но тем не менее испытывал ничем не объяснимую уверенность, что пропавший бочонок, теперь уже пустой, спрятан под лестницей около туалетов.
Рэп уже вышел из густонаселенного царства детства, но сложившийся круг взрослых еще не принял его. Тех, кто находится в промежуточном состоянии, никогда не бывает много, и им всегда нелегко, их чаще подстерегают чудовища, предпочитающие одинокую добычу, а сейчас у Рэпа не было товарищей.
Когда он начал поиски жилья, он столкнулся с тем, что уже предвидел старый Хононин, – свободных комнат слишком мало. Рэп теперь в глазах людей был связан с чем-то странным. Запах волшебства витал над ним, и если никто не был так безжалостен, чтобы сказать ему об этом прямо, то все равно его друзья при малейшей возможности отходили в сторону. Клеймо было невидимо, но оно чувствовалось. Он страдал, как всякий человек на его месте. Женщины подозревали, что Рэп может видеть сквозь одежду, и отвергали его еще резче, чем мужчины. И уж никто не хотел иметь жильца, который может подглядывать сквозь стены.
Временное пристанище Рэпа на чердаке над конюшней поневоле стало его постоянным жильем. Он перенес туда свои скудные пожитки, потратил большую часть сбережений на покупку кровати и остался более или менее доволен. Он ел в столовой замка, но не сидел за столом возниц.
Работа у Форонода, хоть ей и недоставало романтики военной службы, все же доказывала, что ему доверяют. Управляющий был строгим начальником – требовательным, угрюмым и скупым на похвалу, но справедливым. Рэп уважал его и изо всех сил старался оправдать его доверие.
Снегопады случались все чаще, дни становились короче. Повозки перестали ездить даже по городу. Но все же Краснегар был построен в расчете на такой климат, так что пешеходы могли ходить по крытым улицам и лестницам. Чтобы пройти от замка до гавани, нужно было выйти на открытое пространство всего раз шесть. В каминах горел торф. В домах, надежно укрытых от бурь, продолжалась повседневная работа, по вечерам горожане развлекались. В городе доставало и еды, и питья. Здесь было также изобилие общения, пения и танцев, болтовни и ухаживаний. Но, увы, все это было не для Рэпа.
Тем не менее он не остался совсем без друзей. Один друг у него имелся – изысканный кавалер из Империи, человек без определенных занятий, но всегда располагающий деньгами, говорящий красивым слогом, внимательный и даже умеющий владеть шпагой.
– Фехтование? – переспросил он Рэпа. – Ну, вообще-то я не специалист и не рискнул бы на поединок при императорском дворе, где любой юнец мог бы оказаться блестящим бойцом, но я наверняка фехтую не хуже этих деревенщин-дровоколов, которых видел среди здешней дворцовой стражи. Так что, если ты хочешь, парень, я вполне могу дать тебе урок-другой.
И Рэп ответил:
– Большое спасибо тебе, Андор.
Краснегар еще никогда не видел такого человека, как Андор. Он был молод, но держался как принц. Очевидно, знатный и богатый, он одинаково свободно общался и со знатью, и с простолюдинами. Он был красив, как молодой Бог, но как будто не замечал этого. Один день его могли видеть в поношенном меховом костюме в дешевых кабаках, где он сквернословил в компании матросов, на следующий он появлялся одетый в шелк и атлас, чтобы очаровывать почтенных матрон на званом вечере. Иногда он разговаривал с Кондоралом, от души смеясь над неизменными монологами старого сенешаля. Даже свечи, казалось, горели ярче в присутствии Андора.
Ходили слухи, что король его недолюбливает, и его действительно ни разу не видели в обществе короля, даже на еженедельном обеде для высших служащих замка, где король обычно присутствовал. Но когда дни стали короче, его величество перестал участвовать в этих мероприятиях, и тогда Андор начал там появляться, сидя иногда за высоким столом с Кондоралом, Форонодом и другими руководителями дворцовых служб, а иногда на полу среди слуг, у потрескивающего очага, в обнимку с какой-нибудь девицей.
