Он опустил Шаззад. Ей казалось, что конечности ее лишены силы, ум — парализован, она не могла больше мыслить, остались одни чувства. Она облизывала его лицо, язык пробегал по длинному шраму, потом по губам и зубам. Она лизала его шею грудь, его жесткий мускулистый живот, на языке оставался вкус масла, пота и самца. Ноги не держали ее, будто в теле не осталось костей, она упала на колени, пытаясь развязать обессилевшими руками его пояс, и чуть не зарыдала, потому что он не поддавался.
Гассем сам поднял руку к бедрам, пояс и одежда, которую он удерживал, упали на пол, и она ощутила у лица его напрягшуюся мужскую силу, он водил по ее губам своей плотью, слишком большой, чтобы она могла полностью охватить ее губами. Она обняла его, руки ее скользнули по ягодицам вниз, к его бедрам, и она попыталась доставить ему такое же наслаждение, какое он только что доставил ей.
Гассем наклонился, его ладони охватили мягкие округлости ее ягодиц, он поднимал Шаззад вверх и раздвигал ей ноги. Бедра ее распахнулись, она опрокинулась на спину, не в силах удержаться без его поддержки. Она смутно сообразила, что упала на постель. Гассем стоял, удерживая ее бедра на весу, она охватила его ногами, его большое тело, казалось, разрослось, нагнувшись над ней. Шаззад протянула руки, но не смогла дотянуться до него. Руки бессильно упали. Он сжал ее груди, мял их, крутил болезненно напрягшиеся соски. Она чувствовала такое напряжение, что, не достигни она в скором времени разрядки, оно точно свело бы ее с ума.
Легко изогнувшись в бедрах, Гассем вошел в нее, заполнил ее, и она закричала. Его тело склонилось над ней, он обеими руками держал ее голову. Королева обнимала дикаря, и казалось, что тело ее удерживается на весу. Он приподнялся над ней на вытянутых руках и начал вторгаться в нее снова и снова, почти полностью выходя из нее и вновь погружаясь, и каждый его ритмичный толчок заставлял ее выгибать спину дугой, груди подкатывались под подбородок и ей приходилось придерживать их. Шаззад превратилась в беспомощное существо, и могла только изгибаться, стонать и ощущать волны наслаждения, пронзающие ее от макушки до кончиков пальцев.
Его неослабевающая атака заставляла ее сдвигаться все дальше, и наконец она уперлась ногами в покрывало. Задыхаясь, Шаззад ощутила, что силы возвращаются к ней, и она может приподымать бедра навстречу его движениям. Оба они были покрыты потом; животы их с хлопком ударялись друг о друга, и этот звук почему-то возбуждал ее еще больше. Она чувствовала себя такой живой, какой не была многие годы, ощущала окончание каждого нерва, каждый дюйм ее тела пел от необыкновенных ощущений.
Со стоном откинула она голову на подушку, шея болезненно изогнулась, низ живота, как расплавленный жидкий металл, заполнило наслаждение и вдруг взорвалось во всем теле. Королева пронзительно закричала в исступленном восторге, одновременно сожалея, что все уже кончилось.
Шаззад на несколько мгновений потеряла сознание, не в силах выносить наслаждение такой силы. Когда она вновь пришла в себя, волны наслаждения продолжали проходить по ее телу, но теперь более нежные, и Гассем все еще нависал над ней, улыбаясь и продолжая двигаться внутри нее медленными, долгими толчками. Потрясенная и восхищенная, Шаззад почувствовала, что в ней вновь нарастает возбуждение. Их бедра неистово ударялись друг о друга. На этот раз, достигнув пика, она ощутила, что и он напрягся в ее объятиях. Гассем проник невероятно глубоко и остался там, пульсируя, и Шаззад услышала его долгий, почти животный стон.
Еще долго она трепетала и содрогалась, лежа под ним, сердце ее бешено колотилось, она тяжело дышала, и королеве показалось, что она уже никогда не сможет вдохнуть достаточно воздуха. Ощущения были необыкновенными. Каждый дюйм ее тела саднил, даже губы распухли. Гассем медленно отодвинулся от нее, и она протестующе закричала, потому что не хотела его отпускать.
Она с трудом могла поверить в то, что чувствовало ее собственное тело; теперь ей казалось, что оно принадлежит кому-то другому, такими богатыми были эти ощущения. А Гассем возобновил свой земной, губительный танец жизни. Она обняла его и отдалась ему с радостью, очищенная от страха и сожалений, сознавая, что этот мужчина вновь сделал ее своей рабыней и что она в восторге от этого.
