Справа от меня сидел, к сожалению, не Эд — хотя о чем поговоришь в полицейском фургоне? — а наглец Пако, потный, пыльный, залитый кровью, но тем не менее регулярно щипавший меня всю дорогу. И даже не было места размахнуться, чтобы влепить ему пощечину.
Впрочем, приехали мы довольно скоро. Неф-полицейский выволок нас из машины, со мной он церемонился не больше, чем с остальными, — хотя, может, это был уже другой негр. На секунду удалось глубоко вдохнуть густой южный воздух и услышать цикад — и тут же меня втолкнули в какое-то помещение, низкое, душное и даже совершенно неосвещенное. Все это произошло так быстро и без предупреждения, что я не успела заметить, куда делись все остальные. То есть, — к черту остальных, — куда делся Эд.
По ногам пробежало что-то шустрое и юркое, я взвилась и подпрыгнула на месте, только что не завизжала диким голосом. Но в ледяной пот бросило по-настоящему, без преувеличений. Тяжело переводя дыхание, я медленно провела рукой по совершенно мокрому лбу, почувствовала, как липнет к лопаткам скользкое и противное платье. Здесь было прохладно, нет, здесь было конкретно холодно, и еще я поняла, что здесь придется находиться как минимум до утра. Логично — кто среди ночи будет разбираться в ресторанной драке? Дура. Надо было перемахнуть через ограду террасы, как только началась вся эта катавасия — кстати, кто на кого первый набросился? Вроде бы Эд на Пако, но из-за чего? Надо было раствориться в темноте и оттуда наблюдать события. Идиотка. Ищи теперь своего мальчика-в-бейсболке-без-бейсболки. Только сначала попробуй сама выпутаться из этой истории.
Глаза все-таки чуть-чуть привыкли к темноте, и я разглядела у стены что-то низкое и длинное — нары, что же еще? Спать не хотелось, не мой часовой пояс, но хотя бы присесть стоило. Только бы не раздавить какую-нибудь жабу. Я подошла к нарам, вытянула руку и растопыренными пальцами медленно повела по шершавым влажным доскам.
И отдернула руку.
И все-таки заорала благим матом.
Конечно, в следующий момент я поняла, что это глупо, и стыдно мне стало как следует — но оно же шевельнулось!!! И оно поднялось огромной неясной тенью, черной и страшной, и только потом расчихалось, выдав в себе человека. Мужчину. Наверное, тоже арестанта. Возможно, стоило продолжать его бояться, забиться в противоположный угол, не претендуя на единственные нары, и попытаться до утра избегать всяческого контакта. Но ведь контакт уже произошел, и не самым достойным для меня образом. И теперь, спасая свою репутацию, я храбро сказала в темноту:
— Будьте здоровы.
Фигура на нарах задвигалась, встала в полный рост — довольно внушительный — и вдруг выдала:
— Мисс Инга?! Ничего себе!
Я просто понятия не имела, как реагировать. У меня никогда не было знакомых, живущих или регулярно отдыхающих на тропическом курорте Санта-Моника-Бич, во всем городе меня мог узнать один Эд — и тот не узнал, а если бы и узнал, не мог бы назвать моего имени, а если бы и мог — все равно находился сейчас неизвестно где, мужик у стены еще несколько раз чихнул и заговорил быстро и как-то виновато:
— Вы меня не узнаете, понимаю, я сейчас, где-то тут были спички, чертовы джинсы!..
В темноте глухо чиркнуло, вспыхнувшая головка отскочила и, прочертив светящуюся параболу, потухла на полу. Мой сокамерник тихо ругнулся и уже осторожнее зажег еще одну спичку. Маленькое пламя не хотело разгораться в сыром воздухе, он прикрыл его ладонью и, вырастив, на секунду поднес к лицу. В колеблющемся пятне света мелькнула грязная, исцарапанная, подбитая физиономия — довольно-таки устрашающая, но, безусловно, узнаваемая.
