Ей было необходимо сейчас поспать. Сон лечит многое. Человек после сна все воспринимает намного легче. А виски – не менее великий лекарь. Я бы даже попытался напоить ее до похмельного синдрома, в котором личность замыкается только на себя и абсолютно безразлична ко всему окружающему миру, но хватит и стакана. Время, виски и сон будут моими лекарями.
Потом я обнял ее и так сидел до тех пор, пока она не уснула. Она спала, как ребенок, тихо дыша во сне. Я чувствовал тепло ее тела и биение ее сердца. Мысли, нахлынувшие на меня в сквере, вновь одолели меня.
Я посидел еще немного, а потом осторожно уложил ее в кровать, накрыл одеялом и пошел на кухню. Она будет спать несколько часов, а когда проснется, ей будет намного легче. Бедный ребенок, попавший в сеть.
На кухне я закурил и задумался. Ей потребуется много человеческого тепла и участия, чтобы вновь стать прежней Светланой. Мне тоже потребуется немало времени и любви, чтобы вернуться к нормальной жизни. Хватит быть ангелом смерти.
Я посмотрел в окно. Уйти из бюро палачей? В принципе, такое вполне возможно. Подать прошение об отставке, сослаться на небоеспособность. Или получить какое-нибудь тяжелое увечье, скажем, в автокатастрофе, приобрести медицинское заключение о том, что я не пригоден более к выполнению своей работы, и прощай, сэр Найджел, Биллингем и вся ваша смертоносная кампания.
Я вновь посмотрел в окно, на спешащих по своим делам людей, которые отсюда, с высоты этажей, казались муравьями. Вот она, самая глубинная причина всех моих деяний. Я был невысоким, однако мне всегда хотелось быть самым высоким. Мания величия? Может быть. Именно это заставляло меня противиться родителям, учителям, уйти в армию. Командир группы коммандос при исполнении задания – последний абсолютный правитель. А потом служба палача. Чувство, что я распоряжаюсь жизнями всех окружающих тебя людей, приятное ощущение от знания того, что недоступно другим. Может, именно поэтому я так любил свою страшную работу?
Я покосился в сторону комнаты, в которой спала Светлана.
«Уйти с работы, которая давала мне все это? Выдержу ли я лишение этой власти над людьми, зная, что где-то есть такие же, как я, которые получат после моего ухода такую же власть и надо мной? Зная, что в любой момент могу быть ликвидирован, если меня сочтут слишком опасным свидетелем, чтобы оставить в живых. Хватит ли у меня сил перенести все это и вернуться к нормальной жизни обычного человека с его обычными проблемами?
Да! Хватит, потому что я научился не смотреть на людей как на кукол, потому что я научился любить, потому что у меня есть Светлана! Потому что мы нужны друг другу. Это будет моя новая жизнь, моя и Светланы. И мы наконец-то будем счастливы.
Наконец-то ты повзрослел, мой мальчик».
Я встал и пошел в комнату. Решение было принято, и ничто не заставит меня свернуть с этого пути. Моего пути, который я избрал себе сам.
ГЛАВА 31
Ты повернул глаза зрачками в душу,
А там повсюду пятна черноты,
И мне их нечем смыть.
Уильям Шекспир. «Гамлет»
Мы ни в чем не виноваты. Это не мы, это судьба.
Майкл Кейн
Светлана проснулась ближе к вечеру. Чувствовала себя она уже намного лучше, так что мое лекарство против шока смело можно было патентовать. Только покрасневшие глаза, на которые временами вновь накатывались слезы, выдавали ее состояние.
Я деликатно постарался обойти любые темы, которые могли хоть как-нибудь задеть больное место. Не найдя достаточно интересной, но не больной темы, я решил обойтись на первых порах молчанием.
Приготовленный мною обед легко трансформировался в ужин, который я молча подал на стол в зале.