Его успех у женщин вошел в поговорку. Он казался просто сверхъестественным. Недовольство местных кавалеров было неизбежно, а так как Андор был импом, то некоторые джотунны решили проучить чужака. Почти сразу после его приезда, когда Рэп еще был на материке с Форонодом, была предпринята первая попытка.
Это произошло в баре недалеко от пристани, и все подробности так и не удалось прояснить. Инициатором выступал огромный рыбак Крандербад, пользовавшийся дурной репутацией. Без лишних слов он пригласил приезжего выйти. Говорили, что сначала Андор пытался отговорить рыбака от драки, затем неохотно согласился. Присутствовавшие импы горестно вздохнули, а джотунны ухмыльнулись и стали ждать возвращения Крандербада. Но вернулся Андор, и очень скоро. Говорили, что на костяшках его пальцев не было никаких следов драки, он не вспотел, а кровь на сапогах явно была не его. Крандербад же в течение многих недель после этого не показывался на людях, а нанесенные ему увечья поразили даже видавшую виды компанию.
Другая попытка состоялась через несколько дней, причем зачинщик ждал Андора вдвоем с другом. Обоим пришлось присоединиться к Крандербаду в больнице, а один так и не смог больше ходить.
У несчастного калеки был брат, цирюльник, и многие слышали, как он клялся отомстить. В ту же ночь он был найден без бритвы, языка и век. После этого Андору предоставили ухаживать, за кем он хочет.
Красавец поселился в доме богатой вдовы. Ее друзья осуждали это, но были слишком заинтригованы, чтобы перестать с ней общаться. Они перешептывались между собой, что вдовушка будто бы сбросила десять лет.
Вскоре Андор знал всех, и все знали его. За очень редкими исключениями мужчины находили его неотразимым и рады были называть его другом. Как называли его женщины, трудно сказать, но никто из них не испытывал к нему недобрых чувств, похоже, они не чувствовали себя обманутыми или обиженными. Что очень важно, Андор не был болтлив – ни одна помолвка не расстроилась из-за него.
Андор научил Форонода более удобной системе ведения хозяйственных книг. Он показывал стражникам приемы фехтования и давал канцлеру Ялтаури советы по политике Империи. Он великолепно танцевал и неплохо, по местным понятиям, играл на лютне. Он мог петь, обладая довольно красивым голосом. У него был неисчерпаемый запас различных историй, от литературных до религиозных.
Краснегар упал к его ногам.
Однако же даже Андор не мог быть во всех местах сразу, а он ценил свое время. Он пресекал все попытки своих почитателей ходить за ним по пятам, а надо сказать, что молодежь Краснегара готова была следовать за ним, как утята за уткой, предоставь он им такую возможность. Он исходил Краснегар от дворца до пристани, но никто из сотен людей, называющих его другом, не мог бы сказать, что хорошо его знает или часто видит, за одним исключением.
Почему изысканный светский человек, богатый и знатный, заинтересовался одиноким, неуклюжим юношей на низкой должности, не обладающим ни изяществом, ни известной фамилией, ни образованием, – это было загадкой для всех. Но получалось так, что для Рэпа у Андора всегда находилось время.
У того, кто имеет тысячу друзей,
Нет ни одного свободного,
А тот, кто имеет одного врага,
Сталкивается с ним везде
Эмерсон, перевод из Омара Хайяма
Часть пятая
Демон-любовник
1
Во всей северо-западной области провинции Джалгистро не было события важнее для светского общества, чем бал в Кинвэйле. Вообще-то в Кинвэйле проходило множество балов за сезон, но знаменитый кинвэйлский бал был только один – его устраивали раз в год за два дня до Праздника зимы. Один этот бал обеспечивал половину всей торговли одеждой и драгоценностями в регионе. Известны были случаи, когда приглашение на этот бал приводило к разорению небогатых дворян. Не получить же приглашения считалось достаточным поводом для самоубийства.
Тысячи свечей сверкали сквозь хрусталь люстр и канделябров. Сотни гостей кружились в светящемся хороводе – шелка, драгоценности, атлас и кружева переливались всеми цветами радуги. Вино, еда, музыка не имели себе равных в Империи. В разгар зимы, посреди холода и темноты, здесь царили яркий свет, смех и веселье.
