Он говорил, что ты вернешься за ней… — прошептала она и протянула ларец обратно. — Возьми. Я не могу выполнить просьбу ярла!
— Ты еще не знаешь, кого он просит… Лисица вскочила. Ларец упал на стол и раскрылся. Золотые блики заплясали на лицах пирующих.
— Он хочет словенку, но ее нет! — сказала Свейнхильд, развернулась и пошла к выходу. Стук захлопнувшейся за ней двери привел меня в чувство. Страшная боль пронзила грудь и застряла где-то в горле. Как «ее нет»?!
Я выскочил следом за Лисицей. Она стояла спиной ко мне и, казалось, любовалась закатом.
— Где она?!
— Умерла, — не дрогнув ответила Лисица. Боль ударила по старой ране и вывернула душу тяжелым, надрывным кашлем. Свейнхильд бросилась ко мне с какими-то уговорами, но я не слышал ее слов. Умерла?! Словенка не могла умереть! Она должна была жить, ведь именно для этого я привез ее в усадьбу! Лисица обещала не убивать словенку!
— Лжешь! — рявкнул я в ее склоненное лицо. — Она не могла умереть! Ты убила ее! Тебе не давала покоя ее гордость и ее превосходство!
Я еще что-то кричал, и лицо Свейнхильд качалось передо мной белым виноватым пятном, но потом гнев сменился тоской, и я увидел губы Лисицы.
— Это ты лжешь! — сказали они. — Зачем ты подарил мне эту рабыню?! Ты боялся ее, боялся привязаться к ней! Твоя хваленая свобода была тебе дороже любой женщины, даже той, которой ты восхищался! Ты преклонялся перед ее упрямством, любил ее силу и даже забыл об ее уродстве! Ульф верно назвал ее самым страшным твоим врагом, потому что только этой словенской дикарке удалось вкрасться в твое волчье сердце!
Лисица спятила! Или она взаправду думала, что я мог полюбить рабыню?! Словенка нравилась мне тем, что отличалась от других, но думать о ней как о женщине?!
Нет! Она была воином — , но не более того! сильным и достойным противником
— Уйди! — рявкнул я на Лисицу, но она не ушла: Ее кожа посерела, седые, выбившиеся из-под платка пряди упали на лицо.
— Так знай — она сдохла! Сдохла в лесу, как дикий зверь!
Моя рука сама метнулась к раскрытому в крике женскому рту. Лисица завизжала, а потом скорчилась и, поскуливая, покатилась по траве.
— Мразь! — сказал я и пошел прочь.
Мне посчастливилось найти в поле высокий, наспех прикиданный к дереву стог сена. Должно быть, так его укрывали от дождя и еще не успели разгрести. Я залез на мягкое, душистое ложе и уставился в небо. Слова Свейнхильд мешали уснуть.
«Она сдохла! Сдохла!»-злобно пели ночные шорохи. Я заткнул уши и спрятал голову в сено.
— Свейнхильд лжет! — прошептал кто-то снизу. — Пойдем, покажу тебе, где она…
Я резко сел. Наваждение? Нет, внизу зашуршали быстрые шаги. Неведомый советчик пытался сбежать! Выхватив меч, я скатился со стога, обогнул его и замер. Стройная женщина с распущенными по плечам волосами, в белом платье, со всех ног бежала к лесу.
— Подожди! — окликнул я. Она остановилась, оглянулась и звонко расхохоталась. — Кто ты?
Девушка покачала головой. Ее золотые волосы засияли в лунном свете. Сияние окутало ее лицо, скрыло плечи и руки.
— Ты знаешь, кого я ищу? Она закивала.
— И проводишь меня?
— Пойдем, — прошептала она, — пойдем. — И вдруг снова побежала.
Раздумывать было некогда. Кем бы ни была ночная незнакомка, она собиралась помочь мне и освободить от непонятной, саднящей тоски.
Я бежал за ней до самого озера, но там остановился. И не потому, что плохо бегал, а потому, что не умел ходить по воде. А она умела. Выскочив к берегу, незнакомка ступила на покрытую желтыми листьями воду и побежала по лунной дорожке, словно по лесной тропе. Только тогда я опомнился. Эльфийка! Меня заманивала девушка-эльф — ведь только им дано ходить по воде и суше! Она пробежала еще несколько шагов, растерянно обернулась, потом взглянула под ноги, засмеялась и заскользила обратно.