И, наверное, я должна была обрадоваться — а вместо этого поднялось глухое, немотивированное, но знакомое раздражение.
Я сказала почти сквозь зубы:
— А, это вы, Грегори.
И после паузы — просто чтоб ее заполнить:
— А вы как здесь оказались?
Он усмехнулся — наверное, криво, не знаю, спичка уже не горела. Он сел на нары, подвинулся к самому краю и даже расправил какую-то подстилку, приглашая меня сесть рядом. И только потом ответил:
— Арестовали за бродяжничество. Это если вы — про конкретно здесь. А если вообще — то с помощью все той же машины покойного профессора Странтона…
И сразу стало интересно.
Я села на грубую мешковину и приказала:
— Рассказывайте.
Наверное, когда говорят о человеке, которого закалили невзгоды, имеется в виду именно этот эффект. Грег успел далеко уйти от того затравленного «Джима» в автобусе. Теперь он излагал факты спокойно и трезво, с умеренной самоиронией. Он, единственный, кто из первых рук знал о принципе действия машины профессора, говорил о ней как о чем-то само собой разумеющемся, будничном, совсем не фантастическом. И рассказал довольно много — куда больше, чем я могла бы узнать от Эда. Конечно, ведь это он сам подвинул мальчика на щелчок рубильника, надеясь на мощность юношеских желаний — и, кстати, не прогадал. Конечно, глупо было отправляться на другой конец мира без денег и документов, вот он и влип, теперь придется как-то выпутываться. И Эд — все-таки жалко парня с его погибшими бейсбольными мечтами и счастливо обретенной блудной матерью…
Вот это да! Лайза. Конечно, я должна была понять, они ведь и в самом деле похожи, на одно лицо. Эд, конечно, так ей и не сказал — и это почему-то задело меня за живое, разозлило по-настоящему. Идиот малолетний! Ведь сразу видно, что она — эта, в сущности, хорошая, наивная, добрая женщина — бесконечно устала от своей жизни, от таких типов, как Пако и ему подобные. И совсем еще молодая. И страстно нуждающаяся в ком-то, о ком она могла бы заботиться, любить совершенно бескорыстно. А этот пацаненок будет краснеть и бледнеть от ее неуместных ухаживаний — но не сознается, гад! Разумеется, куда легче лезть в драку и попадать затем за решетку, на это они все смелые…
А ведь Лайза уже, ни о чем не догадываясь, столько для него сделала! Познакомила через Пако с этим самым Санчесом…
— Федерико Санчес? — переспросил Грег, — Конечно, его все знают, все мужчины, я хотел сказать, все болельщики. Бейсболистом он в свое время был неважным, но тренер просто гениальный! Он же в прошлом году получил за свою школу премию Международной Федерации, неужели вы не слышали? Если он действительно заинтересовался Эдом, это же просто супер! Вот только…
Грег запнулся, а потом продолжил хмуро:
— Если парень сейчас загремит, пиши пропало — а он, судя по всему, загремит. Да-а, тоже мне, машина исполнения желаний…
Машина.
Я резко повернулась к Грегу. Уже начинало светать, и его глаза обозначились в темноте отраженными искорками.
— Где сейчас машина?!
И стало ясно, что мне больше совершенно нечего делать в этом пространственном измерении по другую сторону экватора. Потому что они, эти кретины, эти мальчишки…
— Не знаю. Мы оставили ее как было, на столе…
…Утром за нами пришли два здоровых негра — то ли те же самые, то ли точно такие же, как и в ночном патруле, — и провели через мощеный дворик в более цивилизованное помещение. Во всяком случае, здесь было окно с москитной сеткой и занавесками, была длинная кожаная скамья, был стол, заваленный бумагами, а за столом восседал негр, отличавшийся от остальных звездочками на погонах. И еще здесь работало радио. Сквозь шумы и треск пробивался какой-то явно вражеский голос, передавая последние известия, к которым офицер прислушивался очень внимательно.
