Он замолчал что-то вспоминая. Может он отел мне еще что-то сказать, но не успел. Я задал ему новый опрос.
– А если бы он не умер?
– Умер бы. Я знал, что они не проживут вместе – так или иначе. На его руке была татуировка…
– Татуировка?… И после этого ты говоришь, что за горами живут не варвары. Ади тихонько хохотнул, но продолжил:
– Там были имена его и Луры…
– Ну и что?
– А то, что, что мою жену зовут иначе!… Трудно любить человека, который каждый день напоминает, что у него был другая.
– И что ему делать? Отрезать руку? Вывести тату?… Так шрамы останутся…
– Надо не делать такие татуировки! Последнюю фразу Ади почти крикнул и где-то вверху вспорхнула разбуженная птица.
– А чужой ребенок?…
– Чужой ребенок это тот, кто живет за двести верст и которого ты ни разу не видел. А этот живет в моем доме, ест мой хлеб и зовет меня отцом – какой же он чужой?… И с женой так же: Я ее муж, Она – моя жена. Взаимная принадлежность и ответственность. И я хочу быть ответственным за нее. Я пожал плечами – в темноте мой жест остался незамеченным. Но я все же высказался:
– И все же странно…
– И чего тут странного-то?
– Странно, что ты так выбрал жену.
– Скажи мне, а как их надобно выбирать? Ты ведь сам еще себе жену не выбрал?…
– Нет, не выбрал, – согласился я.
– Ну так послушай опытного товарища… Жен выбирают совсем иначе, нежели любовниц. Любовница – это мгновенное желание. Охота тела, но нет до души дела. Жену же ты выбираешь не столько себе – это тот человек, с которым тебя будут видеть родители, друзья. Ты выбираешь еще и мать своим неврожденным детям. Когда ты один – ты волен представлять рядом с собой любую. Когда же выбор сделан – прежде чем мечтать о другой, подумай, а что делать с той, которая с тобой. Что-то завыло в лесу – может в миле от нас, может и того ближе. Завыло громко, зло и даже весело. Кто это был – волк, одичавшая кошка или оборотень, я так и не узнал. И думаю, это к лучшему – не хотелось знакомиться с существом, что не боясь никого воет в кромешной тьме посреди леса. Разговор срезало будто ножом.! Хотия
Другое время – другие дела. И место другое. И пиво иное – сваренное на иной воде, совершенно другой крепости, неизвестной рецептуры, настоянное на шалфее, корице и еще дюжине трав, вкуса которых я не узнал. В этих краях пиво наливали даже детям, правда чаще его пили иначе, нежели мы – приправляли перцем, какими-то соками и вытяжками, кипятили. Конечно, если мы просили принести пива холодного, то его находили, но смотрели на нас будто на диковинку. Что ж – так оно и было, равно, как и они были диковинными для нас. Но за просмотр никто денег не брал. Ади вел меня за собой – очень скоро мы пересекли то, что при некотором воображении можно было назвать хотской границей. Хотия располагалась в огромной долине, с трех сторон закрытой горами, с четвертой – страной мира нашего, обжитого. Горлышко в Хотскую долину было узким, никак не шире тридцати миль. По обеим сторонам стояли две неприступные, всегда окутанные облаками белоснежные вершины. Их называли и у нас и в Хотии Ледяным Щитом и Пирамидой. Вероятно, когда-то их соединяла невысокая гряда, но к нашему времени сохранилась лишь цепь холмов, именуемых Хотскими. Ближе к Ледяному Щиту текла река Оля, вода в ней была очень холодная, но теченье было такое быстрое, что в ней никогда не становился лед. Меж тем говорили, что если из Оли в иной день взять воду, она тут же замерзнет до самого дна посудины. Говорили так же, что в Оле водится только один вид рыбы – якобы она плавала никак не медленней пятидесяти миль в час, рыбацкие сети резала словно ножом, а если иную все же ловили живой и клали в бадью, она быстро дохла. Якобы пытались выпускать в Олю