— Пойдем! — приближаясь, заговорила она. — Я проведу тебя по озеру!
— Уходи! — решительно ответил я. Эльфийка вскрикнула и остановилась, и я повторил: — Уходи.
Обтекающий ее свет померк, белые одежды превратились в простое серое платье, а лицо… От неожиданности я попятился. У эльфийки было лицо Ингрид!
— Приходи ко мне! Она ждет, — тая в плывущем над озером тумане, прошептала она.
Я утер катящийся по вискам пот и сел на землю. Голова отяжелела, как обычно бывает после бессонной ночи. Но все-таки что это было? Сон или явь? А может, так пошутило над моим рассудком выпитое за столом Свейнхильд пиво?
Моя ладонь зачерпнула горсть озерной воды и плеснула ею на лицо. Прохлада отрезвила. Не стоило так много пить. Тогда и не принял бы какого-то озерного зверя за ночную деву! Эльф с лицом моей мертвой жены — потеха, да и только! Хорошо еще, что никто не видел, как я сломя голову мчался за перепуганным зверьком и время от времени пытался с ним разговаривать! Теперь морок кончился, и пора возвращаться в усадьбу.
У каменных валов меня встретил расстроенный Скол.
— Ты зря обидел Лисицу, — пряча глаза, признался он. — Люди рассказали, как умерла словенка. Она подожгла дом и убежала. Была зима, и никто в округе не видел ее. Скорее всего она досталась диким зверям.
— То есть сдохла, как и говорила Свейнхильд? — недобро усмехнулся я.
Скол покраснел, опустил голову и пожал плечами:
— Не сердись, но так говорят.
— Если так говорят, то принеси мои вещи и скажи остальным, что мы уходим.
— Ты не поговоришь с Лисицей? Я вспомнил боль, которую причинили мне слова Свейн-хильд, и отвернулся:
— Мне не о чем с ней говорить!
Скол вздохнул и поплелся к усадьбе. Назад он вернулся с Хальвданом, румлянами и… Свейнхильд. Лицо у Лисицы было красным и опухшим, словно после долгих рыданий.
— Я… — шагнув ко мне, виновато сказала она. — Прости…
— За что ты просишь прощения? — перебил я. — За правду, которую я не могу принять и простить?
По ее дрожащим щекам потекли слезы. Не утирая их, Лисица смотрела на меня и шевелила губами. Она все еще надеялась на прощение…
Такой я ее и оставил — несчастной и одинокой. Мое сердце тоже болело, но я ни разу не обернулся и ничего не сказал ей. Свейнхильд перестала быть моим другом.
Мы уже прошли поля и перелесок, когда румляне насторожились и почти одновременно указали на ближние кусты.
— Это Лисица, — небрежно хмыкнул я, однако Раций покачал головой, прыгнул и вытянул из-за кустов взъерошенного долговязого мальчишку.
— Ой-ля! — швыряя парня к моим ногам, сказал румлянин. — Вот так враг!
— Я не враг! — вскакивая, возмутился парень. —Я шел за вами, потому, потому…
Он смущался и не мог объяснить, зачем увязался за нами. Однако мне часто доводилось видеть таких, как он, молодых и рьяных парней, которые мечтали о викинг-ских походах, боях и славе. Обычно они не проходили даже первого испытания в хирд…
— Ты пастух у Свейнхильд? — оглядывая одежду парня, спросил я. . .
Он кивнул встрепанной рыжей головой: —
— Меня зовут Левеет!
Левеет… Неужели тот самый коротконогий мальчик, который служил еще у моей матери? Кажется, когда усадьба сгорела, я отдал его Свейнхильд, а Трор часто возился с ним. Однако мальчишка вырос…
— Ты хочешь вступить в хирд, Левеет?
— Да, — кивнул он и тут же добавил: — А еще я могу рассказать кое-что о Даре.
