Но ведь он-то не холоден, не заносчив. — «Боевой Молот» Ларри вышел за пределы холмистого полигона для стрельбы по целям и двинулся по ферробетону к ангару резервистов. — А для меня государство — это те люди и места, которые мне знакомы и любимы. И если долг призывает меня защищать их, пусть даже ценой смерти, я охотно отзовусь.
— Тебе легко говорить. У тебя нет жены.
— А ты же отказываешься давать мне номер видеотелефона твоей лучшей подруги.
— Ларри, она прекрасно проживает в грехе с одним из приятелей Джорджа.
— Ну, так я позвоню, когда его не будет дома.
— Ты неисправим.
Ларри подвел «Боевой Молот» к предназначенной для робота ангарной стойке. Приступив к процедуре отключения, он вернулся к прерванному ранее разговору:
— А я думаю, Феба, ты все же вернешься на поле боя. Если у тебя война в крови — лекарства от этого нет.
— Я тоже так думала, Ларри, но теперь нашлось противоядие.
— И какое же?
— Настоящая любовь. Когда узнаешь вкус любви и жизни, то в гроб не больно-то торопишься.
— Я не имел в виду, что твое место там, Феба. — Ларри отстегнул ремни, удерживающие его в командном кресле. — Но если у тебя есть Джордж, значит, уже есть за что сражаться. Не говорить о высоких идеалах, а просто защищать свою семью.
— На войне сражаешься и за меньшее.
— Видимо, так будет в будущем. — Ларри отстегнул ремень с подбородка. — Но если нам повезет, то в нашей жизни войны не будет.
Дворец Марика, Атреус
Лига Свободных Миров
Томас Марик ощущал внутри пустоту. Подобно пустотелой терракотовой фигурке, хрупкой и уязвимой, он чувствовал, что развалится на миллиарды кусочков, если только позволит себе вдохнуть. Все внутри у него оборвалось и рухнуло в черную дыру страха и отчаяния где-то в области сердца.
Но боли он не ощущал.
Стоя в одиночестве на балконе, Томас даже не глядел на полоску бумаги, которую передал ему регент Малькольм. Послание оказалось простым и кратким: «Пробы не идентичны».
Мой сын мертв, и убил его Виктор Дэвион. Как только эти слова сами собой связались в предложение, все в нем воспротивилось такому приговору. Он, как и остальные, понимал, что в тот момент, как доктора определили лейкемию, Джошуа уже стал живым мертвецом. Только отчаянная депрессия Томаса позволила Виктору убедить его отдать Джошуа под опеку Института Наук Нового Авалона. Только в этом случае оставалась хоть крохотная надежда.
Софина убеждала Томаса позволить ей родить второго ребенка, который мог бы стать заменой Джошуа, но он отказался. У Яноша Марика — отца Томаса — было десять детей. Двое умерли от лейкемии в возрасте двенадцати и восьми лет. Остальные — за исключением самого Томаса, его брата Поля и их сестер Терезы и Кристин — погибли в различных междоусобицах и войнах, охвативших Лигу Свободных Миров. Раздоры закончились только в 3036 году, когда Томас объявился перед ошеломленным парламентом и заявил, что выжил после взрыва бомбы, убившего его отца и брата полтора года назад. Семейство Яноша Марика согласилось с таким заявлением, несмотря на возникновение соперничества между детьми.
Томас побоялся прибавления в своем семействе. Если ребенок не сможет стать донором спинного мозга для Джошуа, то всю жизнь над ним будет тяготеть эта вина за невыполнение задачи, которую на него возлагали.
С другой стороны, если ребенок сможет стать донором и спасет жизнь Джошуа, то им овладеет гордость и тщеславие. Да и какой ребенок не возгордится тем фактом, что спас жизнь старшему брату? И тогда он начнет оспаривать права Джошуа на престол. И вдруг заболевание вернется? Тогда второй наследник всячески будет препятствовать получению Джошуа титула главнокомандующего и откажется вновь выступить в качестве донора. Изида так и сделала, когда дело дошло до спасения жизни Джошуа, и просто рассмеялась Томасу в лицо. Марик оказался в абсурдном положении, угрожая покарать любого наследника, если он откажется помогать нынешнему.
