— Они не вступают в физический контакт с обычными людьми, преч Рамаррен. Они словно боги — холодные, добрые и умные всегда держатся особняком.
Речь мальчика была сбивчивой, многословной, по-детски наивной. Осознавал ли Орри свое одиночество в этом чуждом ему мире, где он прожил детство и вступил в годы отрочества среди людей, которые всегда держались отстранение, которые никогда не прикасались к нему, которые пичкали его словами, но настолько оторвали от реальности, что уже в пятнадцать лет он стал искать удовлетворения в наркотиках?
Орри определенно не осознавал своей изоляции как таковой. Казалось, он не имел сколь либо четких представлений о многих вещах. Однако порой в его глазах читалась такая тоска У мальчика был взгляд человека, погибавшего от жажды в солончаках, перед которым вдруг возник мираж.
Фальку хотелось еще о многом расспросить его, но от подобных расспросов толку было мало. Преисполненный жалости, Фальк положил руку на худенькое плечо Орри. Мальчик вздрогнул от прикосновения, застенчиво улыбнулся и вновь принялся сосать наркотик.
Позже, вернувшись в свою комнату, обставленную со всей возможной роскошью для его удобства — или с целью произвести впечатление на Орри? — Фальк долго шагал взад-вперед, как волк в клетке, пока наконец не улегся спать. Ему снился дом, похожий на Лесной Дом, только населенный людьми с глазами цвета янтаря и агата. Фальк старался убедить местных обитателей, что он — их соплеменник, но они не понимали его языка и как-то странно смотрели на него, пока он, запинаясь, искал нужные слова, слова истины, слова правды истинное имя.
Когда он проснулся, ожидавшие люди-орудия были готовы исполнить любое его желание. Фальк отпустил их и сам вышел в коридор. По дороге ему никто не встретился. Длинные, подернутые дымкой коридоры казались совершенно пустынными, как и комнаты с полупрозрачными стенами без каких-либо признаков дверей. Однако его ни на секунду не покидало чувство, что за ним наблюдают, отслеживают каждое движение.
Когда Фальк вернулся к себе в комнату, там уже поджидал Орри, который горел желанием показать ему город. Весь день напролет они колесили по городу, пешком или на слайдере, по улицам и висячим садам, по мостам, дворцам и общественным зданиям Эс Тоха. Орри был щедро снабжен полосками иридия, служившими здесь деньгами, и когда Фальк заметил, что ему не нравится вычурная одежда, в которую его облачили хозяева дворца, то Орри настоял, чтобы они зашли в лавку торговца одеждой и там купили все необходимое.
Фальк стоял среди стеллажей и прилавков с пышными одеяниями, тканными и пластифицированными, сиявшими яркими цветными узорами. Он вспомнил о Парт, которая ткала на своей маленькой прялке белых журавлей на сером фоне.
— Я сотку черную одежду, — сказала девушка в момент прощания, — и буду ходить в ней.
Вспомнив об этом, Фальк предпочел всей радуге материй и накидок простые черные штаны, темную рубашку и короткую черную куртку из теплой ткани.
— Эта одежда немного напоминает мне ту, что носят у нас дома, на Вереле, — сказал Орри, с легким недоумением взирая на свое собственное огненно-красное одеяние. — Только у нас там не было зимней одежды из такой ткани. О, сколько мы могли бы взять с собой на Верель, о скольком рассказать и сколькому научить, если бы сумели отправиться туда!
Они зашли в столовую, выстроенную на прозрачном уступе прямо над ущельем. По мере того как холодный ясный вечер высокогорья наполнял темнотой бездну под ними, дома, выраставшие из склонов ущелья, начали переливаться всеми цветами радуги, а улицы и висячие мосты засверкали огнями. Пока Фальк с Орри ели остро приправленную пищу, они как бы плавали в волнах окутывавшей их тихой музыки и наблюдали за многочисленными обитателями города.
Некоторые из людей, передвигавшихся по улицам Эс Тоха, были одеты бедно, некоторые — роскошно. Многие носили безвкусно эпатажную одежду лиц противоположного пола, и это смутно напомнило Фальку одежду Эстрел. Среди жителей Эс Тоха были люди различных рас, причем некоторые из них Фальку никогда раньше не встречались. Один из типов людей отличался очень белой кожей, голубыми глазами и волосами цвета соломы. Орри объяснил, что это представители племени, живущего на Континенте Номер Два, чья культура поощрялась Сингами — те даже привозили сюда их вождей и молодых людей на авиетках, дабы показать Эс Тох и научить его законам.