Мое сердце дрогнуло и предательски застучало, но я сжал кулаки и равнодушно заметил:
— И что же ты можешь сказать? Левеет залился румянцем, сглотнул и наконец тихо забормотал:
— На другое лето после пожара к Свейнхильд приходили охотники с озера Венира. Они рассказали, что встретили Лесную Бабу. С ней были медведь и вороны. Звери понимали каждое ее слово и защищали ее, как могли. Охотники очень испугались, потому что Лесная чуть не убила их. Ведь они осмелились поднять руку на ее медведя.
— При чем тут словенка?! — Мне надоело слушать байки Левеета.
— Эта Лесная была особенной! — задыхаясь, пробормотал парень. Ее губы белели старыми шрамами, как у Дары… И еще у нее были темные волосы…
Я усмехнулся. Левеет остался наивным мальчишкой. Только такой простачок, как он, мог принять за правду охотничьи байки. Однако откуда охотники с Венира могли узнать о женщине с разбитыми губами?
— Старший охотник сказал, что Лесная неправильно говорила по-нашему…
Да. Я помнил ее речь. Словенка хорошо говорила на моем языке, но все-таки как-то не так… А если из охотничьего рассказа выбросить медведя и птиц? Мужики с Венира натолкнулись в лесу на женщину. Высокую, с темными волосами и разбитыми губами. Она умела драться и, наверное, до полусмерти напугала охотников. Горе-вояки сбежали, а в оправдание придумали страшного медведя и воронов…
— Враки! — уверенно заявил Скол. Левеет обиженно насупился:
— Нет! Не враки! Потом охотники пошли по ее следам. Лесная Баба обходила все усадьбы и сторонилась людей. Тогда они поняли, что столкнулись с лесным духом, и перестали ее преследовать.
Это походило на правду. Хитрая и умная словенка знала, что ее ищут, и обходила стороной все усадьбы. Я в восхищении прищелкнул языком. Не всякий воин выживет один в лесу в холодную зиму! Да, эта женщина была особенной, и мне не следовало обижаться на слова Лисицы!
— Куда вели следы? — спросил я пастуха. Он обрадованно улыбнулся:
— К морю.
К морю… Я задумался. Если идти от Венира к морю, то где-то по дороге должна стоять моя бывшая усадьба-Конечно! Моя усадьба! Вот о чем пытались сказать мне боги, вот почему затмили глаза и позволили увидеть Ингрид вместо обыкновенного зверька! «Приходи ко мне, она ждет…» Пустая, горелая усадьба — вот куда манило меня ночное видение! Словенка пряталась в моем же доме!
Я расхохотался. Люди Свейнхильд облазили все уголки леса, но не догадались посетить сожженную усадьбу! Хотя откуда они могли знать, что беглянка перейдет несколько озер, обогнет глубокий фьорд и отыщет надежное убежище?
Я вытащил из-за пояса золотое обручье и протянул его пастушку:
— Ты правильно сделал, что догнал нас, а теперь возвращайся. Мне нужно навестить место, где умерла моя жена…
Рассказывает Дара
Четыре лета прошло с того дня, когда я впервые попробовала перейти через Маркир. Я повторяла эти попытки еще много раз, но всегда возвращалась в заброшенную усадьбу. Маркир был неприступен. Он поднимался на моем пути высокими каменными стенами или перегораживал путь быстрыми горными потоками, а то и вовсе водил кругами, как старый, упрямый Лешак. Однажды я почти одолела его, но сорвалась с уступа, повредила ногу, приладила на нее лубок и едва добрела назад.
К весне я уже снова готовилась к походу. Теперь не оставалась сомнений, что Хаки живет в Норвегии. Это его урманские боги-защитники путали меня в лесу, сбрасывали со скал и не позволяли добраться до хранимого ими берсерка…
Боль от потери Глуздыря притупилась, и за несколько лет одиночества я почти забыла о нем, а Мудрость и Память так и жили на соседней обгорелой березе. Вороны привыкли к подачкам, обленились и теперь редко улетали от дома. Зато научились воровать и ссорились из-за любого пустяка. Разодравшись, они долго не могли успокоиться и, как сварливые бабы-соседки, нудно и хрипло ругали друг друга. Этой ночью меня опять разбудили их крики.
