И вот теперь, как только небоскребы переходят двадцатипятилетний рубеж, их облагают такими огромными налогами, что куда выгоднее сносить их и воздвигать новые. Это дало замечательные результаты: строительство настолько расцвело, что недавно конгрессу было предложено сократить срок до пятнадцати лет. Их метод, сеньоры, указует наш долг. Наш долг – установить для каждой вещи ограниченный срок пользования, по истечении которого на ее владельца налагается столь тяжелый налог, что он вынужден будет отделаться от нее. Нужно добиться такого положения, чтобы после года работы старого автомобиля, холодильника, телевизора их было бы дороже сохранять, чем купить новые. И скоро, очень скоро, можете мне поверить, этот налог, равно как и элемент непрочности, заложенный во все промышленные товары, будет считаться совершенно обыденным явлением. Постепенно мы сможем еще сократить эти сроки. В конце концов покупатели примирятся с тем, что нужно заменять машину каждые три месяца, тем более если за это время она благодаря употреблению слишком тонкого стального листа приобретет вид старой кастрюли. Наша задача – достичь того, чтобы у владельца машины, которая отслужила полгода, появился комплекс неполноценности и ему было бы стыдно ездить на таком драндулете. Или же, если он не клюнет на эту удочку, мы задушим его налогами.
Сеньоры, я рассказал вам лишь о самых первейших неотложных мерах. Впоследствии нам предстоит еще другая работа. Но всему свое время. Тем более что нам еще нужно преодолеть кое-какие трудности – технические, финансовые, психологические, иначе меры, предусматриваемые нами, не принесут желаемого эффекта. Задача всех нас – разработать детально эти меры, а затем проследить, чтобы они внедрялись осторожно, с умом.
Каждое министерство должно подготовить соответствующие материалы. Я хотел бы, сеньоры, получить их в самое ближайшее время.
В месяцы, последовавшие за этим знаменательным заседанием кабинета министров, решения постепенно и умело, как того требовал Квота, проводились в жизнь. Флоранс в качестве руководителя лаборатории коммерческого психоанализа имела возможность проследить этот процесс: сначала новые меры вызвали сопротивление, затем покупатели постепенно смирились, а под конец и совсем привыкли к новшествам Квоты, и то, что впоследствии получило название «обязательного товарообмена» и «коэффициента непрочности», и впрямь было внедрено без рывков и в относительно короткий срок. Правда, на черном рынке торговали старыми прочными двигателями и бытовыми электроприборами, срок пользования которыми уже истек для их владельцев, но эти торговые операции проводились в весьма скромных масштабах. Проповедь, которую отец Эспосито ежевечерне читал по телевидению между двумя матчами кетча (то есть при наибольшем числе телезрителей), принесла свои плоды. Следуя указаниям Квоты, святой отец без передышки твердил о том, что нет для христианина лучшего способа почтить на нашей земле бога, как проявить себя хорошим гражданином, хорошим отцом семейства и хорошим, то есть покорным и дисциплинированным, покупателем, так что со временем, как и следовало ожидать, его проповеди внесли в умы слушателей необходимую для пользы дела путаницу, и верующие в глубине души действительно поверили, будто покупают множество вещей не по необходимости, не по принуждению, не по личному желанию, а выполняя свой долг гражданина и христианина. На жульнические махинации пускались лишь немногие, да и то все их осуждали. В большинстве своем люди были довольны и гордились тем, что каждые три месяца у них появлялась новая машина, каждый месяц – новый холодильник. Совесть их была чиста не только по отношению к государству, но и к богу, а сознание того, что они выполняют волю господню, пробудило в них желание посещать церковь, чем недавно еще они пренебрегали. Ряды «священных когорт» пополнились, секта, как и предсказывал Квота, вступила на путь процветания, что навеки сделало Эспосито его преданнейшим союзником.
