— Озерник покосился на Эвриха и, видя, что тот твердо решил ничем не выдавать своего любопытства, с улыбкой продолжал: — Загадка, на которую знаешь ответ, теряет свою привлекательность, и все же вот тебе тайна владычного слова. Появившиеся на свет крокодильчики набирают воздух и, опустившись на дно, выпускают его из себя, издавая при этом звук «имм-имм-имм». Взрослые крокодилы немедленно плывут на звук, посмотреть на новорожденного, а самки даже тащат во рту пищу, чтобы накормить не способного пока что охотиться младенца.
— Здорово подмечено! — восхитился Эврих. — Значит, они кормят и своих, и чужих детей, не различая?
— Да как же их различить, ежели они вылупляются из яиц? — удивился Джинлык и, помолчав, добавил: — Крокодилы, в отличие от людей, не враждуют между собой и спешат на зов любого малыша своего племени. Кормят и защищают его даже ценой собственной жизни.
— Хвала крокодилам! — искренне провозгласил аррант. — У каждой твари есть свои недостатки и свои достоинства. Однако я никак не ожидал, что крокодилы отличаются таким чадолюбием… Гляди-ка! — прервал он сам себя. — Что это за кутерьма возле моего шатра? Никак Гитаго в гости пожаловал? Вот уж истинно говорят: крыса, однажды отведавшая сыру, придет за ним ещё раз!
— Вот он, аррант, хозяин рабыни! Эврих, ну наконец-то! Господин, поторопись, твой слуга убил телохранителя Гитаго!..
Гомон возбужденной толпы, расступившейся перед Эврихом, чтобы он мог подойти к своему шатру, мгновенно вышиб из его головы остатки хмеля. А беглый взгляд на стоящего у костра Тартунга с кванге в руках, жавшуюся к нему Афаргу, распростертое подле них тело и гневно размахивавшего руками крепыша Гитаго поведал ему обо всем происшедшем здесь в его отсутствие лучше, чем самый красноречивый рассказчик.
— Ага, явился! Пусть ответит за совершенное его рабом убийство! За неповиновение приказу Газахлара и умыкание чужой рабыни! — завопил Гитаго, приметив арранта.
— Погоди, почтенный, не ори! — в свой черед повысил голос Обрел, которого обступили привлеченные шумом Газахларовы воины.
Образовавшие кольцо вокруг костра, разожженного перед Эвриховым шатром, кочевники и обитатели озерного поселка улыбались и оживленно переговаривались, предвкушая предстоящую потеху. Убийство во время Великого Торжища — вещь небывалая, а то, что совершено оно чужеземцами, один из которых пытался завладеть чужой рабыней, доставшейся лекарю-арранту в результате Большой Игры, добавляло происходящему остроты.
— Я требую, чтобы аррант был наказан! Рабыня должна быть возвращена мне немедленно, а убийца моего телохранителя — предан казни! — в последний раз взвыл Гитаго, на плечах которого повисли пришедшие с ним из Мванааке купцы, прибывшие на место происшествия одновременно с Эврихом.
— Вай-ваг! Убийство во время Торжища — дело серьезное, — выступил из-за спины арранта Джинлык. — Разве можно решать серьезные дела криком? Надобно, дождавшись рассвета, собрать старейшин племен, чтобы они рассудили, кто виновник этих безобразий, и вынесли справедливый приговор.
— Да-да! Джинлык прав! Это дело подлежит обсуждению старейшин! — поддержали озерника местные жители и кочевники. Увещевания сотоварищей охладили пыл Гитаго, и он благоразумно помалкивал. Обрел, назначенный Газахларом старшим над пришедшими с ним воинами на время своего отсутствия, вздохнул с облегчением и вопросительно взглянул на арранта, не произнесшего ни слова с момента появления у костра и лихорадочно соображавшего, как с наименьшим ущербом выпутаться из щекотливого положения. Если дело дойдет до совета старейшин, отношения между Гитаго и Газахларом будут испорчены окончательно и бесповоротно, а именно этого владелец «Мраморного логова» стремился избежать, распорядившись, чтобы Эврих любой ценой нашел способ удовлетворить претензии торговца из Мванааке.