— Надоело! — вскакивая, рявкнула я и кинулась к дверям. Лучина едва тлела, и в темноте моя нога зацепилась за какое-то препятствие. Я, выругавшись, потянулась к лучине и вдруг услышала спокойный, знакомый голос.
— Надо же, ты еще не забыла человеческую речь! — насмешливо произнес он.
От неожиданности я шарахнулась назад:
— Хаки?! .
— Придержите ее, — приказал все тот же голос. Сколько раз он чудился мне во сне!
Сильные руки сдавили мои локти. Ничего не соображая, я отчаянно забилась. Человек с голосом Хаки подпалил лучину. Яркие блики запрыгали по его лицу. Да, это был Хаки. Его волосы, губы, серые холодные глаза…
— А ты осталась прежней.
Голос берсерка звучал ласково и нерешительно, совсем иначе, чем на корабле или в доме Свейнхильд. Казалось, он не верил, что встретил меня, и тайно радовался этой встрече. Хотя почему тайно? Наверняка он был рад, что сумел отловить беглую рабыню…
Я повернула голову и покосилась на его спутников. Они не были людьми Лисицы. Высокий рост, смуглая кожа, черные волосы и темные глаза… Греки? Как они здесь очутились и почему слушались приказов Волка? А может, это все-таки сон?
Я еще раз дернулась. Один из чужаков вывернул мою руку, боль ударила под лопатку. Нет, не сон…
— Как ты меня нашел? — стараясь не выдать отчаяния, прошептала я.
Хаки улыбнулся еще шире. Теперь он веселился от души.
— Охотники, — коротко пояснил он. — Те, которых ты напугала. Кое-что в их сказке смахивало на правду, и я решил поверить.
Понятно. Он был умен, этот берсерк. Умен и красив. Хорошо, что его не убили в дальних походах…
Я и сама не знала, почему чувствовала облегчение, глядя на живого и невредимого врага. «Это потому, что хочу сама прикончить его!» — решила я, но что-то внутри воспротивилось этому доводу. «Ты давно уже сдалась, —шепнуло оно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Ты еще не знаешь, кого он просит… Лисица вскочила. Ларец упал на стол и раскрылся. Золотые блики заплясали на лицах пирующих.
— Он хочет словенку, но ее нет! — сказала Свейнхильд, развернулась и пошла к выходу. Стук захлопнувшейся за ней двери привел меня в чувство. Страшная боль пронзила грудь и застряла где-то в горле. Как «ее нет»?!
Я выскочил следом за Лисицей. Она стояла спиной ко мне и, казалось, любовалась закатом.
— Где она?!
— Умерла, — не дрогнув ответила Лисица. Боль ударила по старой ране и вывернула душу тяжелым, надрывным кашлем. Свейнхильд бросилась ко мне с какими-то уговорами, но я не слышал ее слов. Умерла?! Словенка не могла умереть! Она должна была жить, ведь именно для этого я привез ее в усадьбу! Лисица обещала не убивать словенку!
— Лжешь! — рявкнул я в ее склоненное лицо. — Она не могла умереть! Ты убила ее! Тебе не давала покоя ее гордость и ее превосходство!
Я еще что-то кричал, и лицо Свейнхильд качалось передо мной белым виноватым пятном, но потом гнев сменился тоской, и я увидел губы Лисицы.
— Это ты лжешь! — сказали они. — Зачем ты подарил мне эту рабыню?! Ты боялся ее, боялся привязаться к ней! Твоя хваленая свобода была тебе дороже любой женщины, даже той, которой ты восхищался! Ты преклонялся перед ее упрямством, любил ее силу и даже забыл об ее уродстве! Ульф верно назвал ее самым страшным твоим врагом, потому что только этой словенской дикарке удалось вкрасться в твое волчье сердце!
Лисица спятила! Или она взаправду думала, что я мог полюбить рабыню?! Словенка нравилась мне тем, что отличалась от других, но думать о ней как о женщине?!
Нет! Она была воином — , но не более того! сильным и достойным противником
— Уйди! — рявкнул я на Лисицу, но она не ушла: Ее кожа посерела, седые, выбившиеся из-под платка пряди упали на лицо.
— Так знай — она сдохла! Сдохла в лесу, как дикий зверь!
Моя рука сама метнулась к раскрытому в крике женскому рту. Лисица завизжала, а потом скорчилась и, поскуливая, покатилась по траве.
— Мразь! — сказал я и пошел прочь.
Мне посчастливилось найти в поле высокий, наспех прикиданный к дереву стог сена. Должно быть, так его укрывали от дождя и еще не успели разгрести. Я залез на мягкое, душистое ложе и уставился в небо. Слова Свейнхильд мешали уснуть.
«Она сдохла! Сдохла!»-злобно пели ночные шорохи. Я заткнул уши и спрятал голову в сено.
— Свейнхильд лжет! — прошептал кто-то снизу. — Пойдем, покажу тебе, где она…
Я резко сел. Наваждение? Нет, внизу зашуршали быстрые шаги. Неведомый советчик пытался сбежать! Выхватив меч, я скатился со стога, обогнул его и замер. Стройная женщина с распущенными по плечам волосами, в белом платье, со всех ног бежала к лесу.
— Подожди! — окликнул я. Она остановилась, оглянулась и звонко расхохоталась. — Кто ты?
Девушка покачала головой. Ее золотые волосы засияли в лунном свете. Сияние окутало ее лицо, скрыло плечи и руки.
— Ты знаешь, кого я ищу? Она закивала.
— И проводишь меня?
— Пойдем, — прошептала она, — пойдем. — И вдруг снова побежала.
Раздумывать было некогда. Кем бы ни была ночная незнакомка, она собиралась помочь мне и освободить от непонятной, саднящей тоски.
Я бежал за ней до самого озера, но там остановился. И не потому, что плохо бегал, а потому, что не умел ходить по воде. А она умела. Выскочив к берегу, незнакомка ступила на покрытую желтыми листьями воду и побежала по лунной дорожке, словно по лесной тропе. Только тогда я опомнился. Эльфийка! Меня заманивала девушка-эльф — ведь только им дано ходить по воде и суше! Она пробежала еще несколько шагов, растерянно обернулась, потом взглянула под ноги, засмеялась и заскользила обратно.
— Пойдем! — приближаясь, заговорила она. — Я проведу тебя по озеру!
— Уходи! — решительно ответил я. Эльфийка вскрикнула и остановилась, и я повторил: — Уходи.
Обтекающий ее свет померк, белые одежды превратились в простое серое платье, а лицо… От неожиданности я попятился. У эльфийки было лицо Ингрид!
— Приходи ко мне! Она ждет, — тая в плывущем над озером тумане, прошептала она.
Я утер катящийся по вискам пот и сел на землю. Голова отяжелела, как обычно бывает после бессонной ночи. Но все-таки что это было? Сон или явь? А может, так пошутило над моим рассудком выпитое за столом Свейнхильд пиво?
Моя ладонь зачерпнула горсть озерной воды и плеснула ею на лицо. Прохлада отрезвила. Не стоило так много пить. Тогда и не принял бы какого-то озерного зверя за ночную деву! Эльф с лицом моей мертвой жены — потеха, да и только! Хорошо еще, что никто не видел, как я сломя голову мчался за перепуганным зверьком и время от времени пытался с ним разговаривать! Теперь морок кончился, и пора возвращаться в усадьбу.
У каменных валов меня встретил расстроенный Скол.
— Ты зря обидел Лисицу, — пряча глаза, признался он. — Люди рассказали, как умерла словенка. Она подожгла дом и убежала. Была зима, и никто в округе не видел ее. Скорее всего она досталась диким зверям.
— То есть сдохла, как и говорила Свейнхильд? — недобро усмехнулся я.
Скол покраснел, опустил голову и пожал плечами:
— Не сердись, но так говорят.
— Если так говорят, то принеси мои вещи и скажи остальным, что мы уходим.
— Ты не поговоришь с Лисицей? Я вспомнил боль, которую причинили мне слова Свейн-хильд, и отвернулся:
— Мне не о чем с ней говорить!
Скол вздохнул и поплелся к усадьбе. Назад он вернулся с Хальвданом, румлянами и… Свейнхильд. Лицо у Лисицы было красным и опухшим, словно после долгих рыданий.
— Я… — шагнув ко мне, виновато сказала она. — Прости…
— За что ты просишь прощения? — перебил я. — За правду, которую я не могу принять и простить?
По ее дрожащим щекам потекли слезы. Не утирая их, Лисица смотрела на меня и шевелила губами. Она все еще надеялась на прощение…
Такой я ее и оставил — несчастной и одинокой. Мое сердце тоже болело, но я ни разу не обернулся и ничего не сказал ей. Свейнхильд перестала быть моим другом.
Мы уже прошли поля и перелесок, когда румляне насторожились и почти одновременно указали на ближние кусты.
— Это Лисица, — небрежно хмыкнул я, однако Раций покачал головой, прыгнул и вытянул из-за кустов взъерошенного долговязого мальчишку.
— Ой-ля! — швыряя парня к моим ногам, сказал румлянин. — Вот так враг!
— Я не враг! — вскакивая, возмутился парень. —Я шел за вами, потому, потому…
Он смущался и не мог объяснить, зачем увязался за нами. Однако мне часто доводилось видеть таких, как он, молодых и рьяных парней, которые мечтали о викинг-ских походах, боях и славе. Обычно они не проходили даже первого испытания в хирд…
— Ты пастух у Свейнхильд? — оглядывая одежду парня, спросил я. . .
Он кивнул встрепанной рыжей головой: —
— Меня зовут Левеет!
Левеет… Неужели тот самый коротконогий мальчик, который служил еще у моей матери? Кажется, когда усадьба сгорела, я отдал его Свейнхильд, а Трор часто возился с ним. Однако мальчишка вырос…
— Ты хочешь вступить в хирд, Левеет?
— Да, — кивнул он и тут же добавил: — А еще я могу рассказать кое-что о Даре.
Мое сердце дрогнуло и предательски застучало, но я сжал кулаки и равнодушно заметил:
— И что же ты можешь сказать? Левеет залился румянцем, сглотнул и наконец тихо забормотал:
— На другое лето после пожара к Свейнхильд приходили охотники с озера Венира. Они рассказали, что встретили Лесную Бабу. С ней были медведь и вороны. Звери понимали каждое ее слово и защищали ее, как могли. Охотники очень испугались, потому что Лесная чуть не убила их. Ведь они осмелились поднять руку на ее медведя.
— При чем тут словенка?! — Мне надоело слушать байки Левеета.
— Эта Лесная была особенной! — задыхаясь, пробормотал парень. Ее губы белели старыми шрамами, как у Дары… И еще у нее были темные волосы…
Я усмехнулся. Левеет остался наивным мальчишкой. Только такой простачок, как он, мог принять за правду охотничьи байки. Однако откуда охотники с Венира могли узнать о женщине с разбитыми губами?
— Старший охотник сказал, что Лесная неправильно говорила по-нашему…
Да. Я помнил ее речь. Словенка хорошо говорила на моем языке, но все-таки как-то не так… А если из охотничьего рассказа выбросить медведя и птиц? Мужики с Венира натолкнулись в лесу на женщину. Высокую, с темными волосами и разбитыми губами. Она умела драться и, наверное, до полусмерти напугала охотников. Горе-вояки сбежали, а в оправдание придумали страшного медведя и воронов…
— Враки! — уверенно заявил Скол. Левеет обиженно насупился:
— Нет! Не враки! Потом охотники пошли по ее следам. Лесная Баба обходила все усадьбы и сторонилась людей. Тогда они поняли, что столкнулись с лесным духом, и перестали ее преследовать.
Это походило на правду. Хитрая и умная словенка знала, что ее ищут, и обходила стороной все усадьбы. Я в восхищении прищелкнул языком. Не всякий воин выживет один в лесу в холодную зиму! Да, эта женщина была особенной, и мне не следовало обижаться на слова Лисицы!
— Куда вели следы? — спросил я пастуха. Он обрадованно улыбнулся:
— К морю.
