С главной палубы смыло навес и циновки, та же судьба постигла бамбуковые клетки с курами и цесарками.
Четверо пассажиров укрылись в каюте Лорквиталь. Хуже всех переносил качку Пандарас, его несколько раз вырвало в стоящее тут же ведро. Между спазмами несчастный бормотал непрерывные извинения. Тамора, скрестив ноги, сидела на капитанской койке и не сводила глаз с Элифаса, который пытался заинтересовать Йаму своей теорией о причинах возникновения шторма.
Но Йама почти не слушал старика. Мыслями он все еще пребывал под громадной толщей воды, в мире гигантских землеройных машин. Ему казалось, что это маленькая каюта: уходящий из-под ног пол с войлочными половиками, раскачивающиеся фонари, которые отбрасывают дикие тени на гобелены полированных стен, – все это медленно превращается в дым. И, кто знает, вдруг на самом деле это – просто картина, спроецированная на дымные струи, и теперь она потихоньку растворяется, открывая взору реальный мир?
Землеройки вернулись к своим вековым траекториям, В сопровождении стай рыб-прилипал они снова перепахивали речное дно, перекликаясь среди черных холодных течений. Йама как будто оказался в ловушке, не в силах вырваться из паутины их механического сообщества.
– Останься с нами, – взывали они. – Смотри за нами! Укрепляй наш дух! – Их зов, как песнь сирены, соблазнял и манил, задевая таинственные струны в самой глубине его сердца. Эти существа утверждали, что им известны все чудеса мира, ведь в конце концов все возвращается в реку. Они говорили, что помнят его народ. Они расскажут ему все, что знают, пусть только он сольется с ними в счастии вечного обновления мира.
Кто-то тряс Йаму за плечо и шептал в ухо:
– Господин, господин! Ты спишь? – Другой голос заметил: – Он не спит. Он либо в шоке, либо устал, вызывая чудовищ из глубины реки. – Третий голос резко сказал: – Мне приходилось видеть воинов после сражений. Они выглядели точно так же. Если он не очнется сейчас, то может вообще не очнуться. – Снова первый голос: – Его монета наполнилась сиянием! Видите? Видите? Господин, я ее забираю. Я боюсь, она причиняет тебе зло.
Все это было далеко и совсем не важно, вроде безобидной болтовни привидений. Очень смутно Йама ощущал, что его хлопали по лицу, прикладывали ко лбу холодный компресс, ходили вокруг него. Песни глубин были ближе, чем окружающие голоса или движения его тела, а изрезанная каналами равнина в речной бездне выглядела более ярко, чем ходящая ходуном кабина с болтающимися фонарями.
Один из призраков произнес:
– Это может его убить.
Йама пытался им объяснить, что только этого он и желает: выскользнуть из своего тела, скрыться в глубинах, где землеройки поют песни, в которых каждое слово наполнено истиной и заряжено мудрой любовью Хранителей.
Что-то впилось ему в шею, Сердце бешено заколотилось, и Йама снова очутился в каюте. Вот он лежит на койке, а над ним склонилось острое узкое личико Пандараса. Снаружи ревел ветер, сам себе грозя небесными карами, в каюте все пребывало в движении. Вещи смещались туда-сюда, фонари раскачивались вслед за ныряющей палубой.
– Он очнулся, – сказал Пандарас стоящим за его спиной людям.
Йама отвернулся, но понял, что он один. Глубины и певцы этих глубин пропали.
Сильные руки повернули его голову. Женщина с яростным, как у тигрицы, лицом требовательно смотрела ему в глаза. Йама проговорил:
– Я узнаю тебя, Дирив. Пора нам снять маски. – А потом он заплакал, потому что понял: Дирив мертва или навек потеряна для него, и детство его сожжено дотла.
В конце концов они решились сделать ему инъекцию адреналина.
– Ты ускользал от нас, господин, – объяснял Пандарас. – Вот Тамора это и предложила.