других рыб, но их размалывало о камни. На равнине, за Хотскими холмами, Оля успокаивалась, вела себя подобно всем остальным рекам, а миль через сто впадала в реку О. Разумеется, Хотию никто не считал частью нашего мира. Да и Ади как-то обмолвился, что мир делится на Эту Сторону, Ту Сторону и Хотию… Вероятно Хотией пугали бы детей, но за известную историю, Хотия не участвовала ни в одной войне. Один раз, говорят, на них собрались походом, но армию вторжения выкосила непонятная болезнь, названная уцелевшими «смердячей чумой». Говорили, что у них не было войска вовсе – но это были, безусловно, сплетни, сочиненные в приморских кабачках, людьми, которые никогда не отходили от океана дальше чем на полторы сотни верст. Ходили слухи, что если и есть путь в ад, то вход расположен в Хотии. Называли и конкретное место – Зонда… Насколько я мог судить – у хотов не существовало ни понятия границы, ни таможни. Там, где на картах была обозначена граница – стояли посты лишь одной страны. Разумеется, страны нашего мира. Но миру они были известны в первую очередь как мастера, торговцы. Впрочем, и здесь не обходилось без странностей. Скажем, сервиз из певучего тонкого хотского стекла стоил огромные деньги. Я не мог понять, как можно было отлить дюжину абсолютно одинаковых бокалов так, чтобы каждый из них звучал своей чистой, неподражаемой ноткой. Сабли, выкованные в Хотии, тоже были жутко красивыми и влетали в изрядную сумму. Но оружием служили скорей церемониальным и обрядовым. И я бы предпочел идти в бой с дубовой палицей, чем с таким оружием. Хотская сталь была крепкой, но хрупкой почти как стекло. Меж тем, здесь тоже жили люди. От нас они отличались разве что одеждой, и то не всегда. Говорили понятным для нас языком. Землю называли землей, а небо – небом. А как иначе их назвать?…
А осень уже была в разгаре. Мухи стали злыми как собаки, но при должной сноровке их можно было ловить за крылышки. Вокруг нас кружили комары – тощие словно борзые. Их было такая уйма, что я подумал, верно, многие из них помрут так и не попив кровушки.
– У нас в училище был парень, так тот мог заставить муху сесть когда угодно и куда угодно… Мы его дразнили Повелителем Мух… Весело было… А вот сейчас интересно как ему это удавалось… Ади пожал плечами:
– Найди его, спроси…
– Не могу. Слышал, что он вроде погиб… Слушай, а вот ты дракона когда-нибудь видел?
– Нет. А с чего ты спрашиваешь?
– Смотри… На одном языке стрекоза называется драконьей мухой… Ну в переводе… В оригинале это одно слово… Так вот, получается, они сперва придумали название драконам и мухам, а потом, когда дошло дело до стрекоз уже не стали сильно раздумывать. Стало быть у них драконы когда-то чаще встречались, чем мухи… Где-то далеко закуковала кукушка. Ради шутки я бросил:
– Эй, сколько мне лет осталось?…
– Ку-ку… – ответила кукушка и замолчала. Я расстроился – с моей жизнью, пророчество скорой смерти могло сбыться легко. Но откуда-то далеко налетел ветер – пронесся над нами, раскачивая вершины деревьев. И когда он начал утихать, за его шумом я опять расслышал кукушку – но после второй дюжины мне стало уже не интересно и я перестал считать. В те времена четверть века было огромным временем. Жить столько было даже незачем.
– Ади, а вот ты боишься умереть? Он покачал головой. Отчего-то я ожидал отрицательного ответа. Он меня не удивил, а скорей был логичным.
– Но ты чего-то боишься?
– Боюсь я многих вещей. Потому, кстати и жив.
– Например?
– Например?… ну если я расскажу тебе про свой страх, я раскрою тебе свою слабость. Стало быть страх должен быть неосуществим… Ади задумался, глядя на небо. Там плыли облака, я подумал, что никогда раньше и не замечал, какое небо огромное.
