Чтобы найти силы для заклятий, маг накидывает на человека так называемый «поводок». На одного, другого, третьего… слишком много поводков набрасывать нельзя: сила и безумие всегда ходят рука об руку.
Говорят, монахи Ясны – те, что прячутся по монастырям, – носят поводок самого Заратустры. Это выходит, пророк живет уже шесть тысяч лет. А мир до сих пор цел. Наверное, с долгой жизнью маги становятся мудрыми, спокойными и ироничными. Потопы, чумные поветрия и огненные горы с небес теряют для них свою неизъяснимую прелесть.
Люди же под поводком (их называют «манарами» или «поведенными») здорово меняются. Они перестают мечтать. Просто живут себе как живется… Нет, им хорошо живется: ни болезней тебе, ни мыслей дурных. То, что Даша про депрессию языком трепала, – это она кокетничала. Случайности напрочь исчезают из жизни. То, что тебе положено, само в руки придет, а не положено, так хоть в лепешку разбейся, ничего не будет.
Вот только это скучно… собственно, потому Дашка у меня и работает. Еще есть у нее развлечение – романы крутить. Дело в том, что манар всегда наперед знает, сложится у него с человеком или нет. Иногда влюбленные, чтобы проверить свои чувства, отправляются к дзайанам. На коленях умоляют о поводке, «дабы явить миру их вселенскую любовь и нерушимую крепость уз». Случается, правда, что «крепости уз» и в помине нет. Неудачливые влюбленные выходят потом из ковенских храмов – глаза в землю, щеки красные. И друг на друга не глядят, словно незнакомы.
Но это редко. Обычно все-таки остаются друзьями.
Некоторым такая жизнь нравится. Они бы в поведенные за любые деньги, да вот маги не хотят… Маны-то с каждого манара («обманутого» на их жаргоне) по-разному выходят. У одного столько, что горы мизинцем свернешь, а у другого – песчинку чихом не передвинуть.
Это как-то связано с творчеством – потому что творить манары не умеют. Если манар пишет песню, помидоры со смеху вянут. Картины, книги тоже выходят не очень, хотя на вкус и цвет товарищей нет.
А еще из манаров получаются отличные друзья.
Как из Дашки, например.
Так вот, неспешно размышляя, я дошел до Веронских садов. К чугунной ограде сада прислонилась заляпанная краской доска. Один ее конец упирался в землю, другой нависал над садом реей пиратского корабля.
Ага, вот и приглашение! Просто и доходчиво.
Я пробежался по доске, показал метрдотелю карточку (тот сонно прикрыл веки) и с воодушевлением вынырнул на выложенную разноцветным мрамором площадь.
Место сразу же влюбляло в себя. Я отлично понимаю магов, что прячут такое чудо от непосвященных.
Кое-где стояли столики. Их было мало: от одного до другого пришлось бы кричать, надрывая горло. Дзайаны обедали с таким видом, будто, кроме них, во всем мире никого нет. Дальний край площади обрывался в море; в синем небе покачивались мачты пинасс, белели паруса фрегатов; море баюкало в кружевной пене узкие стручки гондол. Что там, за морем, интересно?
Долго размышлять не пришлось. Пухленькая Коломбина – с рыжими кудряшками и кукольным удивленным лицом – с энтузиазмом вцепилась в мой локоть.
– Гость?! Вы – гость!
Говорила она так, словно сама идея речи приводила ее в восторг.
– Что будете заказывать?! – воскликнула она. – Только единорожины нет! И печной василисятины – угольные ямы не работают!
Некрасивое лицо Коломбины дышало счастьем. Отчего-то ее восторг передался и мне. В тот миг я мог поклясться, что неработающие угольные ямы – это прекрасно.
– У нас чудесный салат-бар! Недавно открыли! Всего два алемана, и ешьте сколько влезет! Хотите, я вам о нем расскажу?!
– Солнце, я не хочу салата.
– А Шевелящего Щупальцами Глубинного Ужаса?!
– И морепродуктов тоже.
– Тогда я принесу вам воды! Минеральной! У нас очень вкусная вода!