— Я полагаю, нам следует попытаться уладить возникшее недоразумение самим, прежде чем прибегать к помощи высокочтимых старейшин, — медленно произнес он, с надеждой поглядывая на спутников Гитаго, которые должны были понимать, что совет старейшин едва ли решит спор в пользу их товарища, а скандал между купцами не будет способствовать торговле и улучшению их отношений с кочевниками и озерниками.
— Почтенный врачеватель, безусловно, прав! — выступил вперед дородный купец с окладистой курчавой бородой. — Нам незачем отрывать глубокочтимых старейшин от их дел для того, чтобы улаживать наши разногласия. Клянусь Белгони, мы способны справиться с ними своими силами, не так ли, Амрел?
— Истинно так! — подхватил высокий узколицый Амрел, голову коего украшал несоразмерно большой тюрбан.
— Тогда прошу пожаловать в мой шатер для беседы, — предложил Эврих, к вящему разочарованию толпящихся вокруг костра зевак. — Афарга, зажги жаровню и светильники. Тартунг, позаботься о том, чтобы уважаемые гости не испытывали жажды.
Аррант откинул входной полог шатра и попросил Джинлыка и Обрела присутствовать при его переговорах с купцами. Гитаго, узколицый Амрел, пышнобородый Йокиат и Хайваш — маленький юркий старик с острыми мышиными глазками, опустились на циновки. Сопровождавшие их телохранители остались снаружи, поскольку места для них в шатре не нашлось.
Некоторое время почтенные купцы, Джинлык и Обрел осматривались по сторонам, с неудовольствием прислушиваясь к ропоту не желавших уходить от шатра зевак, а затем Гитаго, изобразив на лице нечто отдаленно напоминавшее улыбку, изрек, обращаясь к Эвриху:
— Признаю, я совершил ошибку, не подождав тебя. Однако уважаемый Газахлар заверил меня, уезжая к Спящей деве, что я могу беспрепятственно забрать принадлежащую мне рабыню как только пожелаю. Я ждал, что, получив соответствующие указания, ты вернешь её мне с приличествующими случаю извинениями, но коль скоро этого не произошло, вынужден был, выбрав подходящий момент, сам посетить твой шатер. И тут твой сумасшедший раб…
Эврих нарочито громко зевнул, мысленно обругав себя за то, что недооценил крепость выпитого на свадьбе шим-шима.
— Твой раб выстрелил из своей трубки в моего телохранителя отравленной стрелой и убил его. Он грозился убить и меня, но, если ты вернешь мне беглую рабыню и заплатишь сколько-нибудь за совершенное убийство, я готов забыть обо всем случившемся. Хотя человек мой стоил десятка таких скверных мальчишек и смерть его глубоко меня опечалила…
Внимая плавной, лишенной обычного «эканья» речи Гитаго, пришедшие с ним купцы многозначительно перемигивались. Афарга, забившись в дальний угол, сверкала оттуда перепуганными, ненавидящими глазами. Вернувшийся в шатер с бурдюком в руках Тартунг скалился нехорошей улыбкой, а Обрел с Джинлыком нетерпеливо поглядывали на арранта, сделавшегося почему-то очень уж молчаливым и безучастным.
— Меня тоже глубоко опечалила смерть твоего телохранителя, — промолвил Эврих после того, как Гитаго закончил свою блестящую и на редкость складную речь. — Я непременно помог бы ему, но, увы, от хирлы нет противоядия. Особенно же прискорбно, что человек этот погиб бесславно и бессмысленно, и, боюсь, Великий Дух спросит с тебя за его смерть. Ибо, убив его, мой слуга исполнил свой долг, заключавшийся в защите моего добра. И, к слову сказать, называя свободного человека рабом, ты наносишь ему тягчайшее оскорбление, так что, ежели Тартунг выльет тебе на голову содержимое принесенного им бурдюка, у меня не повернется язык обругать его за это.