– Например, – вдруг продолжил Реннер, – мне страшно подумать, что я мог родиться женщиной. Все-таки разные мы – мужчины и женщины. Банально звучит, но так оно и есть. Я рад тому, что воплощен в мужском обличии. Очевидно потому что женщина из меня вышла бы посредственная. Хотя опять же насколько из меня хороший мужчина – не мне судить. Скажем вот взять ребенка, говорят, мол, любой бабе это под силу… А вот скажи мне – а под силу ли это какому-то мужику. Знаешь, родись бы я женщиной, так бы и остался девственником. Или девственницей. Я хотел спросить отчего, но одумался и промолчал – окажись я в ином обличье, думаю, я поступил так же, я бы поступил так же. Причины бы вероятно были бы другие, но результат тот же. Не дождавшись вопроса, Ади продолжил:
– Смотри: у меня три серьезных раны от меча, пять стреляных ран. Под Регетом меня резали без усыпляющих чар. Но самая жуткая боль, которую я перенес – это в одну ночь болели почки, после того как я смешал пиво с самогоном. Теперь смотри – в боль я эту вмазался как муха в патоку – все было нормально и тут тебя она начинает крутить… А теперь представь наоборот – ты точно знаешь, что в тебе зреет то, что сделает тебе очень больно. И срок установлен и до него все ближе и от него не спрятаться не скрыться. Ты сойдешь с ума в ожидании боли. А если не сойдешь, то возненавидишь причину до такой степени, что… А они рожают – некоторые неоднократно. И никто особо не ценит.
– Бывало, я вслушивался в то, что несет мужчина в женском обществе и мне становилось жутко за рассудок и нрав. Неужели мы, мужчины, такие тупые? Я ухмыльнулся злой улыбкой:
– Нам проще сходить на войну, чем к зубодеру. На войне то ли убьют, то ли нет, а у зубодера уже не отвертишься…
– Есть ли жизнь после зубодера? – Схохмил в ответ Ади. – Но меж тем они лучше переносят боль.
– Ловко у тебя получается… Тебе на базаре надо выступать, или в цирке. Весь вечер на арене «Ади Реннер – разрушитель мифов». Какой миф на очереди.
– Ну например тот, что женщины – глупые гусыни. Бывало, я вслушивался в то, что несет мужчина в женском обществе и мне становилось жутко за рассудок и нрав. Неужели мы, мужчины, такие тупые?
– Может, глуп весь мир?
– Бред. Я открою тебе одну тайну. То, что женщины слабый пол – придумали либо сами женщины, либо очень глупые мужчины. Женщины гораздо умней и сильней нас. Я хотел спросить, почему же они не дерутся с мечом как и мы, но вовремя спохватился – Ферд Ше Реннер, отец Ади погиб в бою с женщинами. Даже не женщинами а девушками.
– У них хватает ума посылать на смерть нас, ибо уцелей хоть один из нас человечество уцелеет, но если останется только одна женщина – не факт, что мы выживем. Скажу даже более – если бы у них был способ зачать без мужчины, многие бы так и сделали.
– Нет, вот тут ты сам себе противоречишь.
– Чем же?…
– Если не будет мужчин, кто тогда будет за них воевать.
– А ты представь мир без войн, без солдат… Я представил и мне стало страшно – в том бы мире для меня не было бы места.! Резня в таверне
Я не помню, как звался тот маленький город. Я не помню, в какой это было губернии. Может, память не сохранила названий, а, может, и не знал я никогда. Может, доски с названием, при въезде в город не было, может, я ее не заметил, а если и заметил, то не прочел. Ну а коль и прочел, то не запомнил. Все может быть. Началось все с сущего пустяка – Ади расплатился не той монетой. Корчма была ужасная, а еда в ней еще хуже. Платить была очередь Реннера, он выбрал что-то, чем трудней было отравиться, и вернулся за стол. Но вместо слуги с заказанным, к нам подошел корчмарь…
– Мил-сударь, – начал он косясь на рукоять меча за плечом Ади, – я дико извиняюсь, да деньги, что вы расплатились – фальшивые… Я осмотрелся по сторонам. Хотя, на улице мухи спрятались до тепла, в корчме им было раздолье. Какие-то битюги солили в углу разбавленное пиво. Промелькнула мысль, что за такую трапезу – фальшивые деньги самое то… Впрочем, было видно, что припугни Ади хозяина, тот бы замолк. Но Ади стало интересно:
– Что значит – «фальшивые»? – Сказал он задумчиво. – Откуда они у меня? Я бы знал… А ну, покажи… Хозяин тут же выложил на стол с полдюжины монет.
– Ну и скажи, где ты тут фальшивые нашел? Это дукат… Ну что я виноват, что у них чекан сбитый. Металл-то нормальный. Можешь и на зуб попробовать.
– Пробовал… Да только я не про эту монету. – Хозяин выдвинул две. – Я сперва думал, что это серебро, а потом посмотрел достоинство… Это же какая страна штампует монеты номиналом в семь и двенадцать?… Я думал это серебро, а это не пойми что… Ади нахмурился и закусил губу:
– Да, я виноват… Эти монеты не для вас. Соблаговолите их вернуть. Я дам вам взамен… По нашему столу ударил кулак. Взлетели все живые мухи, звякнула солонка о перечницу. Пока мы разговаривали, наш стол обступили люди. Выглядели они как профессиональные дезертиры, безработные в данное время. Говорил человек в стеганой куртке, с нашитыми бляхами. На поясе висела короткая изогнутая абордажная сабля.
– Э-нет! Эвон вы эту денежку заберете, а потом втюхаете в другом месте! Да вас надобно сдать в приказ… Вдрух вы эта… Фальшивщики и за вас деньга обещана! Я не знал, что такое «приказ», но мне не хотелось, чтоб меня кто-то куда-то сдавал.
– Господа, господа… – частил корчмарь, – здесь приличное заведение…
– Во-во, – подхватил стоящий у меня за спиной. – И я о том же! Мы приличные люди, а чужаки, да еще с фальшивой монетой нам не нужны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– А если бы он не умер?
– Умер бы. Я знал, что они не проживут вместе – так или иначе. На его руке была татуировка…
– Татуировка?… И после этого ты говоришь, что за горами живут не варвары. Ади тихонько хохотнул, но продолжил:
– Там были имена его и Луры…
– Ну и что?
– А то, что, что мою жену зовут иначе!… Трудно любить человека, который каждый день напоминает, что у него был другая.
– И что ему делать? Отрезать руку? Вывести тату?… Так шрамы останутся…
– Надо не делать такие татуировки! Последнюю фразу Ади почти крикнул и где-то вверху вспорхнула разбуженная птица.
– А чужой ребенок?…
– Чужой ребенок это тот, кто живет за двести верст и которого ты ни разу не видел. А этот живет в моем доме, ест мой хлеб и зовет меня отцом – какой же он чужой?… И с женой так же: Я ее муж, Она – моя жена. Взаимная принадлежность и ответственность. И я хочу быть ответственным за нее. Я пожал плечами – в темноте мой жест остался незамеченным. Но я все же высказался:
– И все же странно…
– И чего тут странного-то?
– Странно, что ты так выбрал жену.
– Скажи мне, а как их надобно выбирать? Ты ведь сам еще себе жену не выбрал?…
– Нет, не выбрал, – согласился я.