Ветер плеснул в лицо ароматами моря. Того моря, что бывает во снах: пахнущего солью, раскаленными под солнцем досками, смолой и парусиной. Здесь, среди мачт и башен, я чувствовал себя дома. Словно долго-долго путешествовал, а потом вернулся и оказался среди добрых друзей.
Один из гондольеров помахал мне, и я ответил на приветствие.
– Где я найду Людея? – поинтересовался я у Коломбины.
– Грандмастер сказал – выбирать вам! – счастливо выпалила та. – Где хотите! Любое место!
Что ж… Я огляделся. Сидеть за столиком, пожалуй, скучно. Не обращая внимания на предупреждающие крики Коломбины, я побрел вдоль причала.
Возле укутанной в золотисто-зеленый бархат гондолы меня накрыло предчувствием. Вот оно – мое место. И гондола эта покачивалась на волнах целых двадцать семь лет – с самого моего рождения, ожидая, когда я наконец появлюсь. Я храбро шагнул через борт и опустился на вытертую до бронзового блеска скамью.
Кадавр-гондольер уставился на меня белыми яшмовыми глазами.
– Наконец-то, – усмехнулся он, коверкая слова на невообразимый манер. – Я уж решил, что ты «кайрэ косэ» – человек без приюта. Но Людей не ошибся. Отсюда начнется твой новый путь.
На причале испуганным зверьком застыла Коломбина. В глазках-пуговках плескались восхищение и страх.
– Ой! – восторженно прошептала она. – Он заговорил с вами! Они ведь ни с кем не говорят, да! А я… я тоже это слышала!
– Вот и прекрасно. – Я шаловливо усмехнулся и повернулся к гондольеру: – Может, скажешь ей что-нибудь? Обрадуешь девчонку на всю жизнь.
Кадавр заколебался. Похоже, им действительно не все равно, с кем говорить… Решившись наконец, он повернул к официантке слепое лицо:
– Слушай, торопыга. Один клиент оставит тебе на чай фальшивую монетку. Догони его. Скажи, что он оставил свой талисман. И сама станешь его талисманом.
Коломбина задохнулась от счастья. Пользуясь мгновениями тишины, я заказал ризотто с трюфелями в белом вине и бокал испанского. На экзотику меня не тянуло. Попрыгунья унеслась, а я вздохнул спокойно.
Но ненадолго.
Вернулась болтушка спустя несколько минут. Чуть не сверзившись в воду, протянула мне бокал, истекая волнами обожания.
– Вкусно?!
– Очень.
– Сейчас будет ризотто! Подождите!
И вновь убежала. Я глянул на часы. М-да… Минут через сорок и через сорок минут – две большие разницы. Необязательность магов – это, конечно, притча во языцех, но не настолько же. К счастью, тут появилась Коломбина, крича:
– А вот и ваш друг! Спасибо вам!
К столику действительно шел Станислав Людей. Длинный, худой, сутулый – эта сутулость придавала ему особенный экстравагантный шарм. Седые виски, крючковатый нос, бородка-эспаньолка. В юности я завидовал бородачам. У меня самого, как ни старался, росла лишь трехцветная смешная мочалка.
– Игорь Анатольевич? Здравствуйте, дорогой! – Дзайан протянул руку.
– Здравствуйте, Станислав.
– Я смотрю, вы со вкусом устроились.
– С ним кадавры разговаривают! – восхищенно наябедничала официантка. – И запросто!
– Это правда?
Я пожал плечами. Правда, нет, какая разница?.. Людей рассеянно взял из моей руки бокал. Понюхал, посмотрел на свет.
– Позволите?
Я кивнул. Он отпил маленький глоточек, поморщился и выплюнул.
– Акта Лапута… Чернила, полусухое прошлого века. И как вы это пьете?
– Ну, я до вин небольшой охотник.
– Еще бы! Вы не охотник, вы траппер. – Людей махнул рукой. – Эй, балаболка! Сюда немедленно. В каталоге, – он обернулся ко мне, – об этой дряни пишут «имеет аромат виноградного изюма». Действительно «виногадного», лучше не скажешь.