– Это был шок, – бросила Тамора. – Я уже видела такое. Лекарство действует на большинство рас.
Элифас кивнул:
– Хранители всех нас сотворили по своему образу и подобию, до самых мелких деталей.
– Чувствуется, что на твое племя у них времени не хватило, – пробурчала Тамора.
Йама уже сидел на краю койки, хватаясь за нее при каждом взлете и падении корабля.
– Я позвал их, а потом они стали звать меня, – начал объяснять он. – Они сильнее меня. Сильнее и мудрее. Мне бы поговорить с ними еще, они так много знают.
Дверь каюты с грохотом распахнулась, в проеме возникла капитан Лорквиталь, вместе с нею ворвался ветер и посыпались брызги. На Лорквиталь была клеенчатая накидка, с которой водопадом стекала вода прямо к ее голым ступням. С трудом прикрыв дверь, она взглянула на Йаму и сказала:
– Значит, адреналин тебя не убил. Некоторые расы этого не переносят. Сердца их разрываются, а иногда распухает язык и душит своих хозяев. Элифас говорит, это ты вызвал шторм.
– Холодное течение больше не поднимается, – объяснил Йама. – Я думаю, шторм скоро пройдет. Он может потопить «Соболь»?
– Я бы не стала его испытывать.
– Я ничего не могу сделать, – с сожалением произнес Йама. Он ясно увидел, что капитан Лорквиталь ему не поверила, и, кроме того, понял, что эта смелая умная женщина боится его самого больше, чем любого шторма. Она коротко кивнула и быстро вышла.
Шторм бушевал всю ночь, весь следующий день и стал утихать только на утро третьих суток. Когда вскоре после рассвета Йама вышел на палубу, то Фалерус, который чинил поломанные поручни, отвернулся и оберегающим жестом коснулся горла.
Шторм гнался за «Соболем» по пятам. Теперь дальний берег находился всего в лиге по правому борту. Он представлял собой путаницу каналов, змеящихся между зелеными отмелями и густыми кущами мангровых лесов. Старая береговая линия выглядела невысоким обрывом, обнажившимся много лет назад из-за падения уровня реки, теперь он темной линией извивался далеко за мангровыми зарослями, подрагивая и мерцая в раскаленном мареве воздуха. «Знак моего рождения», – подумал Йама и в который раз уже задался вопросом: не является ли он на самом деле разрушителем мира, а вовсе не его спасителем? Солнце едва проглядывало сквозь тонкую пелену облаков, но было очень жарко и от палубы поднимался пар.
Лорквиталь нигде не было видно, но Йама нашел Агиляр. Она помогала Анчиалю и седому рабу убирать покрытые защитной пеной детали машин в трюм. Из-за шторма весь груз сместился.
– Моя мать спит, – объяснила молодая женщина и бросила на Йаму тяжелый, вызывающий взгляд. – Она оставалась на палубе практически весь шторм. Думаю, она всех нас спасла.
– Если бы я мог прекратить шторм, я бы это сделал, – сказал Йама.
– Ты околдовал мою мать, – заявила Агиляр, – но не все из нас поддались твоим чарам.
– Я только просил меня перевезти и, кстати, заплатил за это. На что ты там смотришь?
Агиляр привязала электрический фонарь к веревке, и теперь два матроса опускали его в отверстие, которое они проделали между двумя покрытыми пеной яйцами из груза.
– Судно дало течь, – ответила Агиляр. – Потому и смотрю. Йама заглянул вниз. На самом дне темного конуса фонарь качался над собственным отражением.
Капитан Лорквиталь, взъерошенная и невыспавшаяся, стояла у края грузового люка и спорила с дочерью. Агиляр утверждала: обшивка разошлась и теперь трюм наполняется водой, потому что во время последнего профилактического ремонта с корпуса сняли брасы, а ее мать настаивала, что «Соболь» сумел выдержать шторм только потому, что корпус его стал более гибким как раз из-за отсутствия некоторой части брасов.
– Вода могла попасть под брезент, – говорила капитан Лорквиталь. – Три дня по палубе почти все время ходили волны. Мы были скорее в реке, чем на ней.
– Брезент был закреплен очень надежно, – упрямо возражала Агиляр, – к тому же вода прибывает.
С люка убрали стальные обручи, а брезент скатали. Анчиаль и один из рабов поднимали по частям груз с помощью закрепленной на мачте лебедки. Вся палуба оказалась загромождена покрытыми пеной овальными предметами. Наконец капитан Лорквиталь и ее дочь спустились в трюм. Пробыли они там довольно долго, а когда поднялись, лицо у Лорквиталь выглядело очень мрачно.
– Нам требуется ремонт, – сообщила она Йаме, – но я все же была права. Шторм не расшатал обшивку. Там такая дыра, как будто кто-то зубами вырвал клок.
Двое матросов работали на ручной помпе, выкачивая воду из залитого трюма, и она потоком лилась за борт. С правого борта спустили кусок полотна, натянув его как можно туже веревкой, которая проходила под килем. Из трюма доносился стук и скрежет. Агиляр спустилась туда, а вернувшись, мрачно покачала головой. Она сообщила, что часть груза плавает, а другая постоянно перемещается.
– Если нам повезет, он нас не опрокинет и не увеличит пробоину, но там и сейчас такая дыра, что через день-два мы все равно пойдем ко дну. – Агиляр в упор посмотрела на Йаму. – Я думаю, на этом рейсе – проклятие.
29. ЧЕРНАЯ БАШНЯ
У «Соболя» ушел целый день, чтобы добраться до твердой земли. Капитан Лорквиталь на реактивных моторах осторожно пробиралась между пахучими тонкими отмелями и зарослями молодых ризофор, по паутине извилистых каналов, которые рассекали заросшую желтым камышом равнину. Фалерус сидел в «вороньем гнезде» и высматривал путь среди тростниковых мелей, а седой раб одной с Пандарасом расы стоял на бушприте и измерял лотом глубину.
Наконец капитан Лорквиталь привела свой тонущий корабль к одному из островов с дальней стороны камышовых зарослей. Через стволы голубых сосен, которые заселили остров, были перекинуты канаты, скользившие по кожаным хомутам, обильно смазанным пальмовым маслом. Команда и пассажиры налегли на брашпиль, вытягивая корабль на берег, пока из воды не показалась пробоина.
Ночлег пришлось устроить на острове, так как судно лежало почти на боку. Вокруг ночлега разожгли дымные костры, чтобы отогнать тучи черных мух и мошки. Йама сел поодаль от остальных и при свете электрического фонаря просматривал бумаги своего отца, еще раз прослеживая и проверяя логические цепочки, на которых основывались сложнейшие расчеты.
Измерения, цифры, вычисления были у эдила настоящей манией. Он верил, что существует некое золотое правило, согласно которому все можно разделить на все остальное, и в результате останется неделимое ядро, первичная константа, гармонизирующая мир, а возможно, и самое Вселенную. Тайный знак Хранителей. Исследования эдила так ничего и не дали, лишь завели его в лабиринт, где он окончательно заплутал. Однако эти расчеты оказались иными.
В течение почти пятнадцати лет эдил каждые десять дней проводил измерения уровня Великой Реки в окрестностях Эолиса, наблюдая за ее медленным отступлением от старой береговой линии. Основываясь на этих данных и проделав сложнейшие оценки воздействия сезонных колебаний и буферного эффекта ледяных полей Краевых Гор, эдил рассчитал время, когда уровень реки начал падать. Ответ получился неточным, содержащим массу оговорок и ограничений, но Йама понял, что из него следовал однозначный, хотя и очень нерадостный вывод.
Неумолимое истощение Великой Реки началось примерно в то же время, когда старый констебль Эолиса нашел в белой лодке младенца, сидящего на груди мертвой женщины.
Сейчас Йама опять рылся в таблицах измерений и вникал в бесконечные столбцы расчетов, пытаясь понять, что они могут значить. Сомнения, страх, удивление волнами чередовались в его душе. Большинство людей видели причину усыхания реки в действиях еретиков. Значит, он – их создание? Или, быть может, падение уровня как-то связано с его рождением.
Когда Йама наконец оторвался от бумаг, то заметил, что кто-то, очевидно Пандарас, прикрыл его плечи одеялом. Костер догорел. Весь лагерь спал, остался только вахтенный и темная фигура на фоне черной воды, заметная лишь благодаря огоньку сигареты. Йама выключил маленький фонарик, улегся на кочковатую землю, завернулся в одеяло и мгновенно уснул.
* * *
На рассвете его разбудила Тамора. Исчез Элифас, сообщила она. Никто не видел, как он ушел, даже старый раб, который стоял ночную вахту.
– Он вернется, – сказала капитан Лорквиталь. – Он ведь очень любопытен, вот и отправился осмотреть окрестности.
Однако Тамора с некоторым удовлетворением заявила, что это лишь доказывает, будто Элифас был предателем, сообщавшим префекту Корину об их перемещениях. Она настаивала, что следует отправиться в погоню, схватить его, судить и немедленно казнить. Йама уговаривал ее проявить терпение, и камень свалился у него с души, когда ближе к полудню Элифас вернулся, как ни в чем не бывало войдя в лагерь, словно к себе домой.
Он рассказал Йаме, что ходил в дальний конец острова.
– Я знаю эту часть берега, брат. Мы находимся совсем рядом с краем мира и чудесным оракулом, который расположен за ним.
Йама сидел на поросшем мхом стволе в лужице солнечного света. Пандарас стриг ему волосы. Агиляр и Анчиаль обрубали сучья со спиленной сосны. По поляне разносился стук их топоров. Пахло свежими опилками и сосновой смолой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Четверо пассажиров укрылись в каюте Лорквиталь. Хуже всех переносил качку Пандарас, его несколько раз вырвало в стоящее тут же ведро. Между спазмами несчастный бормотал непрерывные извинения. Тамора, скрестив ноги, сидела на капитанской койке и не сводила глаз с Элифаса, который пытался заинтересовать Йаму своей теорией о причинах возникновения шторма.
Но Йама почти не слушал старика. Мыслями он все еще пребывал под громадной толщей воды, в мире гигантских землеройных машин. Ему казалось, что это маленькая каюта: уходящий из-под ног пол с войлочными половиками, раскачивающиеся фонари, которые отбрасывают дикие тени на гобелены полированных стен, – все это медленно превращается в дым. И, кто знает, вдруг на самом деле это – просто картина, спроецированная на дымные струи, и теперь она потихоньку растворяется, открывая взору реальный мир?
Землеройки вернулись к своим вековым траекториям, В сопровождении стай рыб-прилипал они снова перепахивали речное дно, перекликаясь среди черных холодных течений. Йама как будто оказался в ловушке, не в силах вырваться из паутины их механического сообщества.
– Останься с нами, – взывали они. – Смотри за нами! Укрепляй наш дух! – Их зов, как песнь сирены, соблазнял и манил, задевая таинственные струны в самой глубине его сердца. Эти существа утверждали, что им известны все чудеса мира, ведь в конце концов все возвращается в реку. Они говорили, что помнят его народ. Они расскажут ему все, что знают, пусть только он сольется с ними в счастии вечного обновления мира.
Кто-то тряс Йаму за плечо и шептал в ухо:
– Господин, господин! Ты спишь? – Другой голос заметил: – Он не спит. Он либо в шоке, либо устал, вызывая чудовищ из глубины реки. – Третий голос резко сказал: – Мне приходилось видеть воинов после сражений. Они выглядели точно так же. Если он не очнется сейчас, то может вообще не очнуться. – Снова первый голос: – Его монета наполнилась сиянием! Видите? Видите? Господин, я ее забираю. Я боюсь, она причиняет тебе зло.
Все это было далеко и совсем не важно, вроде безобидной болтовни привидений. Очень смутно Йама ощущал, что его хлопали по лицу, прикладывали ко лбу холодный компресс, ходили вокруг него. Песни глубин были ближе, чем окружающие голоса или движения его тела, а изрезанная каналами равнина в речной бездне выглядела более ярко, чем ходящая ходуном кабина с болтающимися фонарями.
Один из призраков произнес:
– Это может его убить.
Йама пытался им объяснить, что только этого он и желает: выскользнуть из своего тела, скрыться в глубинах, где землеройки поют песни, в которых каждое слово наполнено истиной и заряжено мудрой любовью Хранителей.
Что-то впилось ему в шею, Сердце бешено заколотилось, и Йама снова очутился в каюте. Вот он лежит на койке, а над ним склонилось острое узкое личико Пандараса. Снаружи ревел ветер, сам себе грозя небесными карами, в каюте все пребывало в движении. Вещи смещались туда-сюда, фонари раскачивались вслед за ныряющей палубой.
– Он очнулся, – сказал Пандарас стоящим за его спиной людям.
Йама отвернулся, но понял, что он один. Глубины и певцы этих глубин пропали.
Сильные руки повернули его голову. Женщина с яростным, как у тигрицы, лицом требовательно смотрела ему в глаза. Йама проговорил:
– Я узнаю тебя, Дирив. Пора нам снять маски. – А потом он заплакал, потому что понял: Дирив мертва или навек потеряна для него, и детство его сожжено дотла.
В конце концов они решились сделать ему инъекцию адреналина.
– Ты ускользал от нас, господин, – объяснял Пандарас. – Вот Тамора это и предложила.
– Это был шок, – бросила Тамора. – Я уже видела такое. Лекарство действует на большинство рас.
Элифас кивнул:
– Хранители всех нас сотворили по своему образу и подобию, до самых мелких деталей.
– Чувствуется, что на твое племя у них времени не хватило, – пробурчала Тамора.
Йама уже сидел на краю койки, хватаясь за нее при каждом взлете и падении корабля.
– Я позвал их, а потом они стали звать меня, – начал объяснять он. – Они сильнее меня. Сильнее и мудрее. Мне бы поговорить с ними еще, они так много знают.
Дверь каюты с грохотом распахнулась, в проеме возникла капитан Лорквиталь, вместе с нею ворвался ветер и посыпались брызги. На Лорквиталь была клеенчатая накидка, с которой водопадом стекала вода прямо к ее голым ступням. С трудом прикрыв дверь, она взглянула на Йаму и сказала:
– Значит, адреналин тебя не убил. Некоторые расы этого не переносят. Сердца их разрываются, а иногда распухает язык и душит своих хозяев. Элифас говорит, это ты вызвал шторм.
– Холодное течение больше не поднимается, – объяснил Йама. – Я думаю, шторм скоро пройдет. Он может потопить «Соболь»?
– Я бы не стала его испытывать.
– Я ничего не могу сделать, – с сожалением произнес Йама. Он ясно увидел, что капитан Лорквиталь ему не поверила, и, кроме того, понял, что эта смелая умная женщина боится его самого больше, чем любого шторма. Она коротко кивнула и быстро вышла.
Шторм бушевал всю ночь, весь следующий день и стал утихать только на утро третьих суток. Когда вскоре после рассвета Йама вышел на палубу, то Фалерус, который чинил поломанные поручни, отвернулся и оберегающим жестом коснулся горла.
