А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

свидетельницей или все же преступницей. Она не успела уяснить для себя этот важный вопрос, так как ее вызвали для дачи показаний.
Сначала у Мадленки спросили ее имя, откуда она родом и где живет, а затем епископ Флориан предложил ей рассказать свою историю, начиная с того, почему было принято решение отдать ее в монастырь святой Клары. Мадленка, ничего не утаивая, поведала, как ее мать болела и дала обет, как она выздоровела и узнала, что мать Евлалия…
— Прошу прощения, — проговорил молодой священник, сидевший по правую руку от прелата, — я должен задать вопрос. То есть было решено отдать тебя в монастырь во исполнение чужого обета, так?
Мадленке подумалось, что она и так выразилась довольно ясно, но внезапно она вспомнила наказы Боэмунда фон Мейссена и похолодела. Леший его знает, что скрывается в реальности за таким невинным вопросом.
— Да, — ответила она, ибо надо было что-то ответить.
— И ты, наверное, — вкрадчиво продолжал священник, — не чувствовала никакого призвания к монашеской жизни?
— Откуда мне знать? — удивилась Мадленка. — Я ведь еще не бывала в монастыре. Как можно иметь понятие о том, что тебе еще неизвестно?
Кое-кто из шляхтичей позволил себе улыбку. Улыбнулся даже чернокудрый князь Диковский.
— Однако ты не сказала, что возрадовалась, когда тебя решили отправить в монастырь, — не отступал допрашивающий.
— Нравится мне или не нравится, я могу сказать, только когда сама это попробую, — огрызнулась Мадленка. — Что бы вы сказали, если бы я спросила вас, по душе ли вам пришлась бы семейная жизнь?
Молодой священник густо покраснел. Тут уже заулыбались все, даже епископ Флориан.
— Можешь рассказывать дальше, дитя мое, — величаво разрешил он.
Мадленка рассказала о нападении и о том, как она обнаружила своих спутников убитыми. Вмешался Флориан.
— То есть ты не видела нападающих?
— Видела, но слишком мало времени. Лошадь Михала вздыбилась, грудью толкнула меня, и я упала в овраг.
Ты никого не узнала?
— Нет. Я не успела.
— На кого они хотя бы походили?
— На всадников, — удивилась Мадленка. — Еще они были вооружены и кричали.
— На каком языке? Мадленка задумалась.
— Наверное, ни на каком, отче. Они просто кричали «а-а-а!» — дико заорала она.
Очень довольная, Мадленка наблюдала, как князь подскочил на месте, а Флориан даже немного побледнел.
— Хорошо, — отступился он. — Ты можешь нам сказать, сколько их было?
Мадленка зажмурила один глаз и почесала нос.
— Много, — наконец призналась она.
— Десять человек? Больше?
— Не знаю. У меня не было возможности их сосчитать.
— Не помнишь, во что они были одеты?
— В одежду, наверное, — пробурчала Мадленка, которой начали надоедать все эти глупые, на ее взгляд, вопросы.
— В какую? Может быть, на них были белые плащи?
Белые плащи с черным крестом и белые туники поверх доспехов были своеобразной униформой Тевтонского ордена.
— Почему обязательно белые? — сухо спросила Мадленка, отлично поняв, куда ветер дует. — Могли быть любые, я думаю.
К ней подступались и так и сяк, заставляя признать, что нападавшие все же могли оказаться крестоносцами, но Мадленка упорно стояла на своем: она слишком мало видела, чтобы сделать такой вывод.
— И потом, — добила она своих мучителей, — если бы это были крестоносцы, а они ужасно хитрые, они бы не поленились переодеться, я думаю.
После этой реплики Флориан разрешил ей рассказывать дальше.
Мадленка объяснила, как она очнулась, нашла всех спутников убитыми, как она похоронила их и переоделась, собираясь вернуться домой. Тут ее снова прервал противный молодой священник.
— Это грех, — сказал он. — Женщина не должна носить мужскую одежду.
— Простите, отче, — пискнула Мадленка, ухмыляясь до ушей, — в другой раз я обязательно последую вашему совету и отправлюсь в путь в драном платье, у которого все оторвалось…
— В данных обстоятельствах этот грех простителен, — заметил Флориан, и физиономия не в меру прыткого инквизитора вытянулась.
Мадленка рассказала о том, как в лесу ей повстречалась медведица с медвежонком, как она обнаружила двух бродяг и что с ними произошло. Епископ Флориан взволновался чрезвычайно, заставил ее два раза повторить историю с украденным платьем и объявил, что она очень важна.
— Конечно, — вздохнула Мадленка, — ведь платье было такое красивое!
Князь Диковский улыбнулся снова, но Мадленка так и не поняла, отчего.
