Я пытался заговорить с путниками, но столкнулся с теми же трудностями, что и при разговоре с пахарем.
Наконец мимо проехала колесница, запряженная парой лошадей, которой правил плотный мужчина в головной повязке, подобие шотландского кильта, в высоких башмаках на шнуровке. Услышав мой окрик, он притормозил.
— В чем дело? — На аттическом диалекте он говорил не лучше меня.
— Я ищу философа Аристотеля из Стагира. Где я могу найти его?
— Он живет в Мизе.
— Где это?
Он показал.
— Ты не туда идешь. Иди обратно по этой дороге. У переправы через Ботий сверни направо, и эта дорога приведет тебя в Мизу и Китион. Ты понял?
— Кажется, да, — ответил я. — Это далеко?
— Около двухсот стадий.
Я пал духом. Двести стадий — это пять парасангов, или два дня пути. Я подумал, не попытаться ли мне купить коня или колесницу, но я не умел ездить верхом и править лошадьми и не представлял себе, как я этому научусь за короткий срок. Я читал, что в Македонии Аристотель жил в Мизе, но, так как это место не было обозначено на тех картах, которые у меня были, я решил, что это пригород Пеллы.
Я поблагодарил возничего, тот пустил лошадей трусцой, а я отправился в путь. Не буду утомлять Вас подробным описанием моего путешествия. Я не знал, где расположены деревни, и ночь застала меня в чистом поле, я отбивался от собак, меня заживо ели москиты и одолевали другие твари, пока я не нашел пристанища на вторую ночь. Дорога шла вдоль огромных болот, простиравшихся по Эмафианской равнине к западу от Лудийского озера. Несколько мелких речушек стекали с Бермиона и терялись в болотах.
Наконец я оказался вблизи Мизы, расположенной на одном из склонов Бермиона. Я из последних сил тащился вверх по крутому склону, когда шестеро подростков на малорослых греческих лошадях проскакали вниз по дороге. Я отступил в сторону, но, вместо того чтобы пронестись мимо, они придержали коней и окружили меня.
— Кто ты? — спросил меня невысокий юноша лет пятнадцати на чистом аттическом наречии. Светловолосый, он был бы очень хорош собой, если бы не прыщи.
— Я — Зандра из Паталипутры, — отвечал я, называя город Патну на Ганге его древним именем. — Я ищу философа Аристотеля.
— А, варвар! — закричал прыщавый. — Что, ребята, уж мы-то знаем, как Аристотель любит варваров!
Другие поддержали его, выкрикивая оскорбления, похваляясь тем, что когда-нибудь перебьют всех варваров или обратят их в рабов.
Я допустил оплошность, показав им, что разозлился. Я знал, что это неразумно, но ничего не мог с собой сделать.
— Если вы не хотите мне помочь, дайте мне пройти, — сказал я.
— Да он не просто варвар, он еще и наглец! — закричал один из ребят, наезжая на меня лошадью.
— Отойдите прочь, дети! — потребовал я.
— Мы должны его проучить, — сказал прыщавый. Остальные захихикали.
— Лучше оставьте меня в покое, — сказал я, сжимая посох обеими руками.
Высокий красивый подросток сбил с меня шляпу.
— Вот тебе, трусливый азиат! — закричал он.
Недолго думая, я выругался по-английски и взмахнул посохом. То ли молодой человек успел увернуться, то ли его лошадь отпрянула, но я промахнулся. Посох мой пролетел мимо цели и ударил одну из лошадей по морде.
Лошадка пронзительно заржала и встала на дыбы. Всадник, сидевший без стремени, соскользнул с крестца лошади в грязь. Лошадь умчалась.
Все шестеро завопили. Светловолосый, у которого был необыкновенно пронзительный голос, стал выкрикивать угрозы. В следующую секунду я увидел, что его лошадь несется прямо на меня. Раньше чем я успел увернуться, она сбила меня с ног, я полетел вверх тормашками, и животное перепрыгнуло через меня, пока я катился по земле. К счастью, лошади стараются не наступать на мягкое, иначе я был бы растоптан. Я едва успел встать на ноги, как заметил, что остальные мальчишки тоже посылают лошадей прямо на меня.