Шторм гнался за «Соболем» по пятам. Теперь дальний берег находился всего в лиге по правому борту. Он представлял собой путаницу каналов, змеящихся между зелеными отмелями и густыми кущами мангровых лесов. Старая береговая линия выглядела невысоким обрывом, обнажившимся много лет назад из-за падения уровня реки, теперь он темной линией извивался далеко за мангровыми зарослями, подрагивая и мерцая в раскаленном мареве воздуха. «Знак моего рождения», – подумал Йама и в который раз уже задался вопросом: не является ли он на самом деле разрушителем мира, а вовсе не его спасителем? Солнце едва проглядывало сквозь тонкую пелену облаков, но было очень жарко и от палубы поднимался пар.
Лорквиталь нигде не было видно, но Йама нашел Агиляр. Она помогала Анчиалю и седому рабу убирать покрытые защитной пеной детали машин в трюм. Из-за шторма весь груз сместился.
– Моя мать спит, – объяснила молодая женщина и бросила на Йаму тяжелый, вызывающий взгляд. – Она оставалась на палубе практически весь шторм. Думаю, она всех нас спасла.
– Если бы я мог прекратить шторм, я бы это сделал, – сказал Йама.
– Ты околдовал мою мать, – заявила Агиляр, – но не все из нас поддались твоим чарам.
– Я только просил меня перевезти и, кстати, заплатил за это. На что ты там смотришь?
Агиляр привязала электрический фонарь к веревке, и теперь два матроса опускали его в отверстие, которое они проделали между двумя покрытыми пеной яйцами из груза.
– Судно дало течь, – ответила Агиляр. – Потому и смотрю. Йама заглянул вниз. На самом дне темного конуса фонарь качался над собственным отражением.
Капитан Лорквиталь, взъерошенная и невыспавшаяся, стояла у края грузового люка и спорила с дочерью. Агиляр утверждала: обшивка разошлась и теперь трюм наполняется водой, потому что во время последнего профилактического ремонта с корпуса сняли брасы, а ее мать настаивала, что «Соболь» сумел выдержать шторм только потому, что корпус его стал более гибким как раз из-за отсутствия некоторой части брасов.
– Вода могла попасть под брезент, – говорила капитан Лорквиталь. – Три дня по палубе почти все время ходили волны. Мы были скорее в реке, чем на ней.
– Брезент был закреплен очень надежно, – упрямо возражала Агиляр, – к тому же вода прибывает.
С люка убрали стальные обручи, а брезент скатали. Анчиаль и один из рабов поднимали по частям груз с помощью закрепленной на мачте лебедки. Вся палуба оказалась загромождена покрытыми пеной овальными предметами. Наконец капитан Лорквиталь и ее дочь спустились в трюм. Пробыли они там довольно долго, а когда поднялись, лицо у Лорквиталь выглядело очень мрачно.
– Нам требуется ремонт, – сообщила она Йаме, – но я все же была права. Шторм не расшатал обшивку. Там такая дыра, как будто кто-то зубами вырвал клок.
Двое матросов работали на ручной помпе, выкачивая воду из залитого трюма, и она потоком лилась за борт. С правого борта спустили кусок полотна, натянув его как можно туже веревкой, которая проходила под килем. Из трюма доносился стук и скрежет. Агиляр спустилась туда, а вернувшись, мрачно покачала головой. Она сообщила, что часть груза плавает, а другая постоянно перемещается.
– Если нам повезет, он нас не опрокинет и не увеличит пробоину, но там и сейчас такая дыра, что через день-два мы все равно пойдем ко дну. – Агиляр в упор посмотрела на Йаму. – Я думаю, на этом рейсе – проклятие.
29. ЧЕРНАЯ БАШНЯ
У «Соболя» ушел целый день, чтобы добраться до твердой земли. Капитан Лорквиталь на реактивных моторах осторожно пробиралась между пахучими тонкими отмелями и зарослями молодых ризофор, по паутине извилистых каналов, которые рассекали заросшую желтым камышом равнину. Фалерус сидел в «вороньем гнезде» и высматривал путь среди тростниковых мелей, а седой раб одной с Пандарасом расы стоял на бушприте и измерял лотом глубину.