— Как видите, преч Рамаррен, неправда, что Повелители отказываются учить туземцев. Как раз напротив, это туземцы отказываются учиться. Вот с этими белыми людьми Повелители щедро делятся своими знаниями.
— От чего же им пришлось отказаться, что им пришлось забыть ради такой награды? — спросил Фальк, но Орри не уловил подоплеки вопроса.
Мальчик практически ничего не мог рассказать о так называемых туземцах, о том, как они живут и какими знаниями обладают. К владельцам лавок и официанткам он был снисходителен, но вел себя приветливо, как человек, общающийся с домашними животными. Это высокомерие Орри скорее всего привез с Вереля; судя по его описаниям, общество Империи Келшак имело иерархическое устройство, где каждый четко знал свое место, но кто устанавливал ступени или уровни, какие именно достоинства лежали в основе данного деления, Фальк так и не смог понять. Похоже, ранг человека зависел не только от его происхождения, однако детских воспоминаний Орри не хватало для составления четкой и цельной картины. Кроме того, Фальку не слишком нравилось, каким тоном Орри произносил слово «туземцы», и он, не выдержав, спросил с оттенком иронии:
— Откуда тебе известно, кому следует кланяться и кто должен кланяться тебе? Я не в состоянии отличить Повелителей от туземцев. Да Повелители и есть туземцы разве не так?
— О да. Туземцы называют себя так сами, потому что они упорствуют в своих представлениях о Повелителях, как о завоевателях-пришельцах. Я сам не всегда способен их различать.
Мальчик улыбнулся искренней, обезоруживающей улыбкой.
— Большинство людей на улицах — Синги?
— Думаю, да. Хотя, разумеется, я знаю в лицо лишь некоторых.
— Не понимаю, что удерживает Повелителей, Сингов, от контактов с туземцами, если и те и другие — земляне?
— Ну, знания, власть Ведь Повелители уже правят Землей дольше, чем ачиновао — Келши.
— Но почему они держатся обособленной кастой? Ты как-то сказал, что Повелители верят в идеалы демократии.
Это было некое древнее слово, которое он услышал из уст Орри. Фальк не был уверен, что до конца понимает его значение, хотя знал, что оно имеет какое-то отношение к участию общественности в управлении государством.
— Да, конечно, преч Рамаррен. Совет правит демократически, для всеобщего блага, здесь нет ни королей, ни диктаторов. Может быть, сходим в парифа-холл? Если вам не по душе парифа, там есть другие стимулирующие средства, а также танцовщицы и мастера игры на теамбе.
— Тебе нравится музыка?
— Нет, — чистосердечно признался мальчик слегка извиняющимся тоном. — Она вызывает у меня желание плакать или кричать. Конечно, на Вереле тоже поют, но только маленькие дети и животные. То, что здесь поют взрослые люди, кажется мне неправильным. Однако Повелители поощряют туземное искусство. А танцы иногда они очень красивы.
— Нет, в парифа-холл не пойдем. — Фальк становился все более неугомонным. Ему не терпелось во всем поскорее разобраться. — У меня есть вопрос к тому, кого зовут Абандибот, если он пожелает с нами встретиться.
— Пожалуйста. Абандибот был моим учителем в течение долгого времени. Я могу связаться с ним с помощью вот этого.
Орри приблизил к губам золотой браслет, охватывавший его запястье. Пока мальчик что-то бормотал в него, Фальк тихо сидел, вспоминая, как Эстрел шептала слова молитвы в свой амулет, и удивлялся собственной редкостной тупости. Любой дурак мог бы догадаться, что это передатчик; любой дурак, кроме него самого.
— Лорд Абандибот говорит, что готов принять нас в любое время. Он в Восточном Дворце, — объявил Орри, и они покинули столовую. По пути мальчик швырнул полоску денег кланявшемуся официанту, увидевшему, что гости уходят.
Весенние грозовые тучи скрыли звезды и луну, но улицы были залиты светом. Фальк шел с тяжелым сердцем. Несмотря на все свои страхи, он страстно желал увидеть город, «элонае». Людскую Обитель; но тот лишь тревожил и выматывал его. И не толпы людей беспокоили его, хотя он никогда на своей памяти не видел больше десятка домов и сотни людей зараз; не реалии города выбивали его из колеи, а нереальность. Это место отнюдь не было Людской Обителью. В Эс Тохе не ощущалось дыхания истории, преемственности поколений, хотя отсюда уже в течение тысячелетия правили миром. Здесь не было ни библиотек, ни школ, ни музеев, искать глазами которые заставляли его телевизионные ленты, хранившиеся в доме Зоува; здесь не было памятников и каких-либо иных напоминаний о Великой Эре Человечества, не наблюдалось круговорота знаний и товаров. Ходящие в обращении деньги были просто подачкой Сингов, поскольку не существовало экономики, способной вдохнуть в них жизненную силу. Хотя утверждалось, что на Земле живет множество Повелителей, они основали почему-то только один город, оторванный от остального мира — подобно самой Земле, которая держалась в стороне от других планет, что некогда образовывали Лигу.