Экка, вдовствующая герцогиня Кинвэйла, давно уже не участвовала в танцах. Она ходила опираясь на трость и только по необходимости, но Зимний бал в Кинвэйле был любимым детищем, которое она холила и лелеяла. Экка видела около семидесяти балов – она не могла точно вспомнить, в каком возрасте появилась не балу впервые, и теперь ни за что не позволила бы нарушить традицию. Улучшить что-либо было невозможно – хозяева Кинвэйла никогда не жалели ни средств, ни сил, чтобы сделать бал как можно более роскошным, так что ей оставалось только заботиться, чтобы он ни на волос не терял своего великолепия. Каждый год герцогиня наблюдала за молодежью, проносящейся мимо нее в кадрилях и гавотах, и не щадила ни себя, ни других, чтобы дать им возможность наслаждаться так же, как она наслаждалась в годы юности.
Экка была высокой костлявой женщиной и даже в молодости не отличалась красотой, но всегда умела держаться с достоинством. У нее был слишком большой нос и выступающие зубы, и с возрастом она все больше походила на лошадь, так что сама уже, глядя в зеркало, ожидала услышать ржание. Ослабевшая от старости и неустойчивая из-за своей трости, седая, морщинистая и уродливая, она правила Кинвэйлом, как тиран, прекрасно зная, что все ее боятся, и получая от этого тайное удовольствие. У нее не было другой власти, кроме возможности прогнать их с глаз долой, так чего они боялись? Именно это она называла «держаться с достоинством».
Экка сидела так прямо, как позволяли ее ноющие кости, в кресле с высокой спинкой на небольшом возвышении в конце зала. С этой удобной позиции она с удовольствием смотрела на праздник. Ничто не ускользало от ее немигающего, как у змеи, взора. Стоило герцогине заметить девицу, чье декольте было больше, чем она считала приличным, или юнца, слишком налегавшего на вино, она стучала по паркету тростью с золотым набалдашником, подзывая гонца из армии пажей, стоявших неподалеку. И жертва немедленно приводилась пред ее очи.
Время от времени ее друзья и гости останавливались, чтобы пожелать герцогине веселого праздника, поблагодарить за гостеприимство или просто напомнить о себе. Лицам, представлявшим особый интерес, она позволяла ненадолго присесть рядом с ней, чтобы обменяться парой слов, но этой чести удостаивались немногие.
Сейчас оркестр играл кадриль. По залу словно проносились волны разных цветов, танцоры прыгали и кружились, следуя причудливому рисунку танца. Экка наблюдала, как пары сходились и расходились, перебирая в голове все возможные комбинации партнеров. Кинвэйл был не только высшим классом светской школы, но также и свадебным бюро. Составление пар всегда было страстью Экки. В Кинвэйл съезжались юные леди почти со всей Империи в сопровождении матерей, теток, бабушек, и большинство из них к концу сезона оказывались помолвленными, к большому удовольствию родни. Знатность, богатство, красота, воспитание – все учитывалось. Требовалось редкое умение, чтобы привести это все в соответствие, а также высшая степень дипломатии, граничащей с колдовством, чтобы создать у подобранной пары молодых людей впечатление, что они следуют лишь собственным желаниям.
Теперь же пары, созданные Эккой в юности, посылали сюда своих детей, а то и внуков. В какие-то моменты она чувствовала себя крестной матерью всей Империи. Бешеное кружение достигло своего апогея во время заключительного аккорда, затем наступила тишина. Кавалеры кланялись дамам, дамы приседали. Танцоры запыхались, так как танец был зажигательным. Весь зал, казалось, перевел дыхание, затем все рассыпалось на отдельные улыбки, смех, разговоры. Кавалеры отводили дам к стульям. Недалеко от Экки легат Оониола вел сквозь толпу герцогиню Кэйдолан Краснегарскую, выказывая при этом такую же прямолинейность, как и при командовании полком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Но там, где почтенный управляющий мог не церемониться, Рэпу приходилось действовать очень осторожно. Ему надо было задавать вопросы, ответы на которые никак не удавалось получить – многих вдруг подводила память. Он провел целую неделю в поисках особо ценного бочонка привозного персикового бренди, который пропал где-то между причалом и дворцовым погребом, и это отнюдь не принесло ему новых друзей.