Вдобавок ко всему успех «обязательного товарообмена» и «коэффициента непрочности» разрешил на время и проблему переизбытка вещей, позволил обладателям тесных квартир, куда уже нельзя было втиснуть ни одного нового приобретения, избавившись от всего лишнего, спокойно делать новые покупки, и люди облегченно вздохнули. Теперь миновали их мучения, когда к концу месяца приходилось носиться по магазинам, чтобы выполнить обязательную норму: отныне покупатели уже не ломали себе голову над тем, что бы им приобрести такого, чего у них еще нет. Наступила эра ликования и всеобщего благоденствия, и Флоранс поверила, что благодаря гению Квоты наконец-то страна обрела устойчивое равновесие, которое отныне уже не нарушится.
Не столь отрадные последствия «обязательного товарообмена» и «коэффициента непрочности» сказались попозже. Впрочем, Квота, судя по всему, их тоже предвидел и, чтобы помочь делу, еще задолго до того, как всполошились жители Тагуальпы, стал постепенно проводить реконверсию промышленности.
Вследствие все убыстрявшегося «товарообмена» производство автомобилей, водонагревателей, холодильников и других бытовых приборов достигло небывалой цифры, намного опередив Соединенные Штаты, хотя численность населения там в двадцать раз больше. Пропорционально увеличению производства увеличилось и количество негодных автомобилей, различных агрегатов и приборов, которые считались отслужившими свой срок. За несколько месяцев вокруг городов, на каждом свободном клочке земли, где можно было устроить свалку, выросли кладбища автомобилей и самого разнообразного железного лома, превратив пригороды в этакие Альпы. Люди с беспокойством взирали на эти горы листового железа, автомобильных покрышек, кухонной утвари и прочего хлама, которые достигали неслыханной высоты, угрожая задушить жителей городов. Как же от них избавиться?
Однако все с облегчением вздохнули, когда сначала медленно, а потом все убыстряющимися темпами приступили к разборке и вывозке этих огромных отвратительных пирамид из моторов, ржавеющих под тропическими ливнями, шасси, автомобильных каркасов, покореженных листов железа и прочих вовсе непонятных предметов, начисто потерявших свой первоначальный вид. Один за другим подъезжали грузовики, тоннами увозя железный лом на склады тех самых переоборудованных заводов, где день и ночь работали гигантские прессы. Автомобили, холодильники, пианино, телевизоры, стиральные машины расплющивали, разрезали, снова грузили на машины и отвозили в Сьерра-Херону. Гуськом, бесконечной вереницей, словно звенья цепи, грузовики преодолевали сто шестьдесят поворотов горной дороги, которая вела к озеру Оросино, скидывали в воду свой груз и, надсадно рыча на спуске, спешно возвращались на заводы, чтобы вся эта карусель действовала бесперебойно.
Можно было предвидеть, к чему это приведет, но Квота и здесь предусмотрел все. Он не стал дожидаться, пока уровень воды в озере поднимется настолько, что оно выйдет из берегов, и заранее распорядился возвести вокруг него дамбы, а ниже течения построить плотину и электростанцию, которая, кстати, будет снабжать электроэнергией прессы. Вот тут-то и должна была возникнуть идеальная промышленная система, при которой процесс перевозки и уничтожения металлолома самоокупался. Но сразу же возникла еще одна проблема – куда девать избыток электроэнергии? С помощью конструкторских бюро Квота разработал смелый проект снабжения городов холодом: во всех крупных населенных пунктах под тротуарами проведут трубы, что значительно понизит температуру, и горожане, привыкшие к тропической жаре, вынуждены будут завести электрообогреватели, и таким образом излишки электроэнергии будут использоваться даже летом.
В связи с этим стали подумывать о создании в ближайшее время новой, доселе не известной в тропических странах отрасли промышленности по производству теплой одежды. Кое-кто из промышленников, которым приближенные президента под секретом сообщили об этих планах, стали скупать пастбища для разведения мериносов, другие же подписали контракты с канадскими охотниками на монопольное право приобретать у них всю пушнину. Самые предусмотрительные торговцы заранее в огромном количестве запасались нафталином и прочими дезинсекционными средствами.