Официантка с собачьей преданностью подбежала к Людею. Тот поманил пальцем и, когда Коломбина придвинулась, о чем-то спросил. Девушка обрадованно закивала:
– Сухого?!
– Полусухое – это полумеры, – отрезал Людей. – Бодяга из Риохи, запомнила? Год смотри не перепутай!
– Хорошо!
– Постой. – Станислав бросил плащ на скамью и уселся. – Дай сюда меню.
Читал он долго, шевеля губами и морща лоб. Все это время официантка стояла подле столика. Наконец он заказал жаркое из мяса василиска. Подробно объяснил, как оно должно жариться и во что он превратит шеф-повара, если не заработают угольные ямы.
Когда официантка умчалась, Людей похлопал кадавра по плечу:
– Можете отправляться, друг.
Тот молча кивнул. До разговора с Людеем он так и не снизошел.
Весло прочертило воду пенным зигзагом. Причал неспешно уходил вдаль. Мне стало интересно, как бедняжка Коломбина принесет заказ. Поплывет кролем с подносом на вытянутой руке? Или у них бочонки на шее, как у сенбернаров? Представив эту картину, я рассмеялся. Людей с недоумением покосился на меня.
– Да так, – весело отозвался я. – Не обращайте внимания. Мысль одна пришла в голову.
– Вы жизнерадостный человек, – одобрительно кивнул грандмастер. – Что ж, тем больше у нас шансов столковаться.
Солнце припекало совершенно по-летнему. Я бросил куртку на дно гондолы. Брызги с весла гондольера обдавали кожу приятной прохладой.
– О чем вы хотели говорить со мной?
– О тварях. Похоже, мне предстоит охотиться на нечисть.
– Созданную, вызванную, трансформированную? – деловито поинтересовался Людей. – Нежить? Имейте в виду: чтобы убить аспида, нужна громкая музыка. Мои студенты используют «Ночной шепот». Если встретите грима, его нужно облаять.
– Облаять?!
– Да. Эта кладбищенская тварь боится собак. Упыря можно упокоить, полив могилу «Волко-Лакой». Можно использовать «Пепси-Лаку», но результат много хуже…
– Господин Людей, не будем вилять. Я собираюсь встретиться с чупакаброй.
Людей восхитился:
– Да вы парень не промах! Как насчет небольшого перформанса?.. Вы не против одного дзайанского чудачества?
И, не дожидаясь ответа, прищелкнул пальцами. Кадавр со вздохом протянул ему гитару.
– Эль чупакабрас, значит… – задумчивым голосом произнес Людей. – Ужас мексиканских долин, убийца коз, кур и любви к бифштексам с кровью. В Сан-Педро и Ла-Флориде о нем складывают удивительные баллады.
И, ударив по струнам, запел:
Если встретишь чупакобраза,
Попрощайся со всей родней.
Это мерзость, кошмар, зараза,
Словно мизер сыграть без одной.
Он твои ботинки сгложет,
Он понюхает твой пиджак,
И ничто тебе не поможет,
Не спастись от него никак.
Эль-чупакабра, ай! эль-чупакабра!
Эль-чупакабра, ай! чупакабрас!
Я улыбнулся. Маги трепетно лелеют свою экстравагантность и непредсказуемость – считается, что это помогает в хаосных заклинаниях. Людей пел замечательно, и я не смог удержаться. Из-под скамьи торчали плетеные ручки маракасов. Поймав мелодию, я принялся отбивать такт.
Синьорита в красном сомбреро
На фазенду несла обед.
Но явился ей ужас прерий,
Есть сомбреро, мучачи же нет.
Если ты настоящий мачо,
Если чили горит в крови,
Дай кошмару каньонов сдачи,
Ужас прерий в шмотье порви.
Эль-чупакабру, ай! эль-чупакабру!
Эль-чупакабру, ай! чупакабрас!
Маг отложил гитару в сторону.
– Это грустная история, друг мой… Многие храбрецы сложили головы, пытаясь справиться с чудовищем. Как я понимаю, вы… Слушайте, Игорь, – обычным голосом продолжил он, – а давайте на «ты»? – И, не дожидаясь согласия, продолжил: – Ты ведь не просто так меня разыскивал. Дела с Литницким, да?