— Почтенный Эврих, мы не потерпим!.. — начал было Йокиат, но аррант прервал его гневным жестом.
— Чего?! Почему вы считаете, что я должен терпеть чьи-то посягательства на свою собственность? И позволяете себе ругать моего верного слугу за то что он честно и бесстрашно выполнил свой долг?
— Но, Газахлар… э-э-э…. — вновь вернулся к своей блеющей, спотыкающейся манере разговора избавившийся, казалось бы, от неё со дня их последней встречи Гитаго.
— С таким же успехом Газахлар мог позволить тебе снять с небосвода луну или даже солнце! С чего ты решил, будто он может распоряжаться моим имуществом? Я служу у него, но не принадлежу ему, о чем тебе, без сомнения, известно!
— Вероятно, наш товарищ неправильно понял почтенного Газахлара. Однако все ещё можно исправить, — вкрадчиво прошелестел Хайваш. — Неужто такие уважаемые люди позволят себе ссориться из-за какой-то рабыни?
— Ваш Гитаго пытался завладеть моей собственностью, пользуясь моим отсутствием. Его человек был убит моим слугой, когда тот хотел увести из моего шатра мою рабыню. Как вы называете людей, посягнувших на ваши товары, и какая кара ждет их при поимке с поличным? И кстати, спасут ли их от заслуженного наказания уверения, будто Газахлар или кто-либо иной позволил им завладеть вашими тканями, посудой, оружием или инструментами?..
Эврих не зря числился среди лучших учеников в школе блистательного Силиона. Он был приучен аргументировать свою речь и часто выходил победителем в диспутах, да и случай, в общем-то, был столь очевидным, что, когда Гитаго попытался обвинить арранта в том, что тот ставит все с ног на голову, на него зашикали свои же товарищи.
— Быть может, поступок Гитаго выглядит в твоих глазах неблаговидным, — рассудительно промолвил Йокиат, когда страсти несколько поутихли. — И все же, смею тебя заверить, спутник наш никогда бы не попытался увести твою рабыню, если бы не считал, что у вас с Газахларом достигнута относительно неё договоренность. Но, если этого по каким-то причинам не произошло, почему бы вам не обсудить этот вопрос сейчас?
— Что же нам обсуждать? — прикинулся удивленным Эврих, хотя именно такого поворота разговора и ожидал. — Впрочем, после того как я получу ну, скажем, сто дакков в качестве возмещения ущерба за причиненные хлопоты и обиды, я готов выслушать любое разумное предложение.
— Сто дакков?! — ахнул Гитаго.
— Разумеется. Я должен вознаградить своего слугу за верную службу, а себя — за необходимость выслушивать ложь и оскорбления, вместо того чтобы спать и видеть греющие душу сны, — невозмутимо изрек Эврих, сознавая, что так просто ему от столичных купцов не отделаться и подготавливая почву для очередного хода, который избавит Афаргу от домогательств Гитаго, а его самого — от упреков Газахлара в том, будто бы он не сделал все возможное, дабы решить спор к обоюдному удовольствию и удовлетворению.
— Сто дакков — сумма ни с чем не сообразная, но если бы ты удовлетворился тридцатью… — прошелестел Хайваш.
— Тартунг, ты принес пиво? Ну так разливай, и пусть все видят, как ты страдаешь из-за того, что тебе пришлось убить человека, виновного лишь в том, что добросовестно выполнял приказ не слишком рассудительного и благоразумного хозяина.
— Хорошо, пусть будет сорок дакков, — решил Йокиат. — А теперь поговорим, за какую цену ты уступишь Гитаго сбежавшую от него рабыню.
