— Первый национальный, — повторил Майерс. — Давай, Алан, сам, почему я должен все время задавать тебе вопросы?
— Ну, мы еще не до конца разработали всю операцию, — сказал Грофилд и подумал об оружии, которое всего час назад помогал выбрасывать в Миссисипи. Он никогда не носил при себе огнестрельного или какого-то иного оружия — разве только когда участвовал в деле, — и сейчас был один из тех очень редких случаев в его жизни, когда он сожалел об этом — пистолет пришелся бы весьма кстати. Майерс продолжал допрос:
— Я не спрашиваю про операцию, я спрашиваю про банк. Это главная контора? Филиал?
— Филиал.
— Где?
— Я не знаю. Где-то в пригороде. В торговом центре.
— Как называется торговый центр?
— Не знаю.
— Ладно, как называется пригород?
Грофилд понятия не имел, как называются пригороды Литл-Рок. Ему пришлось снова повторить:
— Я не знаю.
— Да он плюет на нас! — Голос Гарри буквально рокотал в груди. Судя по интонации, он был очень раздражен.
— Ты тянешь канитель, Алан, — недовольно констатировал Майерс. — Ну же, скажи мне, что это за пригород Литл-Рок?
— Да не знаю я! Никогда не обращал внимания на такие вещи, это не было для меня важно.
— Ладно, пока опустим! Но еще вернемся к этому, Алан. Какая роль отведена тебе в деле?
— Контролировать толпу, — сказал первое, что пришло в голову, Грофилд. — Это у меня хорошо получается. Я разговариваю с клиентами, успокаиваю их, присматриваю за ними, пока другие вычищают хранилища.
— Вы пойдете на дело днем?
—Да.
—В...
Внезапно где-то снаружи раздалась сирена, прервав их разговор, Майерс удивленно поднял брови, а потом, когда сирена стихла, ухмыльнулся:
— Может быть, уже сегодня вечером кто-то работает в этом городе. — Он снова посерьезнел. — Вы средь бела дня устраиваете налет на торговый центр?
— Именно так. — Грофилд от волнения слегка вспотел и чувствовал это. Он никогда не был силен в импровизации, предпочитая работать с готовым текстом. Поэтому то, что он сочинял про дело, выходило не слишком складно, звучало не особенно гладко и убедительно.
— Значит, весь фокус, — подвел итог Майерс, — состоит в том, как оттуда смыться?.. И что это за блестящий способ смыться, Грофилд?
Алан облизал губы, пытаясь на ходу придумать «блестящий способ смыться» после того, как средь бела дня будет ограблен банк.
— Мы устроим пожар. В... в магазине трикотажных товаров, который находится как раз под банком.
— Вы провернете дело, переодевшись пожарными? Это же мой трюк!
Еще одна сирена завыла снаружи, но уже на более удаленном расстоянии. Майерс повернул голову, прислушиваясь к ней, выражение его лица становилось все задумчивей. Грофилд наблюдал за лицом Майерса, чувствуя, что происходит внутри, в его мозгу, и предвидя, что это значит, когда глаза у Майерса забегали, он посмотрел на атташе-кейс, стоявший на полу, у изножья кровати. И тогда пришло мгновенное решение: Грофилд запустил пепельницей в Брока и подушкой в Майерса, резко вскочил, подхватил атташе-кейс и побежал к двери. Но у него ушло слишком много времени на то, чтобы одной рукой открыть дверь, и оба набросились на него. Он отбивался руками и ногами, стараясь спиной вперед выскочить за дверь, зная, что теперь ставка выше, чем деньги; Майерс прикончит его за то, что он пытался наврать про Литл-Рок, в этом не было никаких сомнений.
Майерс обеими руками обхватил атташе-кейс, а Гарри Брок пытался обеими руками обхватить Грофилда. В конце концов выбора уже не оставалось: Грофилд отпустил ручку атташе-кейса, Майерс спиной налетел на Брока, Грофилд чудом вырвал свою руку из железной хватки кисти Брока, и, пока те двое разбирались в номере, что к чему, Грофилд со всех ног уже мчался по коридору отеля.

Часть четвертаяДвижение
Глава 1
Он зашел в театр в четыре часа пополудни и на секунду остановился у самых дверей, глядя на сцену поверх рядов кресел. Диван был задрапирован белой простыней. Грофилд звонил сюда накануне ночью, после того как сбежал от Майерса с Броком; разговор был коротким, никто из них не хотел много рассказывать по телефону, но из того, что сказала и не сказала Мэри, Грофилд понял, что Дэн Лич мертв. Она вот уже тридцать четыре часа жила здесь с этим мертвым телом под простыней.