Рядом росла старая сосна. Я нырнул под нижние ветки раньше, чем лошади налетели на меня, всадники скакали вокруг дерева и вопили. Я с трудом понимал, что они кричали, но услышал, как прыщавый приказал:
— Птолемей! Езжай домой и привези луки и копья!
Стук копыт смолк в отдалении. Я почти ничего не видел сквозь ветки, но догадывался о том, что происходило. Мальчишки не собирались атаковать меня пешими, во-первых, потому что им больше нравилось ездить верхом, да и слезать с коней, ловить их потом им было лень; во-вторых, до тех пор пока я стоял спиной к дереву, им было не так просто добраться до меня сквозь сплетение ветвей, а я мог бы отбиваться от них посохом.
Хотя в своем мире я не казался очень высоким, я был гораздо выше этих ребят.
Но не это сейчас меня волновало. Я услышал имя «Птолемей» и понял, что это один из соратников Александра, который в моем мире стал царем Египта и основал знаменитую династию. Прыщавый юнец, стало быть,
Александр собственной персоной. Я попал в переплет. Если я останусь на месте, то послужу мишенью для стрельбы по цели, когда Птолемей вернется с оружием. Я, конечно, мог подстрелить нескольких мальчишек из своего ружья, что спасло бы меня на время. Но в стране, где власть царя безгранична, трудно рассчитывать на то, что доживешь до старости, убив одного из друзей наследника престола, не говоря уже о самом царевиче. Пока я обдумывал свое положение и прислушивался к голосам нападающих, сквозь ветви просвистел камень и отскочил от ствола. Невысокий смуглый юноша, который упал с лошади, бросил камень и побуждал своих товарищей последовать его примеру. Мне удалось разглядеть, как прыщавый и остальные спешились и стали лихорадочно собирать камни, а известно, что этого добра в Греции и Македонии предостаточно. Камни пролетели сквозь хвою, отскакивая от веток. Один, величиной с кулак, оцарапал мне голень.
Мальчишки подошли поближе, чтобы вернее целиться. Я попытался отползти за дерево и спрятаться за ним, но они заметили мое движение и окружили дерево со всех сторон. Один из камней попал мне в голову и до крови содрал кожу, у меня потемнело в глазах. Я подумал было, не забраться ли на дерево, но сосна кверху сужалась, и чем выше я бы забрался, тем уязвимее был бы, и, кроме того, сидя на ветке, мне было бы труднее уворачиваться от камней.
Так развивались события в тот момент, когда я снова услышал стук копыт. Я подумал, что настала пора решиться на что-либо. Птолемей возвращался с оружием. Если я даже воспользуюсь своим ружьем, мне все равно не спастись бегством, но было бы глупо оставаться на месте и дать изрешетить себя, не применив оружия.
Я нащупал под туникой ремешок, закреплявший пистолет в кобуре, и отстегнул его, затем вытащил пистолет и оттянул затвор.
Чей-то мужской голос вмешался в перебранку.
Я уловил слова: «...оскорблять безобидного путешественника... Откуда вы знаете, что он не князь в своей собственной стране? Придется рассказать царю... Можно подумать, что вы рабы, только что получившие свободу, а не знатные юноши из благородных семейств...»
Я протиснулся к краю завесы из сосновых иголок. Коренастый чернобородый всадник обращался к подросткам, побросавшим камни. Прыщавый сказал:
— Мы просто немного побаловались.
Я вылез из-под ветвей, подошел к тому месту, где лежала моя шляпа, и поднял ее. Затем я обратился к незнакомцу:
— Радуйся! Хорошо, что ты приехал раньше, чем игра зашла слишком далеко. — Я улыбнулся, решив вести себя приветливо, чего бы мне это ни стоило. Только благодаря железному самообладанию я мог выпутаться из этой ситуации.
Всадник проворчал:
— Кто ты?