– Да. Но как вы… ты догадался?
– Игорек, запомни: встречаешься с магом – никаких документов. Спрячь, порви, выброси. У тебя в кармане договор с Литницким. А я глава Веденского ковена, и неприятности мне не нужны. Поэтому я хочу тебя кое о чем предупредить.
– Слушаю внимательно.
Я протянул пустой бокал, и Станислав плеснул мне вина. «Бодяга» оказалась не в пример мягче того, что заказал я, но большой разницы все равно не чувствовалось.
– Литницкий – один из сильнейших магов Ведена. По силе он многократно меня превосходит.
– Грандмастера и главу ковена?!
Дзайан грустно усмехнулся. Так усмехаются разжалованные из правительственных магистров политики. Интриги, интриги…
– Сила Литницкого в поводках. Я подозреваю, что он опутал сетями сотню манаров или больше. Естественно, это не могло не сказаться. Даже дзайаны боятся безумного Вениамина, что уж говорить о людях?
Над бортом возникло сверкающее облачко. Из него вынырнула девчоночья рука со сколотым на ногтях лаком и принялась расставлять миски. Один раз она промахнулась и поставила соус мне на колени. Я едва успел подхватить чашку.
– История безумия Вениамина, – принялся рассказывать Людей, – уходит своими корнями в Средние века. В девятьсот девяносто шестом году римский заотар Урбан II объявил Крылатый поход против мусульман. Рыцари-крылоносцы со всей Европы ринулись на Восток. В их числе был один из предков Литницкого. Да, последователи дзайана Мухаммеда сражались храбро… Но кто мог противостоять этой замечательной крылатой своре? Ислам потерпел безоговорочное поражение.
Из мусульманских земель рыцари привезли много сокровищ. Золотые блюда-микроволновки, мечи-маньяки, цепи Гименея, многосерийные остросюжетные гобелены, зеркала-стилисты. Потомки старого мародера до сих пор живут на деньги, вывезенные из арабских волшебных пещер. За крохотное колечко на аукционе Сотсби дают полтора миллиона алеманов или пожизненную лицензию на отстрел попсовиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Говорят, монахи Ясны – те, что прячутся по монастырям, – носят поводок самого Заратустры. Это выходит, пророк живет уже шесть тысяч лет. А мир до сих пор цел. Наверное, с долгой жизнью маги становятся мудрыми, спокойными и ироничными. Потопы, чумные поветрия и огненные горы с небес теряют для них свою неизъяснимую прелесть.
Люди же под поводком (их называют «манарами» или «поведенными») здорово меняются. Они перестают мечтать. Просто живут себе как живется… Нет, им хорошо живется: ни болезней тебе, ни мыслей дурных. То, что Даша про депрессию языком трепала, – это она кокетничала. Случайности напрочь исчезают из жизни. То, что тебе положено, само в руки придет, а не положено, так хоть в лепешку разбейся, ничего не будет.
Вот только это скучно… собственно, потому Дашка у меня и работает. Еще есть у нее развлечение – романы крутить. Дело в том, что манар всегда наперед знает, сложится у него с человеком или нет. Иногда влюбленные, чтобы проверить свои чувства, отправляются к дзайанам. На коленях умоляют о поводке, «дабы явить миру их вселенскую любовь и нерушимую крепость уз». Случается, правда, что «крепости уз» и в помине нет. Неудачливые влюбленные выходят потом из ковенских храмов – глаза в землю, щеки красные. И друг на друга не глядят, словно незнакомы.
Но это редко. Обычно все-таки остаются друзьями.
Некоторым такая жизнь нравится. Они бы в поведенные за любые деньги, да вот маги не хотят… Маны-то с каждого манара («обманутого» на их жаргоне) по-разному выходят. У одного столько, что горы мизинцем свернешь, а у другого – песчинку чихом не передвинуть.
Это как-то связано с творчеством – потому что творить манары не умеют. Если манар пишет песню, помидоры со смеху вянут. Картины, книги тоже выходят не очень, хотя на вкус и цвет товарищей нет.
А еще из манаров получаются отличные друзья.