— Пятьдесят, и мы продолжим этот разговор. — Эврих постучал ладонью по плетенному из прутьев коробу, заменявшему стол. — И если вы намерены торговаться, то лучше предоставим решить наш спор совету старейшин собравшихся на Торжище племен.
— Они вынесут справедливый приговор, — поспешил заверить купцов Джинлык, получавший от беседы ни с чем не сравнимое удовольствие, ибо, хотя озерники охотно покупали привозимые из Мванааке товары, к торговцам ими они особой приязни не испытывали.
Обрел хихикнул, от души забавляясь происходящим и предвкушая, как будет пересказывать все услышанное приятелям.
Тартунг разлил по чашам сортовое пиво и по знаку Эвриха сгреб кучку серебряных монет, высыпанных Гитаго на крышку короба из объемистого кошеля.
— Итак, сколько ты желаешь за рабыню, бежавшую от своего законного хозяина? — спросил Йокиат, начавший взирать на ушлого лекаря-арранта с невольным уважением.
— Сто цвангов, — не моргнув глазом сказал Эврих и по тому, как перекосило Гитаго, понял, что не продешевил.
— Нет, так дела не делаются! — нахмурился узколицый Амрел. — Если хочешь её продать, назови приемлемую цену.
— А кто сказал, что я хочу её продать? — удивился аррант. — По-моему, напротив, я всеми силами стараюсь дать вам понять, что не желаю этого делать. Хотя… — Он изобразил внутреннее колебание. — Я мог бы, пожалуй, на неё сыграть.
— Ну естественно! — расхохотался не в силах более сдерживаться Обрел. — Я бы на твоем месте тоже предпочел играть!
— В какую игру? — тихо поинтересовался Хайваш, почитавший себя, похоже, непревзойденнейшим хитрецом.
— Да все равно, — легкомысленно махнул рукой Эврих, с разгону влетая в расставленную ему ловушку. — Лишь бы ставка была достаточно высока.
— Например, триста дакков? — предложил Йокиат, догадавшийся, куда клонит его приятель. — В любую игру?
— Почему бы и нет? — Аррант упорно не обращал внимания на знаки, которые подавали ему Джинлык и Обрел. — Я сыграю в любую игру, но только раз, без отыгрыша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Здорово подмечено! — восхитился Эврих. — Значит, они кормят и своих, и чужих детей, не различая?
— Да как же их различить, ежели они вылупляются из яиц? — удивился Джинлык и, помолчав, добавил: — Крокодилы, в отличие от людей, не враждуют между собой и спешат на зов любого малыша своего племени. Кормят и защищают его даже ценой собственной жизни.
— Хвала крокодилам! — искренне провозгласил аррант. — У каждой твари есть свои недостатки и свои достоинства. Однако я никак не ожидал, что крокодилы отличаются таким чадолюбием… Гляди-ка! — прервал он сам себя. — Что это за кутерьма возле моего шатра? Никак Гитаго в гости пожаловал? Вот уж истинно говорят: крыса, однажды отведавшая сыру, придет за ним ещё раз!
— Вот он, аррант, хозяин рабыни! Эврих, ну наконец-то! Господин, поторопись, твой слуга убил телохранителя Гитаго!..
Гомон возбужденной толпы, расступившейся перед Эврихом, чтобы он мог подойти к своему шатру, мгновенно вышиб из его головы остатки хмеля. А беглый взгляд на стоящего у костра Тартунга с кванге в руках, жавшуюся к нему Афаргу, распростертое подле них тело и гневно размахивавшего руками крепыша Гитаго поведал ему обо всем происшедшем здесь в его отсутствие лучше, чем самый красноречивый рассказчик.
— Ага, явился! Пусть ответит за совершенное его рабом убийство! За неповиновение приказу Газахлара и умыкание чужой рабыни! — завопил Гитаго, приметив арранта.