— Зандра из Паталипутры, что в Индии. Я ищу философа Аристотеля.
— Он оскорбил нас... — начал один из подростков, но чернобородый не обратил на него внимания. Он сказал:
— Я сожалею, что твое знакомство с царским домом было столь неприятным. Этот дерзкий юноша, — он указал на прыщавого, — Александр, сын Филиппа, наследник македонского престола.
Он представил остальных:
— Гефастион — тот, который сбил с меня шляпу, а сейчас держал лошадей; Неарх — тот, который упал с лошади; Птолемей — тот, который ездил за оружием; а также Гарпал и Филот.
— Когда Птолемей ворвался в дом, — продолжал незнакомец, — я спросил его, что за спешка, узнал о стычке и решил ехать с ним. Хорошо же они слушают своего учителя. Они не должны были вести себя недостойно даже с тобой, варваром, ибо, поступая так, они сами спускаются до уровня варваров. Я возвращаюсь в дом к Аристотелю. Ты можешь следовать за мной.
Всадник развернул коня и поехал шагом обратно в Мизу.
Шестеро подростков стали ловить лошадь Неарха.
Я пустился вслед за ним, хотя мне иногда приходилось бежать трусцой, чтобы не отставать. Дорога шла в гору, и вскоре я начал задыхаться. Я пропыхтел:
— Кто ты... о господин?
Всадник мотнул бородой и удивленно поднял брови:
— Я думал, ты знаешь. Я Антипатр, правитель Македонии.
Не доезжая до самой деревни, Антипатр свернул и поехал по ухоженной территории, напоминавшей современный парк, где стояли статуи и скамьи. Я предположил, что это роща Нимф, в которой Аристотель проводит занятия с учениками. Мы проехали через парк и остановились у особняка, Антипатр бросил поводья слуге и соскочил с коня.
— Аристотель! — загремел Антипатр. — Тут тебя один человек видеть хочет.
Вышел мужчина примерно моего возраста, лет сорока. Он был стройный, среднего роста, с лицом тонкогубым и суровым, седеющая борода была коротко подстрижена. Одет он был в пышный гиматий, большой плащ с каймой, украшенной разноцветными спиралями. На пальцах золотые кольца. Антипатр, запинаясь, представил меня:
— Друг мой, это... э... как его зовут, из... э... откуда-то из Индии.
Он рассказал ему, как спас меня от Александра и его злокозненных друзей, и добавил:
— Если ты в скором времени не научишь этих щенков, как нужно себя вести, то потом будет поздно.
Аристотель внимательно посмотрел на меня.
— Вшегда приятно пожнакомитьшя ш человеком, приехавшим иждалека. Что привело тебя шюда, друг мой?
Я представился и сказал:
— В своей стране я считаюсь философом, и я подумал, что мое путешествие на Запад не может быть завершено, пока я не поговорю с величайшим философом Запада. А когда я спросил, кого мне искать, все назвали мне Аристотеля, сына Никомаха.
Аристотель промурлыкал:
— Я рад, что они нажвали меня. Гм. Войди в дом, выпей шо мной вина. Ты можешь рашкажать мне о чудешах Индии?
— Да, конечно, но ты в свою очередь должен рассказать мне о своих открытиях, они воистину еще большее чудо.
— Ну что ж, жаходи, жаходи. Может, ты шможешь оштатьшя на пару дней. Мне ешть о чем рашпрошить тебя.
Так я встретился с Аристотелем. Мы, как говорили в моем мире, понимали друг друга с полуслова. У нас было много общего. Кому-то могло не понравиться то, что Аристотель шепелявил, или его педантичность и чрезмерная сосредоточенность, или то, что любую тему он мусолил до умопомрачения. Но мы с ним ладили. В то утро в доме, который царь Филипп построил для придворной школы, Аристотель передал мне чашу густого вина и попросил:
— Рашкажи мне о шлоне, этом огромном жвере, у которого по хвошту впереди и шжади. Он дейштвительно шущештвует?