— Продолжай, дитя мое, — поощрил допрашиваемую епископ. — Что же было потом?
Мадленка глубоко вздохнула и, мысленно поручив себя богу, рассказала, как она наткнулась на синеглазого, как отняла у него мизерикордию и извлекла у него из бока стрелу.
— Мне показалось, она похожа на ту, которой убили Михала. — Мадленка опустила глаза. — Крестоносец лежал мертвый, а я пошла дальше. Он сказал, что на их отряд напал князь Август, ну, мне и захотелось его разыскать.
— А эти стрелы, где они теперь?
Мадленка объяснила, где их оставила. Епископ кивнул незаметному человеку, сидевшему с краю, тот поднялся и вышел.
— Там должна быть еще веревка! — крикнула Мадленка ему вслед.
Через малое время человек вернулся и объявил, что ни стрел, ни веревки в каморке, занимаемой некогда Мадленкой, не оказалось.
— Неважно, — сказал епископ. — Рассказывай дальше, дитя мое.
«Дитя», прикусив губу, повело речь о князе Августе, о самозванке, о панне Анджелике и ее ручном горностае. Но панна Анджелика заинтересовала епископа меньше всего.
— То есть ты услышала, как кто-то назвался твоим именем и плетет небылицы. Так?
Так.
Епископ откинулся на спинку кресла и посмотрел на Мадленку с видом глубокого неодобрения.
Ты должна была немедленно разоблачить ее.
— А кто бы поверил, что я — это я? — спросила Мадленка. — И потом, ее все уже жалели, а меня никто еще не знал.
Ты могла рассказать все мне, — заметил епископ.
— Я пыталась, — сухо сказала Мадленка, — но вы так на меня посмотрели, словно я пришла в долг у вас просить.
Среди слушателей пронесся смешок. Епископ Флориан нахмурился.
— На все у тебя есть объяснение, — раздраженно заметил он. — Лучше поведай нам, как крестоносец, которого ты сочла мертвым, смог сесть на лошадь, добраться до Торна и поднять тревогу.
Мадленка широко распахнула честные глаза.
— О! О! Ваша правда: эти нечестивые крестоносцы живучи, как собаки. Надо было ткнуть его ножиком как следует, да он и так вроде помирал. Куда уж мне…
— Хорошо, — устало молвил Флориан. — Дальше, дитя мое, дальше. И, ради бога, ничего не упускай.
Мадленка перешла к поездке за телами убитых, рассказала, как обнаружила, что кто-то разрыл захоронение. Как ей пришла в голову мысль толкнуть самозванку на опрометчивый поступок, как она написала ей записку. Поколебалась, но все-таки упомянула о бирюзовых четках настоятельницы, почему-то оказавшихся на служанке.
Шляхтичи зашумели. Молодой священник стал выпытывать у Мадленки, точно ли она убеждена, что это те самые четки, но Мадленка стояла на своем. Вызвали служанку Марию, и та, нисколько не смутившись, подала епископу браслет из бирюзы. Он внимательно оглядел его и нахмурился.
— Похоже, дитя мое, что ты ошиблась, — сказал он Мадленке. — Это браслет, а не четки, и никакой выщербинки, о которой ты упоминала, на нем нет. Он немного похож на те, которые я видел у матери Евлалии, но…
Мадленка не стала настаивать. Она видела, что это не те четки, которые были на служанке в тот вечер, но в ушах ее зазвучало предостережение Боэмунда: будешь настаивать на своих подозрениях — убьют. Она и не стала.
— Итак, самозванка исчезла, — подбодрил ее епископ Флориан. — А потом?
Мадленка рассказала, как ее ударили по голове и, когда она очнулась, самозванка и княгиня были уже мертвы. Дальше вошел Август, хотел убить ее, но не успел, и ее бросили в подземелье. Рыцарь внизу сказал, что ее посадят на кол, и они задумали бежать. Осуществив план, который предложил рыцарь, они расстались; крестоносец поспешил к своим, а она скиталась, обменявшись предосторожности ради одеждой с одним юношей, пока ее не подобрали литовские купцы и из жалости не отвезли в Каменки. Туда же вломился и князь Август, который и привез ее сюда.
— Это все? — спросил епископ, когда Мадленка закончила и наступило молчание.
— Все, — сказала она, храбрясь.
— При убитой женщине, которую ты называешь самозванкой, — тихо заговорил епископ Флориан, — мы не нашли никакой записки. Имеешь ли ты что-либо сказать по этому поводу?
Мадленке потребовалось собрать все свое мужество, прежде чем она сумела ответить:
— Нет. Но она могла сжечь ее.