— Погоди, почтенный, не ори! — в свой черед повысил голос Обрел, которого обступили привлеченные шумом Газахларовы воины.
Образовавшие кольцо вокруг костра, разожженного перед Эвриховым шатром, кочевники и обитатели озерного поселка улыбались и оживленно переговаривались, предвкушая предстоящую потеху. Убийство во время Великого Торжища — вещь небывалая, а то, что совершено оно чужеземцами, один из которых пытался завладеть чужой рабыней, доставшейся лекарю-арранту в результате Большой Игры, добавляло происходящему остроты.
— Я требую, чтобы аррант был наказан! Рабыня должна быть возвращена мне немедленно, а убийца моего телохранителя — предан казни! — в последний раз взвыл Гитаго, на плечах которого повисли пришедшие с ним из Мванааке купцы, прибывшие на место происшествия одновременно с Эврихом.
— Вай-ваг! Убийство во время Торжища — дело серьезное, — выступил из-за спины арранта Джинлык. — Разве можно решать серьезные дела криком? Надобно, дождавшись рассвета, собрать старейшин племен, чтобы они рассудили, кто виновник этих безобразий, и вынесли справедливый приговор.
— Да-да! Джинлык прав! Это дело подлежит обсуждению старейшин! — поддержали озерника местные жители и кочевники. Увещевания сотоварищей охладили пыл Гитаго, и он благоразумно помалкивал. Обрел, назначенный Газахларом старшим над пришедшими с ним воинами на время своего отсутствия, вздохнул с облегчением и вопросительно взглянул на арранта, не произнесшего ни слова с момента появления у костра и лихорадочно соображавшего, как с наименьшим ущербом выпутаться из щекотливого положения. Если дело дойдет до совета старейшин, отношения между Гитаго и Газахларом будут испорчены окончательно и бесповоротно, а именно этого владелец «Мраморного логова» стремился избежать, распорядившись, чтобы Эврих любой ценой нашел способ удовлетворить претензии торговца из Мванааке.
— Я полагаю, нам следует попытаться уладить возникшее недоразумение самим, прежде чем прибегать к помощи высокочтимых старейшин, — медленно произнес он, с надеждой поглядывая на спутников Гитаго, которые должны были понимать, что совет старейшин едва ли решит спор в пользу их товарища, а скандал между купцами не будет способствовать торговле и улучшению их отношений с кочевниками и озерниками.
— Почтенный врачеватель, безусловно, прав! — выступил вперед дородный купец с окладистой курчавой бородой. — Нам незачем отрывать глубокочтимых старейшин от их дел для того, чтобы улаживать наши разногласия. Клянусь Белгони, мы способны справиться с ними своими силами, не так ли, Амрел?
— Истинно так! — подхватил высокий узколицый Амрел, голову коего украшал несоразмерно большой тюрбан.
— Тогда прошу пожаловать в мой шатер для беседы, — предложил Эврих, к вящему разочарованию толпящихся вокруг костра зевак. — Афарга, зажги жаровню и светильники. Тартунг, позаботься о том, чтобы уважаемые гости не испытывали жажды.
Аррант откинул входной полог шатра и попросил Джинлыка и Обрела присутствовать при его переговорах с купцами. Гитаго, узколицый Амрел, пышнобородый Йокиат и Хайваш — маленький юркий старик с острыми мышиными глазками, опустились на циновки. Сопровождавшие их телохранители остались снаружи, поскольку места для них в шатре не нашлось.
Некоторое время почтенные купцы, Джинлык и Обрел осматривались по сторонам, с неудовольствием прислушиваясь к ропоту не желавших уходить от шатра зевак, а затем Гитаго, изобразив на лице нечто отдаленно напоминавшее улыбку, изрек, обращаясь к Эвриху:
— Признаю, я совершил ошибку, не подождав тебя. Однако уважаемый Газахлар заверил меня, уезжая к Спящей деве, что я могу беспрепятственно забрать принадлежащую мне рабыню как только пожелаю. Я ждал, что, получив соответствующие указания, ты вернешь её мне с приличествующими случаю извинениями, но коль скоро этого не произошло, вынужден был, выбрав подходящий момент, сам посетить твой шатер. И тут твой сумасшедший раб…
Эврих нарочито громко зевнул, мысленно обругав себя за то, что недооценил крепость выпитого на свадьбе шим-шима.
