Но основной особенностью Т-34М было поперечное размещение двигателя, что позволило при той же длине танка увеличить боевое отделение и сдвинуть башню ближе к центру. Более оптимальное распределение веса при этом давало возможность в будущем усиливать бронирование и вооружение танка, в то время как возможности модернизации исходного Т-34 были очень ограничены.
В том, что армия получила эти великолепные танки, да и вообще в той мощи, которую представляли советские танковые войска, была и заслуга Слащова. Сразу после того, как он стал заместителем наркома обороны, он большую часть времени проводил в войсках. Ездил по военным городкам, полигонам, конструкторским бюро, заводам. Разговаривал с офицерами, солдатами, конструкторами, директорами заводов, рабочими. Выяснял все тонкости, все нюансы. Лично сидел за рычагами всех танков, стрелял из всех образцов стрелкового оружия. А затем, в соответствии с тем, что увидел и узнал, проводил реорганизацию войск и составлял требования к технике и вооружению.
Ведь до него «красные маршалы» видели танки лишь издалека. Соответственно, и отношение было формально-поверхностным. Первое поколение «красных маршалов» интересовало лишь количество танков, качество их не заботило вовсе. Так Тухачевский настаивал на том, что РККА нужно сто тысяч танков. Это было еще в то время, когда были только неуклюжие, слабые и ненадежные МС-1. Второе поколение «красных маршалов» уже требовало не только количество, но и некое подобие качества. Но, опять же, лишь по формальным показателям — скорость, броня, вооружение.
До того, как Слашов навел в армии порядок, командиры некоторых частей вообще путали танки с гоночными машинами. Устраивали рекордные заезды на танках на скорость, а затем даже дошли до соревнования в прыжках на танке в длину. Для этого во многих частях держали специально выделенные и доработанные танки с лучшими экипажами. Усовершенствования заключались в основном в облегчении танка, и он действительно становился гоночным, а не боевым. Лучшим для этого был, разумеется, БТ. В том числе и поэтому он так полюбился «красным маршалам». Красиво смотрелись летящие БТ. Некоторые даже демонстрировали прыжки через небольшие речки. За кадром оставались разбитые подвески машин и отбитые до синяков задницы механиков-водителей. Увлечения никому не нужными танковыми рекордами сочетались с тем, что в среднем четверть танкового парка была не боеспособна из-за плохого технического обслуживания. Другим любимцем был пятибашенный Т-35 — дорогой в производстве, неповоротливый, ненадежный и слабо бронированный, но являвшийся украшением парадов.
Слащов мыслил по-другому. Он оценивал танки не по отдельным параметрам, а по общей боевой эффективности. И даже не столько по боевой эффективности отдельных машин, сколько по общей эффективности танковых частей. По его настоянию новый танк Т-34М получил башню большего размера и пятого члена экипажа — заряжающего, командирскую башенку и хорошую оптику. То же было сделано и для КВ-3. Сталин сам удивился, когда узнал, что заряжающий повысил эффективность танка почти вдвое, так как возросла практическая скорострельность, а командир мог постоянно вести наблюдение за полем боя.
Усиление ремонтно-восстановительных подразделений уже в мирное время повысило количество боеспособных машин с 70 до 96 процентов. В случае боевых действий можно было обеспечить своевременную эвакуацию подбитых машин и быстрый ремонт мелких и средних повреждений в полевых условиях. По сути, это было сокращение возможных потерь техники в несколько раз, так как танки вместо отправки на завод уже через несколько дней или даже — часов могли вернуться в строй. И все эти мероприятия показали себя год назад, во время войны с Финляндией.
Сталин подошел к окну и вспомнил, как все начиналось. Как он вовремя выбрал путь, который сейчас, в 1941-м, спас русскую армию от разгрома в первые же дни войны.
25 января 1934 года. Кремль.
Воспоминание о минувшем.
На следующий день открывался съезд партии. Ясно, что съезд будет тяжелым. На съезде решатся судьбы Партии и самого Сталина. На собственную судьбу Вождю было плевать, а вот от судьбы Партии зависела судьба страны, судьба Народа. Пока большевистская партия играла двоякую роль, но в ближайшие дни все должно было решиться — кем она станет для России — спасением или палачом. Это зависело от того, какая из группировок одержит верх и, возглавив партию, подчинит ее своим целям. Время скрытого двоевластия заканчивалось. На съезде будет последний бой, который решит все. Съезд принесет кому-то победу, а кому-то поражение. И участь побежденного будет трагична — на пощаду не рассчитывает ни та, ни другая сторона.