— Да, действительно, — ответил я и начал рассказывать все, что и знал о слонах, а Аристотель делал заметки на листах папируса.
— Как в Индии нажывают шлонов?
Вопрос застал меня врасплох, мне не приходило в голову, что помимо всего того, что я знаю, мне в моем путешествии понадобится еще и знание древнего хиндустани. Я отхлебнул вина, чтобы протянуть время. Я никогда не любил спиртные напитки и эта жидкость казалась мне отвратительной, но ради достижения моей цели приходилось притворяться, что она мне нравится. Без сомнения, мне пришлось бы выдумать какую-нибудь абракадабру, но тут память моя совершила внезапный скачок, и мне на ум пришли рассказы Киплинга, которые я читал в детстве.
— Мы зовем их хатхи, — сказал я. — Но в Индии, конечно, говорят на разных языках.
— А что ты шнаешь о диких ошлах, что водятшя в Индии, тех, о которых пишет Ктежий, у них рог на лбу?
— Правильнее было бы называть их носорогами, потому что рог у них в действительности на носу, и они больше похожи не на ослов, а на огромных свиней...
Приближалось время обеда, и я несколько раз тонко намекал, что мне нужно найти пристанище в Мизе, но Аристотель, к моей радости, и слушать меня не захотел. Он потребовал, чтобы я остановился прямо в школе, и не обратил внимания на то, что я из вежливости воспротивился этому.
— Ты должен оштатьшя ждешь на нешколько мешяцев, — сказал он. — У меня никогда, никогда больше не будет такой вожможношти шобрать шведения об Индии. Не бешпокойшя о рашходах. Царь платит жа вше.
Ты первый дейштвительно умны... э... варвар иж тех, кого я жнал, а я иштошковалшя по ученому шерьежному шобешеднику. Феофрашт вернулшя в Афины, а другие мои дружья редко жаежжают в эту глушь.
— А македонцы?
— Ахой! Некоторые иж них, как и мой Друг Антипатр, неплохие люди, но в большинштве швоем они штоль же бежможглы, как и першидшкие вельможи.
1 2 3 4 5 6
Наконец мимо проехала колесница, запряженная парой лошадей, которой правил плотный мужчина в головной повязке, подобие шотландского кильта, в высоких башмаках на шнуровке. Услышав мой окрик, он притормозил.
— В чем дело? — На аттическом диалекте он говорил не лучше меня.
— Я ищу философа Аристотеля из Стагира. Где я могу найти его?
— Он живет в Мизе.
— Где это?
Он показал.
— Ты не туда идешь. Иди обратно по этой дороге. У переправы через Ботий сверни направо, и эта дорога приведет тебя в Мизу и Китион. Ты понял?
— Кажется, да, — ответил я. — Это далеко?
— Около двухсот стадий.
Я пал духом. Двести стадий — это пять парасангов, или два дня пути. Я подумал, не попытаться ли мне купить коня или колесницу, но я не умел ездить верхом и править лошадьми и не представлял себе, как я этому научусь за короткий срок. Я читал, что в Македонии Аристотель жил в Мизе, но, так как это место не было обозначено на тех картах, которые у меня были, я решил, что это пригород Пеллы.
Я поблагодарил возничего, тот пустил лошадей трусцой, а я отправился в путь. Не буду утомлять Вас подробным описанием моего путешествия. Я не знал, где расположены деревни, и ночь застала меня в чистом поле, я отбивался от собак, меня заживо ели москиты и одолевали другие твари, пока я не нашел пристанища на вторую ночь. Дорога шла вдоль огромных болот, простиравшихся по Эмафианской равнине к западу от Лудийского озера. Несколько мелких речушек стекали с Бермиона и терялись в болотах.
Наконец я оказался вблизи Мизы, расположенной на одном из склонов Бермиона. Я из последних сил тащился вверх по крутому склону, когда шестеро подростков на малорослых греческих лошадях проскакали вниз по дороге. Я отступил в сторону, но, вместо того чтобы пронестись мимо, они придержали коней и окружили меня.