Эс Тох был замкнутым на себя, самодостаточным городом без истории. Все его великолепие, мелькание огней, машин и лиц, мельтешение чужаков, роскошь улиц и зданий — все располагалось над глубокой трещиной в земле, над пустотой. Это была Обитель Лжи. И тем не менее город был великолепен. Он напоминал гигантский бриллиант, упавший с неба на дикие просторы Земли: гордый, чуждый и вечный.
Слайдер перенес их через изящную арку моста без перил к ярко освещенной башне. Далеко внизу во тьме бежала невидимая река. Горы скрылись за грозовыми облаками и в сиянии города. Слуги, встречавшие у входа в башню, провели Фалька и Орри к лифту, а затем и в комнату, стены которой, как всегда полупрозрачные и глухие, были словно сделаны из голубоватого искрящегося тумана. Гостей попросили присесть и поднесли высокие серебряные кубки. Фальк осторожно отхлебнул и с удивлением узнал тот самый пахнущий можжевельником напиток, что ему некогда предложили во Владении Канзас. Он знал, насколько тот крепок, и не выпил больше ни капли. Орри же с наслаждением осушил свой кубок.
Вошел Абандибот — высокий, в белой мантии. С похожим на маску лицом, он едва заметным жестом отпустил слуг и встал на некотором отдалении от Фалька и Орри. Слуги оставили третий кубок на маленьком столике. Абандибот поднял его, как бы салютуя, выпил до дна и затем произнес хриплым шипящим шепотом:
— Вы не осушили свой кубок, лорд Рамаррен. Есть одна старая-престарая земная поговорка: «Истина в вине».
Он улыбнулся и тут же снова стал серьезным.
— Но, вероятно, вас мучает жажда, которая утоляется не вином, а истиной.
— Я хочу задать вам один вопрос.
— Всего один?
Насмешливая нотка, сквозившая в этих словах, показалась Фальку настолько отчетливой что он даже взглянул на Орри, надеясь, что и тот тоже уловил ее, но мальчик, опустив серовато-золотистые глаза, посасывал очередную трубочку парифы и явно ничего не заметил.
— Я бы предпочел переговорить с вами наедине, — решительно сказал Фальк.
Услышав эти слова, Орри удивленно поднял глаза.
— Разумеется, я готов, — кивнул Синг. — Однако мой ответ не изменится, если Хар Орри уйдет отсюда. Нет ничего, что мы предпочли бы поведать вам, утаив при этом от него; равно как нет ничего, что мы предпочли бы поведать ему, утаив от вас. Но если вам угодно, чтобы он вышел, пусть будет по-вашему.
— Подожди меня в холле, Орри, — сказал Фальк.
Мальчик кивнул и покорно вышел из комнаты.
Когда вертикальные створки двери закрылись за ним, Фальк произнес, вернее, прошептал, потому что все здесь не столько говорили, сколько шептали:
— Я хотел бы повторить свой прежний вопрос. Я не уверен, что правильно вас понял. Вы в состоянии восстановить мою прежнюю память только за счет моей нынешней личности, не так ли?
— Почему вы спрашиваете меня, правда ли это? Поверите ли вы моему ответу?
— А почему я не должен верить ему? — поинтересовался Фальк, но у него вдруг засосало под ложечкой — он почувствовал, что Синг играет с ним как кошка с мышкой.
— Разве мы не Лжецы? Вы не обязаны верить всему, что мы говорим. Разве не этому учили вас в Доме Зоува? Мы же знаем, что вы о нас думаете.
— Ответьте на мой вопрос, — попросил Фальк, сознавая всю тщетность своего упорства.
— Я скажу вам лишь то, что уже говорил раньше, только немного подробнее, хотя Кен Кениек лучше меня разбирается во всем этом. Никто из нас не знает человеческий мозг лучше, чем он. Хотите, я позову его? Не сомневаюсь, что он не будет возражать против присутствия своей проекции здесь, среди нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29