Сталин задумчиво расхаживал по своему кабинету в Кремле. Пока ему удавалось стравливать врагов России между собой и убирать их руками таких же врагов. Но есть сведения, что они пытаются объединиться, отложив на потом свои междоусобные местечковые дрязги. Враги общими усилиями планируют дать на съезде ему и его команде решительный бой. А команду Сталину удалось создать сильную. За него горой стоит любимый народом маршал Климент Ефремович Ворошилов. Хотя, конечно, Ворошилов — больше символ, раскрученный пропагандой, и в реальности ему далеко до гениального полководца. Но, надо отдать должное, Ворошилов не отличается таким самомнением, как другие «красные маршалы», и не рвется к власти. Да и как командующий он вполне справный, хоть и не выдающийся. На планирование гениальных операций не способен, но фронт может держать четко. Под Царицыном он себя проявил хорошо. Да уж по сравнению с этой сворой бездарностей, возомнивших себя военными гениями, Ворошилов действительно — лучший маршал.
Но главная сила завтра будет, конечно, не армия, не Ворошилов. Завтра предстоит битва на идеологическом фронте. Тут главная сила — Сергей Миронович Киров, основной идеолог и оратор сталинской группы. Партийные массы его просто обожают. Но что будет, если Киров не справится? Ведь у противников есть свои не менее талантливые ораторы! Например, Бухарин... Партийные массы его так же обожают, даже Ульянов-Ленин писал, что Бухарин «законно считается любимцем всей партии».
Сталин раскурил трубку и, подойдя к окну, задумчиво посмотрел на заснеженные ели. Медленно падал пушистый снег. Тишина, спокойствие, покой. Но эта тишина почему-то напоминала затишье перед бурей. Завтрашний день решал очень многое. Многие затаили свои обиды и амбиции. Многие, ранее смалодушничав или проворовавшись, готовы на все от страха перед разоблачением. А что будет, если Киров не справится? А если враги выставят против него не Бухарина, а, например, Тухачевского и войска Московского военного округа? А может и не Тухачевского, а Иегуду и НКВД? Ведь и армия, и НКВД находятся под контролем лиц, которые явно планируют получить власть. «Красные маршалы» об этом даже говорят вслух между собой, не задумываясь, что НКВД прослушивает эти беседы. А вот прослушивать беседы людей Иегуды некому, но по отрывочным сведениям ясно, что настроения у них аналогичные.
И кого им можно противопоставить? Ворошилова? Буденного? Тухачевский, конечно, не стратег, а авантюрист, но тем-то он и опасен. И при этом еще и крайне жесток, что продемонстрировал в Кронштадте и под Тамбовом. Да и Буденный непредсказуем. Чего стоит только та его выходка, когда он в академии в ответ на критику генерала Слащова во время разбора бездарно проигранной «красными маршалами» польской кампании выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в Слащова. А вот Слащов — молодец! После этого он спокойно подошел к Буденному и во всеуслышание произнес: «Как вы стреляете, так вы и воюете!» А ведь это выход! На Слащова можно полагаться. Он человек умный, честный, решительный. И полководец он гениальный, ведь как он великолепно отбил наступление красных на Крым, за что официально стал именоваться Слащов-Крымский. Хорошо, что он все же перешел на сторону красных, разочаровавшись в белом движении. А если бы в польской кампании войсками командовал Слащов, а не Тухачевский, то наверняка не было бы позорного поражения и таких огромных жертв. Но вместо этого легендарному полководцу не доверили командовать даже корпусом, а отправили преподавать в академии. Хорошо хоть покушение на него не удалось. И Слащов постоянно пишет рапорты, прося отправить в войска. Слащов жаждет деятельности, его тяготит рутина.
Возможен хороший ход. Для начала назначить Слащова командующим войсками Московского военного округа и одновременно заместителем Ворошилова, а затем и министром обороны. Кроме того, надо будет срочно разобраться с Иегудой и НКВД. Сталин вышел в приемную и обратился к своему секретарю:
— Товарищ Поскребышев, вызовите ко мне товарищей Ворошилова и Слащова.