Как из Дашки, например.
Так вот, неспешно размышляя, я дошел до Веронских садов. К чугунной ограде сада прислонилась заляпанная краской доска. Один ее конец упирался в землю, другой нависал над садом реей пиратского корабля.
Ага, вот и приглашение! Просто и доходчиво.
Я пробежался по доске, показал метрдотелю карточку (тот сонно прикрыл веки) и с воодушевлением вынырнул на выложенную разноцветным мрамором площадь.
Место сразу же влюбляло в себя. Я отлично понимаю магов, что прячут такое чудо от непосвященных.
Кое-где стояли столики. Их было мало: от одного до другого пришлось бы кричать, надрывая горло. Дзайаны обедали с таким видом, будто, кроме них, во всем мире никого нет. Дальний край площади обрывался в море; в синем небе покачивались мачты пинасс, белели паруса фрегатов; море баюкало в кружевной пене узкие стручки гондол. Что там, за морем, интересно?
Долго размышлять не пришлось. Пухленькая Коломбина – с рыжими кудряшками и кукольным удивленным лицом – с энтузиазмом вцепилась в мой локоть.
– Гость?! Вы – гость!
Говорила она так, словно сама идея речи приводила ее в восторг.
– Что будете заказывать?! – воскликнула она. – Только единорожины нет! И печной василисятины – угольные ямы не работают!
Некрасивое лицо Коломбины дышало счастьем. Отчего-то ее восторг передался и мне. В тот миг я мог поклясться, что неработающие угольные ямы – это прекрасно.
– У нас чудесный салат-бар! Недавно открыли! Всего два алемана, и ешьте сколько влезет! Хотите, я вам о нем расскажу?!
– Солнце, я не хочу салата.
– А Шевелящего Щупальцами Глубинного Ужаса?!
– И морепродуктов тоже.
– Тогда я принесу вам воды! Минеральной! У нас очень вкусная вода!
Ветер плеснул в лицо ароматами моря. Того моря, что бывает во снах: пахнущего солью, раскаленными под солнцем досками, смолой и парусиной. Здесь, среди мачт и башен, я чувствовал себя дома. Словно долго-долго путешествовал, а потом вернулся и оказался среди добрых друзей.
Один из гондольеров помахал мне, и я ответил на приветствие.
– Где я найду Людея? – поинтересовался я у Коломбины.
– Грандмастер сказал – выбирать вам! – счастливо выпалила та. – Где хотите! Любое место!
Что ж… Я огляделся. Сидеть за столиком, пожалуй, скучно. Не обращая внимания на предупреждающие крики Коломбины, я побрел вдоль причала.
Возле укутанной в золотисто-зеленый бархат гондолы меня накрыло предчувствием. Вот оно – мое место. И гондола эта покачивалась на волнах целых двадцать семь лет – с самого моего рождения, ожидая, когда я наконец появлюсь. Я храбро шагнул через борт и опустился на вытертую до бронзового блеска скамью.
Кадавр-гондольер уставился на меня белыми яшмовыми глазами.
– Наконец-то, – усмехнулся он, коверкая слова на невообразимый манер. – Я уж решил, что ты «кайрэ косэ» – человек без приюта. Но Людей не ошибся. Отсюда начнется твой новый путь.
На причале испуганным зверьком застыла Коломбина. В глазках-пуговках плескались восхищение и страх.
– Ой! – восторженно прошептала она. – Он заговорил с вами! Они ведь ни с кем не говорят, да! А я… я тоже это слышала!
– Вот и прекрасно. – Я шаловливо усмехнулся и повернулся к гондольеру: – Может, скажешь ей что-нибудь? Обрадуешь девчонку на всю жизнь.
Кадавр заколебался. Похоже, им действительно не все равно, с кем говорить… Решившись наконец, он повернул к официантке слепое лицо:
– Слушай, торопыга. Один клиент оставит тебе на чай фальшивую монетку. Догони его. Скажи, что он оставил свой талисман. И сама станешь его талисманом.