— Распоряжение узурпатора… ш-ш-ш… брожение в правительственных войсках, вызванное… гр-гр-гр… беспорядки в стране грозят вылиться в… — тут волну совсем заглушило, на далекий голос комментатора наложилась очень близкая и приятная музыка. Полицейский повертел колесики, но настроиться снова не смог и выключил приемник. Затем посмотрел на меня, улыбнулся и развел руками:
— Еще вчера был бандит и террорист. Сегодня уже узурпатор. Что в мире делается, а?
Это был весьма добродушный полицейский. Что не могло не радовать.
Снова открылась дверь, ввели Эда, Лайзу и Пако. Я предусмотрительно сдвинулась на край скамьи, спрятавшись за Грега, хотя вряд ли мулат стал бы что-то себе позволять перед лицом закона. Арестованных усадили на скамью, а офицер за столом порылся в бумагах и извлек на свет, скорее всего, протокол ночного происшествия.
— Та-а-ак, драка в баре. Нехорошо, нехорошо. Телесные повреждения… убытки на сумму… Ну, и что скажете?
Как будто в наши обязанности входило пошмыгать носом и проскулить: простите, мы больше не будем. Негр прищурил угольные глаза без зрачков и оглядел сидящих перед ним слева направо, потом справа налево, потом еще раз с явной издевкой. Словно собирался сказать: ну, не будете, и ладно, — и всех отпустить. А мог и не говорить этого, и не отпускать.
— Начальник, что-то ты сегодня не в духе. Не признаешь друзей.
Голос был очень низкий и хриплый, и я не сразу поняла, что это Лайза. Она встала и, покачивая бедрами в помятом саронге, подошла к столу. Я видела ее в профиль: взлохмаченные рыжие волосы, бледное опухшее лицо, непонятного цвета разводы вокруг глаза и бескровная ниточка губ. Эд сидел на другом конце скамьи, скрытый за квадратной фигурой Пако.
Лайза наклонилась над столом и что-то зашептала на ухо офицеру. Где-то на середине второй фразы он разулыбался ослепительными негритянскими зубами, щеки и лоб у него масляно заблестели. Под конец тирады полицейский начал ритмично кивать головой и, когда Лайза закончила, добродушно резюмировал:
— Ну, если добровольное возмещение убытков… А денег у тебя хватит, птичка? Ну, ну, я пошутил, договоримся. Можешь лететь, пока я добрый.
Но Лайза никуда не улетала:
— Начальник!
Она снова наклонилась, снова что-то зашептала. Я переглянулась с Грегом. Он, кажется, тоже догадался, о чем именно она просила. Эд наклонился вперед, уронив голову на руки, теперь я видела его светлую макушку и пальцы, нервно ерошившие волосы.
Негр выпрямился:
— Прости, дорогая, никак. Парня не могу отпустить. Ну да, на поруки — и как это будет, по-твоему, выглядеть? Да он тебе кто?
И тут я вступила в разговор спокойно и естественно, как тогда в автобусе, выручая Грега:
— Ее сын, а вы что, не видите?
И Эд вскочил со скамьи, а Лайза повернулась резко и стремительно, черкнув в воздухе красной молнией саронга, и они смотрели друг на друга, а все остальные были здесь лишние: и офицер, изумленно прищелкнувший языком, а затем махнувший рукой в пространство, и конвойные, посторонившиеся от выхода, и Пако, и Грег, и я. Потом Лайза медленно подошла к мальчику, она уже не была бледной, помятой и постаревшей; взяла его за руку, которую он попробовал было и тут же передумал выдернуть; и Эд сделал шаг вперед, машинальный, неверный, и они прошли мимо Пако, мимо Грега, мимо меня, мимо конвойных… И ушли совсем. Негр за столом усмехнулся и пожал плечами.
…Меня тоже отпустили. Без проблем. В протоколе какая-то официантка засвидетельствовала, что я не принимала участия в драке, а мой заграничный паспорт произвел впечатление, офицеру, к счастью, не захотелось связываться для проверки с посольством. Когда я уходила, на скамье оставались Пако и Грег, и этот последний одарил меня до боли знакомым умоляющим взглядом. Черта с два, заботиться о нем, выручать из тюрьмы и тому подобное в мои планы не входило. В конце концов, здоровый и, кажется, неглупый парень, разберется. Я только сообщила ему на всякий случай:
— На двери той кабинки написано «ремонт».
ГЛАВА IV
Дверь подалась с натужным скрипом, взмутив в воздухе незаметное облачко пыли и древесной трухи. Дощатая дверь с поперечными планками в форме буквы дубль вэ — а почему бы и нет? Во всяком случае, такая дверь не имела права присутствия ни на какой лестничной площадке, а другого критерия выбора у меня просто не было. И время — оно работало против меня, нужно было торопиться. Даже если машины здесь нет — и откуда такое чувство, отчетливое, до полной уверенности? Может, она как раз именно здесь! Но, даже если нет, нужно как можно быстрее убедиться в этом, и тогда будет меньше на одно необследованное пространство. Кстати, о времени — интересно, который здесь час? По моим биологическим как раз пора спать, черт, эта нелепая ночь в тропической тюрьме…
Внутри оказалось темно, темнее, чем на лестничной площадке, там хоть горела над головой лампочка, а тут нет, и только из-за следующей двери на том конце помещения пробивалась узкая полоска желтого электрического света. Захотелось пошарить рукой по стене и по-домашнему, на ощупь, найти выключатель. Но на это я не решилась, тем более что глаза адаптировались к полумраку довольно быстро.
Через просторный длинный коридор протянулись узкие полосатые дорожки грубого ручного плетения. Вдоль стен стояли низкие сундуки, один из них, с откинутой крышкой, был доверху наполнен, кажется, яблоками. В темных углах угадывалась какая-то хозяйственная утварь, а на ведро у самого порога я чуть не наткнулась, черкнув по воде полой пальто — теперь с нее редко и ритмично падали на пол крупные капли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Впрочем, приехали мы довольно скоро. Неф-полицейский выволок нас из машины, со мной он церемонился не больше, чем с остальными, — хотя, может, это был уже другой негр. На секунду удалось глубоко вдохнуть густой южный воздух и услышать цикад — и тут же меня втолкнули в какое-то помещение, низкое, душное и даже совершенно неосвещенное. Все это произошло так быстро и без предупреждения, что я не успела заметить, куда делись все остальные. То есть, — к черту остальных, — куда делся Эд.
По ногам пробежало что-то шустрое и юркое, я взвилась и подпрыгнула на месте, только что не завизжала диким голосом. Но в ледяной пот бросило по-настоящему, без преувеличений. Тяжело переводя дыхание, я медленно провела рукой по совершенно мокрому лбу, почувствовала, как липнет к лопаткам скользкое и противное платье. Здесь было прохладно, нет, здесь было конкретно холодно, и еще я поняла, что здесь придется находиться как минимум до утра. Логично — кто среди ночи будет разбираться в ресторанной драке? Дура. Надо было перемахнуть через ограду террасы, как только началась вся эта катавасия — кстати, кто на кого первый набросился? Вроде бы Эд на Пако, но из-за чего? Надо было раствориться в темноте и оттуда наблюдать события. Идиотка. Ищи теперь своего мальчика-в-бейсболке-без-бейсболки. Только сначала попробуй сама выпутаться из этой истории.
Глаза все-таки чуть-чуть привыкли к темноте, и я разглядела у стены что-то низкое и длинное — нары, что же еще? Спать не хотелось, не мой часовой пояс, но хотя бы присесть стоило. Только бы не раздавить какую-нибудь жабу. Я подошла к нарам, вытянула руку и растопыренными пальцами медленно повела по шершавым влажным доскам.
И отдернула руку.
И все-таки заорала благим матом.
Конечно, в следующий момент я поняла, что это глупо, и стыдно мне стало как следует — но оно же шевельнулось!!! И оно поднялось огромной неясной тенью, черной и страшной, и только потом расчихалось, выдав в себе человека. Мужчину. Наверное, тоже арестанта. Возможно, стоило продолжать его бояться, забиться в противоположный угол, не претендуя на единственные нары, и попытаться до утра избегать всяческого контакта. Но ведь контакт уже произошел, и не самым достойным для меня образом. И теперь, спасая свою репутацию, я храбро сказала в темноту:
— Будьте здоровы.
Фигура на нарах задвигалась, встала в полный рост — довольно внушительный — и вдруг выдала:
— Мисс Инга?! Ничего себе!
Я просто понятия не имела, как реагировать. У меня никогда не было знакомых, живущих или регулярно отдыхающих на тропическом курорте Санта-Моника-Бич, во всем городе меня мог узнать один Эд — и тот не узнал, а если бы и узнал, не мог бы назвать моего имени, а если бы и мог — все равно находился сейчас неизвестно где, мужик у стены еще несколько раз чихнул и заговорил быстро и как-то виновато:
— Вы меня не узнаете, понимаю, я сейчас, где-то тут были спички, чертовы джинсы!..
В темноте глухо чиркнуло, вспыхнувшая головка отскочила и, прочертив светящуюся параболу, потухла на полу. Мой сокамерник тихо ругнулся и уже осторожнее зажег еще одну спичку. Маленькое пламя не хотело разгораться в сыром воздухе, он прикрыл его ладонью и, вырастив, на секунду поднес к лицу. В колеблющемся пятне света мелькнула грязная, исцарапанная, подбитая физиономия — довольно-таки устрашающая, но, безусловно, узнаваемая.
И, наверное, я должна была обрадоваться — а вместо этого поднялось глухое, немотивированное, но знакомое раздражение.
Я сказала почти сквозь зубы:
— А, это вы, Грегори.
И после паузы — просто чтоб ее заполнить:
— А вы как здесь оказались?
Он усмехнулся — наверное, криво, не знаю, спичка уже не горела. Он сел на нары, подвинулся к самому краю и даже расправил какую-то подстилку, приглашая меня сесть рядом. И только потом ответил:
— Арестовали за бродяжничество. Это если вы — про конкретно здесь. А если вообще — то с помощью все той же машины покойного профессора Странтона…
И сразу стало интересно.
Я села на грубую мешковину и приказала:
— Рассказывайте.
Наверное, когда говорят о человеке, которого закалили невзгоды, имеется в виду именно этот эффект. Грег успел далеко уйти от того затравленного «Джима» в автобусе. Теперь он излагал факты спокойно и трезво, с умеренной самоиронией. Он, единственный, кто из первых рук знал о принципе действия машины профессора, говорил о ней как о чем-то само собой разумеющемся, будничном, совсем не фантастическом. И рассказал довольно много — куда больше, чем я могла бы узнать от Эда. Конечно, ведь это он сам подвинул мальчика на щелчок рубильника, надеясь на мощность юношеских желаний — и, кстати, не прогадал. Конечно, глупо было отправляться на другой конец мира без денег и документов, вот он и влип, теперь придется как-то выпутываться. И Эд — все-таки жалко парня с его погибшими бейсбольными мечтами и счастливо обретенной блудной матерью…
Вот это да! Лайза. Конечно, я должна была понять, они ведь и в самом деле похожи, на одно лицо. Эд, конечно, так ей и не сказал — и это почему-то задело меня за живое, разозлило по-настоящему. Идиот малолетний! Ведь сразу видно, что она — эта, в сущности, хорошая, наивная, добрая женщина — бесконечно устала от своей жизни, от таких типов, как Пако и ему подобные. И совсем еще молодая. И страстно нуждающаяся в ком-то, о ком она могла бы заботиться, любить совершенно бескорыстно. А этот пацаненок будет краснеть и бледнеть от ее неуместных ухаживаний — но не сознается, гад! Разумеется, куда легче лезть в драку и попадать затем за решетку, на это они все смелые…
А ведь Лайза уже, ни о чем не догадываясь, столько для него сделала! Познакомила через Пако с этим самым Санчесом…
— Федерико Санчес? — переспросил Грег, — Конечно, его все знают, все мужчины, я хотел сказать, все болельщики. Бейсболистом он в свое время был неважным, но тренер просто гениальный! Он же в прошлом году получил за свою школу премию Международной Федерации, неужели вы не слышали? Если он действительно заинтересовался Эдом, это же просто супер! Вот только…
Грег запнулся, а потом продолжил хмуро:
— Если парень сейчас загремит, пиши пропало — а он, судя по всему, загремит. Да-а, тоже мне, машина исполнения желаний…
Машина.
Я резко повернулась к Грегу. Уже начинало светать, и его глаза обозначились в темноте отраженными искорками.
— Где сейчас машина?!
И стало ясно, что мне больше совершенно нечего делать в этом пространственном измерении по другую сторону экватора. Потому что они, эти кретины, эти мальчишки…
— Не знаю. Мы оставили ее как было, на столе…
…Утром за нами пришли два здоровых негра — то ли те же самые, то ли точно такие же, как и в ночном патруле, — и провели через мощеный дворик в более цивилизованное помещение. Во всяком случае, здесь было окно с москитной сеткой и занавесками, была длинная кожаная скамья, был стол, заваленный бумагами, а за столом восседал негр, отличавшийся от остальных звездочками на погонах. И еще здесь работало радио. Сквозь шумы и треск пробивался какой-то явно вражеский голос, передавая последние известия, к которым офицер прислушивался очень внимательно.
— Распоряжение узурпатора… ш-ш-ш… брожение в правительственных войсках, вызванное… гр-гр-гр… беспорядки в стране грозят вылиться в… — тут волну совсем заглушило, на далекий голос комментатора наложилась очень близкая и приятная музыка. Полицейский повертел колесики, но настроиться снова не смог и выключил приемник. Затем посмотрел на меня, улыбнулся и развел руками:
— Еще вчера был бандит и террорист. Сегодня уже узурпатор. Что в мире делается, а?
Это был весьма добродушный полицейский. Что не могло не радовать.
Снова открылась дверь, ввели Эда, Лайзу и Пако. Я предусмотрительно сдвинулась на край скамьи, спрятавшись за Грега, хотя вряд ли мулат стал бы что-то себе позволять перед лицом закона. Арестованных усадили на скамью, а офицер за столом порылся в бумагах и извлек на свет, скорее всего, протокол ночного происшествия.
— Та-а-ак, драка в баре. Нехорошо, нехорошо. Телесные повреждения… убытки на сумму… Ну, и что скажете?
Как будто в наши обязанности входило пошмыгать носом и проскулить: простите, мы больше не будем. Негр прищурил угольные глаза без зрачков и оглядел сидящих перед ним слева направо, потом справа налево, потом еще раз с явной издевкой. Словно собирался сказать: ну, не будете, и ладно, — и всех отпустить. А мог и не говорить этого, и не отпускать.
— Начальник, что-то ты сегодня не в духе. Не признаешь друзей.
Голос был очень низкий и хриплый, и я не сразу поняла, что это Лайза. Она встала и, покачивая бедрами в помятом саронге, подошла к столу. Я видела ее в профиль: взлохмаченные рыжие волосы, бледное опухшее лицо, непонятного цвета разводы вокруг глаза и бескровная ниточка губ. Эд сидел на другом конце скамьи, скрытый за квадратной фигурой Пако.