— Генерала Слащова-Крымского, товарищ Сталин?
— Да. И желательно без лишней огласки.
25 июня 1941 года. Шоссе Каунас—Даугавпилс.
Взгляд через командирский перископ Pz-IVF.
После атаки русских на хутор и разгрома немецкой пехоты танк гауптштурмфюрера фон Блицмана укрылся в расположенной неподалеку роще. Что произошло с остальными машинами, остававшимися от его роты, он не знал. То ли они подбиты, то ли так же, как и он, смогли удрать, но в другом направлении. Гауптштурмфюрер попытался связаться по радио с командованием, но в наушниках слышался только треск помех. Связи не было.
Йозеф приказал механику-водителю вывести машину ближе к опушке и, взяв бинокль, вылез из люка, чтобы изучить обстановку. Только оказавшись снаружи, он понял, почему не было связи. Антенный вывод был оторван шальной пулей либо осколком. Гауптштурмфюрер чертыхнулся. Приказав наводчику попытаться починить антенну, сам спрыгнул на землю и пошел ближе к опушке рощи, чтобы осмотреться и выяснить обстановку.
Идущие к роще тридцатьчетверки он увидел и без бинокля, как только подошел к росшему по краю рощи кустарнику. Эти ужасные танки атакуют его уже в третий раз! Но теперь уже он один, а их — девять. Йозеф бросился бежать к своей машине. Удирать от русских через лес было крайне рискованно. Пришлось бы маневрировать между деревьями, да еще и подставлять корму.
— Хорст! Заводи мотор, там русские танки! — закричал Йозеф механику-водителю, карабкаясь в люк. — Уходим вдоль опушки, не выскакивая на открытое пространство!
Вдоль опушки деревья в основном молодые и не представляют особой помехи для движения танка. А растущий по краю рощи густой кустарник должен скрыть немецкий танк от русских со стороны поля. Pz-IVF двинулся в указанном направлении, с треском ломая деревья и кусты. Йозеф выглянул в люк. Тридцатьчетверки, не меняя направления движения, промчались через рощу, лихо срубая попадавшиеся на пути деревья. Силуэт одного из них даже промелькнул позади между стволами. Вскоре послышались звуки выстрелов — значит, там завязался бой. Путь назад был отрезан.
Гауптштурмфюрер достал карту. Судя по всему, русские ведут наступление вдоль шоссе в сторону Каунаса и при том ограниченными силами, не создавая сплошного фронта. Конечно, можно попытаться двинуться на юго-запад в стороне от шоссе, но, судя по карте, этот путь преграждает река с неудобопроизносимым названием Швянтойи. Выйти к мосту около Укмерге раньше противника, двигаясь через лес, было нереально. Оставалось двигаться только на север на соединение с основными силами своей дивизии, форсирующей Западную Двину в составе 4-й танковой группы.
— Господин гауптштурмфюрер, связь есть! — доложил наводчик, закончивший прикручивать кусок медной проволоки вместо разорванного антенного кабеля.
Йозеф надел наушники. Из-за плохого соединения в них был слышан громкий треск, но все же возможность выйти на связь была.
— На связи Визель-9! Ответьте!
— Вас очень плохо слышно, Визель-9! Это Вольф! — послышалось в наушниках сквозь шорохи и треск. — Где вы находитесь?
— Двигаюсь на север параллельно шоссе Каунас—Даугавпилс на расстоянии примерно трех километров. Путь на юг отрезан рекой и прорвавшимися русскими танками.
— Приказываю двигаться вдоль шоссе на север. Вести разведку. В бой не вступать. Обо всех замеченных русских войсках немедленно докладывать!
— Яволь!
— В районе Утены повернете на северо-запад в направлении Сведасай-Купишкис, где соединитесь с силами танковой дивизии СС «Тотенкопф». Она сейчас наносит контрудар по прорвавшимся большевистским частям.
— Яволь!
Йозефу не улыбалось в одиночку осуществлять разведывательный рейд почти в сотню километров, оказавшись в тылу противника. Перед глазами вставали статьи из «Ангриффа», перепечатанные из английской прессы, где рассказывалось, что русские солдаты по своей азиатской привычке едят пленных. Была даже фотография десятка азиатов в русской форме, которые сидели вокруг котла. Что варится в котле, было не видно, но ясно, что это русские по приказу еврейского комиссара варят на обед несчастных немецких солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
В том, что армия получила эти великолепные танки, да и вообще в той мощи, которую представляли советские танковые войска, была и заслуга Слащова. Сразу после того, как он стал заместителем наркома обороны, он большую часть времени проводил в войсках. Ездил по военным городкам, полигонам, конструкторским бюро, заводам. Разговаривал с офицерами, солдатами, конструкторами, директорами заводов, рабочими. Выяснял все тонкости, все нюансы. Лично сидел за рычагами всех танков, стрелял из всех образцов стрелкового оружия. А затем, в соответствии с тем, что увидел и узнал, проводил реорганизацию войск и составлял требования к технике и вооружению.
Ведь до него «красные маршалы» видели танки лишь издалека. Соответственно, и отношение было формально-поверхностным. Первое поколение «красных маршалов» интересовало лишь количество танков, качество их не заботило вовсе. Так Тухачевский настаивал на том, что РККА нужно сто тысяч танков. Это было еще в то время, когда были только неуклюжие, слабые и ненадежные МС-1. Второе поколение «красных маршалов» уже требовало не только количество, но и некое подобие качества. Но, опять же, лишь по формальным показателям — скорость, броня, вооружение.
До того, как Слашов навел в армии порядок, командиры некоторых частей вообще путали танки с гоночными машинами. Устраивали рекордные заезды на танках на скорость, а затем даже дошли до соревнования в прыжках на танке в длину. Для этого во многих частях держали специально выделенные и доработанные танки с лучшими экипажами. Усовершенствования заключались в основном в облегчении танка, и он действительно становился гоночным, а не боевым. Лучшим для этого был, разумеется, БТ. В том числе и поэтому он так полюбился «красным маршалам». Красиво смотрелись летящие БТ. Некоторые даже демонстрировали прыжки через небольшие речки. За кадром оставались разбитые подвески машин и отбитые до синяков задницы механиков-водителей. Увлечения никому не нужными танковыми рекордами сочетались с тем, что в среднем четверть танкового парка была не боеспособна из-за плохого технического обслуживания. Другим любимцем был пятибашенный Т-35 — дорогой в производстве, неповоротливый, ненадежный и слабо бронированный, но являвшийся украшением парадов.
Слащов мыслил по-другому. Он оценивал танки не по отдельным параметрам, а по общей боевой эффективности. И даже не столько по боевой эффективности отдельных машин, сколько по общей эффективности танковых частей. По его настоянию новый танк Т-34М получил башню большего размера и пятого члена экипажа — заряжающего, командирскую башенку и хорошую оптику. То же было сделано и для КВ-3. Сталин сам удивился, когда узнал, что заряжающий повысил эффективность танка почти вдвое, так как возросла практическая скорострельность, а командир мог постоянно вести наблюдение за полем боя.
Усиление ремонтно-восстановительных подразделений уже в мирное время повысило количество боеспособных машин с 70 до 96 процентов. В случае боевых действий можно было обеспечить своевременную эвакуацию подбитых машин и быстрый ремонт мелких и средних повреждений в полевых условиях. По сути, это было сокращение возможных потерь техники в несколько раз, так как танки вместо отправки на завод уже через несколько дней или даже — часов могли вернуться в строй. И все эти мероприятия показали себя год назад, во время войны с Финляндией.
Сталин подошел к окну и вспомнил, как все начиналось. Как он вовремя выбрал путь, который сейчас, в 1941-м, спас русскую армию от разгрома в первые же дни войны.
25 января 1934 года. Кремль.
Воспоминание о минувшем.
На следующий день открывался съезд партии. Ясно, что съезд будет тяжелым. На съезде решатся судьбы Партии и самого Сталина. На собственную судьбу Вождю было плевать, а вот от судьбы Партии зависела судьба страны, судьба Народа. Пока большевистская партия играла двоякую роль, но в ближайшие дни все должно было решиться — кем она станет для России — спасением или палачом. Это зависело от того, какая из группировок одержит верх и, возглавив партию, подчинит ее своим целям. Время скрытого двоевластия заканчивалось. На съезде будет последний бой, который решит все. Съезд принесет кому-то победу, а кому-то поражение. И участь побежденного будет трагична — на пощаду не рассчитывает ни та, ни другая сторона.
Сталин задумчиво расхаживал по своему кабинету в Кремле. Пока ему удавалось стравливать врагов России между собой и убирать их руками таких же врагов. Но есть сведения, что они пытаются объединиться, отложив на потом свои междоусобные местечковые дрязги. Враги общими усилиями планируют дать на съезде ему и его команде решительный бой. А команду Сталину удалось создать сильную. За него горой стоит любимый народом маршал Климент Ефремович Ворошилов. Хотя, конечно, Ворошилов — больше символ, раскрученный пропагандой, и в реальности ему далеко до гениального полководца. Но, надо отдать должное, Ворошилов не отличается таким самомнением, как другие «красные маршалы», и не рвется к власти. Да и как командующий он вполне справный, хоть и не выдающийся. На планирование гениальных операций не способен, но фронт может держать четко. Под Царицыном он себя проявил хорошо. Да уж по сравнению с этой сворой бездарностей, возомнивших себя военными гениями, Ворошилов действительно — лучший маршал.
Но главная сила завтра будет, конечно, не армия, не Ворошилов. Завтра предстоит битва на идеологическом фронте. Тут главная сила — Сергей Миронович Киров, основной идеолог и оратор сталинской группы. Партийные массы его просто обожают. Но что будет, если Киров не справится? Ведь у противников есть свои не менее талантливые ораторы! Например, Бухарин... Партийные массы его так же обожают, даже Ульянов-Ленин писал, что Бухарин «законно считается любимцем всей партии».
Сталин раскурил трубку и, подойдя к окну, задумчиво посмотрел на заснеженные ели. Медленно падал пушистый снег. Тишина, спокойствие, покой. Но эта тишина почему-то напоминала затишье перед бурей. Завтрашний день решал очень многое. Многие затаили свои обиды и амбиции. Многие, ранее смалодушничав или проворовавшись, готовы на все от страха перед разоблачением. А что будет, если Киров не справится? А если враги выставят против него не Бухарина, а, например, Тухачевского и войска Московского военного округа? А может и не Тухачевского, а Иегуду и НКВД? Ведь и армия, и НКВД находятся под контролем лиц, которые явно планируют получить власть. «Красные маршалы» об этом даже говорят вслух между собой, не задумываясь, что НКВД прослушивает эти беседы. А вот прослушивать беседы людей Иегуды некому, но по отрывочным сведениям ясно, что настроения у них аналогичные.
И кого им можно противопоставить? Ворошилова? Буденного? Тухачевский, конечно, не стратег, а авантюрист, но тем-то он и опасен. И при этом еще и крайне жесток, что продемонстрировал в Кронштадте и под Тамбовом. Да и Буденный непредсказуем. Чего стоит только та его выходка, когда он в академии в ответ на критику генерала Слащова во время разбора бездарно проигранной «красными маршалами» польской кампании выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в Слащова. А вот Слащов — молодец! После этого он спокойно подошел к Буденному и во всеуслышание произнес: «Как вы стреляете, так вы и воюете!» А ведь это выход! На Слащова можно полагаться. Он человек умный, честный, решительный. И полководец он гениальный, ведь как он великолепно отбил наступление красных на Крым, за что официально стал именоваться Слащов-Крымский. Хорошо, что он все же перешел на сторону красных, разочаровавшись в белом движении. А если бы в польской кампании войсками командовал Слащов, а не Тухачевский, то наверняка не было бы позорного поражения и таких огромных жертв. Но вместо этого легендарному полководцу не доверили командовать даже корпусом, а отправили преподавать в академии. Хорошо хоть покушение на него не удалось. И Слащов постоянно пишет рапорты, прося отправить в войска. Слащов жаждет деятельности, его тяготит рутина.
Возможен хороший ход. Для начала назначить Слащова командующим войсками Московского военного округа и одновременно заместителем Ворошилова, а затем и министром обороны. Кроме того, надо будет срочно разобраться с Иегудой и НКВД. Сталин вышел в приемную и обратился к своему секретарю:
— Товарищ Поскребышев, вызовите ко мне товарищей Ворошилова и Слащова.
— Генерала Слащова-Крымского, товарищ Сталин?
— Да. И желательно без лишней огласки.
25 июня 1941 года. Шоссе Каунас—Даугавпилс.
Взгляд через командирский перископ Pz-IVF.
После атаки русских на хутор и разгрома немецкой пехоты танк гауптштурмфюрера фон Блицмана укрылся в расположенной неподалеку роще. Что произошло с остальными машинами, остававшимися от его роты, он не знал. То ли они подбиты, то ли так же, как и он, смогли удрать, но в другом направлении. Гауптштурмфюрер попытался связаться по радио с командованием, но в наушниках слышался только треск помех. Связи не было.
Йозеф приказал механику-водителю вывести машину ближе к опушке и, взяв бинокль, вылез из люка, чтобы изучить обстановку. Только оказавшись снаружи, он понял, почему не было связи. Антенный вывод был оторван шальной пулей либо осколком. Гауптштурмфюрер чертыхнулся. Приказав наводчику попытаться починить антенну, сам спрыгнул на землю и пошел ближе к опушке рощи, чтобы осмотреться и выяснить обстановку.
Идущие к роще тридцатьчетверки он увидел и без бинокля, как только подошел к росшему по краю рощи кустарнику. Эти ужасные танки атакуют его уже в третий раз! Но теперь уже он один, а их — девять. Йозеф бросился бежать к своей машине. Удирать от русских через лес было крайне рискованно. Пришлось бы маневрировать между деревьями, да еще и подставлять корму.
— Хорст! Заводи мотор, там русские танки! — закричал Йозеф механику-водителю, карабкаясь в люк. — Уходим вдоль опушки, не выскакивая на открытое пространство!
Вдоль опушки деревья в основном молодые и не представляют особой помехи для движения танка. А растущий по краю рощи густой кустарник должен скрыть немецкий танк от русских со стороны поля. Pz-IVF двинулся в указанном направлении, с треском ломая деревья и кусты. Йозеф выглянул в люк. Тридцатьчетверки, не меняя направления движения, промчались через рощу, лихо срубая попадавшиеся на пути деревья. Силуэт одного из них даже промелькнул позади между стволами. Вскоре послышались звуки выстрелов — значит, там завязался бой. Путь назад был отрезан.
Гауптштурмфюрер достал карту. Судя по всему, русские ведут наступление вдоль шоссе в сторону Каунаса и при том ограниченными силами, не создавая сплошного фронта. Конечно, можно попытаться двинуться на юго-запад в стороне от шоссе, но, судя по карте, этот путь преграждает река с неудобопроизносимым названием Швянтойи. Выйти к мосту около Укмерге раньше противника, двигаясь через лес, было нереально. Оставалось двигаться только на север на соединение с основными силами своей дивизии, форсирующей Западную Двину в составе 4-й танковой группы.
— Господин гауптштурмфюрер, связь есть! — доложил наводчик, закончивший прикручивать кусок медной проволоки вместо разорванного антенного кабеля.
Йозеф надел наушники. Из-за плохого соединения в них был слышан громкий треск, но все же возможность выйти на связь была.
— На связи Визель-9! Ответьте!
— Вас очень плохо слышно, Визель-9! Это Вольф! — послышалось в наушниках сквозь шорохи и треск. — Где вы находитесь?
— Двигаюсь на север параллельно шоссе Каунас—Даугавпилс на расстоянии примерно трех километров. Путь на юг отрезан рекой и прорвавшимися русскими танками.
— Приказываю двигаться вдоль шоссе на север. Вести разведку. В бой не вступать. Обо всех замеченных русских войсках немедленно докладывать!
— Яволь!
— В районе Утены повернете на северо-запад в направлении Сведасай-Купишкис, где соединитесь с силами танковой дивизии СС «Тотенкопф». Она сейчас наносит контрудар по прорвавшимся большевистским частям.
— Яволь!
Йозефу не улыбалось в одиночку осуществлять разведывательный рейд почти в сотню километров, оказавшись в тылу противника. Перед глазами вставали статьи из «Ангриффа», перепечатанные из английской прессы, где рассказывалось, что русские солдаты по своей азиатской привычке едят пленных. Была даже фотография десятка азиатов в русской форме, которые сидели вокруг котла. Что варится в котле, было не видно, но ясно, что это русские по приказу еврейского комиссара варят на обед несчастных немецких солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39