— Возможно, — согласился епископ милостиво, — но возможно и другое объяснение: что ты все это выдумала. Теперь мы уже не можем проверить, взаправду ли тебя тогда ударили по голове или нет. — Мадленка насупилась. — Ни стрел, ни веревки тоже нет. Странно, не правда ли? Далее: на караван напали именно тогда, когда ты попросила мать-настоятельницу остановиться, чтобы, по твоим словам, проститься с братом. Это уже более чем странно, ты не находишь? — Мадленка молчала, стиснув челюсти, и была похожа на волчонка, которого ее дед как-то для забавы принес из лесу. — И еще: крестоносец, который, по твоим словам, должен быть мертв, на самом деле жив. Я видел его в Мальборке. Он показал мне труп, висящий на стене, и поклялся страшной клятвой, что это тебя он казнил. Как-то непонятно выходит, тебе не кажется? Ты говоришь, что он мертв, а он утверждает, что сам расправился с тобой. Некоторым может даже показаться, что вы покрываете друг друга. Ты ничего не хочешь мне сказать? Мадленка залилась слезами.
— Ах, бедный, бедный юноша, — сквозь всхлипывания твердила она. — Ведь это я виновата в его гибели! Наверное, тот изверг встретил его в моей одежде и принял за меня. Отче, я совершила великий грех, и мне нет прощения! Из-за меня пострадал ни в чем не повинный человек!
— Ну, будет, будет, — сказал епископ, смягчаясь. — Никто тебя ни в чем не винит. Странно еще вот что: один весьма надежный человек утверждает, что видел тебя в Мальборке, где ты, конечно же, никогда не была.
Мадленка шумно высморкалась. Носовые платки в то время уже существовали; их изобрел, между прочим, английский король Ричард II, тот самый, что так плохо кончил и о котором добросовестный м-р Шекспир написал довольно примечательную пьесу.
— Думаю, отче, — вполне искренне сказала она, — что если бы я — боже упаси! — вдруг оказалась в Мальборке, я бы вряд ли смогла об этом забыть. Впрочем, — шмыгая носом, добавила она, — вы, если не верите, вольны вызвать вашего надежного человека сюда, чтобы он не трепал без толку мое честное имя. Во всем, что происходит со мной, я уповаю на господа, который не оставит меня своей заботой.
— Дело в том, — вмешался Доминик, — что этот человек, оказывавший нам бесчисленные услуги, упал в колодец и сломал себе шею. Мы хотели и впрямь вызвать его, да вот не успели.
— На все воля божия. — Мадленка перекрестилась, гадая про себя, кто именно оказался этой божьей волей: синеглазый или Лягушонок. Почему-то ей хотелось, чтобы это был именно синеглазый. Разумеется, Август не мог появиться в Каменках просто так; его известили, что «Михал» вскоре там окажется. Кто известил? Скорее всего, кто-то из жителей Малъборка, к счастью, не признавший в ее сопровождавшем фон Мейссена, иначе бы он не смог так просто ускользнуть из Каменок. Однако, кто бы ни был этот наушник, Мадленке он больше не опасен. Кончился век доносчика, отдоносился, иудина душа.
— Я надеюсь, ты рассказала нам всю правду. — Голос епископа был мягок, но глаза смотрели строго. — Помни, что господь не терпит лжи.
Мадленка заученно кивнула, хотя отлично помнила, что ложь не входит в перечень смертных грехов. Для бога лжи не существует, ведь солгать тому, кто все видит и знает, невозможно, — но не станет же всевышний запрещать смертному немного отступить от истины во имя защиты своего спокойствия и своей жизни от других смертных. В конце концов, если ложь для чего-то существует, то только для этого.
— К прискорбию моему, мы не можем освободить тебя от подозрений, дитя мое, — продолжал епископ. — То, что ты нам поведала здесь, может оказаться правдой, а может и не быть ею. То, что произошло с матерью-настоятельницей и с княгиней Гизелой, слишком серьезно, чтобы мы пренебрегали малейшей возможностью разобраться в этом деле. Впредь до особого постановления суда тебе воспрещается покидать замок. — Он благодушно заключил: — Впрочем, если все обстояло именно так, как ты говоришь, тебе нечего бояться. На сегодня все. Ты можешь вернуться к себе. Завтра мы продолжим.
Мадленка раскрыла рот. Она и так все рассказала им, чего же они опять от нее хотят? Положим, рассказала-то не совсем все, но говорить на польском суде, что крестоносцы укрыли тебя и оказали тебе помощь — это уже, извините, для самоубийцы.
Неприятно поразило ее и то, что, оказывается, из всех восемнадцати ее спутников что-то значила только выдра настоятельница, да и о самозванке теперь уже никто не вспоминал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов