— Тулки! Тулки!
Четыре странных существа выскочили из рощицы амбрового дерева и опрометью кинулись вниз по склону холма. Они казались крупнее великанов и худощавы, как эльфы. У них были сутулые плечи, голые черепа белого цвета, плотно обтянутые кожей, глаза навыкате, беззубые пасти, а в том месте, где полагалось бы быть носу, располагалось несколько удлиненных полостей. Они носили изрядно потрепанные туники из дубленой кожи, стянутые на талии поясом из змеиной кожи.
Испуганные человеко-звери волочили длинные руки по земле. При необходимости они использовали их в качестве дополнительной пары ног.
Бродяги Песков бросились в погоню, с азартом пуская стрелы в перепрыгивающих с валуна на валун необычных существ.
— Останови своих воинов! — потребовала Садира у Фенеона.
Вождь свысока посмотрел на нее.
— Почему? Тебе-то какое дело? — не скрывая своей неприязни, спросил он.
— Потому что все это смахивает на убийство, — ответила колдунья. Тулки не сделали вам ничего плохого.
В этот момент один из охотников выстрелил. Стрела попала в спину одного из тулков, который пошатнулся и полетел кувырком на землю.
— Но они же не люди, а животные, — убежденно проговорил Фенеон.
Неуклюжие попытки раненого тулка подняться на ноги и скрыться явно забавляли вождя эльфов.
— Животные не носят одежду, — ответила Садира, опуская руку в свой заплечный мешок, где хранила все необходимое для колдовства. — Отзови своих охотников, или это сделаю я.
— Как пожелаешь, — невозмутимо произнес Фенеон. Повернувшись к охотникам, он громко закричал:
— Оставьте их в покое!
Охотники остановились и повернулись к Фенеону. На их лицах читалось явное замешательство.
— Что ты сказал? — недовольно спросил один из них.
— Он сказал, чтобы вы оставили тулков в покое! — крикнула Садира. — Они не причинили вам никакого вреда.
Охотник удивленно взглянул на колдунью, затем перевел взгляд на Фенеона.
— Ты этого хочешь? — враждебно спросил он.
— Да, хочу, — ответил вождь. Когда тулки скрылись в кустах, он повернулся к Садире:
— Тебе не следовало останавливать моих охотников.
Убивая тулков, мы совершаем акт милосердия по отношению к ним.
Садира тем временем вытащила руку из мешка.
— Как это может быть? — удивленно спросила она.
— Тулки происходят от Кладоискателей, клана эльфов, исчезнувшего три столетия назад. — Фенеон приблизился к ней с лукавой улыбкой на лице. Тебе ведь не хочется узнать, как они превратились в тулков?
— Не очень, — ответила Садира. — Но коли на то пошло, расскажи. Может быть, я узнаю что-нибудь новенькое из твоего рассказа.
— Всему виною башня Пристан, — продолжал Фенеон. — Их клан занимался поисками кладов, оставленных древними. — Он бросил взгляд в направлении, в котором скрылись тулки, и добавил:
— Ты сама только что видела, к чему это привело.
— О чем ты говоришь? — резко спросила Садира, с явным недоверием отнесшаяся к рассказам Фенеона.
Эльф пожал плечами.
— Никто, даже самые древние старики, не знает точно, как все это произошло. Возможно, воины перессорились и передрались между собой, или же на них напало стадо диких эрдлу, — пояснил он. — А может, они встретились с отрядом врагов. Но что бы ни случилось, все члены клана получили ранения разной степени тяжести и превратились в существ, которых ты только что видела.
— Я не верю ни одному твоему слову.
— Ты можешь верить или не верить мне, это твое дело, — возразил Фенеон.
— Но если ты и в самом деле собираешься посетить башню Пристан, постарайся не пораниться в тех краях. Если ты даже просто оцарапаешься и потеряешь хоть каплю крови, волшебные силы, обитающие в башне, превратят тебя в существо, гораздо более жалкое и ничтожное, чем любой тулк. Мне самому приходилось видеть такое.
Садира уже собралась было высмеять его, но тут ей пришел на память рассказ Певца Ветров Магнуса о своем происхождении.
— Значит, и с Магнусом произошло нечто подобное? — спросила колдунья.
У Фенеона заблестели глаза, но скорее от душевной боли, чем от гнева.
— Да. Откуда ты узнала? — спросил эльф.
— Магнус сказал, что ты нашел его, когда он был еще совсем ребенком.
— Он был новорожденным младенцем, — поправил ее вождь.
— Расскажи мне его историю, — попросила Садира. — Может быть, у меня появится причина принять во внимание твое предостережение.
Фенеон кивнул и начал свой рассказ:
— Когда я был еще молодым воином, на нас однажды напали Танцоры Пустыни, которые похитили мою сестру Селбу. К тому времени, когда я оправился от ран и выследил их, для чего мне пришлось пересечь равнину Слоновой Кости, моей сестре надоело ее положение жены-рабыни, и она бежала в пустыню. Ее муж и пятеро его братьев бросились в погоню за ней, поэтому Селба направилась в единственное место, куда они не осмелились бы последовать за ней, — в башню Пристан. Идя по следам, я обнаружил их лагерь, находившийся неподалеку от башни.
— И как же ты поступил? — с интересом спросила Садира. Но ее гораздо больше поразила привязанность Фенеона к сестре. Подобного она никак от него не ожидала. Судя по этому рассказу, эльф не выглядел человеком, который способен бросить беременную возлюбленную, обрекая ее этим на вечную жизнь в рабстве.
— Естественно, я убил всех пятерых, — невозмутимо продолжал Фенеон. Затем я последовал за Селбой. В то время я еще не знал, что она уже давно беременна. Когда я нашел ее, у нее только что начались родовые схватки.
— Значит, Магнус — твой племянник? — ахнула Садира.
Фенеон утвердительно кивнул:
— Да, дело обстоит именно так. Но дальше с Селбой случилось несчастье.
Во время родов у нее началось кровотечение, и волшебные силы, обитающие в башне, превратили ее в омерзительное безмозглое существо. Она пыталась сожрать свое дитя, и, чтобы спасти Магнуса, я убил ее собственным мечом.
— И Магнус был ранен, вследствие чего…
— Ты намекаешь на то, что мой клинок был недостаточно быстр? — сердито спросил Фенеон. — Магнус родился таким, какой он есть.
Вождь замолчал и дал команду канку двигаться легкой рысью в направлении Ниобенэя. Садира задержалась, пытаясь примирить в душе тот образ отца, как труса, который давно сформировался в ее сознании, с образом некоего храбреца, который вырисовывался из только что услышанного ею рассказа.
Поняв тщетность своих попыток, она сдалась и направила своего канка вслед за канком отца.
Едва ее канк догнал канка Фенеона, колдунья выпалила:
— Если ты рассказал мне все это только потому, что хочешь, чтобы я осталась с кланом, у тебя ничего не выйдет.
Фенеон притормозил своего канка, чтобы дать возможность Садире поравняться с ним. Когда он заговорил, его голос был нарочито спокойным:
— Что заставляет тебя думать, что я хочу, чтобы ты оставалась с нами?
— А разве нет? — с вызовом спросила колдунья.
Вождь наигранно улыбнулся, по-прежнему не поднимая глаз от дороги.
— Мы могли бы прийти к соглашению… — начал было он.
— Очень сомневаюсь в этом, — начиная выходить из себя, ответила Садира.
— Меня нельзя купить.
Фенеон пожал плечами.
— Очень жаль, — вздохнул он. — Но это никак не изменит того, с чем тебе придется столкнуться в башне Пристан. По правде говоря, было бы гораздо лучше, если бы ты осталась с нами.
— Конечно, лучше для вас, — ответила Садира. — Но я обещала добраться до башни, и ничто меня не остановит.
— Только глупая дура может позволить какому-то обещанию погубить себя, — проворчал Фенеон, печально качая головой. — Обычно чувство страха бывает сильнее чувства долга.
Садире не терпелось спросить его, не потому ли он бросил ее мать, что боялся кого-то или чего-то, но она сдержалась. Иначе ей пришлось бы нарушить свое инкогнито и признаться, кто она такая на самом деле. Садира все еще не доверяла отцу и не видела пока смысла в том, чтобы раскрыть ему свой секрет.
Поэтому она решила продолжить спор:
— Чувство страха совсем не обязательно бывает сильнее чувства долга, даже если дело касается эльфа. Ты же, должно быть, испытывал сильный страх, когда отправлялся на поиски Селбы.
— Я был зол, как собака, а вовсе не испуган. До этого никто никогда ничего не похищал у меня! — пояснил Фенеон, сердито глядя на нее. — Если бы я позволил им безнаказанно похитить у меня сестру, они обязательно бы явились потом за моими канками и моим серебром.
— Мне бы следовало это знать, — сказала Садира. В ее словах были явно слышны нотки горечи, так как она поняла, насколько же она была наивной, полагая, что ее отец действовал из благородных побуждений. — Вы, эльфы, живете только для самих себя. Больше вас ничего не интересует.