12
Между тем Квота, который со свойственным ему гениальным предвидением, казалось, все обдумал заранее, столкнулся вдруг с реакцией населения, удивившей его своим размахом.
Все это изобилие, это богатство совершенно неожиданно утомило людей. Нередко массовые явления носят такой вот внезапный характер. Это как пламя, которое вспыхивает из медленно тлеющих углей, как землетрясение, которому предшествовали еле заметные толчки. Еще накануне торговля из-под полы старыми двигателями, сделанными из настоящей стали, старыми прочными приборами была редким явлением, и вдруг, в один прекрасный день, она приобрела массовый характер. Если раньше люди по религиозным соображениям, отчасти благодаря проповедям отца Эспосито, не позволяли себе заниматься спекуляцией, то теперь все преграды сразу вдруг рухнули, исчезли, перестали сдерживать людей. Казалось, людям до смерти надоели их новые машины, которые они с гордостью и с удовольствием вначале меняли каждые три месяца, надоели все эти товарообмены, превратившиеся ныне из радостного события в монотонные будни. Глубокая тоска по прежним добротным машинам, которые служили по два-три года и к которым привязывались, как к доброму коню или верному слуге, распространилась с быстротой эпидемии гриппа. Старые машины входили в моду, впрочем, это было больше чем мода, за ними гонялись со страстью, упорно, цены на них достигли фантастических размеров. Тяга к прочности, к высокому качеству товаров распространилась на все бытовые приборы, выпущенные раньше и избежавшие пресса, ими торговали на черном рынке, и эти торговые операции ошеломляли своими масштабами.
Были изданы строгие законы, чтобы в корне пресечь эту опасную моду. Для нарушителей устанавливалась возрастающая шкала наказания, начиная с небольшого штрафа и кончая заключением в тюрьмах для рецидивистов, а для упорных спекулянтов – даже каторжные работы. Недозволенная торговля уменьшилась, но репрессии оставили тягостный след в умах, где постепенно зрело открытое возмущение. Сначала в столице возникло движение, которое вернее всего было бы назвать забастовкой покупателей. Не желая платить высоких налогов и стремясь избежать штрафов и тюрьмы, люди в положенный срок избавлялись от своих холодильников и автомобилей, но взамен ничего не приобретали. Демонстративно засунув руки в карманы, они не только не желали заходить в магазины, но даже не приближались к ним. Происходили манифестации, забастовщики несли плакаты с требованием отмены «коэффициента непрочности», налога на старые вещи и «товарообмена». Были разгромлены склады фабрик растворимой от дождя одежды, в школах и детских садах сожгли летние сани, сделанные из картона. Толпа зрителей помешала гонкам грузовых машин, введенным Квотой и ставшим национальным спортом, во время которых каждое воскресенье разбивались тысячи машин. Постепенно движение охватило и провинцию.
Квота и его правительство надеялись, что, проявив терпение, они сумеют образумить этих забастовщиков нового типа. Главную ставку они делали на женщин, считая, что те не смогут долгое время обходиться без удобств, к которым они уже привыкли. Сперва их предположения как будто оправдались. Прошло полтора месяца, и забастовщики пошли на попятный. Их напугало падение чуть ли не до нуля заработной платы, вызванное тем, что они перестали покупать. Кроме того, женщинам и впрямь надоело делать все собственными руками, обходиться без горячей воды, холодильников, пылесосов и стиральных машин, и они подговорили мужей капитулировать. Торговля возродилась. Кризиса, казалось, удалось избежать.