К морю… Я задумался. Если идти от Венира к морю, то где-то по дороге должна стоять моя бывшая усадьба-Конечно! Моя усадьба! Вот о чем пытались сказать мне боги, вот почему затмили глаза и позволили увидеть Ингрид вместо обыкновенного зверька! «Приходи ко мне, она ждет…» Пустая, горелая усадьба — вот куда манило меня ночное видение! Словенка пряталась в моем же доме!
Я расхохотался. Люди Свейнхильд облазили все уголки леса, но не догадались посетить сожженную усадьбу! Хотя откуда они могли знать, что беглянка перейдет несколько озер, обогнет глубокий фьорд и отыщет надежное убежище?
Я вытащил из-за пояса золотое обручье и протянул его пастушку:
— Ты правильно сделал, что догнал нас, а теперь возвращайся. Мне нужно навестить место, где умерла моя жена…
Рассказывает Дара
Четыре лета прошло с того дня, когда я впервые попробовала перейти через Маркир. Я повторяла эти попытки еще много раз, но всегда возвращалась в заброшенную усадьбу. Маркир был неприступен. Он поднимался на моем пути высокими каменными стенами или перегораживал путь быстрыми горными потоками, а то и вовсе водил кругами, как старый, упрямый Лешак. Однажды я почти одолела его, но сорвалась с уступа, повредила ногу, приладила на нее лубок и едва добрела назад.
К весне я уже снова готовилась к походу. Теперь не оставалась сомнений, что Хаки живет в Норвегии. Это его урманские боги-защитники путали меня в лесу, сбрасывали со скал и не позволяли добраться до хранимого ими берсерка…
Боль от потери Глуздыря притупилась, и за несколько лет одиночества я почти забыла о нем, а Мудрость и Память так и жили на соседней обгорелой березе. Вороны привыкли к подачкам, обленились и теперь редко улетали от дома. Зато научились воровать и ссорились из-за любого пустяка. Разодравшись, они долго не могли успокоиться и, как сварливые бабы-соседки, нудно и хрипло ругали друг друга. Этой ночью меня опять разбудили их крики.
— Надоело! — вскакивая, рявкнула я и кинулась к дверям. Лучина едва тлела, и в темноте моя нога зацепилась за какое-то препятствие. Я, выругавшись, потянулась к лучине и вдруг услышала спокойный, знакомый голос.
— Надо же, ты еще не забыла человеческую речь! — насмешливо произнес он.
От неожиданности я шарахнулась назад:
— Хаки?! .
— Придержите ее, — приказал все тот же голос. Сколько раз он чудился мне во сне!
Сильные руки сдавили мои локти. Ничего не соображая, я отчаянно забилась. Человек с голосом Хаки подпалил лучину. Яркие блики запрыгали по его лицу. Да, это был Хаки. Его волосы, губы, серые холодные глаза…
— А ты осталась прежней.
Голос берсерка звучал ласково и нерешительно, совсем иначе, чем на корабле или в доме Свейнхильд. Казалось, он не верил, что встретил меня, и тайно радовался этой встрече. Хотя почему тайно? Наверняка он был рад, что сумел отловить беглую рабыню…
Я повернула голову и покосилась на его спутников. Они не были людьми Лисицы. Высокий рост, смуглая кожа, черные волосы и темные глаза… Греки? Как они здесь очутились и почему слушались приказов Волка? А может, это все-таки сон?
Я еще раз дернулась. Один из чужаков вывернул мою руку, боль ударила под лопатку. Нет, не сон…
— Как ты меня нашел? — стараясь не выдать отчаяния, прошептала я.
Хаки улыбнулся еще шире. Теперь он веселился от души.
— Охотники, — коротко пояснил он. — Те, которых ты напугала. Кое-что в их сказке смахивало на правду, и я решил поверить.
Понятно. Он был умен, этот берсерк. Умен и красив. Хорошо, что его не убили в дальних походах…
Я и сама не знала, почему чувствовала облегчение, глядя на живого и невредимого врага. «Это потому, что хочу сама прикончить его!» — решила я, но что-то внутри воспротивилось этому доводу. «Ты давно уже сдалась, —шепнуло оно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77