— Твой раб выстрелил из своей трубки в моего телохранителя отравленной стрелой и убил его. Он грозился убить и меня, но, если ты вернешь мне беглую рабыню и заплатишь сколько-нибудь за совершенное убийство, я готов забыть обо всем случившемся. Хотя человек мой стоил десятка таких скверных мальчишек и смерть его глубоко меня опечалила…
Внимая плавной, лишенной обычного «эканья» речи Гитаго, пришедшие с ним купцы многозначительно перемигивались. Афарга, забившись в дальний угол, сверкала оттуда перепуганными, ненавидящими глазами. Вернувшийся в шатер с бурдюком в руках Тартунг скалился нехорошей улыбкой, а Обрел с Джинлыком нетерпеливо поглядывали на арранта, сделавшегося почему-то очень уж молчаливым и безучастным.
— Меня тоже глубоко опечалила смерть твоего телохранителя, — промолвил Эврих после того, как Гитаго закончил свою блестящую и на редкость складную речь. — Я непременно помог бы ему, но, увы, от хирлы нет противоядия. Особенно же прискорбно, что человек этот погиб бесславно и бессмысленно, и, боюсь, Великий Дух спросит с тебя за его смерть. Ибо, убив его, мой слуга исполнил свой долг, заключавшийся в защите моего добра. И, к слову сказать, называя свободного человека рабом, ты наносишь ему тягчайшее оскорбление, так что, ежели Тартунг выльет тебе на голову содержимое принесенного им бурдюка, у меня не повернется язык обругать его за это.
— Почтенный Эврих, мы не потерпим!.. — начал было Йокиат, но аррант прервал его гневным жестом.
— Чего?! Почему вы считаете, что я должен терпеть чьи-то посягательства на свою собственность? И позволяете себе ругать моего верного слугу за то что он честно и бесстрашно выполнил свой долг?
— Но, Газахлар… э-э-э…. — вновь вернулся к своей блеющей, спотыкающейся манере разговора избавившийся, казалось бы, от неё со дня их последней встречи Гитаго.
— С таким же успехом Газахлар мог позволить тебе снять с небосвода луну или даже солнце! С чего ты решил, будто он может распоряжаться моим имуществом? Я служу у него, но не принадлежу ему, о чем тебе, без сомнения, известно!
— Вероятно, наш товарищ неправильно понял почтенного Газахлара. Однако все ещё можно исправить, — вкрадчиво прошелестел Хайваш. — Неужто такие уважаемые люди позволят себе ссориться из-за какой-то рабыни?
— Ваш Гитаго пытался завладеть моей собственностью, пользуясь моим отсутствием. Его человек был убит моим слугой, когда тот хотел увести из моего шатра мою рабыню. Как вы называете людей, посягнувших на ваши товары, и какая кара ждет их при поимке с поличным? И кстати, спасут ли их от заслуженного наказания уверения, будто Газахлар или кто-либо иной позволил им завладеть вашими тканями, посудой, оружием или инструментами?..
Эврих не зря числился среди лучших учеников в школе блистательного Силиона. Он был приучен аргументировать свою речь и часто выходил победителем в диспутах, да и случай, в общем-то, был столь очевидным, что, когда Гитаго попытался обвинить арранта в том, что тот ставит все с ног на голову, на него зашикали свои же товарищи.
