Первоначальная эйфория повелителя жизни и смерти прошла, уступив место холодному равнодушию. Я смотрю на врагов как на игрушечных солдатиков, в которых в детстве стрелял из пистолета стрелой с присоской на конце. Солдатики точно так же падали на пушистый ковер, когда мне удавалось в них попасть… Все как бы понарошку. Вот только в детских баталиях я всегда побеждал. Сейчас же шансов благополучного исхода становится все меньше и меньше.
Еще пара таких передряг и я точно стану закоренелым пессимистом.
В дальнем бою мой карабин оказался незаменим. Он не оставлял никаких шансов пращникам удерживая их на безопасном расстоянии. Я погладил верное оружие. У меня, похоже, мания – обращаться с понравившимися предметами как с живыми существами. Раньше был мотоцикл, теперь вот карабин. Я с тоской подумал о скучающем мотоцикле. Потом мысль сама собой перешла к Вике. Да, о такой, именно о такой девушке я всегда мечтал. Если проанализировать все мои грезы в этой области, то выходит, что она чуть ли не мой идеал. Красивая, умная, женственная, но в то же время с этаким стальным, несгибаемым стерженьком внутри. Сейчас, лежа в окружении десятков трупов и потеряв одного из друзей, я как никогда доселе чувствую необходимость ее присутствия в моей жизни. Вспомнился прощальный поцелуй… Ее нежные рыжие локоны щекочущие мое лицо… Стройная фигурка прильнувшая в момент расставания…
– Вить… Как успехи? – булькает и хрипит рация. Похоже, удар камнем не прошел для нее даром.
– Какие тут могут быть успехи. Сплошная смерть вокруг! Ненавижу! – цежу сквозь зубы. – Видел как Артем… – комок в горле не дает договорить.
– Не видел. Слышал, – хрипит в ушах грустный голос. – Жаль!
Да жаль. Это я Артема втянул в эту сумасшедшую авантюру. Это на моей совести лежит его гибель.
– Мы все равно ему ничем бы не смогли помочь, – зачем-то оправдываюсь перед Шуриком.
– А у тебя все нормально, а то голос у тебя какой-то непонятный? – заботливо интересуется друг.
– Со мной да, а вот рация, кажется, на пути в свой электронный рай. Какой-то снайпер меня очень удачно в шлем камнем влупил, аж чертики перед глазами запрыгали. В результате оказалось, что моя голова значительно более надежный прибор, чем электроника чужаков.
– Хорошо, что не наоборот.
– Полностью согласен с предыдущим оратором, – неожиданно для себя растягиваюсь в улыбке. То, что Шурик все еще сохранил способность шутить, внушает определенную надежду. Надо и себя брать в руки, а то раскис как баба. – Шурик, как с патронами?
– Никак. Втыкаю последний рожок.
– А пистолет?
– Уже пусто. В калаше гильза заклинила. Не было времени вытаскивать. Пришлось пистолет доставать. Еле отстрелялся… Думал массой задавят.
Голос друга полон энтузиазма. Кажется, что он немного пьян. Неужели способность отбирать жизнь, быть вершителем чужих судеб поначалу так опьяняет человека? К счастью я этого уже не чувствую. Меня тошнит от этих замерших в нелепых позах тел, от вездесущей крови, от жалобных стонов раненых…
Голова, ушибленная камнем, тупо ноет и немного кружиться.
Ненавижу убивать! Это только по телевизору интересно смотреть… Нажал один мужик на курок а другой хлоп на землю и замер в красивой позе и аккуратненькая такая струйка крови на белоснежной рубашечке. Искусство, м-мать его! Здесь все не так. Никакого тебе грима, сплошной реализм, со всеми его прелестями. Здесь, прямо под скальным карнизом, на котором я лежу, валяется старая женщина с развороченным животом, а ее кишки, вывернутые наружу разрывной пулей, аккуратно разложены на плоском камне как… как на тарелке… И запах… Сладкий, приторный запах крови… Была бы возможность я бы вообще не дышал… и не смотрел… и не стрелял. Но я не могу позволить себе такую роскошь, если конечно все еще хочу жить.
Момент истины – последняя атака, все ближе и ближе.
Закуриваю, пытаясь табачным дымом разогнать роящиеся мысли.
В поле зрения появляется абориген с пращей. Даю ему размахнуться и только после этого простреливаю грудь. В момент, когда боек ударяет по капсюлю патрона, я закрываю глаза, чтобы не видеть очередной кровавый шедевр созданный оружием на сером каменном холсте.
Ущелье завалено телами. Некоторые еще дергаются. Метрах в двадцати за обломком скалы, иссеченном осколками гранаты, кто-то захлебываясь кричит страшным голосом. Через минуту крик переходи в хрип и утихает насовсем.
