Ковбои с «Кейбаpa» перенесли огонь на оставшихся троих. Один из них, Сэндовал, уже упал, сраженный пулей Райана.
Все кончилось так же неожиданно, как и началось, и парни с «Кейбара» переглядывались, сами удивленные собственным везением. Перестрелка длилась не более десяти секунд, никого из них даже не задело.
— Пошли, закончим дело, — сказал Райан. — В городе еще полно людей Болдуина.
Один из раненных Геддисом попытался встать.
— Позовите доктора! — простонал он. — Мне плохо!
— Доктор живет рядом, — сказал Райан. — Сходи к нему сам.
Все ковбои с «Кейбара» направились к выходу.
Флинт не прибежал на помощь, как надеялся Болдуин. Он услышал пальбу, находясь в кабинете Дока Макгинниса, где старый врач, ветеран Гражданской войны и войн с индейцами, осматривал его.
Док Макгиннис взглянул на Флинта жестким, проницательным взглядом.
— Что с вами?
— У меня рак.
Макгиннис положил дымящуюся трубку на стол.
— Вот оно как! И кто же вам это сказал?
— Доктор Каллбертон. Маннинг Каллбертон из Нью-Йорка. Не думаю, чтобы вы о нем слышали.
— Ошибаетесь, молодой человек. Я о нем слышал. Мнит себя утешителем тех, кто протирает штаны на доходных должностях… да и сам он такой. Вряд ли отличит рак от фистулы, а сломанную руку от ангины. Он так долго лечил людей от воображаемых недугов, что растеряется от одного упоминания о настоящей болезни. Рак, да? Вы сильно похудели?
— Наоборот, немного поправился.
— Расскажите мне все.
Флинт описал симптомы, передал слова доктора Каллбертона и свое самочувствие.
Макгиннис тщательно осмотрел его, задал еще несколько вопросов, затем сухо произнес:
— У вас такой же рак, как у меня. Это просто язва желудка. — Он подошел к письменному столу. — Ведь вы Кеттлмен? Я слышал, что вы в городе. Язва — довольно распространенная болезнь у людей вашего круга. Слишком заняты, слишком напряжены, слишком мало отдыхаете и нерегулярно питаетесь.
Макгиннис уселся на край стола.
— Потерю веса в начале болезни следовало ожидать. Из того, что я слышал, вы вели не очень-то здоровый образ жизни для больного язвой. Все, что вам нужно, — это отдых, сон и спокойная жизнь.
Флинт улыбнулся.
— Доктор, с тех пор, как я сюда приехал, я сплю и отдыхаю гораздо больше, чем прежде. Правда, стал меньше есть, но зато только говядину и говяжий бульон. И совершенно не беспокоюсь.
— А мне кажется, у вас есть причины для беспокойства, — с иронией сказал Макгиннис. — Вы хотите сказать, что все эти стычки вас не волновали?
— Конечно, нет. Мне нечего было терять, кроме жизни, которую я уже считал потерянной.
— Тогда можете начинать волноваться, потому что я думаю, ваша болезнь не смертельна. И вообще я бы сказал, что сейчас вы здоровы как бык. Свежий воздух и отдых — лучшее для вас лекарство. — Он набил трубку. — Вода тоже помогает. В ней много щелочей. Как бы там ни было, сейчас ваше состояние намного лучше, чем когда вы приехали, судя по вашим словам.
Он вставил трубку в рот.
— Как вам известно, Нэнси просила обследовать вас после случая в Аламитосе. Прекрасная девушка. Знал ее еще ребенком.
Флинт застегивал рубашку, но вдруг остановился и уставился в стену.
Он не умрет. Он будет жить.
Но ведь он женат.
— Я опоздал встретить ее на несколько лет, — сказал Флинт. — Я женат… Очень неудачно женат.
Снаружи на ступеньках послышались шаги. Флинт схватил оружейный пояс и прижался к стене. Револьвер он уже держал в руке.
Заскрипели доски веранды. Макгиннис уселся за стол и начал листать бумаги, как будто в кабинете больше никого не было. Флинт ждал, затаив дыхание и глядя на дверную ручку.
