К сожалению, у них не было ни страховки, ни денег, поскольку они все истратили на пиво, но если они хоть чем-то смогут помочь...
Я придумал только один вариант, и они с радостью согласились. Кое-как сцепив обе машины, мы скатились вниз, вернулись в городок и добрались до гаража. Там они оставили нас на попечение двух механиков. С их машины на мою переставили коленчатый вал с его принадлежностями, а также аккумулятор, фару, колесо и разные другие запчасти.
Работа заняла целый день и назавтра до самого полудня. Счет составил сорок один доллар. Разумеется, я не мог его оплатить, что и доказал, вывернув наизнанку карманы перед управляющим. Но я указал, что в остающейся в гараже разбитой машине рабочих находится еще множество всяких запасных частей, которые могли бы покрыть убытки по ремонту моего «форда». Он мрачно принял от меня те деньги, которые у меня оставались, наполнил нам бак бензином и с облегчением выпроводил нас.
На ночь мы остановились у дороги, наш ужин и завтрак на следующее утро составляли украденные мною с поля и испеченные на костре кукурузные початки. На другой день, едва мы пересекли границу штата Канзас, у нас кончился бензин. Я занял немного у проезжавшего водителя («Только для того, чтобы доехать до ближайшей заправки»). Когда и он закончился, я остановил еще одну машину и сделал еще один заем. Таким образом мы пересекли Канзас — по десять, двенадцать, пятнадцать миль за раз.
На ферме около Топека мне удалось получить работу на полдня — укладывать водопроводные трубы, — и моего заработка хватило нам, чтобы добраться до границы Небраски. Но, оказавшись там, всего за несколько сотен миль до цели нашего путешествия, мы вынуждены были снова встать. Машине требовалась смазка и смена масла. Мы все были измучены и страдали животами: мы провели в дороге больше недели, ни разу по-настоящему не отдыхая и употребляя в еду почти исключительно сырые овощи. Во что бы то ни стало нам нужно было раздобыть хоть немного денег.
Мы остановились в маленькой деревушке, и мама сказала, что попытается стиркой подработать хоть пару долларов. Но она физически была не в состоянии делать что-либо по дому, даже если бы, что казалось маловероятным в таком местечке, и нашлась бы такая работа. Гадая, не найдется ли здесь какой-нибудь работы для меня самого, я вылез из машины и огляделся.
У меня ушло всего минут десять на то, чтобы обойти деревушку, заглянуть в каждое из деревенских заведений и везде получить отказ. Вернувшись на боковую улицу, я поднял с земли окурок и закурил. Между улицей и тротуаром стояло огромное дерево, дающее прохладную тень. Я прислонился к его стволу, жадно втягивая дым и рассеянно глядя на продуктовый магазин на противоположной стороне. Его почти полностью скрывал огромный рекламный плакат, сверкающий веселыми красками, сообщающий о каком-то театральном представлении в близлежащем городке. Мой взгляд лениво переместился с избитых клише вроде «Только один вечер» и «Прямо с Бродвея» на ряд улыбающихся девиц в вечерних платьях.
Я взглянул на крайнюю из них, сидящую со скрипкой, а потом на ее лицо.
Это была моя сестра — Максин!
Я издал ликующий вопль.
С железнодорожной станции я послал телеграмму, которую должна была оплатить сестра, и она великодушно отозвалась на нее. Через два дня, оставив маму с Фредди у ее родителей, я прибыл в Линкольн.
Я снова был полностью на мели и надеялся, что смогу продать машину за такую сумму, которая помогла бы мне продержаться, пока я не найду работу. А тем временем, пока не рассвело, я вымыл в каком-то ресторане мужской туалет и получил за это сытный завтрак. Прошло около часа, и, по моим прикидкам, конторы по продаже подержанных автомобилей должны уже открыться, так что я вернулся к своей машине.
Около нее крутился полицейский, прикрепляя к переднему бамперу буксирный канат. Оказалось, что парковка на ночь в Линкольне считалась нарушением закона, и для вновь прибывших не делалось никаких исключений, абсолютно никаких! Я мог вызволить машину, уплатив вполне солидный штраф плюс расходы за ее буксировку на полицейскую стоянку и за пребывание на ней.
Я выслушал эту информацию, задыхаясь от смешанных чувств, а затем вдруг ухватился за телеграфный столб и затрясся в приступе безумного хохота. Экипаж буксира настороженно смотрел на меня. Они попрыгали в свою машину и покатили прочь, увозя с собой мой «форд», а я рухнул на свой чемодан и хохотал, пока у меня не заболело в груди.
Эта машина — этот проклятый, вшивый, измотавший мне всю душу, до чертиков надоевший «форд»! И они думают, что я буду надрываться и зарабатывать деньги, чтобы выкупить ее! Они думают, что я сумасшедший! Они наверняка так думают!
А может, я действительно сошел с ума? После того как я провел в ней десять дней и покрыл расстояние в тысячу миль, ничего удивительного в этом не было бы.
Глава 3
В тот день и в два последующих я работал продавцом прохладительных напитков и сандвичей. Получив причитающиеся мне деньги и подкормившись бесплатной едой, я покинул работу и сходил в университет. Там я предъявил рекомендательное письмо от одного моего друга — редактора из Техаса. Принимавший меня администратор был со мной очень доброжелательным, но объяснил, что не может предложить мне никакой помощи. Лично он не мог одолжить мне денег, а университет предоставлял стипендии только студентам с блестящим школьным аттестатом. Может, если я обращусь к другому писателю... к кому-нибудь с факультета, кого интересуют пишущие молодые люди...
В то время помощником президента университета был Роберт Платт Кроуфорд, писатель с именем, который печатался в «Сатердей ивнинг пост» и других журналах с большими тиражами. Я знал его только по слухам, а он, естественно, вообще не имел обо мне представления. Но я отправился к нему. Показал ему несколько своих рассказов, напечатанных в региональной периодике, и попросил ссуду — сумму, достаточную для оплаты одного семестра и приобретения учебников, и, если бы он был так добр, еще несколько долларов.
Доктор Кроуфорд оторопел. Помолчав, он попросил меня повторить свою просьбу. Я это сделал. Добрейший доктор испытал явное облегчение. В его кабинете ужасная акустика, извиняясь, пробормотал он, видимо, его нужно будет переделать... Не расскажу ли я ему немного о себе? Что-нибудь о своем прошлом? Очевидно, я уже давно окончил среднюю школу. Почему же я только сейчас решил продолжить обучение и выбрал именно этот университет?
Я начал говорить, сначала довольно резко, потому что ужасно нервничал, затем, видя, как он поощрительно улыбается и кивает, все более спокойно и доверительно. Я долго ему рассказывал, — таким заинтересованным он казался и настолько тесно переплетенными между собой были различные события моей жизни. Чтобы обосновать мой поспешный побег из мира отелей, понадобилось объяснить, как я туда попал. А это тянуло за собой повествование о шоу со стриптизом и об Элли Иверсе, этом покровителе проституток, что, в свою очередь, вело к другим событиям... к работе в газете и к моим приключениям продавца молочных товаров, к тому времени, когда я почти овладел рынком французских почтовых открыток, и к ужасной катастрофе, которую я потерпел, будучи сыном человека, в одночасье превратившегося в миллионера и так же внезапно разорившегося...
Доктор Кроуфорд улыбался и цокал языком. И наконец откинулся на спинку кресла и от души захохотал. Оправившись от приступа смеха, он заявил, что уверовал в мой талант писателя и что, более того, очевидно, я буду очень способным студентом. Он считает для себя честью, заявил он, оказать мне финансовую поддержку. И, вынув бумажник, сразу приступил к делу.
Я принял деньги с благодарностью, хотя и немного недоверчиво, опасаясь, что своей полной откровенностью поставил себя в сомнительное положение. Достигнув того, что казалось невозможным, я понял, что иным способом этого и нельзя было добиться. Нельзя обманывать человека, от которого ты надеешься получить помощь. Если у него есть деньги, а у тебя их нет, нужно заранее предполагать, что он по меньшей мере такой же проницательный, как и ты, если не в сто раз больше.
Доктор Кроуфорд отказался от моего предложения дать ему расписку в получении денег. «Но зачем она мне нужна?» — сказал он, таким образом дав мне понять еще одну простую вещь: если человек может поручиться лишь своим словом, что даст его подпись?
Решив проблему с обучением, я обошел газеты, надеясь получить работу на неполный рабочий день, обращался на радио, в рекламные агентства, в серьезные фирмы, занимающиеся рекламным делом, — в любое место, где предположительно мог требоваться литературный талант. Одет я был дорого и по моде. Общество, где проворачиваются быстрые и большие деньги, вынуждало иметь отличный гардероб, и я счел необходимым потратить на него несколько сот долларов. Подозреваю, что многие из важных должностных лиц, которые меня принимали, думали, что я или держатель крупных акций в их компании, или намерен им стать. И большинство из них становились грубыми и подчеркнуто нелюбезными, когда обнаруживали истину и смущенно изложенную цель моего визита. Собственно, почему это я думаю, что они меня примут на работу? Что я мог им предложить, бывший коридорный, бывший рабочий-нефтяник и так далее, который имеет скромный опыт работы в газетном деле и несколько средних по качеству напечатанных работ? Они могут нанять за бесценок куда более полезного сотрудника. Здесь, в Линкольне, много выпускников колледжей — людей, которые имеют диплом журналиста и которые были бы рады трудиться даром только ради практики.
После некоторых из этих собеседований я выходил униженный и словно побитый. Черт побери, я чувствовал себя отвратительно, потому что в свои двадцать два года я не только не закалился, а стал еще более уязвимым от почти непрерывных ударов злосчастной судьбы. Я вздрагивал от каждого нового удара по моей гордости, а они становились все более частыми и жестокими.
Будучи очень упорным — и, безусловно, недальновидным, — я продолжал свои поиски, которые неизменно увенчивались отказом. И наконец, когда я меньше всего ожидал, удача вдруг улыбнулась мне.
Это был сельскохозяйственный журнал. Два молодых редактора любовно осмотрели меня, выяснили, что я поступаю в университет, и, многозначительно переглянувшись, принялись меня любезно допрашивать... Значит, я из Техаса, вот как? (Тут они с благоговением глянули на мой сорокадолларовый костюм от Борсалино.) И мне нужна работа, верно? (Взгляд на этикетку импортного твидового пальто.) Что ж, это они понимают. Работа дает человеку определенную независимость, помогает ему занять солидное место в университетском городке. И конечно — естественно! — я поступаю в сельскохозяйственный колледж, не так ли?
— Боже мой, нет, конечно! — возразил я, но затем, увидев их разочарованные лица, поспешил добавить: — С чего мне туда поступать? Я намереваюсь учиться в колледже изящных искусств.
Они удрученно покачали головой. Я делаю ужасную ошибку, сказали они. Сейчас никто не станет поступать в колледж изящных искусств, абсолютно никто. Этот диплом бесполезен, понимаете? С таким же успехом можно иметь диплом парикмахера. Нужно сделать вот что — и они немедленно это устроят — перевестись в сельскохозяйственный колледж. Там я смогу заниматься и журналистикой, и сколько угодно английским; а будучи бакалавром сельскохозяйственных наук, я буду иметь подходящую для жизни специальность, потому что она пользуется наибольшим спросом.
Так вот, в дальнейшем я часто и довольно сильно ссорился с этими молодыми редакторами, и хотя и неохотно, но вынужден признать, что они говорили искренне, а не просто желая переманить меня на свою сторону. Человек с агротехническим образованием без проблем мог найти работу, и обычно с самого начала с очень приличным жалованьем. Он может ее найти и найдет, потому что заработал это право. Прежде всего, он, как правило, должен вырасти на ферме, где по четыре часа в день трудолюбиво занимается всеми работами. Ему также очень поможет, если он станет посещать профессиональное сельскохозяйственное училище. Затем он поступает в сельскохозяйственный колледж — тот, что находится в Небраске, является одним из четырех лучших высших заведений этого направления. Он изучает не просто медицину, которая представляет собой весьма сложную науку, а ветеринарию. Не просто ботанику, а агроботанику. И так далее по всему списку предметов. Практически, каждый предмет изучается на лабораторных занятиях. Когда он не склоняется над микроскопом или не сидит на лекции с демонстрацией диапозитивов, он держит в руках хирургический нож — анатомируя больные и зловонные внутренности какого-нибудь животного. 290
Ну, что касается меня, учеба в таком колледже меня так же интересовала, как, скажем, посещение семинаров по теологии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Я придумал только один вариант, и они с радостью согласились. Кое-как сцепив обе машины, мы скатились вниз, вернулись в городок и добрались до гаража. Там они оставили нас на попечение двух механиков. С их машины на мою переставили коленчатый вал с его принадлежностями, а также аккумулятор, фару, колесо и разные другие запчасти.
Работа заняла целый день и назавтра до самого полудня. Счет составил сорок один доллар. Разумеется, я не мог его оплатить, что и доказал, вывернув наизнанку карманы перед управляющим. Но я указал, что в остающейся в гараже разбитой машине рабочих находится еще множество всяких запасных частей, которые могли бы покрыть убытки по ремонту моего «форда». Он мрачно принял от меня те деньги, которые у меня оставались, наполнил нам бак бензином и с облегчением выпроводил нас.
На ночь мы остановились у дороги, наш ужин и завтрак на следующее утро составляли украденные мною с поля и испеченные на костре кукурузные початки. На другой день, едва мы пересекли границу штата Канзас, у нас кончился бензин. Я занял немного у проезжавшего водителя («Только для того, чтобы доехать до ближайшей заправки»). Когда и он закончился, я остановил еще одну машину и сделал еще один заем. Таким образом мы пересекли Канзас — по десять, двенадцать, пятнадцать миль за раз.
На ферме около Топека мне удалось получить работу на полдня — укладывать водопроводные трубы, — и моего заработка хватило нам, чтобы добраться до границы Небраски. Но, оказавшись там, всего за несколько сотен миль до цели нашего путешествия, мы вынуждены были снова встать. Машине требовалась смазка и смена масла. Мы все были измучены и страдали животами: мы провели в дороге больше недели, ни разу по-настоящему не отдыхая и употребляя в еду почти исключительно сырые овощи. Во что бы то ни стало нам нужно было раздобыть хоть немного денег.
Мы остановились в маленькой деревушке, и мама сказала, что попытается стиркой подработать хоть пару долларов. Но она физически была не в состоянии делать что-либо по дому, даже если бы, что казалось маловероятным в таком местечке, и нашлась бы такая работа. Гадая, не найдется ли здесь какой-нибудь работы для меня самого, я вылез из машины и огляделся.
У меня ушло всего минут десять на то, чтобы обойти деревушку, заглянуть в каждое из деревенских заведений и везде получить отказ. Вернувшись на боковую улицу, я поднял с земли окурок и закурил. Между улицей и тротуаром стояло огромное дерево, дающее прохладную тень. Я прислонился к его стволу, жадно втягивая дым и рассеянно глядя на продуктовый магазин на противоположной стороне. Его почти полностью скрывал огромный рекламный плакат, сверкающий веселыми красками, сообщающий о каком-то театральном представлении в близлежащем городке. Мой взгляд лениво переместился с избитых клише вроде «Только один вечер» и «Прямо с Бродвея» на ряд улыбающихся девиц в вечерних платьях.
Я взглянул на крайнюю из них, сидящую со скрипкой, а потом на ее лицо.
Это была моя сестра — Максин!
Я издал ликующий вопль.
С железнодорожной станции я послал телеграмму, которую должна была оплатить сестра, и она великодушно отозвалась на нее. Через два дня, оставив маму с Фредди у ее родителей, я прибыл в Линкольн.
Я снова был полностью на мели и надеялся, что смогу продать машину за такую сумму, которая помогла бы мне продержаться, пока я не найду работу. А тем временем, пока не рассвело, я вымыл в каком-то ресторане мужской туалет и получил за это сытный завтрак. Прошло около часа, и, по моим прикидкам, конторы по продаже подержанных автомобилей должны уже открыться, так что я вернулся к своей машине.
Около нее крутился полицейский, прикрепляя к переднему бамперу буксирный канат. Оказалось, что парковка на ночь в Линкольне считалась нарушением закона, и для вновь прибывших не делалось никаких исключений, абсолютно никаких! Я мог вызволить машину, уплатив вполне солидный штраф плюс расходы за ее буксировку на полицейскую стоянку и за пребывание на ней.
Я выслушал эту информацию, задыхаясь от смешанных чувств, а затем вдруг ухватился за телеграфный столб и затрясся в приступе безумного хохота. Экипаж буксира настороженно смотрел на меня. Они попрыгали в свою машину и покатили прочь, увозя с собой мой «форд», а я рухнул на свой чемодан и хохотал, пока у меня не заболело в груди.
Эта машина — этот проклятый, вшивый, измотавший мне всю душу, до чертиков надоевший «форд»! И они думают, что я буду надрываться и зарабатывать деньги, чтобы выкупить ее! Они думают, что я сумасшедший! Они наверняка так думают!
А может, я действительно сошел с ума? После того как я провел в ней десять дней и покрыл расстояние в тысячу миль, ничего удивительного в этом не было бы.
Глава 3
В тот день и в два последующих я работал продавцом прохладительных напитков и сандвичей. Получив причитающиеся мне деньги и подкормившись бесплатной едой, я покинул работу и сходил в университет. Там я предъявил рекомендательное письмо от одного моего друга — редактора из Техаса. Принимавший меня администратор был со мной очень доброжелательным, но объяснил, что не может предложить мне никакой помощи. Лично он не мог одолжить мне денег, а университет предоставлял стипендии только студентам с блестящим школьным аттестатом. Может, если я обращусь к другому писателю... к кому-нибудь с факультета, кого интересуют пишущие молодые люди...
В то время помощником президента университета был Роберт Платт Кроуфорд, писатель с именем, который печатался в «Сатердей ивнинг пост» и других журналах с большими тиражами. Я знал его только по слухам, а он, естественно, вообще не имел обо мне представления. Но я отправился к нему. Показал ему несколько своих рассказов, напечатанных в региональной периодике, и попросил ссуду — сумму, достаточную для оплаты одного семестра и приобретения учебников, и, если бы он был так добр, еще несколько долларов.
Доктор Кроуфорд оторопел. Помолчав, он попросил меня повторить свою просьбу. Я это сделал. Добрейший доктор испытал явное облегчение. В его кабинете ужасная акустика, извиняясь, пробормотал он, видимо, его нужно будет переделать... Не расскажу ли я ему немного о себе? Что-нибудь о своем прошлом? Очевидно, я уже давно окончил среднюю школу. Почему же я только сейчас решил продолжить обучение и выбрал именно этот университет?
Я начал говорить, сначала довольно резко, потому что ужасно нервничал, затем, видя, как он поощрительно улыбается и кивает, все более спокойно и доверительно. Я долго ему рассказывал, — таким заинтересованным он казался и настолько тесно переплетенными между собой были различные события моей жизни. Чтобы обосновать мой поспешный побег из мира отелей, понадобилось объяснить, как я туда попал. А это тянуло за собой повествование о шоу со стриптизом и об Элли Иверсе, этом покровителе проституток, что, в свою очередь, вело к другим событиям... к работе в газете и к моим приключениям продавца молочных товаров, к тому времени, когда я почти овладел рынком французских почтовых открыток, и к ужасной катастрофе, которую я потерпел, будучи сыном человека, в одночасье превратившегося в миллионера и так же внезапно разорившегося...
Доктор Кроуфорд улыбался и цокал языком. И наконец откинулся на спинку кресла и от души захохотал. Оправившись от приступа смеха, он заявил, что уверовал в мой талант писателя и что, более того, очевидно, я буду очень способным студентом. Он считает для себя честью, заявил он, оказать мне финансовую поддержку. И, вынув бумажник, сразу приступил к делу.
Я принял деньги с благодарностью, хотя и немного недоверчиво, опасаясь, что своей полной откровенностью поставил себя в сомнительное положение. Достигнув того, что казалось невозможным, я понял, что иным способом этого и нельзя было добиться. Нельзя обманывать человека, от которого ты надеешься получить помощь. Если у него есть деньги, а у тебя их нет, нужно заранее предполагать, что он по меньшей мере такой же проницательный, как и ты, если не в сто раз больше.
Доктор Кроуфорд отказался от моего предложения дать ему расписку в получении денег. «Но зачем она мне нужна?» — сказал он, таким образом дав мне понять еще одну простую вещь: если человек может поручиться лишь своим словом, что даст его подпись?
Решив проблему с обучением, я обошел газеты, надеясь получить работу на неполный рабочий день, обращался на радио, в рекламные агентства, в серьезные фирмы, занимающиеся рекламным делом, — в любое место, где предположительно мог требоваться литературный талант. Одет я был дорого и по моде. Общество, где проворачиваются быстрые и большие деньги, вынуждало иметь отличный гардероб, и я счел необходимым потратить на него несколько сот долларов. Подозреваю, что многие из важных должностных лиц, которые меня принимали, думали, что я или держатель крупных акций в их компании, или намерен им стать. И большинство из них становились грубыми и подчеркнуто нелюбезными, когда обнаруживали истину и смущенно изложенную цель моего визита. Собственно, почему это я думаю, что они меня примут на работу? Что я мог им предложить, бывший коридорный, бывший рабочий-нефтяник и так далее, который имеет скромный опыт работы в газетном деле и несколько средних по качеству напечатанных работ? Они могут нанять за бесценок куда более полезного сотрудника. Здесь, в Линкольне, много выпускников колледжей — людей, которые имеют диплом журналиста и которые были бы рады трудиться даром только ради практики.
После некоторых из этих собеседований я выходил униженный и словно побитый. Черт побери, я чувствовал себя отвратительно, потому что в свои двадцать два года я не только не закалился, а стал еще более уязвимым от почти непрерывных ударов злосчастной судьбы. Я вздрагивал от каждого нового удара по моей гордости, а они становились все более частыми и жестокими.
Будучи очень упорным — и, безусловно, недальновидным, — я продолжал свои поиски, которые неизменно увенчивались отказом. И наконец, когда я меньше всего ожидал, удача вдруг улыбнулась мне.
Это был сельскохозяйственный журнал. Два молодых редактора любовно осмотрели меня, выяснили, что я поступаю в университет, и, многозначительно переглянувшись, принялись меня любезно допрашивать... Значит, я из Техаса, вот как? (Тут они с благоговением глянули на мой сорокадолларовый костюм от Борсалино.) И мне нужна работа, верно? (Взгляд на этикетку импортного твидового пальто.) Что ж, это они понимают. Работа дает человеку определенную независимость, помогает ему занять солидное место в университетском городке. И конечно — естественно! — я поступаю в сельскохозяйственный колледж, не так ли?
— Боже мой, нет, конечно! — возразил я, но затем, увидев их разочарованные лица, поспешил добавить: — С чего мне туда поступать? Я намереваюсь учиться в колледже изящных искусств.
Они удрученно покачали головой. Я делаю ужасную ошибку, сказали они. Сейчас никто не станет поступать в колледж изящных искусств, абсолютно никто. Этот диплом бесполезен, понимаете? С таким же успехом можно иметь диплом парикмахера. Нужно сделать вот что — и они немедленно это устроят — перевестись в сельскохозяйственный колледж. Там я смогу заниматься и журналистикой, и сколько угодно английским; а будучи бакалавром сельскохозяйственных наук, я буду иметь подходящую для жизни специальность, потому что она пользуется наибольшим спросом.
Так вот, в дальнейшем я часто и довольно сильно ссорился с этими молодыми редакторами, и хотя и неохотно, но вынужден признать, что они говорили искренне, а не просто желая переманить меня на свою сторону. Человек с агротехническим образованием без проблем мог найти работу, и обычно с самого начала с очень приличным жалованьем. Он может ее найти и найдет, потому что заработал это право. Прежде всего, он, как правило, должен вырасти на ферме, где по четыре часа в день трудолюбиво занимается всеми работами. Ему также очень поможет, если он станет посещать профессиональное сельскохозяйственное училище. Затем он поступает в сельскохозяйственный колледж — тот, что находится в Небраске, является одним из четырех лучших высших заведений этого направления. Он изучает не просто медицину, которая представляет собой весьма сложную науку, а ветеринарию. Не просто ботанику, а агроботанику. И так далее по всему списку предметов. Практически, каждый предмет изучается на лабораторных занятиях. Когда он не склоняется над микроскопом или не сидит на лекции с демонстрацией диапозитивов, он держит в руках хирургический нож — анатомируя больные и зловонные внутренности какого-нибудь животного. 290
Ну, что касается меня, учеба в таком колледже меня так же интересовала, как, скажем, посещение семинаров по теологии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24