А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Переступив порог, она прикрыла за собой застекленную дверь, чтобы собака не сбежала. Когда она выходила из торговой галереи, по авеню Санкт-Маркус поднимался трамвай.
На задней площадке стояла Грета Ландброке в сером непромокаемом плаще. Глаза ее скользнули по Лиз, но будто не увидели девушку. И тем не менее та была уверена, что служащая департамента переписи хорошо узнала ее, и это вселило в Лиз тревогу.
Она уже сожалела, что поддалась порыву, толкнувшему ее к Тропфману. Можно ли доверять алкоголику?
Усталая, в плохом настроении, она пошла домой.
ПЕСНИ СИРЕН НА ТРИДЦАТИМЕТРОВОЙ ГЛУБИНЕ
Повинуясь безрассудному порыву, Лиз решила в ближайший уик-энд навестить свою семью вместе с Гудрун.
Идея сама по себе была, несомненно, плоха, однако смутное чувство необходимости побуждало ее к этому.
К большому удивлению Лиз, молодая маргиналка охотно приняла приглашение. Итак, в субботу утром, на рассвете, они пустились в путь. По этому случаю Лиз вывела из гаража старенькую «БМВ», повидавшую уже нескольких владельцев. Она пользовалась ею крайне редко.
— Я думала, ты откажешься, — заметила Лиз, как только они выехали на автостраду.
— Почему? — отозвалась Гудрун. — Для меня — это словно поездка в парк с аттракционами. Наша столько рассказывала мне обо всем… чердак, статуи в парке… Ну прямо семейный Диснейленд… Все это приводило ее в восторг.
— Она никогда не приглашала тебя туда?
— Нет, у нее было одно желание: порвать с родителями. Ей хотелось жить вольной птичкой… Наша не раз повторяла это. Дочь богачей, она воображала себя несчастной. Когда у нее не было настоящих проблем, она выдумывала их. Наша обожала плакаться, глядя на свой пупок.
Лиз судорожно сжала пальцы на руле.
— Мы никогда не были богаты, — возразила она. Гудрун издала губами непристойный звук.
— А для меня, уличной, вы были супербуржуи, да! Я очень любила Наша, но, по правде говоря, она на 99 процентов была непокорной, на 1 процент — неотразимой. Не умри Наша, думаю, мне удалось бы исправить ее.
— А что ты с ней делала?
— Я купила ее, как покупают маленькую фарфоровую фигурку, потому что она красивая, дорогая и хрупкая. Она может легко разбиться; а еще с нее постоянно надо стирать пыль. В моей семье из всех безделушек были только пепельницы со старыми окурками, поняла? Наша — это мой собственный предмет роскоши.
— Что она находила в тебе?
Гудрун рассмеялась:
— Во мне есть все, кроме серьезности. Я — твоя оборотная сторона. И это ей нравилось, черт побери! Ты еще не поняла, что она боялась тебя? Ты все за нее решала, командовала… Из-за тебя от нее убегали друзья.
Лиз стиснула зубы.
«Перестань подражать Эстер Крауц, — сказала она себе. — Не старайся ничего выведать. Это бесполезно.
Гудрун узнала лишь одну грань Наша, а ведь у нее были и другие…»
Следующие десять километров Лиз молчала, обдумывая вопрос, готовый сорваться с губ: «Вы спали вместе?»
Она уже сожалела, что затеяла это безрассудное предприятие. Но надеялась воспользоваться этой вылазкой, чтобы с пристрастием допросить свою попутчицу, выбить наконец сведения, которых ей так не хватало.
— Перестань мучить себя, — вздохнула Гудрун. — Наша умерла вовремя. У нее не было никакого таланта — ни певицы, ни музыкантши. Эта девчонка была как пластилин для лепки. Она все равно досталась бы какому-нибудь подонку, делающему порнофильмы или что-то вроде этого. Дочери богачей не приспособлены к нравам улицы. Они считают себя умными, потому что учились, а на самом деле они развратнее проституток! Знаю я многих шлюх, окончивших университет. И тебе известно, что я ничего не выдумываю. История с метро… спасла ее, быть может, от более унизительной участи… Я часто говорю себе: по крайней мере она умерла чистой. Напрасно ты забиваешь себе голову, я не запачкала ее. В этом я уверена.
До конца поездки они больше не вымолвили ни слова. Лиз не была в Ольденбурге более шести месяцев. Она сократила свои визиты, поняв, что ее вторжения отвлекали родителей от их милых привычек. Несколько раз у Лиз возникало впечатление, что мать с нетерпением ждет ее отъезда, желая продолжить невольно прерванную деятельность.
— Мой отец болен, — сообщила она, увидев в конце дороги крышу большого обветшалого дома. — Вот уже три года он теряет память. Не удивляйся, если слова его будут бессвязны или он примет тебя за кого-то другого.
