Ты же будешь со мной, — хвастливо сказал Симкин. — А меня защищает сам император. Никто не посмеет ко мне прикоснуться. Кроме того, там будет кошмарное столпотворение. Мы сами себя потеряем в такой толчее.
— Ха! Хотел бы я поглядеть, как ты себя потеряешь... — усмехнулся Мосия, окидывая взглядом ярко-зеленый наряд Симкина.
— Что? Тебе не нравится мой костюм? — спросил Симкин, явно уязвленный. — Я назвал его «Потрясающий зеленый виноград». Однако ты прав. Он будет немного выделяться на общем фоне. Вот что я тебе скажу. Пойдем со мной, и я слегка приглушу оттенок. Вот... — он взмахнул рукой. — Как тебе это? Я назову его... ну, скажем, так — «Гнилая слива». Теперь я выгляжу так же уныло, как и ты. Говорю тебе, приятель, пойдем со мной. — Симкин снова зевнул и потер нос оранжевым шелковым платком. — Я так долго пробыл при дворе, что разваливаюсь на куски от скуки. Знаешь, именно это и случилось с графом Монтбанком во время одной из рассказываемых императором историй. Большинство из нас просто заснули, но когда мы проснулись, то обнаружили графа, разбросанного по всей гостиной. Как бы то ни было, я сыт по горло герцогами и баронами! Я жажду прикоснуться к простому люду!
— Я бы с удовольствием дал тебе почувствовать прикосновение простолюдина, — пробормотал Мосия, сгибая руки в локтях.
Симкин тем временем бродил по библиотеке и рассматривал корешки книг из собрания лорда Самуэлса.
— Что ты сказал, мой милый мальчик? — спросил Симкин, полуобернувшись.
— Я думаю, — ответил Мосия.
На самом деле молодому человеку очень хотелось повидать рощу Мерлина, которую считали одним из чудес Тимхаллана. Прогулка по этим волшебным садам, да еще и возможность посмотреть на выступление артистов и фокусников — все это казалось воплощением самой сокровенной мечты деревенского мага. Но Мосия знал, что Сарьон не хотел, чтобы он выходил в город. Каталист не уставал повторять, насколько важно для них оставаться в надежном убежище — здесь, в доме...
«Мы просидели здесь почти две недели, и пока еще ничего не случилось, — сказал себе Мосия. — Каталист очень рассудительный человек, но такой беспокойный! Я буду осторожен. Кроме того, Симкин прав. Как это ни странно, ему действительно покровительствует сам император...»
— Слушай, — внезапно сказал Симкин. — Разве не забавно было бы подменить эту скучнейшую книгу, «Разновидности домашних магов», чем-нибудь поинтереснее? «Рабством у кентавров», к примеру...
— Нет, не надо! — сказал Мосия, принимая решение. — Давай-ка уберемся отсюда, пока ты не подорвал ту малую толику доверия, которую к нам здесь еще питают. — Схватив Симкина за темный, сливового цвета рукав, Мосия вытащил его из библиотеки.
Покорно позволяя себя увести, Симкин оглянулся на книжные полки, пробормотал слово и подмигнул. Лоскут оранжевого шелка порхнул к шкафу, обернулся вокруг «Разновидностей домашних магов» и исчез, оставив на этом месте совсем другую книгу в таком же коричневом кожаном переплете.
— С подробными, красочными иллюстрациями, — пробормотал Симкин и радостно улыбнулся.
Джорам с самого утра прогуливался по саду, надеясь встретить Гвендолин, и точно так же она прогуливалась по саду, надеясь встретить его. Но когда молодой человек наткнулся на девушку, сидящую среди роз в компании Марии, он только молча поклонился, повернулся и пошел в другую сторону.
Он не мог заставить себя заговорить с Гвендолин. Что, если она откажется с ним разговаривать? Что, если она не сможет полюбить его таким, каков он есть, как полюбила того, кем он мог бы стать?