Грофилд спешил по проходу и, преодолев ступеньки, взошел на сцену. Мэри не было ни среди декораций, ни за кулисами. Грофилд не хотел произносить ее имени; он не мог объяснить, почему именно, но ему просто не хотелось выкрикивать его здесь и сейчас. Он почему-то подумал, что это может быть плохо для Мэри.
Он застал ее в женской раздевалке, длинной узкой комнате под сценой с одной каменной стеной. Она сидела у гримерного столика, ничего не делая, и, когда он зашел сюда, их глаза встретились в зеркале, и он не увидел на ее лице вообще никакого выражения. Никогда прежде ему не приходилось видеть ее лицо настолько опустошенным, и он подумал: «Вот так она будет выглядеть в гробу». Оставшиеся метры он пробежал по комнате, чтобы рывком поставить ее на ноги и крепко обнять, будто ей сию минуту грозило замерзнуть насмерть и он должен был во что бы то ни стало поддерживать в ней тепло.
Сначала она была неподвижной и безжизненной, потом ее стала бить безудержная дрожь, наконец она заплакала, а потом пришла в себя.
Они провели вместе молчаливых пятнадцать минут, прежде чем заговорили. До того Грофилд издавал какие-то убаюкивающие звуки и произносил ободряющие слова, но разговора как такового не было. Теперь она сказала:
— Я не хочу рассказывать тебе об этом. Ничего?
— Ничего.
Она опять сидела, а он стоял перед ней на одном колене, нежно гладя вверх-вниз ее руки, все еще так, будто старался поддерживать в ней тепло и жизнь.
— Я хотела бы вообще никогда об этом не говорить.
— И не нужно. Я знаю, что произошло; подробности мне не нужны.
Она смотрела на него, и выражение лица у нее было странное: и напряженное, и какое-то саркастическое. Она переспросила:
— Так ты знаешь, что произошло?
Он не понял ее вопроса. Конечно, он знал. Они приехали сюда, Майерс и Брок. Они убили Дэна Лича. Они заставили Мэри рассказать им, где находится Грофилд и под каким именем. Что еще?
Она увидела, как он изменился в лице, когда понял, что еще, и закрыла глаза. Казалось, закрылось все ее лицо: на нем снова появилось то выражение, которое он увидел, когда только-только зашел сюда. Он опять силой притянул ее к себе.
— Ничего, — говорил он. — Ничего.
Глава 2
Грофилд сбросил тело в яму, поднял лопату и стал засыпать его землей. Ночь была очень темная, студеная и облачная. Но несмотря на холод, он вспотел, пока работал. Горели его глаза на возбужденном лице, пока он находился в движении, челюсти были сжаты, и работал мозг, работал без устали.
Он кончил засыпать могилу, положил сверху куски дерна с проросшими сорняками и походил туда-сюда, притаптывая свежую землю. Потом пошел к своей машине, пятилетней «шевроле-ноува», которую купил подержанной два года назад, убрал в багажник лопату, фонарь, подстилку и поехал обратно в театр.
Мэри расхаживала в халате и шлепанцах, готовя полуночный ужин. До этого они занимались любовью внизу, в раздевалке, неловкие друг с другом, как никогда прежде. Секс получился неуклюжим, трудно давался и не принес особого удовлетворения в обычном смысле, но после Мэри немного расслабилась и уже походила на саму себя прежнюю. А теперь, когда исчез Дэн, ей еще больше полегчало.
Диван выглядел странно. Он снял чехлы и сжег их, но сама обивка была перепачкана кровью — Майерс снова воспользовался своим ножом, — так что Грофилд накрыл его старым синим покрывалом из кладовой, расположенной внизу. В обычных обстоятельствах они ели бы свою полуночную закуску сидя на диване, но сегодня Мэри без комментариев накрыла стол в декорациях гостиной, и Грофилд ничего не сказал по этому поводу.
Она приготовила сандвичи и кофе, подала печенье. Они сидели за столом с прямыми спинами, поглощая пищу, и Мэри завела разговор о предстоящем сезоне. Было три или четыре актера, работавших у них в прошлом году, с которыми следовало бы снова наладить контакт: их они особенно хотели вернуть. Грофилд поддерживал разговор и изо всех сил старался сохранять нормальный голос, блестя глазами, когда взгляд падал на противоположную стену. Он думал, что ему это вполне удается, когда Мэри вдруг сказала как о чем-то само собой разумеющемся:
— Вряд ли есть какой-то смысл упрашивать тебя, чтобы ты не пускался за ним в погоню.
Грофилд посмотрел на нее с удивлением.
— Я не знаю, как мне поступить, — признался он. — Но знаю, что мне не хочется оставлять тебя здесь одну.