Когда же он сделал Фороноду отчет, тот нахмурился и угрюмо спросил:
– А ты не можешь просто увидеть его?
– Нет, господин. Я пытался.
Это была ложь. Рэп приложил все старания, чтобы не видеть бочонок во время своих многочисленных хождений по городу и замку. Он прилагал массу усилий, чтобы не включать свое ясновидение, но тем не менее испытывал ничем не объяснимую уверенность, что пропавший бочонок, теперь уже пустой, спрятан под лестницей около туалетов.
Рэп уже вышел из густонаселенного царства детства, но сложившийся круг взрослых еще не принял его. Тех, кто находится в промежуточном состоянии, никогда не бывает много, и им всегда нелегко, их чаще подстерегают чудовища, предпочитающие одинокую добычу, а сейчас у Рэпа не было товарищей.
Когда он начал поиски жилья, он столкнулся с тем, что уже предвидел старый Хононин, – свободных комнат слишком мало. Рэп теперь в глазах людей был связан с чем-то странным. Запах волшебства витал над ним, и если никто не был так безжалостен, чтобы сказать ему об этом прямо, то все равно его друзья при малейшей возможности отходили в сторону. Клеймо было невидимо, но оно чувствовалось. Он страдал, как всякий человек на его месте. Женщины подозревали, что Рэп может видеть сквозь одежду, и отвергали его еще резче, чем мужчины. И уж никто не хотел иметь жильца, который может подглядывать сквозь стены.
Временное пристанище Рэпа на чердаке над конюшней поневоле стало его постоянным жильем. Он перенес туда свои скудные пожитки, потратил большую часть сбережений на покупку кровати и остался более или менее доволен. Он ел в столовой замка, но не сидел за столом возниц.
Работа у Форонода, хоть ей и недоставало романтики военной службы, все же доказывала, что ему доверяют. Управляющий был строгим начальником – требовательным, угрюмым и скупым на похвалу, но справедливым. Рэп уважал его и изо всех сил старался оправдать его доверие.
Снегопады случались все чаще, дни становились короче. Повозки перестали ездить даже по городу. Но все же Краснегар был построен в расчете на такой климат, так что пешеходы могли ходить по крытым улицам и лестницам. Чтобы пройти от замка до гавани, нужно было выйти на открытое пространство всего раз шесть. В каминах горел торф. В домах, надежно укрытых от бурь, продолжалась повседневная работа, по вечерам горожане развлекались. В городе доставало и еды, и питья. Здесь было также изобилие общения, пения и танцев, болтовни и ухаживаний. Но, увы, все это было не для Рэпа.
Тем не менее он не остался совсем без друзей. Один друг у него имелся – изысканный кавалер из Империи, человек без определенных занятий, но всегда располагающий деньгами, говорящий красивым слогом, внимательный и даже умеющий владеть шпагой.
– Фехтование? – переспросил он Рэпа. – Ну, вообще-то я не специалист и не рискнул бы на поединок при императорском дворе, где любой юнец мог бы оказаться блестящим бойцом, но я наверняка фехтую не хуже этих деревенщин-дровоколов, которых видел среди здешней дворцовой стражи. Так что, если ты хочешь, парень, я вполне могу дать тебе урок-другой.
И Рэп ответил:
– Большое спасибо тебе, Андор.
Краснегар еще никогда не видел такого человека, как Андор. Он был молод, но держался как принц. Очевидно, знатный и богатый, он одинаково свободно общался и со знатью, и с простолюдинами. Он был красив, как молодой Бог, но как будто не замечал этого. Один день его могли видеть в поношенном меховом костюме в дешевых кабаках, где он сквернословил в компании матросов, на следующий он появлялся одетый в шелк и атлас, чтобы очаровывать почтенных матрон на званом вечере. Иногда он разговаривал с Кондоралом, от души смеясь над неизменными монологами старого сенешаля. Даже свечи, казалось, горели ярче в присутствии Андора.
Ходили слухи, что король его недолюбливает, и его действительно ни разу не видели в обществе короля, даже на еженедельном обеде для высших служащих замка, где король обычно присутствовал. Но когда дни стали короче, его величество перестал участвовать в этих мероприятиях, и тогда Андор начал там появляться, сидя иногда за высоким столом с Кондоралом, Форонодом и другими руководителями дворцовых служб, а иногда на полу среди слуг, у потрескивающего очага, в обнимку с какой-нибудь девицей.