Глава тринадцатая
Анса не знал, есть ли хоть какой-нибудь смысл в этой бешеной скачке. Успеет ли он добраться до Шаззад раньше, чем Госс доставит Лерису к Гассему? Но и этого будет недостаточно. Необходимо найти королеву и сделать так, чтобы она успела послать свой флот и перехватить Лерису. Сможет ли даже самый быстрый кабо добраться до побережья скорее, чем доплывет корабль в то время года, когда сильные ветра дуют преимущественно на север. А ведь говорили, что эти чужеземные суда гораздо быстрее, чем лучшие невванские корабли.
У него оставалась единственная надежда на то, что плавание под парусом все же дело случая даже для лучших кораблей. Ветер может прекратиться или начать дуть в обратном направлении, несмотря на то, что это время года считалось надежным. Может начаться буря, которая заставит их спустить паруса или вообще свернуть с курса.
В противоположность этой вероятности кабо, которых он позаимствовал, были лучшими в мире, их разводили в королевских конюшнях в течение многих поколений. Они никогда не терпели лишений, из-за которых кабо с равнин стали меньше размерами и более непокорными. Равнинные кабо больше годились для тяжелых условий существования, но не могли сравняться с этими прекрасными животными в непрерывном беге на большие расстояния. Как только скакун начинал уставать, Анса пересаживался на другого, меняя седла во время движения, чему его научили, когда он был еще ребенком. Если и существовали на свете животные, которые могли вовремя доставить его к Шаззад, это были они.
Он не был так уверен насчет самого всадника. Из ран сочилась кровь, но он ожидал худшего. Приходилось напоминать себе, что это только боль, что раны, хоть и обширные, все же были поверхностными. Ни один внутренний орган не был задет. Острый край копья Гассема не сумел разрубить мускулы, защищавшие живот. Нервы тоже не перерезаны. Когда он доберется домой, сможет показать всем самый длинный шрам на всех равнинах и множество мелких, но он не умрет. Анса продолжал напоминать себе об этом.
Пока он скакал, день незаметно перешел в ночь, и снова взошло солнце, а он почти не обратил на это внимания.
Он не замечал ничего вокруг, видел только дорогу перед собой, седло и животное, на котором сидел верхом. Он не знал, идет ли дождь или светит солнце, но точно знал, как дышит его кабо, как он движется, не начинает ли спотыкаться. Рожденный и выросший на равнинах, он чувствовал, что в него вливается сила могучих животных.
Он не знал точно, сколько дней провел в седле, когда перед ним выросли стены портового города. Город был не очень большим, но все же в нем имелось трое крепостных ворот. Анса подъехал к южным и остановился впервые с той минуты, как покинул столицу.
Стражи у ворот очень удивились, увидев его, и офицер лично вышел из боковой двери, чтобы проверить королевский пропуск.
— Как дела в городе? — спросил Анса.
— Все спокойно, — ответил офицер, изучая бумаги. — Пока никаких боевых действий. Посольство еще во дворце.
По крайней мере, это звучало обнадеживающе. Если бы Лериса уже вернулась в лагерь, Гассем наверняка возобновил бы нападение. Ворота отворились, и Анса въехал в город, ведя за собой запасных кабо. Он помнил, что дворец находится на самом высоком холме, но очень скоро пожалел, что не спросил дорогу. На склоне холма, обращенном в город, в отличие от стороны, направленной к морю, было настоящее столпотворение особняков, часовен и многоэтажных домов, расположенных на узких, неровных улочках. Солдаты, которых Анса встречал на улицах, знали город не лучше, чем он сам, а местные жители говорили на диалекте, который принц понимал с большим трудом.
Наконец он выехал на вымощенную мрамором площадь перед большим особняком.
Вода в центральном фонтане на площади журчала так же весело, как в мирные времена, но вокруг площади расположились лагерем королевские стражи, а их кабо пили из фонтана воду.
Один солдат перехватил у Ансы поводья, другой занялся его сменными животными. Помахав своим пропуском, принц с трудом спешился, удивляясь, что он вообще в состоянии двигаться. Несколько мгновений он простоял на онемевших ногах, испытывая странное чувство от того, что под мягкими подошвами его высоких до колен сапог, привыкших к стременам, оказалась твердая мостовая.