– Ну так послушай опытного товарища… Жен выбирают совсем иначе, нежели любовниц. Любовница – это мгновенное желание. Охота тела, но нет до души дела. Жену же ты выбираешь не столько себе – это тот человек, с которым тебя будут видеть родители, друзья. Ты выбираешь еще и мать своим неврожденным детям. Когда ты один – ты волен представлять рядом с собой любую. Когда же выбор сделан – прежде чем мечтать о другой, подумай, а что делать с той, которая с тобой. Что-то завыло в лесу – может в миле от нас, может и того ближе. Завыло громко, зло и даже весело. Кто это был – волк, одичавшая кошка или оборотень, я так и не узнал. И думаю, это к лучшему – не хотелось знакомиться с существом, что не боясь никого воет в кромешной тьме посреди леса. Разговор срезало будто ножом.! Хотия
Другое время – другие дела. И место другое. И пиво иное – сваренное на иной воде, совершенно другой крепости, неизвестной рецептуры, настоянное на шалфее, корице и еще дюжине трав, вкуса которых я не узнал. В этих краях пиво наливали даже детям, правда чаще его пили иначе, нежели мы – приправляли перцем, какими-то соками и вытяжками, кипятили. Конечно, если мы просили принести пива холодного, то его находили, но смотрели на нас будто на диковинку. Что ж – так оно и было, равно, как и они были диковинными для нас. Но за просмотр никто денег не брал. Ади вел меня за собой – очень скоро мы пересекли то, что при некотором воображении можно было назвать хотской границей. Хотия располагалась в огромной долине, с трех сторон закрытой горами, с четвертой – страной мира нашего, обжитого. Горлышко в Хотскую долину было узким, никак не шире тридцати миль. По обеим сторонам стояли две неприступные, всегда окутанные облаками белоснежные вершины. Их называли и у нас и в Хотии Ледяным Щитом и Пирамидой. Вероятно, когда-то их соединяла невысокая гряда, но к нашему времени сохранилась лишь цепь холмов, именуемых Хотскими. Ближе к Ледяному Щиту текла река Оля, вода в ней была очень холодная, но теченье было такое быстрое, что в ней никогда не становился лед. Меж тем говорили, что если из Оли в иной день взять воду, она тут же замерзнет до самого дна посудины. Говорили так же, что в Оле водится только один вид рыбы – якобы она плавала никак не медленней пятидесяти миль в час, рыбацкие сети резала словно ножом, а если иную все же ловили живой и клали в бадью, она быстро дохла. Якобы пытались выпускать в Олю других рыб, но их размалывало о камни. На равнине, за Хотскими холмами, Оля успокаивалась, вела себя подобно всем остальным рекам, а миль через сто впадала в реку О. Разумеется, Хотию никто не считал частью нашего мира. Да и Ади как-то обмолвился, что мир делится на Эту Сторону, Ту Сторону и Хотию… Вероятно Хотией пугали бы детей, но за известную историю, Хотия не участвовала ни в одной войне. Один раз, говорят, на них собрались походом, но армию вторжения выкосила непонятная болезнь, названная уцелевшими «смердячей чумой». Говорили, что у них не было войска вовсе – но это были, безусловно, сплетни, сочиненные в приморских кабачках, людьми, которые никогда не отходили от океана дальше чем на полторы сотни верст. Ходили слухи, что если и есть путь в ад, то вход расположен в Хотии. Называли и конкретное место – Зонда… Насколько я мог судить – у хотов не существовало ни понятия границы, ни таможни. Там, где на картах была обозначена граница – стояли посты лишь одной страны. Разумеется, страны нашего мира. Но миру они были известны в первую очередь как мастера, торговцы. Впрочем, и здесь не обходилось без странностей. Скажем, сервиз из певучего тонкого хотского стекла стоил огромные деньги. Я не мог понять, как можно было отлить дюжину абсолютно одинаковых бокалов так, чтобы каждый из них звучал своей чистой, неподражаемой ноткой. Сабли, выкованные в Хотии, тоже были жутко красивыми и влетали в изрядную сумму. Но оружием служили скорей церемониальным и обрядовым. И я бы предпочел идти в бой с дубовой палицей, чем с таким оружием. Хотская сталь была крепкой, но хрупкой почти как стекло. Меж тем, здесь тоже жили люди. От нас они отличались разве что одеждой, и то не всегда. Говорили понятным для нас языком. Землю называли землей, а небо – небом. А как иначе их назвать?…
А осень уже была в разгаре. Мухи стали злыми как собаки, но при должной сноровке их можно было ловить за крылышки. Вокруг нас кружили комары – тощие словно борзые. Их было такая уйма, что я подумал, верно, многие из них помрут так и не попив кровушки.