Его успех у женщин вошел в поговорку. Он казался просто сверхъестественным. Недовольство местных кавалеров было неизбежно, а так как Андор был импом, то некоторые джотунны решили проучить чужака. Почти сразу после его приезда, когда Рэп еще был на материке с Форонодом, была предпринята первая попытка.
Это произошло в баре недалеко от пристани, и все подробности так и не удалось прояснить. Инициатором выступал огромный рыбак Крандербад, пользовавшийся дурной репутацией. Без лишних слов он пригласил приезжего выйти. Говорили, что сначала Андор пытался отговорить рыбака от драки, затем неохотно согласился. Присутствовавшие импы горестно вздохнули, а джотунны ухмыльнулись и стали ждать возвращения Крандербада. Но вернулся Андор, и очень скоро. Говорили, что на костяшках его пальцев не было никаких следов драки, он не вспотел, а кровь на сапогах явно была не его. Крандербад же в течение многих недель после этого не показывался на людях, а нанесенные ему увечья поразили даже видавшую виды компанию.
Другая попытка состоялась через несколько дней, причем зачинщик ждал Андора вдвоем с другом. Обоим пришлось присоединиться к Крандербаду в больнице, а один так и не смог больше ходить.
У несчастного калеки был брат, цирюльник, и многие слышали, как он клялся отомстить. В ту же ночь он был найден без бритвы, языка и век. После этого Андору предоставили ухаживать, за кем он хочет.
Красавец поселился в доме богатой вдовы. Ее друзья осуждали это, но были слишком заинтригованы, чтобы перестать с ней общаться. Они перешептывались между собой, что вдовушка будто бы сбросила десять лет.
Вскоре Андор знал всех, и все знали его. За очень редкими исключениями мужчины находили его неотразимым и рады были называть его другом. Как называли его женщины, трудно сказать, но никто из них не испытывал к нему недобрых чувств, похоже, они не чувствовали себя обманутыми или обиженными. Что очень важно, Андор не был болтлив – ни одна помолвка не расстроилась из-за него.
Андор научил Форонода более удобной системе ведения хозяйственных книг. Он показывал стражникам приемы фехтования и давал канцлеру Ялтаури советы по политике Империи. Он великолепно танцевал и неплохо, по местным понятиям, играл на лютне. Он мог петь, обладая довольно красивым голосом. У него был неисчерпаемый запас различных историй, от литературных до религиозных.
Краснегар упал к его ногам.
Однако же даже Андор не мог быть во всех местах сразу, а он ценил свое время. Он пресекал все попытки своих почитателей ходить за ним по пятам, а надо сказать, что молодежь Краснегара готова была следовать за ним, как утята за уткой, предоставь он им такую возможность. Он исходил Краснегар от дворца до пристани, но никто из сотен людей, называющих его другом, не мог бы сказать, что хорошо его знает или часто видит, за одним исключением.
Почему изысканный светский человек, богатый и знатный, заинтересовался одиноким, неуклюжим юношей на низкой должности, не обладающим ни изяществом, ни известной фамилией, ни образованием, – это было загадкой для всех. Но получалось так, что для Рэпа у Андора всегда находилось время.
У того, кто имеет тысячу друзей,
Нет ни одного свободного,
А тот, кто имеет одного врага,
Сталкивается с ним везде
Эмерсон, перевод из Омара Хайяма
Часть пятая
Демон-любовник
1
Во всей северо-западной области провинции Джалгистро не было события важнее для светского общества, чем бал в Кинвэйле. Вообще-то в Кинвэйле проходило множество балов за сезон, но знаменитый кинвэйлский бал был только один – его устраивали раз в год за два дня до Праздника зимы. Один этот бал обеспечивал половину всей торговли одеждой и драгоценностями в регионе. Известны были случаи, когда приглашение на этот бал приводило к разорению небогатых дворян. Не получить же приглашения считалось достаточным поводом для самоубийства.