— Кто ты? — спросил меня невысокий юноша лет пятнадцати на чистом аттическом наречии. Светловолосый, он был бы очень хорош собой, если бы не прыщи.
— Я — Зандра из Паталипутры, — отвечал я, называя город Патну на Ганге его древним именем. — Я ищу философа Аристотеля.
— А, варвар! — закричал прыщавый. — Что, ребята, уж мы-то знаем, как Аристотель любит варваров!
Другие поддержали его, выкрикивая оскорбления, похваляясь тем, что когда-нибудь перебьют всех варваров или обратят их в рабов.
Я допустил оплошность, показав им, что разозлился. Я знал, что это неразумно, но ничего не мог с собой сделать.
— Если вы не хотите мне помочь, дайте мне пройти, — сказал я.
— Да он не просто варвар, он еще и наглец! — закричал один из ребят, наезжая на меня лошадью.
— Отойдите прочь, дети! — потребовал я.
— Мы должны его проучить, — сказал прыщавый. Остальные захихикали.
— Лучше оставьте меня в покое, — сказал я, сжимая посох обеими руками.
Высокий красивый подросток сбил с меня шляпу.
— Вот тебе, трусливый азиат! — закричал он.
Недолго думая, я выругался по-английски и взмахнул посохом. То ли молодой человек успел увернуться, то ли его лошадь отпрянула, но я промахнулся. Посох мой пролетел мимо цели и ударил одну из лошадей по морде.
Лошадка пронзительно заржала и встала на дыбы. Всадник, сидевший без стремени, соскользнул с крестца лошади в грязь. Лошадь умчалась.
Все шестеро завопили. Светловолосый, у которого был необыкновенно пронзительный голос, стал выкрикивать угрозы. В следующую секунду я увидел, что его лошадь несется прямо на меня. Раньше чем я успел увернуться, она сбила меня с ног, я полетел вверх тормашками, и животное перепрыгнуло через меня, пока я катился по земле. К счастью, лошади стараются не наступать на мягкое, иначе я был бы растоптан. Я едва успел встать на ноги, как заметил, что остальные мальчишки тоже посылают лошадей прямо на меня.
Рядом росла старая сосна. Я нырнул под нижние ветки раньше, чем лошади налетели на меня, всадники скакали вокруг дерева и вопили. Я с трудом понимал, что они кричали, но услышал, как прыщавый приказал:
— Птолемей! Езжай домой и привези луки и копья!
Стук копыт смолк в отдалении. Я почти ничего не видел сквозь ветки, но догадывался о том, что происходило. Мальчишки не собирались атаковать меня пешими, во-первых, потому что им больше нравилось ездить верхом, да и слезать с коней, ловить их потом им было лень; во-вторых, до тех пор пока я стоял спиной к дереву, им было не так просто добраться до меня сквозь сплетение ветвей, а я мог бы отбиваться от них посохом.
Хотя в своем мире я не казался очень высоким, я был гораздо выше этих ребят.
Но не это сейчас меня волновало. Я услышал имя «Птолемей» и понял, что это один из соратников Александра, который в моем мире стал царем Египта и основал знаменитую династию. Прыщавый юнец, стало быть,
Александр собственной персоной. Я попал в переплет. Если я останусь на месте, то послужу мишенью для стрельбы по цели, когда Птолемей вернется с оружием. Я, конечно, мог подстрелить нескольких мальчишек из своего ружья, что спасло бы меня на время. Но в стране, где власть царя безгранична, трудно рассчитывать на то, что доживешь до старости, убив одного из друзей наследника престола, не говоря уже о самом царевиче. Пока я обдумывал свое положение и прислушивался к голосам нападающих, сквозь ветви просвистел камень и отскочил от ствола. Невысокий смуглый юноша, который упал с лошади, бросил камень и побуждал своих товарищей последовать его примеру. Мне удалось разглядеть, как прыщавый и остальные спешились и стали лихорадочно собирать камни, а известно, что этого добра в Греции и Македонии предостаточно. Камни пролетели сквозь хвою, отскакивая от веток. Один, величиной с кулак, оцарапал мне голень.
