А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Говорят, это вернуло мир на сотню лет назад.
— Что — это?
— Ужасная вещь, которую якобы сделал мой сын. Но здесь об этом не узнать, так ведь? — Она складывает простыню. Отступает. — Здесь вообще вряд ли поймешь, что у него когда-то были деньги.
Она просыпается поздно, солнце в лицо. Еще не открыв глаза, она понимает, что трейлер пуст. Наверху орут чайки, гудит вездесущий ветер. У кровати стоит кружка с ледяным кофе, под ней записка:
Милая Анна,
Мне сегодня нужно работать. Иэн не будет вам мешать. Приготовьте себе завтрак, есть хлеб + сыр и т.д. В кухне сверток, возьмите его с собой. Заприте дверь на щеколду, когда будете уходить.
Обойдите дом. Спуститесь между деревьев. Тропинка приведет на маленький пляж. Поднимайтесь в бухту до упора. Там будет фургон. Найдете его где-нибудь поблизости. Мысленно я буду с вами.
Крионна
Он сидит на камне над морем. Не утонул в реке, в Японии, не слушает Шуберта в Кристианзунде, не пирует с мертвецами. Не ловит рыбу, лишь смотрит на прозрачные отмели на западе, и когда Анна его окликает, он оборачивается, улыбаясь так, словно ее и ждал все это время.
— Анна!
— Привет, Джон.
— Ты никогда не сдаешься, а?
— Лоренс то же самое говорил.
— Опять Лоренс. Похоже, Лоренс много чего говорил.
— Разве? — сказала она. — Вот ты мне и расскажешь.
— А. — Он неловко улыбается. — Ну, я, наверное, могу. Может, присядешь?
Она садится, камень сквозь джинсы шершавый и теплый. Он берет ее руку и снова отводит взгляд, не отпуская.
— Расскажи мне, — говорит она, — расскажи про Лоренса, — но он качает головой.
— Не сейчас. Я скучал по тебе.
— Вот как?
— Сама знаешь, что скучал. Что в посылке?
— Не знаю. Это от твоей матери.
— А, точно.
— Что?
— Ничего. Я, было, подумал, ты мне что-то подаришь.
Она кладет сверток на землю, вытягивает ноги.
— И какой подарок ты хочешь?
Солнце освещает его профиль, он ухмыляется. Он постарел, думает она. Будто время здесь работает иначе. Только в выражении лица еще осталась мощь.
— Твое прощение.
— Ты его уже получил.
— Правда?
— Он всегда у тебя был. Выбери другой.
Но он качает головой, будто она попросила или подарила чересчур много.
— Как ты тут? — спрашивает она, и он неловко пожимает плечами, и она жалеет, что спросила. — Извини.
— Нет. Ты имеешь право спрашивать. Я… Я думаю, нормально. Я всегда ожидал худшего. Я затаился, старался не попадаться, хотя меня все равно найдут. Однажды найдут. Или уже нашли.
Она слабо улыбается.
— Я уволилась из Налоговой, если ты об этом.
— Правда?
— Правда.
— Молодец. И что теперь делаешь?
— Ищу тебя.
— И, правда. — Он смеется. — Тебе тут нравится?
Она озирается, оглядывает его убежище.
— Очень красиво. Нравится, да.
— На Колле я всегда счастлив.
— И теперь?
— Ну, теперь… У меня тут друзья, семья. Я вроде как зарабатываю на жизнь. С Интернетом забавляюсь. Лотерея такая. Люди покупают серебряные доллары Джона Лоу, получают шанс выиграть тысячу. Банковский счет в Швейцарии, я не знаю, как долго это еще продлится. Шансы двадцать четыре тысячи к одному.
— И люди на это идут? — спрашивает она, и он криво ухмыляется, и на секунду становится самим собой.
— Ты не поверишь.
Молчание растет между ними: не отвод войск, но перемирие, молчаливое признание взаимопонимания. Будто сказано достаточно, думает Анна, хотя нет, сказано далеко не все. Она еще много чего не знает.
— Говорят, это ты его запустил, — произносит она, вертит его ладонью. Поражается: какая мягкая. — Вирус. Все думают, ты взломал свой собственный код.
— Ну, это было бы довольно странно, разве нет? — говорит он, чуточку слишком ровно. — Анна, скажи мне одну вещь. Ты считаешь, я сумасшедший?
— Что? Нет, конечно.
— Ну, это приятно. — Он сжимает ее руку. — Но меня, видишь ли, беспокоит, — продолжает он, — что безумие бывает так похоже на красоту, — и когда она смеется, он смотрит ей в лицо, будто пытаясь заглянуть ей в голову.
— Ладно, теперь ты похож на сумасшедшего.
Пару секунд он молчит, только улыбается ей.
Потом говорит:
— Знаешь, люди когда-то видели красоту иначе. В прошлом идея красоты строилась на других идеалах.
— Да, знаю.