Тысячи свечей сверкали сквозь хрусталь люстр и канделябров. Сотни гостей кружились в светящемся хороводе – шелка, драгоценности, атлас и кружева переливались всеми цветами радуги. Вино, еда, музыка не имели себе равных в Империи. В разгар зимы, посреди холода и темноты, здесь царили яркий свет, смех и веселье.
Экка, вдовствующая герцогиня Кинвэйла, давно уже не участвовала в танцах. Она ходила опираясь на трость и только по необходимости, но Зимний бал в Кинвэйле был любимым детищем, которое она холила и лелеяла. Экка видела около семидесяти балов – она не могла точно вспомнить, в каком возрасте появилась не балу впервые, и теперь ни за что не позволила бы нарушить традицию. Улучшить что-либо было невозможно – хозяева Кинвэйла никогда не жалели ни средств, ни сил, чтобы сделать бал как можно более роскошным, так что ей оставалось только заботиться, чтобы он ни на волос не терял своего великолепия. Каждый год герцогиня наблюдала за молодежью, проносящейся мимо нее в кадрилях и гавотах, и не щадила ни себя, ни других, чтобы дать им возможность наслаждаться так же, как она наслаждалась в годы юности.
Экка была высокой костлявой женщиной и даже в молодости не отличалась красотой, но всегда умела держаться с достоинством. У нее был слишком большой нос и выступающие зубы, и с возрастом она все больше походила на лошадь, так что сама уже, глядя в зеркало, ожидала услышать ржание. Ослабевшая от старости и неустойчивая из-за своей трости, седая, морщинистая и уродливая, она правила Кинвэйлом, как тиран, прекрасно зная, что все ее боятся, и получая от этого тайное удовольствие. У нее не было другой власти, кроме возможности прогнать их с глаз долой, так чего они боялись? Именно это она называла «держаться с достоинством».
Экка сидела так прямо, как позволяли ее ноющие кости, в кресле с высокой спинкой на небольшом возвышении в конце зала. С этой удобной позиции она с удовольствием смотрела на праздник. Ничто не ускользало от ее немигающего, как у змеи, взора. Стоило герцогине заметить девицу, чье декольте было больше, чем она считала приличным, или юнца, слишком налегавшего на вино, она стучала по паркету тростью с золотым набалдашником, подзывая гонца из армии пажей, стоявших неподалеку. И жертва немедленно приводилась пред ее очи.
Время от времени ее друзья и гости останавливались, чтобы пожелать герцогине веселого праздника, поблагодарить за гостеприимство или просто напомнить о себе. Лицам, представлявшим особый интерес, она позволяла ненадолго присесть рядом с ней, чтобы обменяться парой слов, но этой чести удостаивались немногие.
Сейчас оркестр играл кадриль. По залу словно проносились волны разных цветов, танцоры прыгали и кружились, следуя причудливому рисунку танца. Экка наблюдала, как пары сходились и расходились, перебирая в голове все возможные комбинации партнеров. Кинвэйл был не только высшим классом светской школы, но также и свадебным бюро. Составление пар всегда было страстью Экки. В Кинвэйл съезжались юные леди почти со всей Империи в сопровождении матерей, теток, бабушек, и большинство из них к концу сезона оказывались помолвленными, к большому удовольствию родни. Знатность, богатство, красота, воспитание – все учитывалось. Требовалось редкое умение, чтобы привести это все в соответствие, а также высшая степень дипломатии, граничащей с колдовством, чтобы создать у подобранной пары молодых людей впечатление, что они следуют лишь собственным желаниям.
Теперь же пары, созданные Эккой в юности, посылали сюда своих детей, а то и внуков. В какие-то моменты она чувствовала себя крестной матерью всей Империи. Бешеное кружение достигло своего апогея во время заключительного аккорда, затем наступила тишина. Кавалеры кланялись дамам, дамы приседали. Танцоры запыхались, так как танец был зажигательным. Весь зал, казалось, перевел дыхание, затем все рассыпалось на отдельные улыбки, смех, разговоры. Кавалеры отводили дам к стульям. Недалеко от Экки легат Оониола вел сквозь толпу герцогиню Кэйдолан Краснегарскую, выказывая при этом такую же прямолинейность, как и при командовании полком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53