Решетчатые ворота парка были открыты настежь. Не в знак гостеприимства, а просто из-за плохого состояния они вообще не закрывались. Въезжая в аллею, Лиз невольно взглянула в сторону мрачной статуи, различимой сегодня под накидкой из плюща и дикорастущей травы. «Великому Ханафоссе перерезает горло неизвестный убийца… Разрезанное горло, поднятая рука с бритвой…»
Гудрун смотрела в ту же сторону.
«Надо же, это странно, — подумала Лиз, — откуда ей известно, что статуи скрываются за этой растительностью? Значит, Наша ей все рассказала?»
Лиз преодолела вспышку ревности. Наша никогда не была разговорчивой с сестрой, и Лиз претило, что та пространно изливала чувства и душу кому-то другому.
У крыльца Лиз затормозила. Мать ее, Магда Унке, появилась на верхней ступеньке… в черном купальнике и нелепой резиновой шапочке. В 62 года это была еще стройная и красивая женщина; она всегда улыбалась. Увидев мать в таком нелепом наряде, Лиз на секунду испугалась, что та тоже сходит с ума.
— Мамочка… — пролепетала она, охваченная жалостью.
Магда Унке не удостоила ее взглядом. Прижав руку ко рту, она словно окаменела от изумления и во все глаза смотрела на выходившую из машины Гудрун.
«Боже! — подумала Лиз. — Она, верно, думает, что перед ней банда наркоманок».
При виде Гудрун так можно было подумать.
— Все в порядке! — поспешно крикнула Лиз. — Это подруга. — Магда Унке, казалось, не слышала ее. Когда она опустила руку, улыбка исчезла, а губы ее дрожали. — Это Гудрун, подруга, — повторила Лиз, взяв мать за плечи, — все в порядке.
Магда вздрогнула.
— О, разумеется! — прерывисто дыша, проговорила она. — Просто я приняла ее за… кого-то другого. Извини.
— Зачем тебе купальник? — удивленно спросила Лиз, чтобы сгладить неловкость. — Ты простудишься.
Магда Унке сухо посмотрела на дочь. Она не любила, когда о ней заботились. «Тогда я чувствую себя старой», — обычно отвечала Магда тем, кого удивляло ее поведение.
— Это моя рабочая одежда, — ответила она. — Я занялась монументальной скульптурой. Сейчас увидишь… Если это тебе интересно.
Отвернувшись от дочери, Магда спустилась по мраморным ступенькам навстречу Гудрун.
— Мы уже где-то виделись, не так ли? — спросила она.
— Нет, мадам, — ответила молодая маргиналка, выдержав ее взгляд. — Я была подругой Наша. Она мне много говорила о вас. — Лиз напряглась. Она предпочла бы, чтобы Гудрун воздержалась об упоминании своей связи с ее сестрой. — Мы вместе музицировали, — охотно пояснила Гудрун. — В метро…
— В метро… да, конечно, — откликнулась Магда. — В таком случае вам понравится моя работа. Речь идет о Наша… и метро.
Все трое вошли в холл. Там ничего не изменилось, вот только обветшалость усиливалась из месяца в месяц. Гудрун чувствовала себя непринужденно… или была лишена любопытства. Она ни разу не взглянула исподлобья; такие взгляды обычно кидают, очутившись в незнакомом месте.
— Мой муж в зимнем саду, — объяснила ей Магда. — У несчастного голова не в порядке, так что ничему не удивляйтесь.
Ощутив комок в горле, Лиз приготовилась к встрече со своим немощным отцом. Рольф Унке всегда был красивым мужчиной. Русоволосый, с ухоженной бородкой и великолепной головой викинга, в молодости он покорил немало женских сердец. Болезнь сделала его похожим на старого друида. Седые волосы спадали на плечи, борода закрывала грудь, так как Рольф упорно отказывался от стрижки. Дни свои он проводил в оранжерее среди желтоватых цветов, которым Магда регулярно позволяла погибать и столь же регулярно заменяла их другими. Теперь Рольф занимался только тем, что вырезал женские силуэты из подписных каталогов и наклеивал их на стены без разбора, кое-как. Магда упрямо уверяла, что это художественный коллаж. Лиз не верила этому. Она уже давно подметила, что отец впадает в преждевременное старческое слабоумие.
— О! Наша! — воскликнул старик, заметив Гудрун на пороге зимнего сада. — Как это мило… Ты принесла мне ножницы с острыми кончиками, о которых я говорил тебе на той неделе? И каталог купальников?
— Ну конечно же, — заверила его Гудрун. — Я сейчас все покажу.
— Ах! — удовлетворенно вздохнул Рольф Унке. — Лиз никогда ничего мне не приносила. Она не умела выбирать хорошие каталоги.