Коломбина задохнулась от счастья. Пользуясь мгновениями тишины, я заказал ризотто с трюфелями в белом вине и бокал испанского. На экзотику меня не тянуло. Попрыгунья унеслась, а я вздохнул спокойно.
Но ненадолго.
Вернулась болтушка спустя несколько минут. Чуть не сверзившись в воду, протянула мне бокал, истекая волнами обожания.
– Вкусно?!
– Очень.
– Сейчас будет ризотто! Подождите!
И вновь убежала. Я глянул на часы. М-да… Минут через сорок и через сорок минут – две большие разницы. Необязательность магов – это, конечно, притча во языцех, но не настолько же. К счастью, тут появилась Коломбина, крича:
– А вот и ваш друг! Спасибо вам!
К столику действительно шел Станислав Людей. Длинный, худой, сутулый – эта сутулость придавала ему особенный экстравагантный шарм. Седые виски, крючковатый нос, бородка-эспаньолка. В юности я завидовал бородачам. У меня самого, как ни старался, росла лишь трехцветная смешная мочалка.
– Игорь Анатольевич? Здравствуйте, дорогой! – Дзайан протянул руку.
– Здравствуйте, Станислав.
– Я смотрю, вы со вкусом устроились.
– С ним кадавры разговаривают! – восхищенно наябедничала официантка. – И запросто!
– Это правда?
Я пожал плечами. Правда, нет, какая разница?.. Людей рассеянно взял из моей руки бокал. Понюхал, посмотрел на свет.
– Позволите?
Я кивнул. Он отпил маленький глоточек, поморщился и выплюнул.
– Акта Лапута… Чернила, полусухое прошлого века. И как вы это пьете?
– Ну, я до вин небольшой охотник.
– Еще бы! Вы не охотник, вы траппер. – Людей махнул рукой. – Эй, балаболка! Сюда немедленно. В каталоге, – он обернулся ко мне, – об этой дряни пишут «имеет аромат виноградного изюма». Действительно «виногадного», лучше не скажешь.
Официантка с собачьей преданностью подбежала к Людею. Тот поманил пальцем и, когда Коломбина придвинулась, о чем-то спросил. Девушка обрадованно закивала:
– Сухого?!
– Полусухое – это полумеры, – отрезал Людей. – Бодяга из Риохи, запомнила? Год смотри не перепутай!
– Хорошо!
– Постой. – Станислав бросил плащ на скамью и уселся. – Дай сюда меню.
Читал он долго, шевеля губами и морща лоб. Все это время официантка стояла подле столика. Наконец он заказал жаркое из мяса василиска. Подробно объяснил, как оно должно жариться и во что он превратит шеф-повара, если не заработают угольные ямы.
Когда официантка умчалась, Людей похлопал кадавра по плечу:
– Можете отправляться, друг.
Тот молча кивнул. До разговора с Людеем он так и не снизошел.
Весло прочертило воду пенным зигзагом. Причал неспешно уходил вдаль. Мне стало интересно, как бедняжка Коломбина принесет заказ. Поплывет кролем с подносом на вытянутой руке? Или у них бочонки на шее, как у сенбернаров? Представив эту картину, я рассмеялся. Людей с недоумением покосился на меня.
– Да так, – весело отозвался я. – Не обращайте внимания. Мысль одна пришла в голову.
– Вы жизнерадостный человек, – одобрительно кивнул грандмастер. – Что ж, тем больше у нас шансов столковаться.
Солнце припекало совершенно по-летнему. Я бросил куртку на дно гондолы. Брызги с весла гондольера обдавали кожу приятной прохладой.
– О чем вы хотели говорить со мной?
– О тварях. Похоже, мне предстоит охотиться на нечисть.
– Созданную, вызванную, трансформированную? – деловито поинтересовался Людей. – Нежить? Имейте в виду: чтобы убить аспида, нужна громкая музыка. Мои студенты используют «Ночной шепот». Если встретите грима, его нужно облаять.
– Облаять?!
– Да. Эта кладбищенская тварь боится собак. Упыря можно упокоить, полив могилу «Волко-Лакой». Можно использовать «Пепси-Лаку», но результат много хуже…
– Господин Людей, не будем вилять. Я собираюсь встретиться с чупакаброй.
