новорожденный умер вместе с матерью. Ни одна из последующих жен не подарила ему сына, который мог бы продолжать борьбу против Скуратиса. У него была только Елена. Тебос злорадно усмехнулся: у него есть дочь, а у Скуратиса нет никого! Его единственная дочь покончила с собой вскоре после того, как стала женой Тебоса. Это было одно из самых приятных воспоминаний.
Моторист катера снова завел двигатель и помчался через ночной океан обратно к «Кораблю Наций».
Тебос пошел спать. Завтра прибудет Скуратис, и все станет на свои места. Решительно все.
И он будет Первым. Никаких сомнений.
Горничная Елены приготовила постель в передней каюте и теперь спала в маленькой смежной комнатке. Перед сном она надевала наушники, соединенные с кнопкой вызова над кроватью хозяйки. Так повелось с того момента, как она начала прислуживать Елене, а было это много лет назад.
Каюта была освещена неярким ночником. Ни на что не надеясь, Елена оглядела спальню — пусто.
Римо явился ей в галлюцинации. Это был мираж, следствие лишнего бокальчика анисовой водки «Узо».
Елена села к туалетному столику, чтобы снять украшения. Взглянув в зеркало, она вздрогнула: дверь ванной комнаты отворилась, и из нее вышел Римо. На нем был один из ее бархатных купальных халатов.
Глаза их встретились в зеркале.
— Хорошо, что я нашел у тебя халат, — сказал он. — Моя одежда намокла, а я терпеть не могу заниматься этим в мокрой одежде.
— Чем «этим»? — спросила она.
— Любовью.
— Вот как? Мы собираемся заняться любовью?
Елена встала и повернулась к Римо лицом.
Тот завязывал пояс на купальном халате. Управившись с этим делом, он посмотрел на нее своими бездонными глазами.
— Естественно. А разве нет?
Елена ответила не сразу — Да, — негромко произнесла она. Но только не «естественно»
— Да уж, знаю я вас, греков, — сказал Римо.
Она засмеялась тихим счастливым смехом, в котором будто звенели колокольчики.
— Ты меня не так понял. «Естественно» предполагает один раз, а мы этим не ограничимся.
Она вынула из ушей золотые сережки.
— Ты думаешь, я справлюсь? — спросил Римо.
— Еще как, американец. Я в тебе не сомневаюсь.
— Ладно. Только сначала давай поговорим.
— Нет. Сначала займемся любовью, а разговоры отложим на потом.
С помощью деревянного крючка на длинной ручке она расстегнула «молнию» на спине.
— Давай поговорим между делом, — предложил Римо. — Скажи, зачем твой отец дает вечер в честь Скуратиса, которого люто ненавидит?
Елена пожала плечами. От этого движения ее расстегнутое платье соскользнуло с плеч.
— Никто не знает, что на уме у моего отца. Я думаю, он действительно находится под впечатлением построенного Скуратисом корабля.
— Не верю, — сказал Римо.
— Я тоже не хочу этому верить, сказала Елена, высвобождая руки из рукавов. — Скуратис — непроходимый тупица, грубый и порочный. Ему место на скотном дворе. Я говорила отцу: тот, кто спит в хлеву вместе с овцами, пахнет овечьим навозом.
— Наверное, вы, греки, разбираетесь в этом лучше, чем я, — заметил Римо.
— Я ненавижу этого человека. Он пачкает все, к чему прикасается!
— Он построил довольно-таки приличную лодку, — сказал Римо.
— Не лодку, а корабль. Эка невидаль! Его судно никогда не пересечет океан.
Она перешагнула через упавшее платье и осталась в шелковых кружевных панталонах и в высоком корсете, который облегал и приподнимал ее грудь.
— Не лодка, а целый город, — сказал Римо.
— Корабль, — снова поправила его Елена. — Кому это нужно?
Она повернулась к туалетному столику и зажгла темно-коричневую сигарету. Римо, стоявший на противоположном конце спальни, почувствовал едкий специфический запах.
— А ты знаешь о том, что внутри корабля есть другой? — спросил он. Целый подземный город.
— Он и должен уйти под землю, — сказала Елена, глубоко затягиваясь. Вернее, под воду. — Она нервно засмеялась. — И, надеюсь, скоро. Вместе со всем зверинцем. Только звери с Ноева ковчега спаслись, а эти не спасутся. Достаточно одного раза.
— Ты знаешь что-нибудь о тайных проходах в стенах корабля? Помнишь, как вышли сегодня из них те парни, прямо из стены?
— Милые штучки Скуратиса. Этот кретин все печется о безопасности, сказала Елена. Она положила сигарету в пепельницу и начала расстегивать корсет.
— Ты рассказала о служившемся отцу? — спросил Римо. — Он знает о роли Скуратиса?