— Папа, — вмешалась Лиз, — я здесь. Это я, Лиз. Рольф Унке едва удостоил ее взглядом.
— Этого не может быть, — возразил он. — Лиз умерла в метро, утонула. Но это не страшно, потому что я не очень любил ее. Она была такая… серьезная. А вы… я вас не знаю… Еще одна санитарка, наверное… Что вы хотите? Колоть мне задницу вашими противными тупыми шприцами?
Рольф разнервничался, жестикулировал, потрясая ножницами с закругленными концами. Магда Унке схватила дочь за руку и вывела из оранжереи. Оставшись наедине с Гудрун, Рольф успокоился.
— Не сердись на него, — вздохнула Магда, надевая старенький голубоватый халат. — Он ведет себя как капризный ребенок. Все его слова не имеют смысла.
— Да нет же, — пробормотала Лиз; от волнения голос ее дрогнул. — Вы всегда считали меня нудной, потому что я не участвовала в ваших «артистических» дурачествах.
Она замолчала, сердясь уже на себя за эти сетования. «Черт побери! — подумала она, — вот я и заблеяла. То-то Эстер Крауц была бы довольна».
Магда не слушала ее. Она казалась рассеянной, охваченной безысходной тоской.
— Только что, — прошептала Магда, — когда вы вышли из машины, я остолбенела. Твоя подруга… эта Гудрун… Я… я приняла ее за Наша.
Лиз пожала плечами.
— У нее такая манера — выдавать себя за кого-либо, — объяснила она, овладев собой. — Она была подругой Наша, и жили они в одной комнате. Думаю, Наша очаровала Гудрун. Поэтому она бессознательно подражает ей. Ты привыкнешь, но я нахожу это несколько странным. Она копирует ее выражения, жесты…
— Да я не о том… — оборвала дочь Магда Унке. — Она похожа на Наша. Внешне.
— Совсем нет, — возразила Лиз. — Они обе блондинки, в этом все сходство.
— Нет, нет! — заупрямилась мать. — Она похожа на нее, но более худая, взрослая… более «изношенная». Однако сходство поразительное. Я как-никак мать и знаю, что говорю!
«Не помню, чтобы ты уделяла нам много внимания, когда мы были девочками, — чуть не возразила Лиз. — Ты слишком дорожила своим временем… Тебя больше интересовали эти „шедевры“, на которые вы с отцом буквально дышали».
Желая сменить тему, она попросила мать помочь ей выгрузить из багажника привезенные продукты.
Как всегда, они испытывали некоторое смущение, находясь рядом, и, будто сговорившись, старались не затрагивать деликатных тем, которые вызвали бы нескончаемые восторги по поводу качества мяса или паштета. Никогда Магда Унке не заводила разговора о профессии Лиз. Похоже, она раз и навсегда уверила себя в том, что старшая дочь служит в канцелярии полицейской службы, занятой переписью утонувших.
* * *
Обед прошел ужасно. Сидя на почетном месте, Гудрун идеально имитировала Наша.
Она с таким совершенством копировала ее, что быстро очаровала Рольфа и Магду.
«Она не столько старается походить на Наша, сколько ей удалось вжиться в образ… заставить нас поверить. Даже голос ее изменился».
Чтобы не поддаться всеобщему заблуждению, Лиз напомнила себе, что Гудрун Штрауб получила театральное образование и успешно играла в нескольких спектаклях.
«Ведь у нее есть талант, — думала Лиз, — почему она отказалась от карьеры? Может, вляпалась в какую-нибудь грязную историю?..»
Глядя, как она оживляет образ сестры за десертом, Лиз вдруг поняла, что Гудрун постоянно играет комедию. Это было ее второй натурой. Она переходила от одной роли к другой по десять раз на дню, в зависимости от ее фантазии или обстоятельств. «Я слишком быстро отнесла ее к категории закоренелых наркоманок. А на самом деле абсолютно не знаю, кто она такая. Гудрун не лжет, нет, она превращается в кого-то другого, и все принимают на веру эту метаморфозу. Гудрун улавливает наши желания и подстраивается под них. Она превратилась в Наша, зная, что это мне понравится. Едва взойдя по ступенькам крыльца, она стала своей в доме. Это так же верно, как то, что я еще жива…»
После кофе Рольфа проводили в зимний сад отдохнуть. Магда же скинула халат и направилась в парк. Девушки — за ней. В ее мертвенно-бледном дрожащем теле было что-то патетическое. Нижняя часть купальника глубоко врезалась между ягодицами. В зарослях, там, где когда-то протекал ручей, Магда Унке устроила странный зацементированный бассейн, нечто вроде извилистого водоема с лабиринтообразными излучинами, которые каналами тянулись во всех направлениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов