Постояв некоторое время в полной растерянности, Худолей снова обошел всю комнату. Странным было то, что строителям некуда было деться — выходы из дома блокировали ребята Шаланды, затевать работы в столь ранний час и будить обитателей дома... Нет, это было совершенно невероятным.
И Худолей решился на шаг простой, естественный и, в данном случае, необходимый. Он решил тщательно осмотреть всю комнату на уровне обыска. Собственно, это и был обыск. Заглядывая под подушки, за деревянные щиты, пробуя рукоятку тисков, Худолей тем временем постоянно прислушивался — не загромыхают ли шаги возвращающихся откуда-то строителей. Но нет, в доме стояла глубокая сонная тишина.
Худолей заглянул под кровать, надеясь увидеть там чемоданчик, рюкзак или еще что-нибудь принадлежащее строителям. Под одной кроватью было совершенно пусто. Это его удивило, озадачило настолько, что он даже вслух произнес обычное свое:
— Ни фига себе...
Но без выражения произнес, как бы утверждаясь в какой-то мысли, в каком-то решении.
Заглянув под вторую кровать, Худолей обнаружил, что все пространство под ней занято бесформенным тюком. Ожидая, что это нечто из одежды, обуви, мелкого инструмента, он тронул его. Тюк был единой массой, и сдвинуть его с места оказалось непросто. И тут Худолей увидел то, что уже ожидал, чему не удивился, — из-под тюка вытекала тоненькая струйка крови. Впрочем, грамотнее будет сказать, что Худолей увидел струйку жидкости, внешне напоминающую кровь.
— Ну, вот, — удовлетворенно произнес он. — Наконец кое-что стало понятным, кое-что стало на свои места.
Тюк он трогать не стал, просто взял кровать за спинку и передвинул ее к середине комнаты. В результате сочащийся кровью тюк оказался открытым. Поколебавшись, Худолей откинул уголок одеяла и увидел мертвое лицо Степана Петришко, с которым совсем недавно, вечером, слушал откровения толстой гадалки и чокался, попивая хозяйское виски.
— Ну что, Степа, приехали? — спросил Худолей и, конечно, ни единого звука в ответ не услышал. — Приехали.
Спустившись в подвал и увидев худолеевскую находку, Пафнутьев придвинул стул, сел на него и некоторое время молча смотрел в мертвое Степаново лицо. И непонятно было — прикидывает ли он поправки в свою версию происходящего, сожалеет ли о безвременно отлетевшей душе или просто вспоминает подробности всего случившегося в этом доме.
— Второй где? — спросил он наконец.
— Я весь дом обошел — нету.
— А охрана?
— Шаландинские ребята говорят, что ничего не видели, не слышали и знать ничего не желают. Мимо нас, говорят, мышь не проскочит. Мимо нас, говорят, птица не пролетит.
— Птица, может, и не пролетит, — проворчал Пафнутьев. — Что с ним? — он кивнул на труп.
— Похоже, по затылку врезали.
— И как это понимать?
— То, что его порешил напарник из своей же деревни... мне не верится. Не говорю, что не верю, я выражаюсь осторожнее — мне не верится. Скорее всего другое.
— Ну? — нетерпеливо поторопил Пафнутьев.
— Одного порешили, а второго не успели. Слинял второй.
— Так слинял, что оперативники не услышали? Ведь если одного убивают, второй такой крик поднимает... Никто в кровати не останется. А говоришь, мышь не проскочит.
— Это они говорят, шаландинские... А ты, Паша, за последний час, два... Ничего такого не слышал? — спросил Худолей без всякой задней мысли и, только проговорив вопрос, спохватился, зажал свой поганый рот полупрозрачной ладошкой и с ужасом уставился на Пафнутьева, ожидая кары и гнева.
Пафнутьев лишь укоризненно посмотрел на Худолея и отвернулся.
— Слышал, — сказал он.
— Да? Что, Паша?
— Женский шепот.
— И что же она тебе нашептала?
— Нашептала.
— Что, Паша?! Что?!
— Не знаешь, что шепчут в таких случаях?
— Не знаю, Паша. Мне ничего не шепчут... Сопят в ухо — и все.
— Надо бы его обыскать, — кивнул Пафнутьев в сторону трупа, безмолвно лежащего на полу, усеянном песком, цементом, известью, щебнем и всеми теми материалами, из которых состоит дом. — Стой! — вдруг воскликнул Пафнутьев. — Посмотри! — и он указал на несколько двойных линий, пересекавших комнату в разных направлениях. Две линии тянулись от двери к окну, потом, изогнувшись под острым углом, направились к тискам, потом, тоже под острым углом, — к кровати. — Что это может означать?
— Все очень просто, Паша, — не задумываясь, ответил Худолей. — Труп таскали по комнате. Паника здесь была, как я понимаю. Убийца подхватил его под мышки и поволок к окну, а убедившись, что не сможет вытолкнуть в эту маленькую дыру под потолком, потащил к двери, но спохватился — там у входа оперативники. И он, завернув его в одеяло, затолкал под кровать. Эти две полосы — следы от каблуков: когда его волокли, на песке оставались борозды.
— Ты такой умный, — озадаченно проговорил Пафнутьев.
— Я правильно тебя понял, Паша? — тут же откликнулся Худолей и весь как-то остановился в движении, замер, боясь услышать нечто огорчительное.
— Да, с меня причитается, — кивнул Пафнутьев.
— Паша! — Худолей прижал ладошки к груди. — У меня нет слов!
— Тогда действуй. Может, в карманах у него что-нибудь осталось.
— А знаешь, Паша... Карманы карманами, а ведь у него в кулачке что-то зажато, что-то он перед смертью боялся потерять. — Худолей присел перед трупом и попытался разжать крепко сжатый кулак Степана. Через какое-то время ему это удалось, и он осторожно вытащил из скрюченных смертью пальцев клочок бумажки, совсем небольшой, в половину спичечной коробки. — Ни фига себе! — воскликнул Худолей, всмотревшись в бумажку. — Сто долларов держал покойник в руке перед смертью, — сказал Худолей, протягивая Пафнутьеву свою находку.
Пафнутьев взял треугольный клочок доллара, смятый, остывший в мертвой руке, забрызганный кровью, и, нащупав за спиной спинку кровати, тяжело опустился.
— То-то гадалке виделись доллары, летящие по ветру, то-то она все не могла понять, в чем дело... Ты понимаешь, что происходит в этом доме?
— Крутые разборки, Паша, очень крутые разборки. И выход здесь один, другого не вижу... Если не возражаешь, могу поделиться скудными своими соображениями.
— Делись.
— Брать всех, без исключения: от объячевской бабы Маргариты — до шалопутного гостя Вьюева. Каждого заводить в отдельную звукоизолированную комнату...
— Дальше.
— Пальцы в дверь и жать, пока все не скажет.
— Неплохо, — вздохнул Пафнутьев. — Понимаешь, они ведь не знают того, что знаем мы с тобой. Они не знают, что Объячев убит трижды... Про спицу знает только тот, кто ее воткнул в непутевое объячевское сердце... О клофелине в виски знает только тот, что его влил... Вот только про выстрел в голову знают все. Сколько у нас осталось живых на сегодняшнее утро?
— Света, — неосторожно подсказал Худолей.
— Про Свету я помню, — кивнул Пафнутьев. — Маргарита, супруги Вохмянины и Вьюев. Всего пять человек. Не исключено, что каждый из них убийца. И ничего... Весело смеются, пряники жуют.
— А может, все это проделал кто-то один? — предположил Худолей.
— Влил клофелин в объячевский стакан, проткнул его сердце спицей, потом продырявил голову, повесил бомжа, пришиб строителя... Так, да?
— Паша, ты меня не понял. Иногда просто необходимо произнести очевидную чушь, чтобы убедить кого-то в его же правоте. Я выдал чушь, взял на себя эту неблагодарную роль. Ты ведь не станешь произносить всякие глупости. Я притворился дураком, а ты тут же убедился в собственной правоте и проницательности.
— Спасибо. Что будем делать?
— Искать второго умельца. Как его... Васыль Вулых.
— Где?
— Вокзалы, автостанции, аэропорт, электрички... Вулых — чужой человек в городе. Он не осмелится здесь оставаться, не сунется в гостиницу... Ты слышал — они сами говорили, что больше года живут в этом доме, не смея высунуться наружу — у них не было даже милицейской регистрации! Из чужой страны ведь приехали на заработки!
— Из другой страны, — поправил Пафнутьев.
— Как сказать, Паша, как сказать... В НАТО они уже запросились. Вот когда в нашу сторону направят ракеты из-под Киева, когда появится натовская база под Харьковом... мы продолжим этот разговор. Не возражаешь?
— А может быть, и второго хлопнули? Может, и Вулых лежит где-нибудь под кроватью?
— Все свободные комнаты в доме я уже обшарил. Не был только в комнате Светы...
— Остановись! — сказал Пафнутьев и в упор посмотрел на Худолея.
— Виноват, — Худолей прижал к груди обе ладошки, накрыв одну другой и склонил повинную голову.
— Проехали, — сказал Пафнутьев. — Если Вулых ушел, то только через окно. Он не мог пройти мимо шаландинских оперов. Ты видел, как они расположились? Приставили диван к двери, подперли ее так, что там и в самом деле мышь не просочится.
— Ох, Паша... Здесь столько дверей, столько дверей... Но я с тобой согласен: если он ушел, то разумнее всего это сделать через окно.
Не говоря ни слова, Пафнутьев встал, поднялся на первый этаж, прошел мимо охранников и оказался во дворе. Он обогнул дом и приблизился к подвальному окну, через которое мог уйти Вулых. От окна по лужам, по тонкому весеннему ледку, взламывая его и проваливаясь в жидкую глину, кто-то прошел совсем недавно, но не к калитке, а к сараю в глубине двора. Ушел Вулых, ушел легко и просто. Огородами, участками, лесными тропинками вышел на трассу, проголосовал и был таков.
Пафнутьев прошел до конца участка, пока видны были следы сбежавшего строителя, пока не уперся во временный деревянный забор с вырванной доской — в эту дыру и протиснулся строитель, сразу выйдя на соседний участок.
Почему он бежал? Спасал жизнь, убегал от преследования? Кому могли помешать строители, живущие в подвале? Чему были свидетелями? Уж если они прожили здесь больше года, то наверняка многое знали о нравах и обычаях этого дома, о том, кто мог убить Объячева, а кто убить не мог ни при каких обстоятельствах.
Вернувшись в подвал, Пафнутьев убедился, что Худолей времени зря не терял — он обшарил карманы на трупе и сложил на столе горкой все, что удалось найти, — паспорт, несколько затертых писем, водительские права, разболтанный перочинный ножик, мятую пачку дешевых сигарет.
— Ушел через соседние участки и лесок... Думаю, он уже далеко, — Пафнутьев снова сел на кровать.
— Шаланду подключать надо, — сказал Худолей.
— Что в карманах?
— Знаешь, Паша, так людей не убивают, — Худолей горестно покачал головой. — Если уж взялся убивать, то надо это с головой делать.
— По-моему, он головой и повредился, — заметил Пафнутьев.
— Смешно, — кивнул Худолей. — Остроумно. Но не по делу. Смотри, Паша, что происходит... Паспорт, в нем, естественно, прописка, письма с обратным адресом. Из дома письма. Время, всегда работает время. Или на тебя, или против. Время никогда не бывает нейтральным, оно всегда на чьей-то стороне. Если так сложилась жизнь, что пришлось убить человека, то позаботься, дурак бестолковый, чтобы не сразу, не сразу бы узнали, кто убит, как, зачем. Разве можно в кармане жертвы оставлять такие вещи, как паспорт, письма? Ни в коем случае. И время, как активный участник всех наших дел, всех наших побед и поражений, таких оплошностей не прощает. И ты, Паша, как работник правоохранительных органов, тоже подобной небрежности в работе прощать не должен. Ни при каких обстоятельствах.
Пафнутьев выслушал Худолея с напряженным вниманием, словно ожидал, что тот вот-вот скажет нечто важное, существенное, но, не дождавшись, лишь молча кивнул. Вынув из кармана коробочку сотового телефона, повертел ее в руке, колеблясь.
— Звоню Шаланде. Он, конечно, спит, но... Как думаешь, не обидится?
— Конечно, обидится.
— Звоню, — решился Пафнутьев и набрал номер. — Шаланда? — громко прокричал он, едва услышал хриплый со сна голос. — Доброе утро, Шаланда! Пафнутьев тревожит.
— Кошмары меня тревожат, а не Пафнутьев.
— Что снилось? Какие видения посетили тебя весенней лунной ночью?
— Трупы.
— Сон в руку.
— Что ты хочешь сказать? На что намекаешь?
— Ни на что, Жора, — устало проговорил Пафнутьев. — Ни на что намекать просто нет сил... Говорю открытым текстом — труп.
— Третий?!
— Я не считал, Жора... Может быть, и третий... Не помню.
— Ну, как же, — Шаланда всерьез принял ерничество Пафнутьева, — сам хозяин, Объячев, бомж... А теперь кто?
— Строителей в доме помнишь?
— Что, оба?!
— Нет, один. Второй исчез.
— А мои ребята...
— Очень хорошие ребята. Они всем понравились. Спокойные, рассудительные, по ночам не шумят, отдыхают.
— Упустили?!
— Не то чтобы злонамеренно, но если взглянуть на суть происшедшего... То да, я с тобой согласен. Упустили.
— А ты уж и рад? — обиделся Шаланда.
— Мы тут просто все падаем от веселья... Сильный удар сзади по голове. Потом убийца завернул труп в одеяло и засунул под кровать. Там его Худолей и нашел.
— Что-то подозрительно часто твой Худолей возникает во всех дырах, — проворчал Шаланда, чтобы хоть как-то скрасить досаду.
— Бессонница у него, — еще раз куснул Пафнутьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36