Правда, перед тем как подать ужин, мне пришлось пережить маленький инцидент. Когда я вошел в комнату, по привычке ступая неслышно, как кошка, я застал Светлану за занятием, которого я сначала не понял, но которое секундой позже заставило меня ужаснуться.
Трясущимися руками она торопливо высыпала из флакончика таблетки снотворного. В ее ладони была уже целая пригоршня таблеток, однако она продолжала высыпать их. Я медленно и бесшумно подошел к ней со спины как раз в тот момент, когда она поднесла дрожащую руку с таблетками ко рту.
Быстро шагнув вперед, я схватил ее за запястье прежде, чем она успела высыпать их в рот. Светлана дико вскрикнула от испуга, а я тем временем быстро отобрал у нее все таблетки и полупустой пузырек, и сложил все это в свой карман. Дельце принимало совсем неожиданный для меня оборот. Даже в самых страшных снах я не мог предвидеть того, что убийство Эда вызовет такую реакцию у Светланы.
Придя в себя от испуга, она бросилась на меня, пытаясь вернуть обратно флакончик. Я предельно осторожно пресек в корне все ее попытки. Она опустилась без сил на пол и заплакала, что-то тихо бормоча себе под нос, а я медленно прошелся по комнате, забрав все, что можно было использовать для самоубийства. Потом изменил код электронных оконных замков. И только после этого вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Да, ну и ситуация. Мало того, что все закрутилось так, что я сам готов сойти с ума, так еще и любимая девушка, ради которой я готов на все, пытается покончить жизнь самоубийством. Кажется, смерть никак не хочет отпустить меня из своей свиты. Придется предпринять соответствующие меры, чтобы сохранить жизнь и себе, и любимой девушке. Не получишь ты нас, старуха. Будь ты проклята, но ты нас никогда не получишь!
Потом я быстро подал на стол, не забыв положить на приличной дистанции от Светланы любые режущие предметы. Мне совсем не хотелось, чтобы она перерезала себе вены или мне глотку во время трапезы, которая предполагалась быть праздничным ужином. Накрывая на стол, я старался ни на секунду не выпускать ее из поля зрения. Да и во время еды я не отводил от нее взгляда.
Светлана некоторое время молча ела, время от времени поглядывая на меня, словно проверяя, здесь ли я еще. Я почувствовал, что молчание слишком затянулось. Оно уже начало действовать на нервы даже мне. Поэтому я выбрал наиболее безопасную тему из имеющихся и спросил:
– Как тебе ужин? Я его сам приготовил, почти без помощи автоповара, – и внимательно посмотрел на нее, ожидая ответа. Подсознательно я чувствовал, что если она мне сейчас не ответит, если замкнется на себе и своих проблемах, то тогда ей прямая дорога к психиатрам, и скорее всего на весь остаток жизни. И тогда я ничем не смогу ей помочь.
– Все было чудесно, – тихо ответила она, не отрывая взгляда от тарелки.
– Я очень рад, что тебе понравилось. Я очень старался.
– Это все правда чудесно.
– Если ты не против, то теперь я и дальше буду готовить еду. За то время, пока я жил один, я здорово научился готовить. К тому же моя мама была прекрасной поварихой и многому меня научила в детстве. А папа, он был врачом, научил меня, как готовить диетические блюда, которые надо есть, скажем, людям, которые выздоравливают после операции или тяжелой болезни.
Да, плохой из меня собеседник. Светлана неожиданно вновь зарыдала, а я даже не знаю отчего. Оттого ли, что упомянул о будущем, которое ей сейчас видится в темных красках, или… Стоп! Она заплакала, когда я упомянул про родителей. Может, с ее родителями случилось что-то страшное, какая-то авария, например, в которой она винит себя? Потому и смерть Эда она восприняла столь близко к сердцу? Надо бы навести справки, чтобы в будущем никогда не затрагивать эту больную для нее тему. И еще я упоминал болезни! Это, очевидно, тоже что-то значит.