В этот критический момент Флоранс, как истинная женщина, вдвое больше преданная мужчине, когда его преследуют неудачи, чем когда балует судьба, развила бешеную деятельность, показав себя неутомимой, энергичной, осторожной, гибкой и умелой. Но когда кризис миновал, ее стали одолевать сомнения и тревоги. Изо дня в день она принимала участие в работе лаборатории коммерческого психоанализа, изучала результаты тестов и только дивилась общности реакций: все жаждали стабильности, тянулись к долговечным вещам, никто не хотел снова переживать лихорадку насильственных покупок, утомительное обновление своего хозяйства, словом, желали именно того, за что боролись забастовщики.
Пока длился мятеж, Флоранс отгоняла личные чувства. Но как только опасность миновала, она с ужасом поняла, что вновь испытывает к Квоте и его системе неприязненное чувство, как после возвращения из Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Сеньоры, я рассказал вам лишь о самых первейших неотложных мерах. Впоследствии нам предстоит еще другая работа. Но всему свое время. Тем более что нам еще нужно преодолеть кое-какие трудности – технические, финансовые, психологические, иначе меры, предусматриваемые нами, не принесут желаемого эффекта. Задача всех нас – разработать детально эти меры, а затем проследить, чтобы они внедрялись осторожно, с умом.
Каждое министерство должно подготовить соответствующие материалы. Я хотел бы, сеньоры, получить их в самое ближайшее время.
В месяцы, последовавшие за этим знаменательным заседанием кабинета министров, решения постепенно и умело, как того требовал Квота, проводились в жизнь. Флоранс в качестве руководителя лаборатории коммерческого психоанализа имела возможность проследить этот процесс: сначала новые меры вызвали сопротивление, затем покупатели постепенно смирились, а под конец и совсем привыкли к новшествам Квоты, и то, что впоследствии получило название «обязательного товарообмена» и «коэффициента непрочности», и впрямь было внедрено без рывков и в относительно короткий срок. Правда, на черном рынке торговали старыми прочными двигателями и бытовыми электроприборами, срок пользования которыми уже истек для их владельцев, но эти торговые операции проводились в весьма скромных масштабах. Проповедь, которую отец Эспосито ежевечерне читал по телевидению между двумя матчами кетча (то есть при наибольшем числе телезрителей), принесла свои плоды. Следуя указаниям Квоты, святой отец без передышки твердил о том, что нет для христианина лучшего способа почтить на нашей земле бога, как проявить себя хорошим гражданином, хорошим отцом семейства и хорошим, то есть покорным и дисциплинированным, покупателем, так что со временем, как и следовало ожидать, его проповеди внесли в умы слушателей необходимую для пользы дела путаницу, и верующие в глубине души действительно поверили, будто покупают множество вещей не по необходимости, не по принуждению, не по личному желанию, а выполняя свой долг гражданина и христианина. На жульнические махинации пускались лишь немногие, да и то все их осуждали. В большинстве своем люди были довольны и гордились тем, что каждые три месяца у них появлялась новая машина, каждый месяц – новый холодильник. Совесть их была чиста не только по отношению к государству, но и к богу, а сознание того, что они выполняют волю господню, пробудило в них желание посещать церковь, чем недавно еще они пренебрегали. Ряды «священных когорт» пополнились, секта, как и предсказывал Квота, вступила на путь процветания, что навеки сделало Эспосито его преданнейшим союзником.
Вдобавок ко всему успех «обязательного товарообмена» и «коэффициента непрочности» разрешил на время и проблему переизбытка вещей, позволил обладателям тесных квартир, куда уже нельзя было втиснуть ни одного нового приобретения, избавившись от всего лишнего, спокойно делать новые покупки, и люди облегченно вздохнули. Теперь миновали их мучения, когда к концу месяца приходилось носиться по магазинам, чтобы выполнить обязательную норму: отныне покупатели уже не ломали себе голову над тем, что бы им приобрести такого, чего у них еще нет. Наступила эра ликования и всеобщего благоденствия, и Флоранс поверила, что благодаря гению Квоты наконец-то страна обрела устойчивое равновесие, которое отныне уже не нарушится.