— А кто живет по-другому? — мгновенно отреагировал Фенеон. Они спустились к подножию холма и ехали по пересеченной местности, с трудом пробиваясь сквозь густые заросли ясенца и ракитника. — Жизнь слишком коротка, чтобы посвящать ее иллюзиям вроде долга и верности.
— А как насчет любви? — поинтересовалась Садира. Ее разбирало любопытство относительно чувств, которые испытывал Фенеон к ее матери. Ей хотелось выяснить, как изменилось бы его отношение к ней самой, узнай он о том, кто она такая на самом деле. — Это тоже одна из иллюзий?
— Очень приятная иллюзия, — ответил Фенеон, широко улыбаясь. Местность была более ровной, и он мог теперь позволить себе почаще поднимать глаза на Садиру. — Я любил многих женщин.
— Использовал их, так будет точнее, но не любил, — ехидно заметила Садира. Она не знала, что больше выводит ее из себя — легкомысленное употребление слова «любовь» или вывод, напрашивавшийся из слов отца.
Значит, ее мать была всего лишь одной из длинной вереницы возлюбленных, постоянно сменявших одна другую.
Фенеон нахмурил брови.
— Откуда тебе известно о моих женщинах? — недовольно спросил он.
— Если у тебя нет чувства долга по отношению к своим женщинам, если тебе чуждо такое понятие, как верность по отношению к ним, то как ты можешь любить их? — ответила вопросом на вопрос Садира, избегая прямого ответа.
— Любовь есть рабство, — усмехнулся эльф.
— Я знаю это не хуже тебя, — возразила Садира. — Неужели ты и на самом деле любил всех тех женщин, которых считал своими возлюбленными?
— Конечно, — ответил вождь.
— Тогда докажи это, — попросила Садира.
— И как я, по-твоему, должен сделать это?
— В этом нет ничего трудного. Всего лишь назови их имена, — предложила Садира, пытаясь представить себе, какова будет ее реакция, когда он назовет имя ее матери или когда не сможет его вспомнить.
— Всех?
Садира кивнула.
— Если ты любил их всех, — подтвердила она.
Фенеон покачал головой.
— Я Не смогу, — сказал он. — Их было так много.
— Я так и думала, — усмехнулась Садира. Она постучала по усикам-антеннам канка, давая ему команду перейти в галоп.
Фенеон быстро поравнялся с ней.
— Нет причин для спешки, — сказал он, стараясь держаться рядом с ней. Мы доберемся до города задолго до того, как городские ворота будут закрыты на ночь.
— Отлично, — сказала Садира, канк которой продолжал двигаться галопом.
В таком темпе они скакали все утро и в конце концов выехали на караванный путь, ведущий к городу. Со стороны главных ворот доносилась зажигательная мелодия, которая разносилась над равниной, как бы приветствуя путников, прибывающих в Ниобенэй. Многие из эльфов стали танцевать на ходу. Некоторые из воинов отбивали ритм плоской стороной своих клинков на панцирях канков. Даже те из эльфов, кто сильно устал после быстрого утреннего перехода, присоединились к шумному веселью, задорно поводя плечами.
Один только Фенеон, казалось, не обращал внимания на царившее вокруг радостное оживление.
— Клянусь ветром, ненавижу это место, — громко пожаловался он колдунье.
— Когда мы были здесь в последний раз, городская стража потребовала с нас пять серебряных монет за право въехать в город. Поэтому нечего удивляться тому, что они очень рады видеть нас снова.
Фенеон не сводил своих серых глаз с городских ворот — высокой и крутой арки, по бокам которой располагались сторожевые башни со шпилями. Ворота усиленно охранялись. На каждом из этажей башен виднелись многочисленные стражи ворот, которые раскачивались в такт музыке, размахивая над головой своими луками. Между башнями находился своеобразный портик на опорах, выдававшийся наружу за пределы городской стены и нависавший над воротами.
На его огороженной невысоким парапетом крыше стояло десятка полтора музыкантов, игравших на огромных барабанах, ксилофонах и волынках.
— Я смогу уладить дело всего за две монеты, — предложила Садира.
— Ты знаешь способ сэкономить мне столько денег?
— Я сделаю это с помощью колдовства, — ответила она.
Колдунья понимающе улыбнулась отцу, надеясь в душе, что улыбка отвлечет его внимание и он не сумеет прочесть в ее глазах, что она лжет.
Продолжительные дорожные разговоры с вождем клана убедили ее в том, что предупреждение Раин не было лишено оснований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53