На всякий случай еще раз перетряхиваю ранец в поисках несуществующих боеприпасов. Высыпаю содержимое на скалу. Консервы, упаковки пищевого рациона, шоколад, сигареты. А это что? Последней выпадает знакомая желтая коробочка.
– Шурик! – ору я во весь голос, забыв о рации – Мы спасены! – Я готов пуститься в пляс от радости на своем узком карнизе.
– Ну что там у тебя? – скептически интересуется Шурик. – Гранатомет в ранце нашел? Эх, думал я прихватить…
– Лучше! Лучше! – перебиваю его. – Помнишь, Вика в тире показывала их оружие?
– Припоминаю, было такое. Это, которое рой, что ли?
– Да! Именно рой! Оно у меня! Не знаю откуда оно взялось… Главное что есть!
– Врешь! – Шурик высовывается из своего убежища, и я машу ему желтой коробкой. Его физиономия расплывается в счастливой улыбке.
– Слушай, – даю наставления, – если ты не забыл, это оружие предназначено для разрушения тканей головного мозга. Когда эти голозадые пойдут в атаку зарывай поглубже голову под камни. Мы хоть и не умеем управлять этими насекомыми, но по идее оказавшись на свободе, они будут лопать, что под руку подвернется.
– А если эти насекомые и наши мозги скушают?
– А у тебя еще есть чего жрать? – шучу я, окрыленный неожиданной возможностью спасения. – У тебя выбор есть?
– Нет.
– Вот лежи там и не умничай, – заканчиваю я диспут.
Лежим, ждем атаки. Впервые я жду ее с нетерпением.
Вот будет теперь вам за Артема. Все здесь сдохнете суки! Все до одного!
В расщелину потихоньку начинают просачиваться аборигены. Идут не спеша, на полусогнутых. Перебегают от камня к камню. Прячутся, с опаской поглядывая в нашу сторону.
Да, не прошли наши уроки даром.
Не встречая сопротивления, все больше и больше аборигенов заполняет расщелину. Подпускаю ближе. Еще ближе. Противник почти рядом. Только б пчелки не подвели.
Резким движением открываю коробочку, и тот час же засовываю голову под обломок скалы, засыпая сверху заранее приготовленными кусками. Не смотря на своевременно опущенное забрало, каменная пыль настырно лезет в нос, похоже, что конструкторы не предусмотрели применение страусиной методики.
– Началось! – взволнованно шепчу в микрофон, с трудом удерживаясь от чиха.
– Я уже зарылся, – невнятно бормочет Шурик.
Видеть, что происходит в ущелье я не могу, но сквозь слой камня доносятся крики страха, вой, звук падающих тел. Судя по всему, мозги, пораженные гнилью пришлись по вкусу крылатым обжорам.
Несколько минут лежу, как страус, зарывший голову в песок.
Наверное, пора вставать.
Осторожно высовываю голову из убежища. Рот забит каменной крошкой. От пыли першит в горле. Отплевываюсь чем-то похожим на жидкий цементный раствор. С трудом открываю запыленные глаза и откидываю оказавшимся бесполезным в подобной ситуации забрало.
– Шурик ты как?
В наушниках только потрескивание. Наверно рации совсем капут.
В первую очередь с опаской смотрю на коробочку. В ней и вокруг нее валяются наши маленькие спасители. Наклоняюсь ниже, чтобы рассмотреть малюток. Мертвы. Почти все мертвы. Некоторые мошки еще сучат лапками и подергивают крылышкам.
– Спасибо вам пчелки-мошки, – искренне благодарю их. – И спасибо тому, кто поместил вас в мой ранец. – Я даже не сомневаюсь, что это дело рук Вики. Больше некому.
Поднимаюсь на ноги и громко кричу:
– Шурик, вставай! У пернатых батарейки сели!
Тишина.
Наверное, глубоко зарылся, раз не слышит.
Оглядываюсь, не выпуская из рук карабин. Ну и ну. Вся расщелина усыпана телами.
Мертвы все. Все до единого. Славно поработали пчелки.
Тела лежат там, где их настигли наши крылатые, зубастые друзья. У всех свежих трупов видны отверстия в черепах, из которых на серые скалы вытекает серый мозг. Доминируют два цвета: красный – кровь и небо, серый – мозги и скалы.
Пытаюсь прикинуть количество жертв. Наверное, несколько сотен.
«Да-а, однако серьезное оружие», – думаю я, идя к диспозиции Шурика.
Подхожу и легонько пинаю его ноги.
– Вставай лежебока! Хватит нежиться!
Но он даже не пошевелился.
Обламывая ногти, стараясь не пускать в голову страшные мысли, расшвыриваю камни. Показывается шлем. Полностью вытаскиваю его голову из каменного саркофага убежища.
– Шур! Шур! – трясу его изо всех сил.
Переворачиваю неподатливое тело на спину и в красное, низкое небо устремляются застывшие глаза мертвого друга. Все еще не веря, стягиваю с его головы шлем и отбрасываю в сторону. Он с глухим стуком катится по камням.
– Шурик! Дружище! Ты чего? – тупо твержу, еще не до конца осознав реальность. Ощупываю голову. Рука натыкается на что-то мокрое и липкое, а палец проваливается в маленькую дырочку в основании черепа. Поворачиваю голову. Так и есть. Пчелкам все равно кого убивать. Был бы мозг…
Ущелье сотрясается от животного крика. Крика злобы и бессилия. Крика человека за
один час потерявшего двух единственных друзей. Человека, которому больше незачем жить. Эхо, отражаясь от скал, насмехается над моим бессилием.
– Эх, мужики! – шепчу я, стоя на коленях у трупа друга. – Не уберегли вы себя. Не уберегли…
Слезы оставляют чистые дорожки на щеках покрытых каменной пылью.
А ведь как все безобидно начиналось…
Тяжелым грузом наваливаются воспоминания.
Наша эпопея началась с обычного телефонного звонка…
Глава 1.
– Вам, что не спиться, в унитазе сверхновая взорвалась или батарейки в вибраторе сели? – сонно проорал я в телефонную трубку в ответ на ночной звонок. Что за дурная привычка у народа звонить среди ночи и будить мирно дрыхнущих сограждан? – Это не больница, не милиция и не Смольный! – заранее предугадываю возможные вопросы. – А если это не больница, не милиция и тем более не Смольный, то спрашивается, какого хрена вы сюда звоните? Хочется позвонить – звоните в свой дверной звонок, и тихо радуйтесь в свое удовольствие! Неужели все ваши мелочные проблемы нельзя отложить до утра?
– Нет, Витя, до утра нельзя, – проник в мое рассерженное сознание, страдающее дурным настроением знакомый голос.
– Шурик? – как-то неуверенно поинтересовался я у трубки. – Это ты?
– Ага, – буркнула в ответ трубка.
В первую секунду, узнав его голос и получив подтверждение правильности моего узнавания, я разозлился, и высказал в безропотно молчащую трубку все, что думаю в этот момент о нем, о его звонке, и о том, чем необходимо заниматься в это время суток даже в случае отсутствия женщины под рукой. Мой любезный тон и преимущественно нецензурная брань ничуть его не смутили.
Когда мой поток ругани и чистосердечных возмущений иссяк, как пересыхающий в жару ручей, из трубки раздался нервный шепот: – «Мне очень срочно нужна твоя помощь! Дело крайней важности… Я не шучу! Приедешь, все объясню. Извини… Буду на работе.»
На работе?.. Ночью?.. Приехать сейчас?.. Нужен?.. Очень?.. – мелькает в голове сумасшедший калейдоскоп мыслей. – Спасибо, хоть извинился.
На него это совсем не похоже. Шурик довольно культурный и вежливый парень. Как на меня иногда даже чересчур. В процессе длительного общения со мной в студенческие годы культуры у Шурика малость поубавилось, и он стал немного ближе к образу среднестатистического студента, но и того, что осталось было более чем достаточно.
Шурика я знаю уже восемь лет, он относится к той немногочисленной группе людей, которых я называю друзьями. Это я, конечно, преувеличил насчет группы… Друзей у меня всего двое: Шурик и Артем. Обстоятельства сложились так, что все мы живем достаточно далеко друг от друга, но это не мешает нам оставаться друзьями, ведь настоящая мужская дружба неподвластна ни времени, ни пространству. Единственное, что, по моему мнению, может нарушить подобный союз – женщина.
Так вот, о Шурике. Мы вместе проучились шесть лет в университете в одной группе и по окончании учебы продолжали поддерживать дружеские отношения. Любимым занятием всегда было поглощение пива на лоне природы сопровождающееся умными беседами, в основном в моем исполнении. Молчаливый Шурик чаще всего выступает в роли свободных ушей, в которые я, и изливаюсь. А поговорить я люблю, есть за мной такой грешок, особенно при наличии благодарных слушателей, умеющих кивнуть в нужный момент и помолчать, выслушивая очередную порцию моего трепа.
В Шурике смешался букет разномастных кровей: мать татарка, отец русский. Взглянув на него сразу можно заметить, что доминирует кровь уроженки татарских степей. В комбинации с курчавым темным волосом это дает весьма оригинальный коктейль, наводящий на мысли о тесной дружбе народов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46