Лайза наклонилась над столом и что-то зашептала на ухо офицеру. Где-то на середине второй фразы он разулыбался ослепительными негритянскими зубами, щеки и лоб у него масляно заблестели. Под конец тирады полицейский начал ритмично кивать головой и, когда Лайза закончила, добродушно резюмировал:
— Ну, если добровольное возмещение убытков… А денег у тебя хватит, птичка? Ну, ну, я пошутил, договоримся. Можешь лететь, пока я добрый.
Но Лайза никуда не улетала:
— Начальник!
Она снова наклонилась, снова что-то зашептала. Я переглянулась с Грегом. Он, кажется, тоже догадался, о чем именно она просила. Эд наклонился вперед, уронив голову на руки, теперь я видела его светлую макушку и пальцы, нервно ерошившие волосы.
Негр выпрямился:
— Прости, дорогая, никак. Парня не могу отпустить. Ну да, на поруки — и как это будет, по-твоему, выглядеть? Да он тебе кто?
И тут я вступила в разговор спокойно и естественно, как тогда в автобусе, выручая Грега:
— Ее сын, а вы что, не видите?
И Эд вскочил со скамьи, а Лайза повернулась резко и стремительно, черкнув в воздухе красной молнией саронга, и они смотрели друг на друга, а все остальные были здесь лишние: и офицер, изумленно прищелкнувший языком, а затем махнувший рукой в пространство, и конвойные, посторонившиеся от выхода, и Пако, и Грег, и я. Потом Лайза медленно подошла к мальчику, она уже не была бледной, помятой и постаревшей; взяла его за руку, которую он попробовал было и тут же передумал выдернуть; и Эд сделал шаг вперед, машинальный, неверный, и они прошли мимо Пако, мимо Грега, мимо меня, мимо конвойных… И ушли совсем. Негр за столом усмехнулся и пожал плечами.
…Меня тоже отпустили. Без проблем. В протоколе какая-то официантка засвидетельствовала, что я не принимала участия в драке, а мой заграничный паспорт произвел впечатление, офицеру, к счастью, не захотелось связываться для проверки с посольством. Когда я уходила, на скамье оставались Пако и Грег, и этот последний одарил меня до боли знакомым умоляющим взглядом. Черта с два, заботиться о нем, выручать из тюрьмы и тому подобное в мои планы не входило. В конце концов, здоровый и, кажется, неглупый парень, разберется. Я только сообщила ему на всякий случай:
— На двери той кабинки написано «ремонт».
ГЛАВА IV
Дверь подалась с натужным скрипом, взмутив в воздухе незаметное облачко пыли и древесной трухи. Дощатая дверь с поперечными планками в форме буквы дубль вэ — а почему бы и нет? Во всяком случае, такая дверь не имела права присутствия ни на какой лестничной площадке, а другого критерия выбора у меня просто не было. И время — оно работало против меня, нужно было торопиться. Даже если машины здесь нет — и откуда такое чувство, отчетливое, до полной уверенности? Может, она как раз именно здесь! Но, даже если нет, нужно как можно быстрее убедиться в этом, и тогда будет меньше на одно необследованное пространство. Кстати, о времени — интересно, который здесь час? По моим биологическим как раз пора спать, черт, эта нелепая ночь в тропической тюрьме…
Внутри оказалось темно, темнее, чем на лестничной площадке, там хоть горела над головой лампочка, а тут нет, и только из-за следующей двери на том конце помещения пробивалась узкая полоска желтого электрического света. Захотелось пошарить рукой по стене и по-домашнему, на ощупь, найти выключатель. Но на это я не решилась, тем более что глаза адаптировались к полумраку довольно быстро.
Через просторный длинный коридор протянулись узкие полосатые дорожки грубого ручного плетения. Вдоль стен стояли низкие сундуки, один из них, с откинутой крышкой, был доверху наполнен, кажется, яблоками. В темных углах угадывалась какая-то хозяйственная утварь, а на ведро у самого порога я чуть не наткнулась, черкнув по воде полой пальто — теперь с нее редко и ритмично падали на пол крупные капли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33