— Отец не имеет об этом ни малейшего представления, — сказала Елена.
Она сбросила корсет на пол и последний раз затянулась сигаретой, прежде чем смять ее в пепельнице. Потом она направилась через всю комнату к Римо, распахнув объятия.
— Пора в постель, — сказала она с улыбкой.
Римо отрицательно покачал головой.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он и развязал пояс халата. Под ним оказались мокрые брюки и тенниска.
— Как?! — не поняла Елена.
— Мне пора: плыть ведь далеко! — объяснил Римо.
— Ты покидаешь меня?!
В ее голосе зазвучала нескрываемая ярость.
— Ну, если хочешь, поплывем вместе.
— Послушай, — сказала она. — Это очень милая шутка, но достаточно. Я знаю, что ты прицепился к катеру и он вез тебя на буксире. А теперь хватит валять дурака. Утром я прикажу отвезти тебя обратно.
— Извини, но я лучше поплыву своим ходом. У меня не будет другого такого случая попрактиковаться в плавании. И потом, если я останусь здесь на ночь, это, пожалуй, не понравится твоему отцу.
— Отец живет своей жизнью, а я — своей. Мы договорились об этом, когда я стала женщиной.
— Я уже сталкивался с отцами. Они соблюдают такого рода соглашения только на словах, а когда доходит до дела, их забывают.
— Положись на меня, — сказала Елена.
— Прости, не могу. Мне надо уходить. — Римо сунул ноги в мокрые мокасины, стоявшие под кроватью Елены. — До скорого свидания!
— Ты — свинья!
— Возможно.
— Ненавижу! Ты мне омерзителен!
— Охотно верю. Я это заслужил.
— Чтоб ты утонул!
Она дрожала от гнева, ее небольшие торчащие груди бурно вздымались.
Прежде чем повернуться к двери, Римо дотронулся до ее щеки.
— Ну зачем так волноваться?
Она оттолкнула его руку.
— Пошел прочь! Отправляйся в этот свинарник, к себе подобным.
— Не стоит давать волю раздражению.
Римо пошел к двери. Она выкрикнула ему вслед какие-то греческие слова.
Не зная языка, Римо тем не менее понял, что это непристойность, и догадался, какая именно.
— Сама ты!.. — крикнул он и с этими словами прыгнул через перила яхты в холодные воды океана.
Глава 10
Римо вышел из лифта на главную палубу. С него струилась вода, оставляя на полу лужицы. Палуба была пуста, если не считать одного человека. Издали доносились звуки песен и пьяные выкрики — это кутили последние, припозднившиеся гости Тебоса. Дело шло к утру.
Человек стоял в тридцати футах от лифта, повернувшись спиной к Римо и вглядываясь в океан. Под мышкой он держал свернутые в трубку бумаги.
Его смокинг из голубой парчи был бы вполне уместен на популярной рокзвезде, присутствующей на свадьбе юной любительницы рока. Редеющие волосы были коротко подстрижены и прилизаны волосок к волоску.
Облокотившись о перила, он весь подался вперед, будто надеясь расслышать в шуме ветра что-то очень важное.
Римо не видел его лица, да и нужды в этом не было.
— Привет, Смитти! Какими судьбами?
Доктор Харолд В. Смит, глава КЮРЕ, не спеша обернулся.
— Хорошо искупались? — спросил он.
— Неплохо, — ответил Римо. — Стараюсь каждый вечер делать десять заплывов, чтобы держать форму. Что вы здесь делаете? К чему этот нелепый маскарад?
— Я считал, что вы не одобряете мой серый костюм, — сказал Смит — Видя вас десять лет в одном и том же костюме, я, естественно, его не одобрял. Но я не мог ожидать, что вы выйдете на люди одетый точно клоун.
Смит фыркнул, точь-в-точь как святоша из романа Диккенса.
— Я стараюсь одеваться как все. Мне казалось, что на сегодняшнем приеме мой костюм будет соответствовать, так сказать... А если уж говорить о манере одеваться, я удивлен, видя на вас все ту же тенниску и брюки. Я думал, что вы щеголяете теперь в шелковых шароварах и расшитых туфлях с загнутыми кверху носами.
— Ну ладно, — сказал Римо, — мы квиты. Но что привело вас сюда?
— Извините, Римо, это — государственная тайна.
— С каких это пор у вас от меня секреты?
— Но, согласитесь, я не могу выбалтывать первому встречному все, что знаю. Тем более иранскому телохранителю, — сказал Смит.
У Римо задвигался кадык.
— Секреты? От меня? — повторил он, помолчав.
Смит слегка передернул плечами, как будто желая поправить тяжелую ношу у себя на спине — он нес на себе груз ответственности за судьбу планеты.