Не столь отрадные последствия «обязательного товарообмена» и «коэффициента непрочности» сказались попозже. Впрочем, Квота, судя по всему, их тоже предвидел и, чтобы помочь делу, еще задолго до того, как всполошились жители Тагуальпы, стал постепенно проводить реконверсию промышленности.
Вследствие все убыстрявшегося «товарообмена» производство автомобилей, водонагревателей, холодильников и других бытовых приборов достигло небывалой цифры, намного опередив Соединенные Штаты, хотя численность населения там в двадцать раз больше. Пропорционально увеличению производства увеличилось и количество негодных автомобилей, различных агрегатов и приборов, которые считались отслужившими свой срок. За несколько месяцев вокруг городов, на каждом свободном клочке земли, где можно было устроить свалку, выросли кладбища автомобилей и самого разнообразного железного лома, превратив пригороды в этакие Альпы. Люди с беспокойством взирали на эти горы листового железа, автомобильных покрышек, кухонной утвари и прочего хлама, которые достигали неслыханной высоты, угрожая задушить жителей городов. Как же от них избавиться?
Однако все с облегчением вздохнули, когда сначала медленно, а потом все убыстряющимися темпами приступили к разборке и вывозке этих огромных отвратительных пирамид из моторов, ржавеющих под тропическими ливнями, шасси, автомобильных каркасов, покореженных листов железа и прочих вовсе непонятных предметов, начисто потерявших свой первоначальный вид. Один за другим подъезжали грузовики, тоннами увозя железный лом на склады тех самых переоборудованных заводов, где день и ночь работали гигантские прессы. Автомобили, холодильники, пианино, телевизоры, стиральные машины расплющивали, разрезали, снова грузили на машины и отвозили в Сьерра-Херону. Гуськом, бесконечной вереницей, словно звенья цепи, грузовики преодолевали сто шестьдесят поворотов горной дороги, которая вела к озеру Оросино, скидывали в воду свой груз и, надсадно рыча на спуске, спешно возвращались на заводы, чтобы вся эта карусель действовала бесперебойно.
Можно было предвидеть, к чему это приведет, но Квота и здесь предусмотрел все. Он не стал дожидаться, пока уровень воды в озере поднимется настолько, что оно выйдет из берегов, и заранее распорядился возвести вокруг него дамбы, а ниже течения построить плотину и электростанцию, которая, кстати, будет снабжать электроэнергией прессы. Вот тут-то и должна была возникнуть идеальная промышленная система, при которой процесс перевозки и уничтожения металлолома самоокупался. Но сразу же возникла еще одна проблема – куда девать избыток электроэнергии? С помощью конструкторских бюро Квота разработал смелый проект снабжения городов холодом: во всех крупных населенных пунктах под тротуарами проведут трубы, что значительно понизит температуру, и горожане, привыкшие к тропической жаре, вынуждены будут завести электрообогреватели, и таким образом излишки электроэнергии будут использоваться даже летом.
В связи с этим стали подумывать о создании в ближайшее время новой, доселе не известной в тропических странах отрасли промышленности по производству теплой одежды. Кое-кто из промышленников, которым приближенные президента под секретом сообщили об этих планах, стали скупать пастбища для разведения мериносов, другие же подписали контракты с канадскими охотниками на монопольное право приобретать у них всю пушнину. Самые предусмотрительные торговцы заранее в огромном количестве запасались нафталином и прочими дезинсекционными средствами.
12
Между тем Квота, который со свойственным ему гениальным предвидением, казалось, все обдумал заранее, столкнулся вдруг с реакцией населения, удивившей его своим размахом.