– У нас в училище был парень, так тот мог заставить муху сесть когда угодно и куда угодно… Мы его дразнили Повелителем Мух… Весело было… А вот сейчас интересно как ему это удавалось… Ади пожал плечами:
– Найди его, спроси…
– Не могу. Слышал, что он вроде погиб… Слушай, а вот ты дракона когда-нибудь видел?
– Нет. А с чего ты спрашиваешь?
– Смотри… На одном языке стрекоза называется драконьей мухой… Ну в переводе… В оригинале это одно слово… Так вот, получается, они сперва придумали название драконам и мухам, а потом, когда дошло дело до стрекоз уже не стали сильно раздумывать. Стало быть у них драконы когда-то чаще встречались, чем мухи… Где-то далеко закуковала кукушка. Ради шутки я бросил:
– Эй, сколько мне лет осталось?…
– Ку-ку… – ответила кукушка и замолчала. Я расстроился – с моей жизнью, пророчество скорой смерти могло сбыться легко. Но откуда-то далеко налетел ветер – пронесся над нами, раскачивая вершины деревьев. И когда он начал утихать, за его шумом я опять расслышал кукушку – но после второй дюжины мне стало уже не интересно и я перестал считать. В те времена четверть века было огромным временем. Жить столько было даже незачем.
– Ади, а вот ты боишься умереть? Он покачал головой. Отчего-то я ожидал отрицательного ответа. Он меня не удивил, а скорей был логичным.
– Но ты чего-то боишься?
– Боюсь я многих вещей. Потому, кстати и жив.
– Например?
– Например?… ну если я расскажу тебе про свой страх, я раскрою тебе свою слабость. Стало быть страх должен быть неосуществим… Ади задумался, глядя на небо. Там плыли облака, я подумал, что никогда раньше и не замечал, какое небо огромное.
– Например, – вдруг продолжил Реннер, – мне страшно подумать, что я мог родиться женщиной. Все-таки разные мы – мужчины и женщины. Банально звучит, но так оно и есть. Я рад тому, что воплощен в мужском обличии. Очевидно потому что женщина из меня вышла бы посредственная. Хотя опять же насколько из меня хороший мужчина – не мне судить. Скажем вот взять ребенка, говорят, мол, любой бабе это под силу… А вот скажи мне – а под силу ли это какому-то мужику. Знаешь, родись бы я женщиной, так бы и остался девственником. Или девственницей. Я хотел спросить отчего, но одумался и промолчал – окажись я в ином обличье, думаю, я поступил так же, я бы поступил так же. Причины бы вероятно были бы другие, но результат тот же. Не дождавшись вопроса, Ади продолжил:
– Смотри: у меня три серьезных раны от меча, пять стреляных ран. Под Регетом меня резали без усыпляющих чар. Но самая жуткая боль, которую я перенес – это в одну ночь болели почки, после того как я смешал пиво с самогоном. Теперь смотри – в боль я эту вмазался как муха в патоку – все было нормально и тут тебя она начинает крутить… А теперь представь наоборот – ты точно знаешь, что в тебе зреет то, что сделает тебе очень больно. И срок установлен и до него все ближе и от него не спрятаться не скрыться. Ты сойдешь с ума в ожидании боли. А если не сойдешь, то возненавидишь причину до такой степени, что… А они рожают – некоторые неоднократно. И никто особо не ценит.
– Бывало, я вслушивался в то, что несет мужчина в женском обществе и мне становилось жутко за рассудок и нрав. Неужели мы, мужчины, такие тупые? Я ухмыльнулся злой улыбкой:
– Нам проще сходить на войну, чем к зубодеру. На войне то ли убьют, то ли нет, а у зубодера уже не отвертишься…
– Есть ли жизнь после зубодера? – Схохмил в ответ Ади. – Но меж тем они лучше переносят боль.
– Ловко у тебя получается… Тебе на базаре надо выступать, или в цирке. Весь вечер на арене «Ади Реннер – разрушитель мифов». Какой миф на очереди.