Я обошел стол и обнял ее.
– Что с тобой? – спросил я.
– Ничего, – ответила она и попыталась удержать слезы, однако это ей не удалось, и слезы потекли с еще большей силой.
– Что я такого сказал, что заставил тебя плакать?
Она даже не смогла ответить мне и просто уткнулась лицом в грудь, как сегодня днем на диване. Что же, черт возьми, происходит с ней?
Я погладил ее по голове и сказал по наитию:
– Это что-то связанное не только с Эдом?
Она вновь не ответила мне, продолжая плакать в мою жилетку.
– Что-то связанное с твоими родителями?
Светлана кивнула и расплакалась еще сильнее. Да, сегодня у нее день слез. Но что же произошло с ее родителями такого, что сейчас она бьется в истерике от одного воспоминания об этом?
– Расскажи мне, что случилось с твоими родителями.
Светлана попыталась что-то сказать, однако затем вновь уткнулась лицом мне в грудь.
«Может, кто-то из ее родителей покончил жизнь самоубийством, бросившись с высотного дома, а она винит в этом себя? И теперь проводит параллель с тем, что было, и с тем, что произошло совсем недавно?»
– Не бойся. Расскажи, что связывает Эда и твоих родителей.
Она оторвала голову от моей груди и тихо сказала:
– Ты возненавидишь меня за это.
– Что ты! Как я могу возненавидеть человека, которого без памяти люблю? – совершенно искренне воскликнул я.
– Я такая же, как мой отец, – ответила тихо Светлана и вновь уткнулась мне в грудь.
«Может, ее отец убил свою жену в ссоре из-за ребенка?» – подумал я. Я так задумался, что едва расслышал, как она сказала:
– Мой отец – Андрей Витько.
После этого она вновь уткнулась мне в грудь, словно ожидая моего решения.
Я сидел и тупо смотрел в потолок. Это имя должно было объяснить мне все, но я все равно не понимал, что оно объясняет. И внезапно понял. Андрей Витько – тот самый создатель чумы XXI века, человек, подаривший человечеству Красную Смерть.
– Тот самый? – уточнил я тихо.
– Да, – ответила Светлана, не поднимая головы.
Теперь все стало на свои места. У Витько действительно был ребенок, который остался в России с матерью, когда сам биолог уехал в Мусульманские Эмираты. Об этом ребенке я почти ничего не знал, поскольку он нас не интересовал. А этот ребенок рос, учился, получал профессию, и все это со страшным грузом сознания того, что его отец – самый страшный убийца из всех, какие только существовали на Земле.
Теперь я понял, почему Светлана была со всеми столь добра и мила. Она пыталась хоть как-то искупить то, что было содеяно ее отцом, сделав хоть что-нибудь приятное как можно большему количеству людей. Именно поэтому она так щедро дарит всем окружающим свое тепло. И именно поэтому она приняла так близко к сердцу самоубийство Эда – потому что его смерть опровергала ее убеждение, что она лучше, чем ее отец, что она несет жизнь людям, а на деле принесла только смерть любимому человеку.
И работает в ВОЗ она наверняка потому, что пытается хоть как-то искупить свою надуманную вину. Вот где собака зарыта. Да, такого я не ожидал.
Я погладил ее по голове и сказал:
– Это все прошлое. Его вина принадлежит только ему. Каждый человек отвечает только за себя. Он сделал свой выбор. – Я не знал, кого имею в виду, Эда. Витько или самого себя. – Ты – это только ты! Ты не отвечаешь за их дела, потому что это был их выбор. Но твой выбор – это не выбор, сделанный ими. Они принадлежат прошлому, а у тебя впереди будущее, а сейчас – настоящее. И ты должна жить. Научиться жить трудно, но можно.
– Я не смогу забыть их, – тихо сказала она, глядя в сторону.