Наконец капитан Лорквиталь привела свой тонущий корабль к одному из островов с дальней стороны камышовых зарослей. Через стволы голубых сосен, которые заселили остров, были перекинуты канаты, скользившие по кожаным хомутам, обильно смазанным пальмовым маслом. Команда и пассажиры налегли на брашпиль, вытягивая корабль на берег, пока из воды не показалась пробоина.
Ночлег пришлось устроить на острове, так как судно лежало почти на боку. Вокруг ночлега разожгли дымные костры, чтобы отогнать тучи черных мух и мошки. Йама сел поодаль от остальных и при свете электрического фонаря просматривал бумаги своего отца, еще раз прослеживая и проверяя логические цепочки, на которых основывались сложнейшие расчеты.
Измерения, цифры, вычисления были у эдила настоящей манией. Он верил, что существует некое золотое правило, согласно которому все можно разделить на все остальное, и в результате останется неделимое ядро, первичная константа, гармонизирующая мир, а возможно, и самое Вселенную. Тайный знак Хранителей. Исследования эдила так ничего и не дали, лишь завели его в лабиринт, где он окончательно заплутал. Однако эти расчеты оказались иными.
В течение почти пятнадцати лет эдил каждые десять дней проводил измерения уровня Великой Реки в окрестностях Эолиса, наблюдая за ее медленным отступлением от старой береговой линии. Основываясь на этих данных и проделав сложнейшие оценки воздействия сезонных колебаний и буферного эффекта ледяных полей Краевых Гор, эдил рассчитал время, когда уровень реки начал падать. Ответ получился неточным, содержащим массу оговорок и ограничений, но Йама понял, что из него следовал однозначный, хотя и очень нерадостный вывод.
Неумолимое истощение Великой Реки началось примерно в то же время, когда старый констебль Эолиса нашел в белой лодке младенца, сидящего на груди мертвой женщины.
Сейчас Йама опять рылся в таблицах измерений и вникал в бесконечные столбцы расчетов, пытаясь понять, что они могут значить. Сомнения, страх, удивление волнами чередовались в его душе. Большинство людей видели причину усыхания реки в действиях еретиков. Значит, он – их создание? Или, быть может, падение уровня как-то связано с его рождением.
Когда Йама наконец оторвался от бумаг, то заметил, что кто-то, очевидно Пандарас, прикрыл его плечи одеялом. Костер догорел. Весь лагерь спал, остался только вахтенный и темная фигура на фоне черной воды, заметная лишь благодаря огоньку сигареты. Йама выключил маленький фонарик, улегся на кочковатую землю, завернулся в одеяло и мгновенно уснул.
* * *
На рассвете его разбудила Тамора. Исчез Элифас, сообщила она. Никто не видел, как он ушел, даже старый раб, который стоял ночную вахту.
– Он вернется, – сказала капитан Лорквиталь. – Он ведь очень любопытен, вот и отправился осмотреть окрестности.
Однако Тамора с некоторым удовлетворением заявила, что это лишь доказывает, будто Элифас был предателем, сообщавшим префекту Корину об их перемещениях. Она настаивала, что следует отправиться в погоню, схватить его, судить и немедленно казнить. Йама уговаривал ее проявить терпение, и камень свалился у него с души, когда ближе к полудню Элифас вернулся, как ни в чем не бывало войдя в лагерь, словно к себе домой.
Он рассказал Йаме, что ходил в дальний конец острова.
– Я знаю эту часть берега, брат. Мы находимся совсем рядом с краем мира и чудесным оракулом, который расположен за ним.
Йама сидел на поросшем мхом стволе в лужице солнечного света. Пандарас стриг ему волосы. Агиляр и Анчиаль обрубали сучья со спиленной сосны. По поляне разносился стук их топоров. Пахло свежими опилками и сосновой смолой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56