– Ну например тот, что женщины – глупые гусыни. Бывало, я вслушивался в то, что несет мужчина в женском обществе и мне становилось жутко за рассудок и нрав. Неужели мы, мужчины, такие тупые?
– Может, глуп весь мир?
– Бред. Я открою тебе одну тайну. То, что женщины слабый пол – придумали либо сами женщины, либо очень глупые мужчины. Женщины гораздо умней и сильней нас. Я хотел спросить, почему же они не дерутся с мечом как и мы, но вовремя спохватился – Ферд Ше Реннер, отец Ади погиб в бою с женщинами. Даже не женщинами а девушками.
– У них хватает ума посылать на смерть нас, ибо уцелей хоть один из нас человечество уцелеет, но если останется только одна женщина – не факт, что мы выживем. Скажу даже более – если бы у них был способ зачать без мужчины, многие бы так и сделали.
– Нет, вот тут ты сам себе противоречишь.
– Чем же?…
– Если не будет мужчин, кто тогда будет за них воевать.
– А ты представь мир без войн, без солдат… Я представил и мне стало страшно – в том бы мире для меня не было бы места.! Резня в таверне
Я не помню, как звался тот маленький город. Я не помню, в какой это было губернии. Может, память не сохранила названий, а, может, и не знал я никогда. Может, доски с названием, при въезде в город не было, может, я ее не заметил, а если и заметил, то не прочел. Ну а коль и прочел, то не запомнил. Все может быть. Началось все с сущего пустяка – Ади расплатился не той монетой. Корчма была ужасная, а еда в ней еще хуже. Платить была очередь Реннера, он выбрал что-то, чем трудней было отравиться, и вернулся за стол. Но вместо слуги с заказанным, к нам подошел корчмарь…
– Мил-сударь, – начал он косясь на рукоять меча за плечом Ади, – я дико извиняюсь, да деньги, что вы расплатились – фальшивые… Я осмотрелся по сторонам. Хотя, на улице мухи спрятались до тепла, в корчме им было раздолье. Какие-то битюги солили в углу разбавленное пиво. Промелькнула мысль, что за такую трапезу – фальшивые деньги самое то… Впрочем, было видно, что припугни Ади хозяина, тот бы замолк. Но Ади стало интересно:
– Что значит – «фальшивые»? – Сказал он задумчиво. – Откуда они у меня? Я бы знал… А ну, покажи… Хозяин тут же выложил на стол с полдюжины монет.
– Ну и скажи, где ты тут фальшивые нашел? Это дукат… Ну что я виноват, что у них чекан сбитый. Металл-то нормальный. Можешь и на зуб попробовать.
– Пробовал… Да только я не про эту монету. – Хозяин выдвинул две. – Я сперва думал, что это серебро, а потом посмотрел достоинство… Это же какая страна штампует монеты номиналом в семь и двенадцать?… Я думал это серебро, а это не пойми что… Ади нахмурился и закусил губу:
– Да, я виноват… Эти монеты не для вас. Соблаговолите их вернуть. Я дам вам взамен… По нашему столу ударил кулак. Взлетели все живые мухи, звякнула солонка о перечницу. Пока мы разговаривали, наш стол обступили люди. Выглядели они как профессиональные дезертиры, безработные в данное время. Говорил человек в стеганой куртке, с нашитыми бляхами. На поясе висела короткая изогнутая абордажная сабля.
– Э-нет! Эвон вы эту денежку заберете, а потом втюхаете в другом месте! Да вас надобно сдать в приказ… Вдрух вы эта… Фальшивщики и за вас деньга обещана! Я не знал, что такое «приказ», но мне не хотелось, чтоб меня кто-то куда-то сдавал.
– Господа, господа… – частил корчмарь, – здесь приличное заведение…
– Во-во, – подхватил стоящий у меня за спиной. – И я о том же! Мы приличные люди, а чужаки, да еще с фальшивой монетой нам не нужны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33