— Вам требуется помощь, сударь? — спросил его конный страж. Он выглядел, как обычный всадник, но, как и все члены конной городской стражи, являлся потомком знатного семейства, поэтому его речь и манеры были безукоризненными.
— Просто помогите мне снять с седла оружие, — ответил Анса. — Идти я могу. — Слегка опираясь на копье, с мечом и кинжалом, висящими на поясе, он направился ко входу во дворец. Старший страж с сомнением наблюдал за Ансой, пока тот поднимался по ступенькам. Он взял пропуск из рук принца и начал изучать его.
— Впустите меня, — потребовал Анса. — У меня срочное сообщение для королевы.
— Я сейчас позову господина Джуниса. Он назначен управляющим на все время похода, — невозмутимо отозвался офицер.
— Я знаю, кто такой господин Джунис! Я принц Анса! У меня пропуск от ее величества!
— Совершенно верно, но вы — не член королевского корпуса гонцов. Пожалуйста, подождите здесь, а я приглашу господина Джуниса. — Страж резко повернулся, его алая накидка обвилась вокруг ног. Он поспешил уйти, оставив Ансу кипеть от ярости.
— Позвать для вас хирурга, сударь? — спросил молодой страж, указывая на тунику Ансы. Он посмотрел на себя и увидел, что все залито кровью. Свежая кровь просочилась даже сквозь корку пыли, покрывавшую его.
— Это ерунда, — ответил он, напомнив себе, что должен соответствовать репутации стоиков, которая давно закрепилась за его народом
Через несколько минут появился седой мужчина в длинном богатом платье.
— Принц Анса, — воскликнул он, пожимая гостю руки. Страж забрал у того копье. — Меньше всего мы ожидали увидеть здесь вас. Ведь предполагалось, что вы отправились лечиться! Ваша светлость, вы тяжело ранены!
— Это ерунда, — повторил он. — Мне необходимо немедленно увидеть королеву. У меня очень срочное сообщение.
— Разумеется. Пойдемте со мной. Нет, постойте, я прикажу подать вам носилки. Вам нельзя ходить.
— Я пойду, — настойчиво сказал Анса. — Просто показывайте дорогу.
— Тогда, будьте любезны, следуйте за мной. — Они прошли через большую приемную, и Анса рассвирепел при виде воинов-шессинов, стоявших в ленивых и надменных позах. Потом он вспомнил о переговорах. Конечно, подумал он, здесь должно быть посольство с островов.
— Как проходят переговоры? — спросил он.
— О… весьма необычно, мой принц, как вы увидите сами. Королева… не совсем похожа сама на себя, но это вы тоже увидите.
— Что? — У Ансы появилось ужасное предчувствие. — Вернулась чума? Она заболела?
— Ну что вы, это совсем не болезнь, это… впрочем, вы сами поймете.
Ужасное предчувствие все усиливалось. Они направлялись все дальше по лабиринту особняка. Везде стояли солдаты. Придворные собирались группами. Все разговаривали тихими голосами, явно украдкой. Повсюду чувствовалась неловкость, не имеющая ничего общего с войной. Принц видел невванцев непоколебимыми в своей приверженности к этикету даже во времена самых страшных катастроф. Война была для них обычным явлением. Но теперь эти люди столкнулись с чем-то, им совершенно незнакомым, и не знали, как себя вести. Солдаты стояли мрачные. Они не проиграли сражение, они вообще не сражались, но явно чувствовали, что все идет неправильно, как будто все они были обесчещены.
В тронном зале толпа расступилась перед ним. Невванцы и несколько шессинов стояли вместе. Вдруг дверь открылась, и он увидел Шаззад, стоявшую у подножья тронного возвышения и разговаривавшую с высоким шессином.
Она обернулась, чтобы посмотреть, кто к ней подходит, ее юбки зашуршали во внезапной тишине, неожиданно наступившей в комнате.
Лицо ее исказилось от потрясения, когда она узнала Ансу, но это было ничто по сравнению с потрясением, которое испытал сам принц, увидев человека, с которым она говорила.
— Гассем! — невольно вскричал он, рука его инстинктивно схватилась за эфес, и длинный меч с шипением начал выползать из ножен. Немедленно двое шессинов скрестили копья у него перед горлом. Третий шессин прижал острие копья к шее Ансы сзади, и юноша оказался в центре смертельного треугольника из бритвенно-острой стали. Один рывок — и он будет обезглавлен.
Шаззад положила руку на плечо Гассема.
— Не надо причинять ему вреда, — спокойно сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40