Людей восхитился:
– Да вы парень не промах! Как насчет небольшого перформанса?.. Вы не против одного дзайанского чудачества?
И, не дожидаясь ответа, прищелкнул пальцами. Кадавр со вздохом протянул ему гитару.
– Эль чупакабрас, значит… – задумчивым голосом произнес Людей. – Ужас мексиканских долин, убийца коз, кур и любви к бифштексам с кровью. В Сан-Педро и Ла-Флориде о нем складывают удивительные баллады.
И, ударив по струнам, запел:
Если встретишь чупакобраза,
Попрощайся со всей родней.
Это мерзость, кошмар, зараза,
Словно мизер сыграть без одной.
Он твои ботинки сгложет,
Он понюхает твой пиджак,
И ничто тебе не поможет,
Не спастись от него никак.
Эль-чупакабра, ай! эль-чупакабра!
Эль-чупакабра, ай! чупакабрас!
Я улыбнулся. Маги трепетно лелеют свою экстравагантность и непредсказуемость – считается, что это помогает в хаосных заклинаниях. Людей пел замечательно, и я не смог удержаться. Из-под скамьи торчали плетеные ручки маракасов. Поймав мелодию, я принялся отбивать такт.
Синьорита в красном сомбреро
На фазенду несла обед.
Но явился ей ужас прерий,
Есть сомбреро, мучачи же нет.
Если ты настоящий мачо,
Если чили горит в крови,
Дай кошмару каньонов сдачи,
Ужас прерий в шмотье порви.
Эль-чупакабру, ай! эль-чупакабру!
Эль-чупакабру, ай! чупакабрас!
Маг отложил гитару в сторону.
– Это грустная история, друг мой… Многие храбрецы сложили головы, пытаясь справиться с чудовищем. Как я понимаю, вы… Слушайте, Игорь, – обычным голосом продолжил он, – а давайте на «ты»? – И, не дожидаясь согласия, продолжил: – Ты ведь не просто так меня разыскивал. Дела с Литницким, да?
– Да. Но как вы… ты догадался?
– Игорек, запомни: встречаешься с магом – никаких документов. Спрячь, порви, выброси. У тебя в кармане договор с Литницким. А я глава Веденского ковена, и неприятности мне не нужны. Поэтому я хочу тебя кое о чем предупредить.
– Слушаю внимательно.
Я протянул пустой бокал, и Станислав плеснул мне вина. «Бодяга» оказалась не в пример мягче того, что заказал я, но большой разницы все равно не чувствовалось.
– Литницкий – один из сильнейших магов Ведена. По силе он многократно меня превосходит.
– Грандмастера и главу ковена?!
Дзайан грустно усмехнулся. Так усмехаются разжалованные из правительственных магистров политики. Интриги, интриги…
– Сила Литницкого в поводках. Я подозреваю, что он опутал сетями сотню манаров или больше. Естественно, это не могло не сказаться. Даже дзайаны боятся безумного Вениамина, что уж говорить о людях?
Над бортом возникло сверкающее облачко. Из него вынырнула девчоночья рука со сколотым на ногтях лаком и принялась расставлять миски. Один раз она промахнулась и поставила соус мне на колени. Я едва успел подхватить чашку.
– История безумия Вениамина, – принялся рассказывать Людей, – уходит своими корнями в Средние века. В девятьсот девяносто шестом году римский заотар Урбан II объявил Крылатый поход против мусульман. Рыцари-крылоносцы со всей Европы ринулись на Восток. В их числе был один из предков Литницкого. Да, последователи дзайана Мухаммеда сражались храбро… Но кто мог противостоять этой замечательной крылатой своре? Ислам потерпел безоговорочное поражение.
Из мусульманских земель рыцари привезли много сокровищ. Золотые блюда-микроволновки, мечи-маньяки, цепи Гименея, многосерийные остросюжетные гобелены, зеркала-стилисты. Потомки старого мародера до сих пор живут на деньги, вывезенные из арабских волшебных пещер. За крохотное колечко на аукционе Сотсби дают полтора миллиона алеманов или пожизненную лицензию на отстрел попсовиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46