— Быть может, поступок Гитаго выглядит в твоих глазах неблаговидным, — рассудительно промолвил Йокиат, когда страсти несколько поутихли. — И все же, смею тебя заверить, спутник наш никогда бы не попытался увести твою рабыню, если бы не считал, что у вас с Газахларом достигнута относительно неё договоренность. Но, если этого по каким-то причинам не произошло, почему бы вам не обсудить этот вопрос сейчас?
— Что же нам обсуждать? — прикинулся удивленным Эврих, хотя именно такого поворота разговора и ожидал. — Впрочем, после того как я получу ну, скажем, сто дакков в качестве возмещения ущерба за причиненные хлопоты и обиды, я готов выслушать любое разумное предложение.
— Сто дакков?! — ахнул Гитаго.
— Разумеется. Я должен вознаградить своего слугу за верную службу, а себя — за необходимость выслушивать ложь и оскорбления, вместо того чтобы спать и видеть греющие душу сны, — невозмутимо изрек Эврих, сознавая, что так просто ему от столичных купцов не отделаться и подготавливая почву для очередного хода, который избавит Афаргу от домогательств Гитаго, а его самого — от упреков Газахлара в том, будто бы он не сделал все возможное, дабы решить спор к обоюдному удовольствию и удовлетворению.
— Сто дакков — сумма ни с чем не сообразная, но если бы ты удовлетворился тридцатью… — прошелестел Хайваш.
— Тартунг, ты принес пиво? Ну так разливай, и пусть все видят, как ты страдаешь из-за того, что тебе пришлось убить человека, виновного лишь в том, что добросовестно выполнял приказ не слишком рассудительного и благоразумного хозяина.
— Хорошо, пусть будет сорок дакков, — решил Йокиат. — А теперь поговорим, за какую цену ты уступишь Гитаго сбежавшую от него рабыню.
— Пятьдесят, и мы продолжим этот разговор. — Эврих постучал ладонью по плетенному из прутьев коробу, заменявшему стол. — И если вы намерены торговаться, то лучше предоставим решить наш спор совету старейшин собравшихся на Торжище племен.
— Они вынесут справедливый приговор, — поспешил заверить купцов Джинлык, получавший от беседы ни с чем не сравнимое удовольствие, ибо, хотя озерники охотно покупали привозимые из Мванааке товары, к торговцам ими они особой приязни не испытывали.
Обрел хихикнул, от души забавляясь происходящим и предвкушая, как будет пересказывать все услышанное приятелям.
Тартунг разлил по чашам сортовое пиво и по знаку Эвриха сгреб кучку серебряных монет, высыпанных Гитаго на крышку короба из объемистого кошеля.
— Итак, сколько ты желаешь за рабыню, бежавшую от своего законного хозяина? — спросил Йокиат, начавший взирать на ушлого лекаря-арранта с невольным уважением.
— Сто цвангов, — не моргнув глазом сказал Эврих и по тому, как перекосило Гитаго, понял, что не продешевил.
— Нет, так дела не делаются! — нахмурился узколицый Амрел. — Если хочешь её продать, назови приемлемую цену.
— А кто сказал, что я хочу её продать? — удивился аррант. — По-моему, напротив, я всеми силами стараюсь дать вам понять, что не желаю этого делать. Хотя… — Он изобразил внутреннее колебание. — Я мог бы, пожалуй, на неё сыграть.
— Ну естественно! — расхохотался не в силах более сдерживаться Обрел. — Я бы на твоем месте тоже предпочел играть!
— В какую игру? — тихо поинтересовался Хайваш, почитавший себя, похоже, непревзойденнейшим хитрецом.
— Да все равно, — легкомысленно махнул рукой Эврих, с разгону влетая в расставленную ему ловушку. — Лишь бы ставка была достаточно высока.
— Например, триста дакков? — предложил Йокиат, догадавшийся, куда клонит его приятель. — В любую игру?
— Почему бы и нет? — Аррант упорно не обращал внимания на знаки, которые подавали ему Джинлык и Обрел. — Я сыграю в любую игру, но только раз, без отыгрыша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58