— Я думаю, может, то же самое верно и для безумия. У нас сейчас денежный век. То, что я сотворил со своей жизнью, может показаться нам вполне здравым. Ты считаешь, я не сумасшедший. Откуда мне знать — может, мы оба ошибаемся?
— Я тоже по тебе скучала, — говорит она.
— Я ужасно на это надеюсь, — отвечает он, и наклоняется ее поцеловать. Он закрывает глаза мгновением раньше нее, ее тело напряжено, губы мягче.
— Ты сюда надолго?
— На сколько хочешь.
— Ты не знаешь, на сколько я хочу, — говорит он. — Осторожнее с предложениями.
— Хорошо. — Она опять смеется, весело, тепло. — На сколько ты хочешь, чтобы я осталась?
— Навсегда. — Он больше не улыбается. — Ты могла бы остаться навсегда.
Она не отвечает. Мы могли бы заняться любовью, думает она. Если я поцелую его еще раз, он займется со мной любовью. Никто нас тут не увидит. Мы будем вместе, и я никогда не оставлю его снова.
Он гладит ее лицо, шею, и она не открывает глаз, блаженствует. На это она и надеялась, вот зачем она здесь, ну конечно. Не узнавать — не в том смысле, в котором узнаёт Налоговая. Просто касаться его, чувствовать, какие мягкие у него руки.
Только самая хлипкая часть ее — инспектор — твердит, что есть еще вопросы, на которые нет ответов. Голос Аннели приходит ниоткуда, непрошеный и нежеланный, повторяет слова, которых Аннели никогда не произносила вслух:
Я хочу сказать вам про моего мужа одну вещь. Я вечно не понимала, когда можно ему верить.
Она открывает глаза, и он смотрит на нее, лицо так близко, она чувствует запах соли на его коже.
— Расскажи про Лоренса, — говорит она, и он комически морщится.
— Ты уже сама все знаешь.
— Но ты всегда так говоришь.
— Но я говорю так, потому что это всегда правда. Что нового я могу тебе сказать?
— Если я это уже знаю, можешь повторить, — ровно говорит она. Однако он вздыхает и выпрямляется, отодвигается.
— Ладно, покончим с этим. Лоренс кое-что предложил. Я думал, мне это нужно. Это был бизнес, мы занимались бизнесом, вот и все. У меня никогда не было времени для бизнеса. Ты сама знаешь.
Снова повисло молчание. Не столь уютное на этот раз, и она отворачивается, смотрит на Атлантику. Солнечный блеск яростно скачет по волнам.
— Эй.
— Эй. — Беспечно. — Так ты пытался меня остановить, — прибавляет она, и на сей раз он не заготовил улыбку. — Так?
— Я не понимаю, о чем ты…
— Все ты понимаешь, — упрекает она. Словно это еще игра, хотя она знает, что нет. Не может отогнать его улыбкой, этот диалог. Дрожь предчувствия, почти страха. Этого я не ожидала, думает она, а потом: но и он этого не ожидал. Такой беседы на краю земли.
— Скажи мне.
— Что тебе сказать, любовь моя?
— Ты использовал Лоренса, чтобы добраться до меня? Заставить меня закрыть дело?
Он жмурится. Терпеливо открывает глаза.
— Ладно. Хорошо. Мне выпал шанс, и я им воспользовался. Послушай, Анна…
— Значит, он приходил к тебе?
— Что?
— Чья была идея? Я знаю, он всегда хотел денег. Он пришел к тебе или ты к нему?
— Какая разница?
— Есть разница, ясно? Он?
Лишь когда он смеется — улыбка разочарования или гнева, — она понимает, что он не скажет. Не может. Не в силах сказать ей всю правду.
— Анна, зачем нам все это пережевывать? Мы же теперь здесь? Мы не можем просто об этом забыть?
— Нет, вряд ли можем.
— Что?
Лишь потрясение в его голосе заставляет ее понять, что она сказала. Она не повторяет. Сердце внутри неровно грохочет. Не больно, не совсем, но нездорово, будто многомесячное курение вот-вот ее нагонит. Секунду она размышляет, не свалится ли в обморок.
— Анна. Анна.
— Что?
— Это из-за Аннели? — спрашивает он. Ей приходится засмеяться.
— Нет.
— Из-за Натана?
— Нет. Я не знаю.
— Я знаю, ты о нем беспокоишься. — Он опирается на камень. — И о Мюриет, даже о маленькой Мюриет. Ты хороший человек, Анна. Слишком хороший для меня.
Его голос плывет. Слишком рано, вот-вот скажет он. Слишком поздно. Некоторое время оба молчат. Она чувствует его, знает, что он на нее смотрит, но не оборачивается. Глядит на чаек, далеко в море, их еле видно. Белые лохмотья жизни. Интересно, они до сих пор предсказывают дождь.
— Как мой сын?
— Хорошо.
— То есть?
— Она просила передать тебе, что у них все хорошо, — повторяет она, и накатывает волна облегчения, когда он вздрагивает.
Через секунду ворчит, одеревенело садится на корточки.