Мальчишки подошли поближе, чтобы вернее целиться. Я попытался отползти за дерево и спрятаться за ним, но они заметили мое движение и окружили дерево со всех сторон. Один из камней попал мне в голову и до крови содрал кожу, у меня потемнело в глазах. Я подумал было, не забраться ли на дерево, но сосна кверху сужалась, и чем выше я бы забрался, тем уязвимее был бы, и, кроме того, сидя на ветке, мне было бы труднее уворачиваться от камней.
Так развивались события в тот момент, когда я снова услышал стук копыт. Я подумал, что настала пора решиться на что-либо. Птолемей возвращался с оружием. Если я даже воспользуюсь своим ружьем, мне все равно не спастись бегством, но было бы глупо оставаться на месте и дать изрешетить себя, не применив оружия.
Я нащупал под туникой ремешок, закреплявший пистолет в кобуре, и отстегнул его, затем вытащил пистолет и оттянул затвор.
Чей-то мужской голос вмешался в перебранку.
Я уловил слова: «...оскорблять безобидного путешественника... Откуда вы знаете, что он не князь в своей собственной стране? Придется рассказать царю... Можно подумать, что вы рабы, только что получившие свободу, а не знатные юноши из благородных семейств...»
Я протиснулся к краю завесы из сосновых иголок. Коренастый чернобородый всадник обращался к подросткам, побросавшим камни. Прыщавый сказал:
— Мы просто немного побаловались.
Я вылез из-под ветвей, подошел к тому месту, где лежала моя шляпа, и поднял ее. Затем я обратился к незнакомцу:
— Радуйся! Хорошо, что ты приехал раньше, чем игра зашла слишком далеко. — Я улыбнулся, решив вести себя приветливо, чего бы мне это ни стоило. Только благодаря железному самообладанию я мог выпутаться из этой ситуации.
Всадник проворчал:
— Кто ты?
— Зандра из Паталипутры, что в Индии. Я ищу философа Аристотеля.
— Он оскорбил нас... — начал один из подростков, но чернобородый не обратил на него внимания. Он сказал:
— Я сожалею, что твое знакомство с царским домом было столь неприятным. Этот дерзкий юноша, — он указал на прыщавого, — Александр, сын Филиппа, наследник македонского престола.
Он представил остальных:
— Гефастион — тот, который сбил с меня шляпу, а сейчас держал лошадей; Неарх — тот, который упал с лошади; Птолемей — тот, который ездил за оружием; а также Гарпал и Филот.
— Когда Птолемей ворвался в дом, — продолжал незнакомец, — я спросил его, что за спешка, узнал о стычке и решил ехать с ним. Хорошо же они слушают своего учителя. Они не должны были вести себя недостойно даже с тобой, варваром, ибо, поступая так, они сами спускаются до уровня варваров. Я возвращаюсь в дом к Аристотелю. Ты можешь следовать за мной.
Всадник развернул коня и поехал шагом обратно в Мизу.
Шестеро подростков стали ловить лошадь Неарха.
Я пустился вслед за ним, хотя мне иногда приходилось бежать трусцой, чтобы не отставать. Дорога шла в гору, и вскоре я начал задыхаться. Я пропыхтел:
— Кто ты... о господин?
Всадник мотнул бородой и удивленно поднял брови:
— Я думал, ты знаешь. Я Антипатр, правитель Македонии.
Не доезжая до самой деревни, Антипатр свернул и поехал по ухоженной территории, напоминавшей современный парк, где стояли статуи и скамьи. Я предположил, что это роща Нимф, в которой Аристотель проводит занятия с учениками. Мы проехали через парк и остановились у особняка, Антипатр бросил поводья слуге и соскочил с коня.
— Аристотель! — загремел Антипатр. — Тут тебя один человек видеть хочет.