— И что, если я не стану бароном? — спросил себя Джорам. Внезапное понимание того, что его планы, надежды и мечты могут разбиться на осколки, обрушилось на него и едва не погребло под обломками. — Почему я не подумал об этом сегодня ночью? Как она может полюбить человека, который не знает, кто он такой?
— Джорам, прошу вас, задержитесь на минутку...
Он остановился, но так и не повернулся к Гвендолин, боясь взглянуть на нее. Девушка позвала его, но молодой человек услышал и другой голос — Мария негромко сказала девушке:
— Гвендолин, идите домой. Отец запретил вам...
Джорам улыбнулся с горьким удовлетворением.
— Я знаю, что сказал папа, Мария, — твердо ответила каталистке Гвендолин. В голосе ее прозвучала такая печаль и боль, что у Джорама сжалось сердце. — И я подчинюсь его желаниям. Но я хотела только... — тут голос девушки дрогнул, — справиться об отце Данстабле. Наверное, тебе тоже не безразлично, каково его состояние, — с упреком добавила Гвендолин.
Джорам чуть повернулся, когда голоса женщин приблизились. Теперь он мог видеть Гвендолин уголком глаза. Юноша заметил, что под ее голубыми глазами залегли тени — свидетельства бессонной ночи. Он заметил следы слез, которые вся розовая вода, даже вся магия Тимхаллана не смогли стереть с бледного личика девушки. Она плакала оттого, что теряет его! Его сердце забилось так сильно, что Джорам совсем не удивился бы, если бы оно выпрыгнуло из груди и упало к ногам Гвендолин.
— Прошу вас, Джорам, задержитесь на минутку. Скажите, как себя чувствует отец Данстабль сегодня утром?
Нежная ручка притронулась к его руке, и Джорам заглянул в голубые глаза, наполненные такой любовью, таким горем... Юноша едва сумел сдержаться — ему захотелось схватить Гвендолин в объятия, прижать к себе, защитить от этой боли, которой он сам был причиной. Какое-то мгновение сердце Джорама было переполнено, и он не мог говорить. Он мог лишь смотреть на Гвендолин, и в его глазах полыхало пламя, такое горячее, что способно было расплавить железо.
Но что они могли друг другу сказать? Мария смотрела на них строго и неодобрительно.
«Как только я отвечу на вопрос о каталисте, Мария велит ей уйти в дом, — думал Джорам. — Если Гвен откажется, разразится скандал. Мария призовет домашних магов, а может, даже самого лорда Самуэлса...»
Джорам смотрел на Гвен, Гвендолин смотрела на Джорама.
Услышал ли Олмин молитвы влюбленных?
Очень похоже на то, потому что в это мгновение в доме раздался крик.
— Мария! — закричал один из домашних магов. — Идите сюда! Скорее!
Другой слуга уже спешил в сад в поисках каталистки. Младший господин Самуэлс, играя в птичку, залетел в настоящую птичью клетку. Встревоженная павлиниха, беспокоясь о сохранности своего гнезда, теперь преследовала малыша, и ребенку угрожала настоящая опасность. Срочно требовалось вмешательство каталистки!
Мария замерла в нерешительности. Возможно, малыша могла клюнуть разъяренная птица, но мудрая каталистка понимала, что ее любимице здесь, в саду, угрожала еще большая опасность. Раздался еще один испуганный вопль — на этот раз кричал сам младший господин Самуэлс. У Марии не осталось выбора. Каталистка вместе со слугами устремилась на помощь малышу — спасать, утешать и наказывать. Уходя, она строго велела Гвендолин немедленно идти в дом, хотя и знала, что девушка не подчинится — точно так же можно приказать солнцу уйти с неба.
— Я могу остаться только на минутку, — сказала Гвендолин.
Она покраснела под пылающим взглядом молодого человека и, сознавая, что нарушает повеление отца, начала убирать руку с плеча Джорама. Но Джорам удержал ее.
— Отец Данстабль чувствует себя хорошо. Сейчас он отдыхает, — сказал юноша.
— Прошу вас, не надо... — пролепетала Гвендолин, смущенная чувствами, которые пробудило в ней прикосновение молодого человека. Она медленно отняла у него руку и спрятала обе руки за спиной. — Папа не... То есть я не должна... Что вы сказали о добром отце Данстабле? — наконец спросила она, отчаявшись сказать что-то связное.
— Телдара сказала, что это был... э-э... небольшой приступ, — продолжал Джорам, который тоже внезапно оказался в плену страстного желания. — Кровеносные сосуды будто бы сузились и не допустили кровь к мозгу. Я не совсем понял, в чем дело, но этот приступ мог окончиться весьма печально — отца Данстабля могло парализовать навсегда. Но сейчас, как сказала Телдара, собственные магические силы отца Данстабля смогут справиться с болезнью и он полностью исцелится. Я... Я хотел поблагодарить Марию за помощь, — резковато сказал Джорам, не привыкший кого-нибудь благодарить, — но она ушла. Если вы передадите ей мою благодарность, когда уйдете в дом... — Он снова поклонился и собрался отойти, и снова мягкая девичья ручка удержала его.
— Я... Я молила Олмина, чтобы с ним все было в порядке, — пробормотала Гвендолин так тихо, что Джораму пришлось придвинуться к ней ближе, чтобы расслышать. Гвен, как будто случайно, не убрала руку с его плеча, и молодой человек накрыл ее ладонь своей.
— Это все, о чем вы молились? — тихо спросил он, прикасаясь губами к золотым волосам девушки.
Гвендолин почувствовала это прикосновение, каким бы легким оно ни было. Внезапно она ощутила близость молодого человека всем телом, каждым волоском. Подняв голову, Гвен обнаружила, что Джорам стоит гораздо ближе к ней, чем она предполагала. Странное ощущение, которое охватило ее, приятное томление, от близости молодого человека стало еще более сильным и пугающим. Гвендолин очень явственно чувствовала его тело. Губы, которые прикасались к ней, приоткрылись, словно от жажды. Его руки, такие сильные, обвились вокруг нее, погрузили в темное таинство, от которого сердце Гвендолин готово было в ужасе замереть и трепетать от восторга.
Гвендолин испугалась и попыталась отстраниться, но Джорам удержал ее.
— Пусти, пожалуйста, позволь мне уйти, — слабым голосом сказал она, пряча лицо. Гвен боялась снова взглянуть на него, боялась, что он прочтет в ее глазах то, что было так ясно видно.
Джорам еще крепче сжал ее в объятиях. Кровь бурлила в ее теле, Гвен раскраснелась от внутреннего жара и содрогалась от внезапного озноба. Она чувствовала, как его тепло окружает ее, его сила привлекала и одновременно пугала. Гвен подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза и попросить отпустить ее...
Но она ничего не сказала. Слова так и не слетели с ее губ, потому что губы Джорама слились с губами Гвен, и все слова исчезли, утонули в водовороте сладостной боли.
Наверное, Олмин все-таки не слышал молитв влюбленных. Если бы слышал, он позволил бы им навеки остаться в благоухающем саду, в объятиях друг друга. Но младший господин Самуэлс перестал кричать, хлопнула дверь, и Гвен, покраснев до корней волос, поспешно высвободилась из объятий Джорама.
— Я... Я должна идти, — пролепетала она и отступила, пошатываясь, в испуге и смятении.
— Подождите, одно только слово! — быстро сказал Джорам, шагая к ней. — Если... если... что-нибудь случится и я не получу свое наследство, будет ли это что-либо значить для вас, Гвендолин?
Гвендолин посмотрела на него. Девичье смущение и нерешительность растаяли в отчаянном, страстном желании, которое она почувствовала во взгляде Джорама. Ее любовь нахлынула и заполнила эту пустоту, как магия мира вливается через каталиста в волшебника.
— Нет! О нет! — воскликнула Гвендолин, бросаясь в объятия Джорама. — Неделю назад, и даже вчера утром я могла бы ответить иначе. Еще вчера я была девочкой, которая играла во влюбленность. Но этой ночью, когда я узнала, что могу потерять тебя, я поняла, что это не имеет никакого значения. Папа говорит, я еще молода и забуду тебе, как забывала других. Но он ошибается. Что бы ни случилось, Джорам, — пылко сказала девушка, прижимаясь к нему, — ты навсегда останешься в моем сердце!
Джорам склонил голову и ничего не сказал. Ему было так хорошо, что он боялся потерять это ощущение. Если он потеряет Гвендолин — он умрет. Но... он должен сказать ей. Он обещал Сарьону, обещал самому себе.
— Ты нужна мне, Гвендолин, — хриплым голосом произнес он, мягко высвобождаясь из объятий девушки, но не выпуская ее рук из своих. — Твоя любовь для меня — дороже всего на свете! Дороже жизни... — Он замолк, откашлялся, потом продолжил: — Но ты ничего обо мне не знаешь, не знаешь моего прошлого...
— Это не важно! — сказала Гвендолин.
— Подожди! — Джорам стиснул зубы. — Послушай меня, пожалуйста. Я все расскажу тебе. Ты должна понять. Понимаешь, я — Me...
— Гвендолин! Немедленно иди в дом!
Цветущие кусты зашуршали, и появилась Мария.
Обычно приятное и добродушное лицо каталистки побледнело от гнева, когда она увидела смущенную, взволнованную девушку и бледного, взъерошенного молодого человека. Увидев Марию, Джорам выпустил руку Гвендолин, слова застыли у него на губах. Мария схватила девушку за руку и повела прочь, осыпая упреками.
— Но ты ведь не расскажешь папе, Мария? — услышал Джорам голос Гвендолин, долетевший до него вместе с ароматом фиалок. — В конце концов, это ты убежала и оставила меня одну. Я не хочу, чтобы папа сердился на тебя...
Джорам стоял и смотрел им вслед, не зная, благодарить или проклинать Олмина за столь своевременное вмешательство.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
РОЩА МЕРЛИНА
Роща Мерлина была культурным центром Мерилона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Ха! Хотел бы я поглядеть, как ты себя потеряешь... — усмехнулся Мосия, окидывая взглядом ярко-зеленый наряд Симкина.
— Что? Тебе не нравится мой костюм? — спросил Симкин, явно уязвленный. — Я назвал его «Потрясающий зеленый виноград». Однако ты прав. Он будет немного выделяться на общем фоне. Вот что я тебе скажу. Пойдем со мной, и я слегка приглушу оттенок. Вот... — он взмахнул рукой. — Как тебе это? Я назову его... ну, скажем, так — «Гнилая слива». Теперь я выгляжу так же уныло, как и ты. Говорю тебе, приятель, пойдем со мной. — Симкин снова зевнул и потер нос оранжевым шелковым платком. — Я так долго пробыл при дворе, что разваливаюсь на куски от скуки. Знаешь, именно это и случилось с графом Монтбанком во время одной из рассказываемых императором историй. Большинство из нас просто заснули, но когда мы проснулись, то обнаружили графа, разбросанного по всей гостиной. Как бы то ни было, я сыт по горло герцогами и баронами! Я жажду прикоснуться к простому люду!
— Я бы с удовольствием дал тебе почувствовать прикосновение простолюдина, — пробормотал Мосия, сгибая руки в локтях.
Симкин тем временем бродил по библиотеке и рассматривал корешки книг из собрания лорда Самуэлса.
— Что ты сказал, мой милый мальчик? — спросил Симкин, полуобернувшись.
— Я думаю, — ответил Мосия.
На самом деле молодому человеку очень хотелось повидать рощу Мерлина, которую считали одним из чудес Тимхаллана. Прогулка по этим волшебным садам, да еще и возможность посмотреть на выступление артистов и фокусников — все это казалось воплощением самой сокровенной мечты деревенского мага. Но Мосия знал, что Сарьон не хотел, чтобы он выходил в город. Каталист не уставал повторять, насколько важно для них оставаться в надежном убежище — здесь, в доме...
«Мы просидели здесь почти две недели, и пока еще ничего не случилось, — сказал себе Мосия. — Каталист очень рассудительный человек, но такой беспокойный! Я буду осторожен. Кроме того, Симкин прав. Как это ни странно, ему действительно покровительствует сам император...»
— Слушай, — внезапно сказал Симкин. — Разве не забавно было бы подменить эту скучнейшую книгу, «Разновидности домашних магов», чем-нибудь поинтереснее? «Рабством у кентавров», к примеру...
— Нет, не надо! — сказал Мосия, принимая решение. — Давай-ка уберемся отсюда, пока ты не подорвал ту малую толику доверия, которую к нам здесь еще питают. — Схватив Симкина за темный, сливового цвета рукав, Мосия вытащил его из библиотеки.
Покорно позволяя себя увести, Симкин оглянулся на книжные полки, пробормотал слово и подмигнул. Лоскут оранжевого шелка порхнул к шкафу, обернулся вокруг «Разновидностей домашних магов» и исчез, оставив на этом месте совсем другую книгу в таком же коричневом кожаном переплете.
— С подробными, красочными иллюстрациями, — пробормотал Симкин и радостно улыбнулся.
Джорам с самого утра прогуливался по саду, надеясь встретить Гвендолин, и точно так же она прогуливалась по саду, надеясь встретить его. Но когда молодой человек наткнулся на девушку, сидящую среди роз в компании Марии, он только молча поклонился, повернулся и пошел в другую сторону.
Он не мог заставить себя заговорить с Гвендолин. Что, если она откажется с ним разговаривать? Что, если она не сможет полюбить его таким, каков он есть, как полюбила того, кем он мог бы стать?
— И что, если я не стану бароном? — спросил себя Джорам. Внезапное понимание того, что его планы, надежды и мечты могут разбиться на осколки, обрушилось на него и едва не погребло под обломками. — Почему я не подумал об этом сегодня ночью? Как она может полюбить человека, который не знает, кто он такой?
— Джорам, прошу вас, задержитесь на минутку...
Он остановился, но так и не повернулся к Гвендолин, боясь взглянуть на нее. Девушка позвала его, но молодой человек услышал и другой голос — Мария негромко сказала девушке:
— Гвендолин, идите домой. Отец запретил вам...
Джорам улыбнулся с горьким удовлетворением.
— Я знаю, что сказал папа, Мария, — твердо ответила каталистке Гвендолин. В голосе ее прозвучала такая печаль и боль, что у Джорама сжалось сердце. — И я подчинюсь его желаниям. Но я хотела только... — тут голос девушки дрогнул, — справиться об отце Данстабле. Наверное, тебе тоже не безразлично, каково его состояние, — с упреком добавила Гвендолин.
Джорам чуть повернулся, когда голоса женщин приблизились. Теперь он мог видеть Гвендолин уголком глаза. Юноша заметил, что под ее голубыми глазами залегли тени — свидетельства бессонной ночи. Он заметил следы слез, которые вся розовая вода, даже вся магия Тимхаллана не смогли стереть с бледного личика девушки. Она плакала оттого, что теряет его! Его сердце забилось так сильно, что Джорам совсем не удивился бы, если бы оно выпрыгнуло из груди и упало к ногам Гвендолин.
— Прошу вас, Джорам, задержитесь на минутку. Скажите, как себя чувствует отец Данстабль сегодня утром?
Нежная ручка притронулась к его руке, и Джорам заглянул в голубые глаза, наполненные такой любовью, таким горем... Юноша едва сумел сдержаться — ему захотелось схватить Гвендолин в объятия, прижать к себе, защитить от этой боли, которой он сам был причиной. Какое-то мгновение сердце Джорама было переполнено, и он не мог говорить. Он мог лишь смотреть на Гвендолин, и в его глазах полыхало пламя, такое горячее, что способно было расплавить железо.
Но что они могли друг другу сказать? Мария смотрела на них строго и неодобрительно.
«Как только я отвечу на вопрос о каталисте, Мария велит ей уйти в дом, — думал Джорам. — Если Гвен откажется, разразится скандал. Мария призовет домашних магов, а может, даже самого лорда Самуэлса...»
Джорам смотрел на Гвен, Гвендолин смотрела на Джорама.
Услышал ли Олмин молитвы влюбленных?
Очень похоже на то, потому что в это мгновение в доме раздался крик.
— Мария! — закричал один из домашних магов. — Идите сюда! Скорее!
Другой слуга уже спешил в сад в поисках каталистки. Младший господин Самуэлс, играя в птичку, залетел в настоящую птичью клетку. Встревоженная павлиниха, беспокоясь о сохранности своего гнезда, теперь преследовала малыша, и ребенку угрожала настоящая опасность. Срочно требовалось вмешательство каталистки!
Мария замерла в нерешительности. Возможно, малыша могла клюнуть разъяренная птица, но мудрая каталистка понимала, что ее любимице здесь, в саду, угрожала еще большая опасность. Раздался еще один испуганный вопль — на этот раз кричал сам младший господин Самуэлс. У Марии не осталось выбора. Каталистка вместе со слугами устремилась на помощь малышу — спасать, утешать и наказывать. Уходя, она строго велела Гвендолин немедленно идти в дом, хотя и знала, что девушка не подчинится — точно так же можно приказать солнцу уйти с неба.
— Я могу остаться только на минутку, — сказала Гвендолин.
Она покраснела под пылающим взглядом молодого человека и, сознавая, что нарушает повеление отца, начала убирать руку с плеча Джорама. Но Джорам удержал ее.
— Отец Данстабль чувствует себя хорошо. Сейчас он отдыхает, — сказал юноша.
— Прошу вас, не надо... — пролепетала Гвендолин, смущенная чувствами, которые пробудило в ней прикосновение молодого человека. Она медленно отняла у него руку и спрятала обе руки за спиной. — Папа не... То есть я не должна... Что вы сказали о добром отце Данстабле? — наконец спросила она, отчаявшись сказать что-то связное.
— Телдара сказала, что это был... э-э... небольшой приступ, — продолжал Джорам, который тоже внезапно оказался в плену страстного желания. — Кровеносные сосуды будто бы сузились и не допустили кровь к мозгу. Я не совсем понял, в чем дело, но этот приступ мог окончиться весьма печально — отца Данстабля могло парализовать навсегда. Но сейчас, как сказала Телдара, собственные магические силы отца Данстабля смогут справиться с болезнью и он полностью исцелится. Я... Я хотел поблагодарить Марию за помощь, — резковато сказал Джорам, не привыкший кого-нибудь благодарить, — но она ушла. Если вы передадите ей мою благодарность, когда уйдете в дом... — Он снова поклонился и собрался отойти, и снова мягкая девичья ручка удержала его.
— Я... Я молила Олмина, чтобы с ним все было в порядке, — пробормотала Гвендолин так тихо, что Джораму пришлось придвинуться к ней ближе, чтобы расслышать. Гвен, как будто случайно, не убрала руку с его плеча, и молодой человек накрыл ее ладонь своей.
— Это все, о чем вы молились? — тихо спросил он, прикасаясь губами к золотым волосам девушки.
Гвендолин почувствовала это прикосновение, каким бы легким оно ни было. Внезапно она ощутила близость молодого человека всем телом, каждым волоском. Подняв голову, Гвен обнаружила, что Джорам стоит гораздо ближе к ней, чем она предполагала. Странное ощущение, которое охватило ее, приятное томление, от близости молодого человека стало еще более сильным и пугающим. Гвендолин очень явственно чувствовала его тело. Губы, которые прикасались к ней, приоткрылись, словно от жажды. Его руки, такие сильные, обвились вокруг нее, погрузили в темное таинство, от которого сердце Гвендолин готово было в ужасе замереть и трепетать от восторга.
Гвендолин испугалась и попыталась отстраниться, но Джорам удержал ее.
— Пусти, пожалуйста, позволь мне уйти, — слабым голосом сказал она, пряча лицо. Гвен боялась снова взглянуть на него, боялась, что он прочтет в ее глазах то, что было так ясно видно.
Джорам еще крепче сжал ее в объятиях. Кровь бурлила в ее теле, Гвен раскраснелась от внутреннего жара и содрогалась от внезапного озноба. Она чувствовала, как его тепло окружает ее, его сила привлекала и одновременно пугала. Гвен подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза и попросить отпустить ее...
Но она ничего не сказала. Слова так и не слетели с ее губ, потому что губы Джорама слились с губами Гвен, и все слова исчезли, утонули в водовороте сладостной боли.
Наверное, Олмин все-таки не слышал молитв влюбленных. Если бы слышал, он позволил бы им навеки остаться в благоухающем саду, в объятиях друг друга. Но младший господин Самуэлс перестал кричать, хлопнула дверь, и Гвен, покраснев до корней волос, поспешно высвободилась из объятий Джорама.
— Я... Я должна идти, — пролепетала она и отступила, пошатываясь, в испуге и смятении.
— Подождите, одно только слово! — быстро сказал Джорам, шагая к ней. — Если... если... что-нибудь случится и я не получу свое наследство, будет ли это что-либо значить для вас, Гвендолин?
Гвендолин посмотрела на него. Девичье смущение и нерешительность растаяли в отчаянном, страстном желании, которое она почувствовала во взгляде Джорама. Ее любовь нахлынула и заполнила эту пустоту, как магия мира вливается через каталиста в волшебника.
— Нет! О нет! — воскликнула Гвендолин, бросаясь в объятия Джорама. — Неделю назад, и даже вчера утром я могла бы ответить иначе. Еще вчера я была девочкой, которая играла во влюбленность. Но этой ночью, когда я узнала, что могу потерять тебя, я поняла, что это не имеет никакого значения. Папа говорит, я еще молода и забуду тебе, как забывала других. Но он ошибается. Что бы ни случилось, Джорам, — пылко сказала девушка, прижимаясь к нему, — ты навсегда останешься в моем сердце!
Джорам склонил голову и ничего не сказал. Ему было так хорошо, что он боялся потерять это ощущение. Если он потеряет Гвендолин — он умрет. Но... он должен сказать ей. Он обещал Сарьону, обещал самому себе.
— Ты нужна мне, Гвендолин, — хриплым голосом произнес он, мягко высвобождаясь из объятий девушки, но не выпуская ее рук из своих. — Твоя любовь для меня — дороже всего на свете! Дороже жизни... — Он замолк, откашлялся, потом продолжил: — Но ты ничего обо мне не знаешь, не знаешь моего прошлого...
— Это не важно! — сказала Гвендолин.
— Подожди! — Джорам стиснул зубы. — Послушай меня, пожалуйста. Я все расскажу тебе. Ты должна понять. Понимаешь, я — Me...
— Гвендолин! Немедленно иди в дом!
Цветущие кусты зашуршали, и появилась Мария.
Обычно приятное и добродушное лицо каталистки побледнело от гнева, когда она увидела смущенную, взволнованную девушку и бледного, взъерошенного молодого человека. Увидев Марию, Джорам выпустил руку Гвендолин, слова застыли у него на губах. Мария схватила девушку за руку и повела прочь, осыпая упреками.
— Но ты ведь не расскажешь папе, Мария? — услышал Джорам голос Гвендолин, долетевший до него вместе с ароматом фиалок. — В конце концов, это ты убежала и оставила меня одну. Я не хочу, чтобы папа сердился на тебя...
Джорам стоял и смотрел им вслед, не зная, благодарить или проклинать Олмина за столь своевременное вмешательство.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
РОЩА МЕРЛИНА
Роща Мерлина была культурным центром Мерилона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64