Все это изобилие, это богатство совершенно неожиданно утомило людей. Нередко массовые явления носят такой вот внезапный характер. Это как пламя, которое вспыхивает из медленно тлеющих углей, как землетрясение, которому предшествовали еле заметные толчки. Еще накануне торговля из-под полы старыми двигателями, сделанными из настоящей стали, старыми прочными приборами была редким явлением, и вдруг, в один прекрасный день, она приобрела массовый характер. Если раньше люди по религиозным соображениям, отчасти благодаря проповедям отца Эспосито, не позволяли себе заниматься спекуляцией, то теперь все преграды сразу вдруг рухнули, исчезли, перестали сдерживать людей. Казалось, людям до смерти надоели их новые машины, которые они с гордостью и с удовольствием вначале меняли каждые три месяца, надоели все эти товарообмены, превратившиеся ныне из радостного события в монотонные будни. Глубокая тоска по прежним добротным машинам, которые служили по два-три года и к которым привязывались, как к доброму коню или верному слуге, распространилась с быстротой эпидемии гриппа. Старые машины входили в моду, впрочем, это было больше чем мода, за ними гонялись со страстью, упорно, цены на них достигли фантастических размеров. Тяга к прочности, к высокому качеству товаров распространилась на все бытовые приборы, выпущенные раньше и избежавшие пресса, ими торговали на черном рынке, и эти торговые операции ошеломляли своими масштабами.
Были изданы строгие законы, чтобы в корне пресечь эту опасную моду. Для нарушителей устанавливалась возрастающая шкала наказания, начиная с небольшого штрафа и кончая заключением в тюрьмах для рецидивистов, а для упорных спекулянтов – даже каторжные работы. Недозволенная торговля уменьшилась, но репрессии оставили тягостный след в умах, где постепенно зрело открытое возмущение. Сначала в столице возникло движение, которое вернее всего было бы назвать забастовкой покупателей. Не желая платить высоких налогов и стремясь избежать штрафов и тюрьмы, люди в положенный срок избавлялись от своих холодильников и автомобилей, но взамен ничего не приобретали. Демонстративно засунув руки в карманы, они не только не желали заходить в магазины, но даже не приближались к ним. Происходили манифестации, забастовщики несли плакаты с требованием отмены «коэффициента непрочности», налога на старые вещи и «товарообмена». Были разгромлены склады фабрик растворимой от дождя одежды, в школах и детских садах сожгли летние сани, сделанные из картона. Толпа зрителей помешала гонкам грузовых машин, введенным Квотой и ставшим национальным спортом, во время которых каждое воскресенье разбивались тысячи машин. Постепенно движение охватило и провинцию.
Квота и его правительство надеялись, что, проявив терпение, они сумеют образумить этих забастовщиков нового типа. Главную ставку они делали на женщин, считая, что те не смогут долгое время обходиться без удобств, к которым они уже привыкли. Сперва их предположения как будто оправдались. Прошло полтора месяца, и забастовщики пошли на попятный. Их напугало падение чуть ли не до нуля заработной платы, вызванное тем, что они перестали покупать. Кроме того, женщинам и впрямь надоело делать все собственными руками, обходиться без горячей воды, холодильников, пылесосов и стиральных машин, и они подговорили мужей капитулировать. Торговля возродилась. Кризиса, казалось, удалось избежать.
В этот критический момент Флоранс, как истинная женщина, вдвое больше преданная мужчине, когда его преследуют неудачи, чем когда балует судьба, развила бешеную деятельность, показав себя неутомимой, энергичной, осторожной, гибкой и умелой. Но когда кризис миновал, ее стали одолевать сомнения и тревоги. Изо дня в день она принимала участие в работе лаборатории коммерческого психоанализа, изучала результаты тестов и только дивилась общности реакций: все жаждали стабильности, тянулись к долговечным вещам, никто не хотел снова переживать лихорадку насильственных покупок, утомительное обновление своего хозяйства, словом, желали именно того, за что боролись забастовщики.
Пока длился мятеж, Флоранс отгоняла личные чувства. Но как только опасность миновала, она с ужасом поняла, что вновь испытывает к Квоте и его системе неприязненное чувство, как после возвращения из Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31