– Конечно, не сможешь. И я не смогу. Это было бы недопустимо, но ты обязана жить, потому что в твоих руках будущее, которое может быть светлым, если ты этого захочешь. А если оно будет светлым, то не будет ли это знаком самих небес и сидящего там господа бога, что твоя вина прощена или, вернее сказать, что ее никогда не было? Ты не сможешь забыть их, но ты можешь жить с памятью. И должна сделать это. Запомни, Светлана… – Я на секунду прервался, снял с шеи свой старый армейский медальон и вложил ей в руку. – В твоих руках будущее!
– У тебя истинный дар убеждать, – тихо сказала она, крепко сжав в руке медальон, потом слабо улыбнулась. – Ты бы сделал блестящую карьеру, став уличным проповедником.
Это была полная победа! Если человек начал шутить, значит, он уже на пути к выздоровлению. Я улыбнулся и крепко обнял ее. И она не отстранилась, но еще крепче прижалась ко мне, так что я почувствовал биение ее сердца.
– Ты прав. Мое будущее в моих руках, и оно покажет, есть ли на мне та вина, которая мне кажется. И я буду жить ради этого будущего. И ради тебя.
Я поцеловал ее, и она еще крепче прижалась ко мне, обвив руками мою шею и выдохнув в самое ухо:
– Я люблю тебя, Бен.
– И я тебя тоже люблю. И никогда не оставлю.
– Как в старых добрых фильмах: «Покуда смерть не разлучит нас»? – сказала она и задорно рассмеялась, совсем как прежняя Светлана.
«Господь нам в помощь!» – подумал я и снова поцеловал ее, прижимая к себе.
ГЛАВА 32
Ложь – это тот фундамент, на котором многие люди пытаются построить свою жизнь.
Амброуз Бирс. «Словарь Сатаны»
И всюду ложь, всюду притворство и обман, и ничего с этим не сделаешь. Таков тот мир, в котором мы живем.
Федор Стрельцов. «Откровение палача»
Утро было прекрасно. Солнце ярко светило в окна ее квартиры, обдавая нас потоками своего тепла. Нам обоим очень не хватало его в прошлой жизни, но теперь друг у друга были мы сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Потом я обнял ее и так сидел до тех пор, пока она не уснула. Она спала, как ребенок, тихо дыша во сне. Я чувствовал тепло ее тела и биение ее сердца. Мысли, нахлынувшие на меня в сквере, вновь одолели меня.
Я посидел еще немного, а потом осторожно уложил ее в кровать, накрыл одеялом и пошел на кухню. Она будет спать несколько часов, а когда проснется, ей будет намного легче. Бедный ребенок, попавший в сеть.
На кухне я закурил и задумался. Ей потребуется много человеческого тепла и участия, чтобы вновь стать прежней Светланой. Мне тоже потребуется немало времени и любви, чтобы вернуться к нормальной жизни. Хватит быть ангелом смерти.
Я посмотрел в окно. Уйти из бюро палачей? В принципе, такое вполне возможно. Подать прошение об отставке, сослаться на небоеспособность. Или получить какое-нибудь тяжелое увечье, скажем, в автокатастрофе, приобрести медицинское заключение о том, что я не пригоден более к выполнению своей работы, и прощай, сэр Найджел, Биллингем и вся ваша смертоносная кампания.
Я вновь посмотрел в окно, на спешащих по своим делам людей, которые отсюда, с высоты этажей, казались муравьями. Вот она, самая глубинная причина всех моих деяний. Я был невысоким, однако мне всегда хотелось быть самым высоким. Мания величия? Может быть. Именно это заставляло меня противиться родителям, учителям, уйти в армию. Командир группы коммандос при исполнении задания – последний абсолютный правитель. А потом служба палача. Чувство, что я распоряжаюсь жизнями всех окружающих тебя людей, приятное ощущение от знания того, что недоступно другим. Может, именно поэтому я так любил свою страшную работу?
Я покосился в сторону комнаты, в которой спала Светлана.
«Уйти с работы, которая давала мне все это? Выдержу ли я лишение этой власти над людьми, зная, что где-то есть такие же, как я, которые получат после моего ухода такую же власть и надо мной? Зная, что в любой момент могу быть ликвидирован, если меня сочтут слишком опасным свидетелем, чтобы оставить в живых. Хватит ли у меня сил перенести все это и вернуться к нормальной жизни обычного человека с его обычными проблемами?
Да! Хватит, потому что я научился не смотреть на людей как на кукол, потому что я научился любить, потому что у меня есть Светлана! Потому что мы нужны друг другу. Это будет моя новая жизнь, моя и Светланы. И мы наконец-то будем счастливы.
Наконец-то ты повзрослел, мой мальчик».
Я встал и пошел в комнату. Решение было принято, и ничто не заставит меня свернуть с этого пути. Моего пути, который я избрал себе сам.
ГЛАВА 31
Ты повернул глаза зрачками в душу,
А там повсюду пятна черноты,
И мне их нечем смыть.
Уильям Шекспир. «Гамлет»
Мы ни в чем не виноваты. Это не мы, это судьба.
Майкл Кейн
Светлана проснулась ближе к вечеру. Чувствовала себя она уже намного лучше, так что мое лекарство против шока смело можно было патентовать. Только покрасневшие глаза, на которые временами вновь накатывались слезы, выдавали ее состояние.
Я деликатно постарался обойти любые темы, которые могли хоть как-нибудь задеть больное место. Не найдя достаточно интересной, но не больной темы, я решил обойтись на первых порах молчанием.
Приготовленный мною обед легко трансформировался в ужин, который я молча подал на стол в зале.
Правда, перед тем как подать ужин, мне пришлось пережить маленький инцидент. Когда я вошел в комнату, по привычке ступая неслышно, как кошка, я застал Светлану за занятием, которого я сначала не понял, но которое секундой позже заставило меня ужаснуться.
Трясущимися руками она торопливо высыпала из флакончика таблетки снотворного. В ее ладони была уже целая пригоршня таблеток, однако она продолжала высыпать их. Я медленно и бесшумно подошел к ней со спины как раз в тот момент, когда она поднесла дрожащую руку с таблетками ко рту.
Быстро шагнув вперед, я схватил ее за запястье прежде, чем она успела высыпать их в рот. Светлана дико вскрикнула от испуга, а я тем временем быстро отобрал у нее все таблетки и полупустой пузырек, и сложил все это в свой карман. Дельце принимало совсем неожиданный для меня оборот. Даже в самых страшных снах я не мог предвидеть того, что убийство Эда вызовет такую реакцию у Светланы.
Придя в себя от испуга, она бросилась на меня, пытаясь вернуть обратно флакончик. Я предельно осторожно пресек в корне все ее попытки. Она опустилась без сил на пол и заплакала, что-то тихо бормоча себе под нос, а я медленно прошелся по комнате, забрав все, что можно было использовать для самоубийства. Потом изменил код электронных оконных замков. И только после этого вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Да, ну и ситуация. Мало того, что все закрутилось так, что я сам готов сойти с ума, так еще и любимая девушка, ради которой я готов на все, пытается покончить жизнь самоубийством. Кажется, смерть никак не хочет отпустить меня из своей свиты. Придется предпринять соответствующие меры, чтобы сохранить жизнь и себе, и любимой девушке. Не получишь ты нас, старуха. Будь ты проклята, но ты нас никогда не получишь!
Потом я быстро подал на стол, не забыв положить на приличной дистанции от Светланы любые режущие предметы. Мне совсем не хотелось, чтобы она перерезала себе вены или мне глотку во время трапезы, которая предполагалась быть праздничным ужином. Накрывая на стол, я старался ни на секунду не выпускать ее из поля зрения. Да и во время еды я не отводил от нее взгляда.
Светлана некоторое время молча ела, время от времени поглядывая на меня, словно проверяя, здесь ли я еще. Я почувствовал, что молчание слишком затянулось. Оно уже начало действовать на нервы даже мне. Поэтому я выбрал наиболее безопасную тему из имеющихся и спросил:
– Как тебе ужин? Я его сам приготовил, почти без помощи автоповара, – и внимательно посмотрел на нее, ожидая ответа. Подсознательно я чувствовал, что если она мне сейчас не ответит, если замкнется на себе и своих проблемах, то тогда ей прямая дорога к психиатрам, и скорее всего на весь остаток жизни. И тогда я ничем не смогу ей помочь.
– Все было чудесно, – тихо ответила она, не отрывая взгляда от тарелки.
– Я очень рад, что тебе понравилось. Я очень старался.
– Это все правда чудесно.
– Если ты не против, то теперь я и дальше буду готовить еду. За то время, пока я жил один, я здорово научился готовить. К тому же моя мама была прекрасной поварихой и многому меня научила в детстве. А папа, он был врачом, научил меня, как готовить диетические блюда, которые надо есть, скажем, людям, которые выздоравливают после операции или тяжелой болезни.
Да, плохой из меня собеседник. Светлана неожиданно вновь зарыдала, а я даже не знаю отчего. Оттого ли, что упомянул о будущем, которое ей сейчас видится в темных красках, или… Стоп! Она заплакала, когда я упомянул про родителей. Может, с ее родителями случилось что-то страшное, какая-то авария, например, в которой она винит себя? Потому и смерть Эда она восприняла столь близко к сердцу? Надо бы навести справки, чтобы в будущем никогда не затрагивать эту больную для нее тему. И еще я упоминал болезни! Это, очевидно, тоже что-то значит.
Я обошел стол и обнял ее.
– Что с тобой? – спросил я.
– Ничего, – ответила она и попыталась удержать слезы, однако это ей не удалось, и слезы потекли с еще большей силой.
– Что я такого сказал, что заставил тебя плакать?
Она даже не смогла ответить мне и просто уткнулась лицом в грудь, как сегодня днем на диване. Что же, черт возьми, происходит с ней?
Я погладил ее по голове и сказал по наитию:
– Это что-то связанное не только с Эдом?
Она вновь не ответила мне, продолжая плакать в мою жилетку.
– Что-то связанное с твоими родителями?
Светлана кивнула и расплакалась еще сильнее. Да, сегодня у нее день слез. Но что же произошло с ее родителями такого, что сейчас она бьется в истерике от одного воспоминания об этом?
– Расскажи мне, что случилось с твоими родителями.
Светлана попыталась что-то сказать, однако затем вновь уткнулась лицом мне в грудь.
«Может, кто-то из ее родителей покончил жизнь самоубийством, бросившись с высотного дома, а она винит в этом себя? И теперь проводит параллель с тем, что было, и с тем, что произошло совсем недавно?»
– Не бойся. Расскажи, что связывает Эда и твоих родителей.
Она оторвала голову от моей груди и тихо сказала:
– Ты возненавидишь меня за это.
– Что ты! Как я могу возненавидеть человека, которого без памяти люблю? – совершенно искренне воскликнул я.
– Я такая же, как мой отец, – ответила тихо Светлана и вновь уткнулась мне в грудь.
«Может, ее отец убил свою жену в ссоре из-за ребенка?» – подумал я. Я так задумался, что едва расслышал, как она сказала:
– Мой отец – Андрей Витько.
После этого она вновь уткнулась мне в грудь, словно ожидая моего решения.
Я сидел и тупо смотрел в потолок. Это имя должно было объяснить мне все, но я все равно не понимал, что оно объясняет. И внезапно понял. Андрей Витько – тот самый создатель чумы XXI века, человек, подаривший человечеству Красную Смерть.
– Тот самый? – уточнил я тихо.
– Да, – ответила Светлана, не поднимая головы.
Теперь все стало на свои места. У Витько действительно был ребенок, который остался в России с матерью, когда сам биолог уехал в Мусульманские Эмираты. Об этом ребенке я почти ничего не знал, поскольку он нас не интересовал. А этот ребенок рос, учился, получал профессию, и все это со страшным грузом сознания того, что его отец – самый страшный убийца из всех, какие только существовали на Земле.
Теперь я понял, почему Светлана была со всеми столь добра и мила. Она пыталась хоть как-то искупить то, что было содеяно ее отцом, сделав хоть что-нибудь приятное как можно большему количеству людей. Именно поэтому она так щедро дарит всем окружающим свое тепло. И именно поэтому она приняла так близко к сердцу самоубийство Эда – потому что его смерть опровергала ее убеждение, что она лучше, чем ее отец, что она несет жизнь людям, а на деле принесла только смерть любимому человеку.
И работает в ВОЗ она наверняка потому, что пытается хоть как-то искупить свою надуманную вину. Вот где собака зарыта. Да, такого я не ожидал.
Я погладил ее по голове и сказал:
– Это все прошлое. Его вина принадлежит только ему. Каждый человек отвечает только за себя. Он сделал свой выбор. – Я не знал, кого имею в виду, Эда. Витько или самого себя. – Ты – это только ты! Ты не отвечаешь за их дела, потому что это был их выбор. Но твой выбор – это не выбор, сделанный ими. Они принадлежат прошлому, а у тебя впереди будущее, а сейчас – настоящее. И ты должна жить. Научиться жить трудно, но можно.
– Я не смогу забыть их, – тихо сказала она, глядя в сторону.
– Конечно, не сможешь. И я не смогу. Это было бы недопустимо, но ты обязана жить, потому что в твоих руках будущее, которое может быть светлым, если ты этого захочешь. А если оно будет светлым, то не будет ли это знаком самих небес и сидящего там господа бога, что твоя вина прощена или, вернее сказать, что ее никогда не было? Ты не сможешь забыть их, но ты можешь жить с памятью. И должна сделать это. Запомни, Светлана… – Я на секунду прервался, снял с шеи свой старый армейский медальон и вложил ей в руку. – В твоих руках будущее!
– У тебя истинный дар убеждать, – тихо сказала она, крепко сжав в руке медальон, потом слабо улыбнулась. – Ты бы сделал блестящую карьеру, став уличным проповедником.
Это была полная победа! Если человек начал шутить, значит, он уже на пути к выздоровлению. Я улыбнулся и крепко обнял ее. И она не отстранилась, но еще крепче прижалась ко мне, так что я почувствовал биение ее сердца.
– Ты прав. Мое будущее в моих руках, и оно покажет, есть ли на мне та вина, которая мне кажется. И я буду жить ради этого будущего. И ради тебя.
Я поцеловал ее, и она еще крепче прижалась ко мне, обвив руками мою шею и выдохнув в самое ухо:
– Я люблю тебя, Бен.
– И я тебя тоже люблю. И никогда не оставлю.
– Как в старых добрых фильмах: «Покуда смерть не разлучит нас»? – сказала она и задорно рассмеялась, совсем как прежняя Светлана.
«Господь нам в помощь!» – подумал я и снова поцеловал ее, прижимая к себе.
ГЛАВА 32
Ложь – это тот фундамент, на котором многие люди пытаются построить свою жизнь.
Амброуз Бирс. «Словарь Сатаны»
И всюду ложь, всюду притворство и обман, и ничего с этим не сделаешь. Таков тот мир, в котором мы живем.
Федор Стрельцов. «Откровение палача»
Утро было прекрасно. Солнце ярко светило в окна ее квартиры, обдавая нас потоками своего тепла. Нам обоим очень не хватало его в прошлой жизни, но теперь друг у друга были мы сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49