Снова заскрипели доски, зашуршала галька, открылась и закрылась калитка. Неизвестный гость ушел.
— Знаете, Док, по-моему, я испугался.
— Теперь и тебе есть что терять, мальчик. Раньше, наверное, ты чувствовал себя так, словно тебя ничего не касалось.
Макгиннис пососал трубку.
— Мне кажется, Нэнси надеется на тебя, сынок. Ты уверен, что нужен жене?
— Ей никто не нужен, только деньги, Док. Деньги, положение в обществе и внимание мужчин, но не замужество. Она хотела убить меня и, кажется, попытается снова.
— Есть развод. Люди косо на него смотрят, но для некоторых это единственный выход. Мне бы хотелось видеть Нэнси счастливой.
— Мне тоже. — Флинт засунул револьвер за пояс. — Сколько я вам должен, Док?
— Два доллара. В доме есть запасной выход, если хочешь.
— Я не так уж сильно испугался. Уйду, как пришел.
С континентального водораздела дул пронизывающий ветер, но черный дрозд на тополе пел свою бесконечную песню. Было очень поздно. В городе горели только несколько окон: в «Гранд-отеле», в салуне «Дивайд» и в конюшне, где он оставил лошадь, -
Одно окно горело на втором этаже отеля. Это, должно быть, Лотти. Она никогда не любила ни ложиться спать вечером, ни вставать по утрам.
Внутри, в комнате, на стуле с высокой прямой спинкой сидела Лотти. Напротив нее в кресле-качалке устроился Бакдан.
Он держал шляпу в руках, его светлые волосы были зализаны по удлиненному черепу, вытянутое лицо при свете лампы выглядело еще уже.
Лотти никогда еще не встречала человека, внешность которого так соответствовала бы его занятиям: узкое лицо, пустые глаза, безгубый широкий рот.
— Бакдан, — сказала Лотти, — я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.
Он смотрел на нее, словно никогда не видел женщин. И это была правда — такой женщины он не видел никогда.
Глава 16
В тишине отчетливо слышался хруст гальки под сапогами Флинта. В нескольких милях к югу ковбои с «Кейбара» возвращались в Дыру В Стене.
В салуне «Дивайд» прибирался Долан. Он на тачке отвез убитых в амбар и теперь сметал с пола окровавленные опилки.
Сидя в темноте на кровати, Порт Болдуин курил и ждал Стретта с Саксоном. Но даже в предвкушении известий, которые будут означать победу и сделают его богатым, он испытывал сожаление. Слишком хороший мужик этот Кеттлмен, или Флинт, чтобы умирать от выстрела в спину. Он — боец, и Болдуин с превеликим удовольствием расправился бы с ним сам, голыми руками. Ему редко удавалось найти кого-нибудь, кто противостоял бы ему в драке больше минуты, а для Болдуина не существовало большего удовольствия, чем хорошая драка. Кеттлмен мог бы, пожалуй, доставить ему это удовольствие.
Однако, время шло, и нетерпеливое раздражение Болдуина росло. Западня, скорее всего, не сработала.
Флинт подошел к конюшне, но остановился на углу, в темноте. Над огромной дверью горела лампа, однако внутри сгустилась темень. Что-то здесь не так.
Он подождал немного, но не услышал ничего, кроме храпа конюха, чья комнатушка находилась рядом с дверью. Наконец, так и не сумев побороть дурное предчувствие, он повернулся и обошел здание конюшни, выйдя к корралям.
Там он стал ждать. Ночь выдалась безлунная, но Флинт различал жерди ближайшего корраля, лошадей, сгрудившихся в углу, мерцание воды в поилке и силуэты двух громадных грузовых фургонов, стоящих во дворе.
Заметив задний вход в конюшню, он направился к нему.
Шаги его не были слышны, потому что на земле в старом коррале лежал спрессованный слой пыли, ошметков сена, сухого навоза и соломы. У стены он снова постоял, внимательно вслушиваясь.
В тополях возле дома Макгинниса все еще пел дрозд, и его песня лишь подчеркивала ночную тишину. Его гнедой стоял почти в середине конюшни.
Дверь была такой же широкой, как и с главной улицы. Здесь проезжали повозки с сеном и грузовые фургоны. Сейчас она была погружена в темноту. Флинт подождал еще минуту и ступил внутрь.
Под ногами зашуршало рассыпанное сено. Он прислонился к стене, ожидая какой-нибудь реакции, но ничего не случилось.
Он слышал, как лошади хрустят овсом, иногда одна из них била копытом или всхрапывала. Больше ничего не нарушало тишины. Он чувствовал запах свежего сена, навоза и кожи.
Флинт сделал два осторожных шага, потом еще один. Может, он и дурак. Может, здесь никого нет и никто не подстерегает его. Однако Порт Болдуин остался в городе, Лотти тоже… а у него не было причин доверять Лотти.
Флинт осторожно прошел вперед и остановился. Вдруг в нескольких футах он услышал глубокий вздох.
Что-то коснулось его плеча. Флинт поднял руку и нащупал поржавевший старый трензель без уздечки, висящий на гвозде. Стараясь не выдать себя, он снял трензель с гвоздя и, прикинув расстояние, сильно бросил железку вниз, рассчитывая, что человек сидит.
Трензель глухо ударился, и чей-то голос требовательно спросил:
— Что за дурацкие шутки? Ты чего?
— Заткнись, — прошептал второй голос.
— А ты кончай в меня кидаться. Нашел время для шуточек.
Последовала минута молчания. Второй голос сказал:
— Я ничего не кидал.
Воцарилась тишина.
Теперь они забеспокоились. Они внимательно вслушивались, стараясь широко открытыми глазами разглядеть что-нибудь в темноте. Согнувшись, Флинт пальцами разгреб набросанное сено и набрал пригоршню песка.
Нужно попасть песком в глаза человека, в которого он бросил трензель, даже если тот сейчас смотрит в другую сторону. Флинт махнул рукой, широко разбрасывая песок. Он услышал испуганный вздох и резко швырнул все, что оставалось в пригоршне. Ответом был приглушенный возглас и шуршание одежды.
Флинт сделал несколько шагов вперед, одной рукой нащупал плечо сидящего человека и ударил его револьвером по голове. Раздался глухой стук, и человек откинулся к стене. Флинт поймал его за воротник и ударил еще раз. Затем поднял и со всей силы толкнул в сторону денника, откуда слышался второй голос.
— Сакс! Что…
Саксон лежал теперь в центре прохода, едва различимый в отсветах лампы над передней дверью. Стретт хрипло позвал, но Саксон лежал не шевелясь. Стретт слышал шуршание одежды, стук. Может, Саксон ударился?
Он секунду подождал, затем вышел из денника и присел на корточки.
— Сакс, что случилось? Тебя ранили?
В наступившей тишине Стретт услышал щелчок взводимого курка и застыл с колотящимся сердцем. Он сидел на корточках, полы куртки закрывали рукоятку револьвера. Стретт быстро оценил свои шансы и решил, что рисковать не стоит.
— Поднимай своего напарника и иди к двери, — сказал Флинт. — Не торопись. Я не хочу тебя убивать, но, с другой стороны, если придется, сожалеть не буду. Выбирай.
Стретт встал, взвалил Саксона на плечо и пошел к двери.
Флинт быстро вступил в денник гнедого и ласково с ним заговорил. Глядя поверх спины коня, он набросил седло, уздечку, вывел из денника и сел верхом.
Стретт остановился у выхода. Флинт проехал позади него, наклонился и, не останавливаясь, вытащил револьверы и у одного, и у другого.
— Шагай, — сказал он. — И не останавливайся, пока не дойдешь до Калифорнии.
— До Калифорнии! — запротестовал Стретт. — А лошадей-то можно взять?
— После того, как я уеду, можешь вернуться, взять лошадей и проваливать. Я слышал, Калифорния — прекрасная страна, а здесь, ребята, вас уже не ждет ничего хорошего. Меня зовут Флинт, и, если я еще раз увижу кого-либо из вас, начну стрелять, независимо от того, где мы встретимся. Считайте, что я вас предупредил, больше предупреждать не буду.
Он некоторое время смотрел, как Стретт, сгибаясь под тяжестью тела напарника, шагает по улице, затем развернулся и уехал.
Недалекие горы высились черными тенями на фоне неба, холодный ветер раскачивал сосны на высоких склонах и залетал в долину. Флинт повернул к югу, пересек ручеек, оставшийся от пересохшей реки Сан-Хосе, и направился к убежищу.
В своей темной комнате в «Гранд-отеле» Порт Болдуин наконец затушил сигару. Значит, они его подвели. Флинт жив.
Болдуин разделся, лег в постель и лежал, уставившись в потолок. Он не мог больше держать скот на пастбище Наджента. Пастбище уже перенаселено, и коровы стали терять вес, однако избавиться от них сейчас означало потерять деньги не только на продаже, но и на пересылке скота на Восток.
Где-то в коридоре мягко закрылась дверь. Болдуин прислушался. Он не услышал шагов, но через некоторое время скрипнули ступеньки черного хода.
Кто-то спускался по черной лестнице! Кто-то уходит из отеля после полуночи. Кто пользуется черным ходом? Наверное, многие. Но он знал только одного. Бакдан. Комната Лотти находилась дальше по коридору, и Лотти заинтересована в убийстве Флинта. Болдуин повернулся на бок и скоро уснул.
В нескольких милях к югу, в Дыре В Стене, Нэнси Керриган не спала. Она долго лежала с открытыми глазами, затем встала, подбросила дров в огонь и уселась на бревно рядом с костром, завернувшись в теплое пальто.
Джим умирает, но он совсем одинок. Постепенно разрозненные события стали для нее складываться в определенную картину. Она вспомнила Лотти Кеттлмен — холодную, но несомненно красивую женщину, которая, конечно, знала, как обращаться с мужчинами. Но если Джим умирает, а Лотти его ненавидит, то зачем она здесь?
Деньги…
Разве у Джима есть деньги? Конечно. Ведь он — Джеймс Т. Кеттлмен, один из самых богатых людей в стране, наряду с Вандербильтом, Голдом, Фиском и молодым Гарриманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Все кончилось так же неожиданно, как и началось, и парни с «Кейбара» переглядывались, сами удивленные собственным везением. Перестрелка длилась не более десяти секунд, никого из них даже не задело.
— Пошли, закончим дело, — сказал Райан. — В городе еще полно людей Болдуина.
Один из раненных Геддисом попытался встать.
— Позовите доктора! — простонал он. — Мне плохо!
— Доктор живет рядом, — сказал Райан. — Сходи к нему сам.
Все ковбои с «Кейбара» направились к выходу.
Флинт не прибежал на помощь, как надеялся Болдуин. Он услышал пальбу, находясь в кабинете Дока Макгинниса, где старый врач, ветеран Гражданской войны и войн с индейцами, осматривал его.
Док Макгиннис взглянул на Флинта жестким, проницательным взглядом.
— Что с вами?
— У меня рак.
Макгиннис положил дымящуюся трубку на стол.
— Вот оно как! И кто же вам это сказал?
— Доктор Каллбертон. Маннинг Каллбертон из Нью-Йорка. Не думаю, чтобы вы о нем слышали.
— Ошибаетесь, молодой человек. Я о нем слышал. Мнит себя утешителем тех, кто протирает штаны на доходных должностях… да и сам он такой. Вряд ли отличит рак от фистулы, а сломанную руку от ангины. Он так долго лечил людей от воображаемых недугов, что растеряется от одного упоминания о настоящей болезни. Рак, да? Вы сильно похудели?
— Наоборот, немного поправился.
— Расскажите мне все.
Флинт описал симптомы, передал слова доктора Каллбертона и свое самочувствие.
Макгиннис тщательно осмотрел его, задал еще несколько вопросов, затем сухо произнес:
— У вас такой же рак, как у меня. Это просто язва желудка. — Он подошел к письменному столу. — Ведь вы Кеттлмен? Я слышал, что вы в городе. Язва — довольно распространенная болезнь у людей вашего круга. Слишком заняты, слишком напряжены, слишком мало отдыхаете и нерегулярно питаетесь.
Макгиннис уселся на край стола.
— Потерю веса в начале болезни следовало ожидать. Из того, что я слышал, вы вели не очень-то здоровый образ жизни для больного язвой. Все, что вам нужно, — это отдых, сон и спокойная жизнь.
Флинт улыбнулся.
— Доктор, с тех пор, как я сюда приехал, я сплю и отдыхаю гораздо больше, чем прежде. Правда, стал меньше есть, но зато только говядину и говяжий бульон. И совершенно не беспокоюсь.
— А мне кажется, у вас есть причины для беспокойства, — с иронией сказал Макгиннис. — Вы хотите сказать, что все эти стычки вас не волновали?
— Конечно, нет. Мне нечего было терять, кроме жизни, которую я уже считал потерянной.
— Тогда можете начинать волноваться, потому что я думаю, ваша болезнь не смертельна. И вообще я бы сказал, что сейчас вы здоровы как бык. Свежий воздух и отдых — лучшее для вас лекарство. — Он набил трубку. — Вода тоже помогает. В ней много щелочей. Как бы там ни было, сейчас ваше состояние намного лучше, чем когда вы приехали, судя по вашим словам.
Он вставил трубку в рот.
— Как вам известно, Нэнси просила обследовать вас после случая в Аламитосе. Прекрасная девушка. Знал ее еще ребенком.
Флинт застегивал рубашку, но вдруг остановился и уставился в стену.
Он не умрет. Он будет жить.
Но ведь он женат.
— Я опоздал встретить ее на несколько лет, — сказал Флинт. — Я женат… Очень неудачно женат.
Снаружи на ступеньках послышались шаги. Флинт схватил оружейный пояс и прижался к стене. Револьвер он уже держал в руке.
Заскрипели доски веранды. Макгиннис уселся за стол и начал листать бумаги, как будто в кабинете больше никого не было. Флинт ждал, затаив дыхание и глядя на дверную ручку.
Снова заскрипели доски, зашуршала галька, открылась и закрылась калитка. Неизвестный гость ушел.
— Знаете, Док, по-моему, я испугался.
— Теперь и тебе есть что терять, мальчик. Раньше, наверное, ты чувствовал себя так, словно тебя ничего не касалось.
Макгиннис пососал трубку.
— Мне кажется, Нэнси надеется на тебя, сынок. Ты уверен, что нужен жене?
— Ей никто не нужен, только деньги, Док. Деньги, положение в обществе и внимание мужчин, но не замужество. Она хотела убить меня и, кажется, попытается снова.
— Есть развод. Люди косо на него смотрят, но для некоторых это единственный выход. Мне бы хотелось видеть Нэнси счастливой.
— Мне тоже. — Флинт засунул револьвер за пояс. — Сколько я вам должен, Док?
— Два доллара. В доме есть запасной выход, если хочешь.
— Я не так уж сильно испугался. Уйду, как пришел.
С континентального водораздела дул пронизывающий ветер, но черный дрозд на тополе пел свою бесконечную песню. Было очень поздно. В городе горели только несколько окон: в «Гранд-отеле», в салуне «Дивайд» и в конюшне, где он оставил лошадь, -
Одно окно горело на втором этаже отеля. Это, должно быть, Лотти. Она никогда не любила ни ложиться спать вечером, ни вставать по утрам.
Внутри, в комнате, на стуле с высокой прямой спинкой сидела Лотти. Напротив нее в кресле-качалке устроился Бакдан.
Он держал шляпу в руках, его светлые волосы были зализаны по удлиненному черепу, вытянутое лицо при свете лампы выглядело еще уже.
Лотти никогда еще не встречала человека, внешность которого так соответствовала бы его занятиям: узкое лицо, пустые глаза, безгубый широкий рот.
— Бакдан, — сказала Лотти, — я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.
Он смотрел на нее, словно никогда не видел женщин. И это была правда — такой женщины он не видел никогда.
Глава 16
В тишине отчетливо слышался хруст гальки под сапогами Флинта. В нескольких милях к югу ковбои с «Кейбара» возвращались в Дыру В Стене.
В салуне «Дивайд» прибирался Долан. Он на тачке отвез убитых в амбар и теперь сметал с пола окровавленные опилки.
Сидя в темноте на кровати, Порт Болдуин курил и ждал Стретта с Саксоном. Но даже в предвкушении известий, которые будут означать победу и сделают его богатым, он испытывал сожаление. Слишком хороший мужик этот Кеттлмен, или Флинт, чтобы умирать от выстрела в спину. Он — боец, и Болдуин с превеликим удовольствием расправился бы с ним сам, голыми руками. Ему редко удавалось найти кого-нибудь, кто противостоял бы ему в драке больше минуты, а для Болдуина не существовало большего удовольствия, чем хорошая драка. Кеттлмен мог бы, пожалуй, доставить ему это удовольствие.
Однако, время шло, и нетерпеливое раздражение Болдуина росло. Западня, скорее всего, не сработала.
Флинт подошел к конюшне, но остановился на углу, в темноте. Над огромной дверью горела лампа, однако внутри сгустилась темень. Что-то здесь не так.
Он подождал немного, но не услышал ничего, кроме храпа конюха, чья комнатушка находилась рядом с дверью. Наконец, так и не сумев побороть дурное предчувствие, он повернулся и обошел здание конюшни, выйдя к корралям.
Там он стал ждать. Ночь выдалась безлунная, но Флинт различал жерди ближайшего корраля, лошадей, сгрудившихся в углу, мерцание воды в поилке и силуэты двух громадных грузовых фургонов, стоящих во дворе.
Заметив задний вход в конюшню, он направился к нему.
Шаги его не были слышны, потому что на земле в старом коррале лежал спрессованный слой пыли, ошметков сена, сухого навоза и соломы. У стены он снова постоял, внимательно вслушиваясь.
В тополях возле дома Макгинниса все еще пел дрозд, и его песня лишь подчеркивала ночную тишину. Его гнедой стоял почти в середине конюшни.
Дверь была такой же широкой, как и с главной улицы. Здесь проезжали повозки с сеном и грузовые фургоны. Сейчас она была погружена в темноту. Флинт подождал еще минуту и ступил внутрь.
Под ногами зашуршало рассыпанное сено. Он прислонился к стене, ожидая какой-нибудь реакции, но ничего не случилось.
Он слышал, как лошади хрустят овсом, иногда одна из них била копытом или всхрапывала. Больше ничего не нарушало тишины. Он чувствовал запах свежего сена, навоза и кожи.
Флинт сделал два осторожных шага, потом еще один. Может, он и дурак. Может, здесь никого нет и никто не подстерегает его. Однако Порт Болдуин остался в городе, Лотти тоже… а у него не было причин доверять Лотти.
Флинт осторожно прошел вперед и остановился. Вдруг в нескольких футах он услышал глубокий вздох.
Что-то коснулось его плеча. Флинт поднял руку и нащупал поржавевший старый трензель без уздечки, висящий на гвозде. Стараясь не выдать себя, он снял трензель с гвоздя и, прикинув расстояние, сильно бросил железку вниз, рассчитывая, что человек сидит.
Трензель глухо ударился, и чей-то голос требовательно спросил:
— Что за дурацкие шутки? Ты чего?
— Заткнись, — прошептал второй голос.
— А ты кончай в меня кидаться. Нашел время для шуточек.
Последовала минута молчания. Второй голос сказал:
— Я ничего не кидал.
Воцарилась тишина.
Теперь они забеспокоились. Они внимательно вслушивались, стараясь широко открытыми глазами разглядеть что-нибудь в темноте. Согнувшись, Флинт пальцами разгреб набросанное сено и набрал пригоршню песка.
Нужно попасть песком в глаза человека, в которого он бросил трензель, даже если тот сейчас смотрит в другую сторону. Флинт махнул рукой, широко разбрасывая песок. Он услышал испуганный вздох и резко швырнул все, что оставалось в пригоршне. Ответом был приглушенный возглас и шуршание одежды.
Флинт сделал несколько шагов вперед, одной рукой нащупал плечо сидящего человека и ударил его револьвером по голове. Раздался глухой стук, и человек откинулся к стене. Флинт поймал его за воротник и ударил еще раз. Затем поднял и со всей силы толкнул в сторону денника, откуда слышался второй голос.
— Сакс! Что…
Саксон лежал теперь в центре прохода, едва различимый в отсветах лампы над передней дверью. Стретт хрипло позвал, но Саксон лежал не шевелясь. Стретт слышал шуршание одежды, стук. Может, Саксон ударился?
Он секунду подождал, затем вышел из денника и присел на корточки.
— Сакс, что случилось? Тебя ранили?
В наступившей тишине Стретт услышал щелчок взводимого курка и застыл с колотящимся сердцем. Он сидел на корточках, полы куртки закрывали рукоятку револьвера. Стретт быстро оценил свои шансы и решил, что рисковать не стоит.
— Поднимай своего напарника и иди к двери, — сказал Флинт. — Не торопись. Я не хочу тебя убивать, но, с другой стороны, если придется, сожалеть не буду. Выбирай.
Стретт встал, взвалил Саксона на плечо и пошел к двери.
Флинт быстро вступил в денник гнедого и ласково с ним заговорил. Глядя поверх спины коня, он набросил седло, уздечку, вывел из денника и сел верхом.
Стретт остановился у выхода. Флинт проехал позади него, наклонился и, не останавливаясь, вытащил револьверы и у одного, и у другого.
— Шагай, — сказал он. — И не останавливайся, пока не дойдешь до Калифорнии.
— До Калифорнии! — запротестовал Стретт. — А лошадей-то можно взять?
— После того, как я уеду, можешь вернуться, взять лошадей и проваливать. Я слышал, Калифорния — прекрасная страна, а здесь, ребята, вас уже не ждет ничего хорошего. Меня зовут Флинт, и, если я еще раз увижу кого-либо из вас, начну стрелять, независимо от того, где мы встретимся. Считайте, что я вас предупредил, больше предупреждать не буду.
Он некоторое время смотрел, как Стретт, сгибаясь под тяжестью тела напарника, шагает по улице, затем развернулся и уехал.
Недалекие горы высились черными тенями на фоне неба, холодный ветер раскачивал сосны на высоких склонах и залетал в долину. Флинт повернул к югу, пересек ручеек, оставшийся от пересохшей реки Сан-Хосе, и направился к убежищу.
В своей темной комнате в «Гранд-отеле» Порт Болдуин наконец затушил сигару. Значит, они его подвели. Флинт жив.
Болдуин разделся, лег в постель и лежал, уставившись в потолок. Он не мог больше держать скот на пастбище Наджента. Пастбище уже перенаселено, и коровы стали терять вес, однако избавиться от них сейчас означало потерять деньги не только на продаже, но и на пересылке скота на Восток.
Где-то в коридоре мягко закрылась дверь. Болдуин прислушался. Он не услышал шагов, но через некоторое время скрипнули ступеньки черного хода.
Кто-то спускался по черной лестнице! Кто-то уходит из отеля после полуночи. Кто пользуется черным ходом? Наверное, многие. Но он знал только одного. Бакдан. Комната Лотти находилась дальше по коридору, и Лотти заинтересована в убийстве Флинта. Болдуин повернулся на бок и скоро уснул.
В нескольких милях к югу, в Дыре В Стене, Нэнси Керриган не спала. Она долго лежала с открытыми глазами, затем встала, подбросила дров в огонь и уселась на бревно рядом с костром, завернувшись в теплое пальто.
Джим умирает, но он совсем одинок. Постепенно разрозненные события стали для нее складываться в определенную картину. Она вспомнила Лотти Кеттлмен — холодную, но несомненно красивую женщину, которая, конечно, знала, как обращаться с мужчинами. Но если Джим умирает, а Лотти его ненавидит, то зачем она здесь?
Деньги…
Разве у Джима есть деньги? Конечно. Ведь он — Джеймс Т. Кеттлмен, один из самых богатых людей в стране, наряду с Вандербильтом, Голдом, Фиском и молодым Гарриманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22