— Я уеду в Нью-Йорк, — сказала она. — Помнишь, Джун говорила, что мы всегда можем у нее остановиться, если будем в городе. Я отправлюсь туда и встречусь кое с кем из людей, которые пригодятся нам в этом году.
— У нас по-прежнему нет денег, — напомнил Грофилд.
— Ты их достанешь! — Она выпалила это не задумываясь, будто тут не было никаких вопросов.
— Так ты не против съездить в Нью-Йорк?
— Конечно нет... Алан?
Он ничего не мог прочесть на ее лице.
— Что?
— Пожалуйста, не уезжай сегодня, — сказала она. — Пожалуйста, побудь до завтра.
Удивленный, он понял вдруг, что судорожно перебирает в голове различные способы сказать ей, что должен ехать немедленно. Как будто и в самом деле в этом была какая-то необходимость.
— Спешить некуда, — сказал он. Внезапно выражение его лица изменилось, он перестал сверкать глазами и улыбнулся самым естественным образом. Он дотянулся до ее руки, взял ее в свои и проговорил: — Я не уеду, пока ты не будешь к этому готова.
Глава 3
Грофилд вставил левую ногу в стремя и забрался в седло. Удерживая левой рукой ненатянутые поводья, посмотрел вниз, на конюха, который вывел для него эту чалую кобылу, и сказал:
— Так ты передашь мистеру Реклоу, когда он вернется с ленча?
Конюх, поджарый седобородый старик, считавший себя Гэбби Хейсом, кивнул с раздраженным видом:
— Я же сказал, что передам.
— Что ты ему скажешь?
— Вы здесь. Ваше имя — Грофилд. Вы — друг Арни Барроу.
— Правильно. — Грофилд окинул взглядом лесистые холмы, тянувшиеся за конюшней. — Где мне его ждать?
— Видите вон тот вяз, в который ударила молния, на краю луга?
— Кажется, вижу.
— Держитесь слева от него и двигайтесь в глубь леса. Там выйдете к водопаду.
— Отлично, — сказал Грофилд. Он поднял поводья. Конюх кивнул на кобылу:
— Ее зовут Гвендолин.
— Гвендолин, — повторил Грофилд.
— Будете хорошо с ней обращаться, — сказал конюх, — и она тоже будет с вами хорошо.
— Я это запомню. — Грофилд снова поднял поводья, слегка пришпорил кобылу, и она, изящно ступая, подошла к вывеске перед конюшней, гласившей:
"АКАДЕМИЯ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ РЕКЛОУ
Уроки верховой езды.
Почасовой прокат
Лошади содержатся в конюшне"
— Но, Гвендолин! — негромко сказал Грофилд. Он никогда прежде не говорил лошади «но», но ему нравилось это сочетание звуков.
Лошадь оказалась более живой, чем ее имя, и понесла Грофилда по лугу быстрой рысью, двигаясь с резвостью спущенного с привязи щенка. Она доставляла Грофилду такое удовольствие, что он не сразу направился к водопаду, а пустил ее легким галопом по лесистой долине, на которой местами попадались открытые, залитые солнцем поля, поросшие буйной весенней травой. Дважды он видел вдалеке двух всадников: и тот и другой вели своих лошадей гораздо более осторожным шагом, чем он. К востоку от Миссисипи верховая езда превращалась в забытое искусство — наподобие наскальных рисунков. Неудивительно поэтому, что Реклоу приходилось изыскивать другие источники доходов, помимо тех, что приносила Академия верховой езды.
Когда они приехали к ручью, мелководному и быстрому, с каменистым руслом, Гвендолин выказала желание попить.
Грофилд спешился и попробовал воду сам; она оказалась такой холодной, что у него заныли зубы. Он поморщился и снова сел верхом:
— Тебе это не пойдет на пользу, Гвендолин. Поехали дальше.
Ручей пересекал его путь справа налево. Соответственно он повернул влево и двинулся вдоль ручья вверх по холму, позволив Гвендолин идти шагом, после того как она затратила столько усилий.
Водопад, когда он доехал до него, оказался узким, но удивительно высоким. Ему пришлось совсем удалиться от ручья и описать приличный полукруг, чтобы въехать на вершину по склону. Проделав это, он обнаружил по обоим берегам открытую местность, покрытую глинистым сланцем; на ней никого не было видно. Он снова спешился и оставил поводья волочиться по земле, зная, что хорошо воспитанная лошадь приучена оставаться на месте, когда поводья находятся в таком положении. Он стоял в солнечном свете на желтовато-коричневом плоском камне и смотрел вниз, на долину, на зеленые заросли с вкраплениями открытых лугов. Время от времени там виднелись всадники, и здесь, на вершине, вполне можно было поверить, что двадцатого столетия никогда не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23