— Анна, как ты думаешь, почему я от них ушел?
— Сколько у меня попыток?
— Нет, правда. Почему я ушел?
— Чтобы юристы разрушили твою жизнь, а не их. — Она умолкает, надеясь, что он подтвердит. Но он так и сидит, пригнув голову, безмолвно, не отвечая.
— Тогда почему?
— Потому что Аннели меня прогнала.
— Она говорит, все было не так.
— Но это правда.
— Все равно — какая разница? — спрашивает она, и он пожимает плечами.
— Я думал, для нас есть разница, вот и все. Анна, я разведен. Аннели оставалась со мной ради Натана. Теперь все кончено, и все всё знают. Даже Натан знает. Я ушел, потому что она велела мне уйти. Я не могу вернуться к ним, потому что она меня не примет.
Она отворачивается, задумывается. Вспоминает предложение Аннели. Можете его забрать, если хотите. Солнце потускнело за тучей. Ей кажется, воздух холоднее с каждым вдохом.
— Я не знала.
— Да.
— Но ты же можешь видеться с Натаном, — говорит она, и он горлом вздыхает, аххххх, эхо Майкла, изумленное, отчаянное омерзение.
— Правда? Если бы. Сколько часов мне дадут, как ты думаешь? Судья позволит нам видеться по воскресеньям, если я покажу ему свой фургон? Если я появлюсь на слушаниях по опекунству, меня высмеют в лицо за самонадеянность, и затем на подходе, ох, ну, по ходу дела, отдадут меня под суд и сдерут с меня шкуру… Анна, я не могу с ним видеться. Пока он сам не захочет.
— Но код… — начинает она, и он стонет.
— Код, код. Просто сложилось так, что кодом все закончилось. Могло закончиться и чем-нибудь другим. Может, деньги для Аннели важнее, чем я думал… Не знаю. У нас задолго до этого все разладилось. Но теперь все равно, правда же? Анна?
— Я не знаю, — говорит она, но повторяла это уже столько раз и не знает, на что ответила.
— Анна.
— Это правда? — И, не дав ему заговорить: — Может, тебе все-таки стоит к ним вернуться.
— Анна, я их потерял. За эти месяцы я потерял больше, чем все нормальные люди приобретают за целую жизнь. — Он склоняется ближе. — Пожалуйста. Я не хочу потерять еще и тебя.
Она не отвечает. Я не знаю, верить ли тебе, — могла бы сказать она, если собирается что-то сказать. И почти говорит:
— Я хочу тебе верить.
Он придвигается к ней, улыбаясь, качая головой, будто вот-вот скажет — Все хорошо. А вместо этого говорит:
— Конечно, хочешь, — и в одну жуткую секунду она понимает, что права: что ошибается. Всегда в нем ошибалась.
Проходит много времени, целый космос мгновений, а потом он вздыхает, выпрямляется, смотрит на нее.
— Не получится, да?
— Прости, — говорит она. Он лишь беззлобно смеется.
— Все нормально. Правда. Однажды мы над этим посмеемся. Откроешь посылку?
Она горестно ее разворачивает, придерживает бумагу, пока не унесло ветром. Внутри пластиковый контейнер, надписанный толстым зеленым фломастером «Весеннее рагу», буханка хлеба, большой ломоть сыра, банка джема.
— Она хорошо о тебе заботится.
— Она хороший повар.
— Я знаю.
— Ты останешься?
Она глядит на часы, не видит стрелок — слезы текут, — затем смотрит на него. Солнце у него за спиной, такое яркое, она отворачивается.
— У меня есть время, — говорит она. — Мне кажется, у меня еще есть время.
Длинный путь домой в Лондон. Длиннее, кажется Анне, чем накануне путь на север. И впрямь дольше: восемнадцать часов, будто она объехала полземли. На сиденье, на койке, в вагоне-ресторане она молчит, ничего не читает: нечего больше читать. Только смотрит на пейзажи, что мчатся мимо нее в темноте.
Местный поезд опаздывает, и она пропускает пересадку. На вокзале в Глазго ищет проводника с микстурой от кашля, но дежурства идут своим чередом, и он исчез, остались два молодых парня, у которых нет на нее времени. Через несколько часов находится место в другом поезде, и билет меняют без штрафов, и когда она, наконец, уезжает из Глазго, снова ночь. Она прибывает на вокзал Кингз-Кросс около четырех, и ловит такси, и всю дорогу сидит молча, глядя, как растет сумма на гипнотическом зеленом счетчике.
Его голос преследует ее весь день. Не с острова, а еще раньше. Ее ответ. Тихий, будто из нее утекает жизнь.
— Я не знал, могу ли вам доверять. Я и сейчас не знаю, Анна.
— Что?
— Я могу вам доверять?
Придется верить, думает она. Потому что тебе нужна любовь, она тебе нужна, даже если ты ненавидишь любимых. А любовь без доверия — ноль.
Она почти дома. Водитель знает дорогу. Два квартала на восток, пять на север. Они сворачивают на ее улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов