Ты моя зазноба,
Люблю тебя до гроба.
— Что это? — удивленно спросила Мари.
— Валентинка, — небрежно пояснил Моррис.
— Но ведь сегодня не четырнадцатое февраля, а четырнадцатое июня.
— Какая разница? — Моррис пожал плечами. — Если мне кто-то нравится, неважно, февраль это или июнь.
Дейси Мей хихикнула.
— Какой вы стали смелый, мистер Аллен! — сказала Мари и, повернувшись к подруге, добавила: — Не правда ли, у него есть couleur locale?
— Что-что? — спросил Моррис. — Я не понимаю по-французски.
Этот неуклюжий подарок, как ни странно, помог Моррису. Я видел, как у Мари сияли глаза, когда она смотрела на Морриса. Мне стало грустно. Я уходил в сад и гулял там в темноте среди дубов и магнолий. Иногда я прислонялся к стволу и смотрел вверх Там кое-где через крону проскакивали серебряные крупинки звезд и, если смотреть долго, начинало казаться, что звезды растут на дереве.
Вон ветка и листья, а на самом конце небесное яблочко. Как красиво! Что же? Разве я сам не старался для Морриса? Разве не хотел, чтобы Мари полюбила его? Но зачем я хотел этого, зачем? Ведь Моррис меня не просил. Быть может, Мари и не так ему дорога. Мне до сих пор кажется, что Моррис ухаживает за ней с какой-то натугой. С натугой? Откуда мне знать? Вдруг я поддаюсь. Поддаюсь на то, чтобы самому влюбиться. Влюбиться и оттолкнуть Морриса. Какое у нее ясное личико, как солнышко…
Я услышал разговор. Они почти шептались.
— А ты не обиделась, что я подарил ей валентинку?
— Нет, Моррис, на что мне обижаться?
— А помнишь, как я упал вместе с тобой, и ты ушиблась?
— Конечно, помню.
Моррис и Хетти! Вот так штука. Они остановились совсем недалеко от меня, по ту сторону дерева.
— А ты тогда не обиделась?
— Но ты же нечаянно упал?
— Конечно, нечаянно. Я очень переживал. Тебе было больно?
— Немножко, — ответила она.
Молчание. Легкий шорох ветра.
— Ой, Моррис, я боюсь, тут кто-то есть.
— Кто тут может быть?
— Ведь Майк в сад пошел?
— Ну и что?
— А если он нас увидит?
— Майк? Кого тут увидишь в такую темень.
— У него такие глаза… Я их боюсь.
— Какие у него глаза? Что ты Хетти? Майк очень хороший.
— У него непонятные глаза.
— А у меня?
— У тебя грустные. Ты, наверное, всегда о чем-то грустишь.
— И у тебя грустные. Надо, чтобы ты вылечила ногу.
— Конечно. Я ведь совсем не могу бегать. Кому я нужна такая?
Он с жаром:
— Нет, нет, Хетти! Хочешь, я все время буду носить тебя на руках?
— Моррис, Моррис, не нужно. Я боюсь.
— Какая у тебя рука холодная!
— А у тебя сердце бьется. Я слышу, как оно бьется.
— Пускай бьется. Не вырывай руку.
— Моррис, зачем… Ведь тебе нравится Мари.
— Никто мне не нравится, Хетти, никто.
— Разве ты не любишь Мари?
— Не спрашивай меня, Хетти.
— Зачем же ты подарил ей валентинку?
— Хочешь, я скажу тебе одну вещь?
— Скажи, Моррис.
— Я плакал, когда упал и ушиб тебе ногу.
— Зачем ты это говоришь? — Ее голос дрожит. — Зачем ты все это, Моррис? Ведь у меня нога, я…
— Дай мне руку! — говорит он. — Дай! Какая холодная! Хочешь, я все время буду держать твою руку? Она не будет холодная. Не сердись на меня, Хетти. Я сам себя не понимаю, я какой-то чумной. Мне никто не нравится, никто. Мне хочется все время быть с тобой.
— Со мной?
— Да, с тобой. Только не сердись, Хетти.
«Ай да Моррис! — подумал я. — Вот так штука!»
Они молчат. Потом Хетти шепчет:
— Моррис, не обманывай меня, Моррис.
— Что ты, Хетти, что ты!
— Меня не надо обманывать, Моррис. Мне так плохо бывает. — Она всхлипывает. — Ох, Моррис, если бы ты был мой брат!
— Хетти, ты хочешь, чтобы я был твоим братом?
Она плачет.
— Я бы тебя так любила, Моррис!
— Хетти, дай я тебя обниму, тебе холодно.
— Это ничего, Моррис. Ты не думай. Даже если ты пошутил, я все равно буду тебя любить, Моррис.
— Хетти…
— Ты только приходи к нам почаще.
— Тебе холодно, Хетти…
Шорох кустов. Они уходят. Я сижу, прислонившись к дереву и все разглядываю звездочки, засевшие в густой листве. Неслышно прибежала тройка белых борзых. Они обнюхали меня, потыкались носами, лизнули. Свой. Теперь они меня знают, а раньше облаяли. Из-за них-то я и узнал всех в Гедеоне.
Они убежали так же бесшумно, белея в темноте гибкими телами, приставив носы к земле, обшаривая свои владения. Тройка собачьих маршалов — Ней, Мюрат и Груши.
Глава 14: Цветочный бал
Каждый год в середине июня гедеонцы устраивают праздник цветов. Весь город тогда украшен цветами. Со всей Черной Розы собираются фермеры и плантаторы, их жены, дочки и сыновья. Они едут из Аржантейля, Кроликтауна, Традесканции, Молочного Берега, Пинуса и даже из форта Клера. Они едут из крохотных местечек с чудными названиями Держи Крепче, Дырявый Камень, Нигде-не-Найдешь. Они едут со своих ферм и плантаций, которым тоже любят давать затейливые имена — Дорогая Покупка, Душа Здесь Спокойна, Конец Разлада.
Дочки надевают лучшие платья, сыновья новые сапоги, отцы вынимают дорогие сигары, а жены отложенные доллары. Дочки надеются встретить женихов, сыновья за кем-нибудь приударить, отцы хорошенько выпить, а жены привезти назад хоть малую часть денег.
Они садятся в свои экипажи. Кто победнее, в простые фургоны, кто побогаче, в лакированные коляски от Брюстера. Они украшают упряжки цветами, венками из сассафраса, звездами из листьев магнолии.
Гедеон завален цветами. Вешают гирлянды на стены домов, протягивают через улицы, букеты в горшках расставляют вдоль тротуаров. Весь город напоен цветочным ароматом. Волной набегает запах гвоздик, гиацинтов, сирени, ландышей, резеды, ясменника, жимолости, белой акации, фиалок, медвежьего уха, лабазника и ванили. Проскальзывает слабый болезненный аромат петуний, руты, пионов, медовый дух флоксов, шафранов, германий.
Нет, Гедеон в этот день совсем не кажется скучным городом. Открыты все лавки на Пряничной улице, ведущей прямо к Капитолию. Веселенькие домики этой торговой части сплошь покрыты деревянной резьбой, уголками, завитушками — «пряниками», как назвал их какой-то плотник. В «пряниках» и пожарная каланча, на нее поднимают огромный венок из картонных роз. Колокол отбивает каждые полчаса, приглашает всех покупать, продавать, гулять, веселиться.
Вечером в Капитолии начинается Цветочный бал. Для этого вставляют разбитые стекла, подметают пыльные залы, вешают на стены гирлянды, фестоны, ставят повсюду вазоны с цветами.
Белый зал Капитолия преображается. Даже с высоченного потолка сметают паутину, чистят паркет мастикой, расставляют красные стулья, диваны. В боковых комнатах открывают курильную, бильярдную, буфет с мускатной шипучкой, имбирным пивом, шампанским, пирожными, сухими фруктами.
Народу набивается тьма. Молодые толпятся в зале, старики по комнатам. Вивиетты, Артемиссы, Магалоны, Темперанции, Квантиллы — сколько здесь девушек с цветочными именами, которые бывают только в этих краях!
У входа продают бархатные, шелковые и бумажные цветочки. Покупай и укрепи где-нибудь на видном месте. Теперь ты нарцисс или фиалка, жасмин или азалия.
Мы с Моррисом решили стать тюльпанами. Тюльпан означает постоянство. По случаю Цветочного бала мы поделили одежду. Мне достался сюртук и сорочка, Моррису жилет, синяя бабочка в горошину и мягкая фетровая шляпа. Сдвинув ее на затылок, Моррис так и не снимал шляпу целый вечер. Нравы в Гедеоне свободные, тут многие отплясывали в шляпах и даже в цилиндрах.
Мари пришла в красном платье с красной розой в пушистых, еще не высохших волосах. Дейси Мей оделась в белое с синим огоньком незабудки, а Хетти была в своем желтом платьице с пуговками до пояса. За одной пуговицей торчали две белые звездочки ясменника. Того самого ясменника, который я обрывал еще в мае недалеко от деревни криков.
На возвышении устроились два оркестра, струнный и духовой. Они будут играть на переменках. Бал открыл мэр Гедеона сквайр Стефенс.
— Молодые друзья! — сказал он. — Мы связываем с вами большие надежды! Сегодня бал цветов. Развлекайтесь, веселитесь, но помните, что завтра, быть может, вам придется взять в руки оружие! Здесь много цветов, как я вижу. Красные, белые, желтые, голубые. Но Черная Роза превыше всего!
Оркестр грянул «Славься, Черная Роза». Бравую речь сквайра Стефенса приветствовали криком и брошенными вверх шляпами. Потом все закрутилось и завертелось. Пошли польки, кадрили, мазурки и бесконечные вальсы. Старики выстроились по стенкам, засунули в рот сигары и одобрительно кивали головами. Скоро в зале уже висела синеватая дымка. Я думаю, всего легче дышалось в курительной, там почему-то никто не курил.
Наша Мари имела успех. На нее сразу накинулись местные щеголи с чересчур узкими талиями, чересчур обтягивающими брюками и чересчур загнутыми носками башмаков. Первым пострадал Люк Чартер. Несмотря на свой огненный мундир, он никак не мог перехватить у Мари вальс или польку. Отчаявшись, он стал танцевать с Флорой Клейтон, но и та скоро предпочла менее знакомых кавалеров.
Мы с Моррисом выпили для храбрости по бокалу шампанского марки «Редерер» и почувствовали себя не хуже других, хотя совсем не знали этих кадрилей и мазурок. Зато вальс мы накручивали так, что наши дамы обмирали. В конце концов мы добрались и до Мари, каждый станцевал с ней по разу.
Близнецы Смиты лихо отплясывали друг с другом. Несколько дней назад они выписали очки и теперь ходили только в очках. Можно позавидовать близнецам Смитам. Наверное, до старости они будут держаться за руки, никто им особенно не нужен.
Неужели я все-таки влюбился в Мари? Все время искал глазами ее красное платье. Вот она танцует с сыном судьи, вот с каким-то лихим глиноедом, он даже на бал пришел в кожаной куртке и жирно начищенных сапогах. Она совсем не замечает меня. Но нет. Вот пронеслась мимо и вспыхнула ярким личиком, бросив веселый и, как мне показалось, ласковый взгляд.
Я немножко воспрянул духом и добился от нее тура вальса. Когда мы кружились, она сказала:
— Ax, Майк, я так хорошо представляю себе Париж. Мне так хочется в Париж! Там танцуют с утра до вечера. Ты хочешь в Париж, Майк?
— Чего я там не видал! — сказал я презрительно.
— Чудаки вы с Моррисом. Все-таки ты выглядишь старше своего брата. Неужели ты моложе на целый год?
— Мы родились почти одновременно, — сказал я.
— Да-а? — протянула она. — Как же это так?
— Бывают случаи, — сказал я. — Сначала появился на свет он, а спустя три недели я. Только он в декабре, а я в январе. Вот и получилось, что разница в год.
— Правда? — она округлила глаза. — Разве так бывает? Я не знала. Ты не врешь?
— Конечно, не вру, — сказал я. — Просто я немножко задержался в пути. Когда-нибудь тебе расскажу.
— Ой, как интересно! Расскажешь, Майк?
«Неужели ты такая глупая? — думал я уныло. — Да разве в этом дело? Дело в том, что у тебя серые пушистые брови, длинные ресницы и розовые щеки. А глаза у тебя веселые и глупые».
— Все девочки глупые, — сказал я по этому поводу.
— И я? — спросила она.
— Все, кроме тебя, — заверил я.
«Что ты можешь знать о Париже, глупенькая Мари Бланшар? — думал я. — Что там танцуют с утра до вечера?» Странно, почему можно влюбиться в глупую девочку? Об этом я спросил Флору Клейтон.
— Ты думаешь, можно влюбиться в глупую девочку? Черноволосая пампушка Флора ответила вопросом:
— А можно влюбиться в глупого мальчика?
— Глупых мальчиков не бывает, — грустно сказал я.
— Ну да, конечно, — заметила Флора, — умные только вы со своим Моррисом.
— Ничего такого не говорю, — ответил я смиренно. Совсем не в своей тарелке чувствовал я себя на балу. И сюртук стал жать, и сорочка сдавила горло. Но самое главное, я не мог спокойно смотреть на красное платье Мари Бланшар. Мне хотелось подойти и сказать ей какую-нибудь дерзость.
А бал, бал гремел оркестрами, расточал запахи цветов и желтое придушенное пламя масляных светильников. Я не вытерпел, я подошел к дочке какого-то фермера и сказал:
— Et bien, petite, dansons peut-etre?
— Чего вы сказали? — спросила она простовато.
— Нет, ничего, извините, миз. — Я специально сказал это «миз», а не «мисс», как говорят приличные люди. Я тоже прикинулся простаком.
Я вышел в курительную комнату. Здесь огненный Чартер сиротливо корчился в углу дивана.
— Как поживаешь, Люк? — спросил я.
— Называйте меня на «вы», — уныло ответил он. — Я старше вас на три года.
— Да, не везет нам с тобой, — сказал я. — Мари и дела до нас нет.
— Еще бы! — сказал он. — Какое ей до меня дело.
— До нас, — поправил я.
— Нет, до меня. Вам хорошо, у вас паровоз. А у моего папы долги во всех лавках.
— Неужто, Люк? — сказал я.
— Поэтому она и не обращает на меня внимания, — печально промолвил Чартер.
— Но ты же офицер. Быть может, ты станешь начальником пожарной команды.
— Не хочу, — он махнул рукой. — Поеду учиться на Север.
— Ого! Как бы нас не услышали!
— Слишком тут жарко, — сказал Чартер.
— А если война начнется?
— Пускай воюют.
— На чьей же ты будешь стороне?
— Я поеду учиться. Я стану адвокатом.
— Но тебя заберут в солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26