Вышел мужчина примерно моего возраста, лет сорока. Он был стройный, среднего роста, с лицом тонкогубым и суровым, седеющая борода была коротко подстрижена. Одет он был в пышный гиматий, большой плащ с каймой, украшенной разноцветными спиралями. На пальцах золотые кольца. Антипатр, запинаясь, представил меня:
— Друг мой, это... э... как его зовут, из... э... откуда-то из Индии.
Он рассказал ему, как спас меня от Александра и его злокозненных друзей, и добавил:
— Если ты в скором времени не научишь этих щенков, как нужно себя вести, то потом будет поздно.
Аристотель внимательно посмотрел на меня.
— Вшегда приятно пожнакомитьшя ш человеком, приехавшим иждалека. Что привело тебя шюда, друг мой?
Я представился и сказал:
— В своей стране я считаюсь философом, и я подумал, что мое путешествие на Запад не может быть завершено, пока я не поговорю с величайшим философом Запада. А когда я спросил, кого мне искать, все назвали мне Аристотеля, сына Никомаха.
Аристотель промурлыкал:
— Я рад, что они нажвали меня. Гм. Войди в дом, выпей шо мной вина. Ты можешь рашкажать мне о чудешах Индии?
— Да, конечно, но ты в свою очередь должен рассказать мне о своих открытиях, они воистину еще большее чудо.
— Ну что ж, жаходи, жаходи. Может, ты шможешь оштатьшя на пару дней. Мне ешть о чем рашпрошить тебя.
Так я встретился с Аристотелем. Мы, как говорили в моем мире, понимали друг друга с полуслова. У нас было много общего. Кому-то могло не понравиться то, что Аристотель шепелявил, или его педантичность и чрезмерная сосредоточенность, или то, что любую тему он мусолил до умопомрачения. Но мы с ним ладили. В то утро в доме, который царь Филипп построил для придворной школы, Аристотель передал мне чашу густого вина и попросил:
— Рашкажи мне о шлоне, этом огромном жвере, у которого по хвошту впереди и шжади. Он дейштвительно шущештвует?
— Да, действительно, — ответил я и начал рассказывать все, что и знал о слонах, а Аристотель делал заметки на листах папируса.
— Как в Индии нажывают шлонов?
Вопрос застал меня врасплох, мне не приходило в голову, что помимо всего того, что я знаю, мне в моем путешествии понадобится еще и знание древнего хиндустани. Я отхлебнул вина, чтобы протянуть время. Я никогда не любил спиртные напитки и эта жидкость казалась мне отвратительной, но ради достижения моей цели приходилось притворяться, что она мне нравится. Без сомнения, мне пришлось бы выдумать какую-нибудь абракадабру, но тут память моя совершила внезапный скачок, и мне на ум пришли рассказы Киплинга, которые я читал в детстве.
— Мы зовем их хатхи, — сказал я. — Но в Индии, конечно, говорят на разных языках.
— А что ты шнаешь о диких ошлах, что водятшя в Индии, тех, о которых пишет Ктежий, у них рог на лбу?
— Правильнее было бы называть их носорогами, потому что рог у них в действительности на носу, и они больше похожи не на ослов, а на огромных свиней...
Приближалось время обеда, и я несколько раз тонко намекал, что мне нужно найти пристанище в Мизе, но Аристотель, к моей радости, и слушать меня не захотел. Он потребовал, чтобы я остановился прямо в школе, и не обратил внимания на то, что я из вежливости воспротивился этому.
— Ты должен оштатьшя ждешь на нешколько мешяцев, — сказал он. — У меня никогда, никогда больше не будет такой вожможношти шобрать шведения об Индии. Не бешпокойшя о рашходах. Царь платит жа вше.
Ты первый дейштвительно умны... э... варвар иж тех, кого я жнал, а я иштошковалшя по ученому шерьежному шобешеднику. Феофрашт вернулшя в Афины, а другие мои дружья редко жаежжают в эту глушь.
— А македонцы?
— Ахой! Некоторые иж них, как и мой Друг Антипатр, неплохие люди, но в большинштве швоем они штоль же бежможглы, как и першидшкие вельможи.
1 2 3 4 5 6