— Тогда я сам скажу вам, что вы здесь делаете. Вы считаете, что здесь, на корабле, что-то готовится, и хотите помешать этому. А сверток бумаг у вас под мышкой — чертежи этой лодки.
— Корабля, — терпеливо поправил его Смит. — Это не лодка, а океанский лайнер.
— Да пропади он пропадом! — вскричал Римо. — Мне нет дела до того, как его называть: лодка, корабль или вонючая лохань. Вы запаслись чертежами потому, что считаете положение на этой шаланде неблагополучным, раз здесь происходят нападения, убийства и прочее. Так я говорю?
— Близко к истине? — согласился Смит.
— О'кей. Теперь я скажу вам кое-что интересное. Здесь что-то зреет, но что именно, я не знаю. Чертежи не покажут вам того, что есть на самом деле. Эта треклятая баржа вся издырявлена тайными проходами и нашпигована аппаратурой, о которой никто и понятия не имеет. Почему бы вам, Смитти, не собрать американскую делегацию и не отчалить, пока не поздно?
— Катастрофа на этом корабле может стать мировой трагедией, — возразил Смит.
— Мир пережил смерть многих великих людей, а жалкая толпа паяцев — невелика потеря. Полно, Смитти! Вы же их видели сегодня на приеме. Кого вы собираетесь спасать? Забирайте нашего представителя и его штат. Пусть у вас болит голова об Америке.
— Это не наш стиль работы, — сказал Смит. — Извините, Римо, — продолжал он после паузы, — но это как раз то, чего вы никогда не понимали.
— Но ведь здесь опасно, Смитти, действительно опасно!
— Каждый делает свой выбор.
— Значит, вы собираетесь остаться на этой лодке, — тьфу! — на этом чертовом корабле и будете рисковать жизнью, пытаясь выяснить, что здесь готовится, и помешать этому — и ради кого? Ради стада корыстолюбивых, падких на бесплатное угощение выродков в полосатых штанах, готовых продать душу за цент.
— Да, — просто сказал Смит.
— Значит, Чиун был прав?
— Вот как? В чем же?
— Что вы — безумец, всегда были им и навсегда им останетесь.
— Мне понятна его точка зрения. Вы с Чиуном, так же как и другие наемники, работающие только ради денег, никогда не поймете тех, кто работает бескорыстно. Именно это делает их сумасшедшими в ваших глазах. Вам нравится работать на Иран?
— В общем, да, — сказал Римо. — Очень милые люди. Хорошо платят и не дают нелепых заданий.
— Я рад, что вы так хорошо устроились, — сказал Смит.
— Послушайте, Смитти. Вы здесь для того, чтобы обезопасить корабль, так? Но ведь это как раз то, чего вы хотели от нас с Чиуном. Пусть у нас с вами не все шло гладко, но ведь сейчас-то мы здесь. Почему бы вам теперь не уехать? Вы хотели поручить это нам, и мы этим занимаемся.
— Вы правы, Римо, но лишь отчасти. Видите ли, Чиун и вы работаете на Иран. Насколько мне известно, иранцы могут быть причастны к происходящему на корабле. Не обижайтесь, но я вам доверять не могу; я не имею права считать вас беспристрастным и непредубежденным сотрудником, когда вы работаете на хозяина, который вполне может оказаться нашим противником.
— Вы — самый большой зануда, какого я когда-либо знал! — вспылил Римо.
— Прошу прощения, — сказал Смит, — но у меня очень мало времени, а дел много.
И он углубился в изучение вынутого из рулона листа бумаги.
Римо зашагал было прочь в своих хлюпающих мокасинах, но обернулся.
— Вы — сумасшедший, — сказал он.
Не отрываясь от своего занятия, Смит кивнул.
Сделав еще несколько шагов, Римо кинул через плечо:
— И одеты вы как пугало!
Смит ответил рассеянным кивком.
— Вы — редкостный сквалыга, и надеюсь, что американские делегаты сейчас жуют ластики и портят канцелярские скрепки, бросая их об стену. Подумайте, какая расточительность!
Смит согласно кивнул ему в ответ.
— Повернитесь, черт возьми, когда с вами разговаривают! — не выдержал Римо.
Смит повернулся.
— Передайте от меня привет шаху, — сказал он.
Римо застонал, как от зубной боли, и кинулся прочь.
Глава 11
— Не хочу слышать об этом, папочка!
— Разумеется, нет, — сказал Чиун. — Зачем слушать о том, от чего зависят наши жизни?
— Моя жизнь не зависит от состояния персидского... а, черт! — иранского телевидения. Меня не волнует, есть у них «мыльные оперы» или нет. Это не угрожает моей жизни.
— Как это на тебя похоже! Полное бездушие и бестактность по отношению к своему учителю, невнимательность к его запросам. Ты заботишься только о своем комфорте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20