А теперь она моя наследница, да еще находящаяся в рабском преклонении перед Сун-Цу Ляо. Томас понимал, что у него есть выбор: Поль, Кристин, Тереза или их отпрыски, но отдавал себе отчет, что все они не разделяют его целей. Хоть выбор любого другого — да вот хоть Коринны, дочери Поля, — и огорчил бы Сун-Цу, но события уже дошли до такой точки, когда изменить что-то невозможно, пусть даже оскорбление Сун-Цу и доставило Томасу удовольствие.
Виктор Дэвион не убивал моего сына, но отказал Джошуа в возможности умереть здесь. А уж подмена моего умершего мальчика — вообще акт самого худшего варварства. Это просто наглая издевка над жизнью и смертью моего сына. За это Виктор заплатит, и заплатит дорого.
В пустоте души Томаса начали слагаться воедино куски и фрагменты замысла. Каждый элемент походил на сверхтонкую мембрану, образующую ячейка за ячейкой сотовое устройство внутри Томаса. И хоть весь замысел выглядел хрупким, как карточный домик, он не должен был рассыпаться. На этой постройке зиждилось видение Томасом будущего.
Позади него, маяча в полумраке входа в кабинет, осторожно кашлянул регент Малькольм. От этого звука Томас пришел в такое раздражение, что готов был развернуться, наброситься и придушить этого человека, но возникшая внутри Томаса кристально ясная структура могла бы повредиться, и он сдержался.
— Если позволите, главнокомандующий, я выражу соболезнование по поводу того, что вы узнали о потере сына.
— Спасибо, — тихо ответил Томас.
— Хотел бы добавить, что готов оказать помощь при выполнении приказов, которые воздадут должное этому зловредному карлику, оседлавшему трон Солнечной Федерации.
Томас поднял голову, по-прежнему не глядя на Малькольма.
— Вы считаете, что я должен отомстить Виктору Дэвиону?
— Сказано: «Месть торжествует над смертью». Главнокомандующий медленно повернулся, опустив плечи.
— Вы дурак, Малькольм.
— Простите, сэр?
— Вы знаете, кого цитируете?
— Блаженного Блейка. Томас сердито отмахнулся.
— Это цитата из Фрэнсиса Бэкона. Процитирована она вне контекста и неуместно. Ошибочно. Вы ошиблись.
Регент округлил глаза, ощущая, как ярость Томаса подталкивает его к двери.
— Я не хотел никого оскорбить, — пробормотал он.
— Разумеется, не хотели, но оскорбили. Если вы знакомы с содержанием этого послания, то, значит, вы читали и другие сообщения, отосланные мной. Сколько людей знают о том, что я отправляю и получаю?
От такого вопроса Малькольм стушевался.
— Есть вещи, которые я не могу…
— Сообщить мне? Я Томас Марик, регент. Это меня регент Блэйн именует Первым-в-изгнании из Ком-Стара. У вас от других могут быть секреты, но не от меня.
Томас выпрямился во весь свой значительный рост.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому, что полученная информация жизненно важна для меня. Я не знаю, как далеко зашла эта история и какова вероятность того, что о ней узнают все. В противном случае я не смогу приготовиться должным образом к адекватным действиям за мерзкую проделку с моим сыном.
— Но вы же только что обозвали меня дураком, когда я завел речь о вашей мести Виктору Дэвиону.
— Но вы и были дураком. — Томас вскинул руки к ночному небу, к миллиардам планет и звезд, включающих в себя и Федеративное Содружество. — Дело не в Викторе, а в том высокомерии, в котором воспитывались Дэвионы. Его отец, Хэнс Дэвион, держал моего сына заложником, рассчитывая на мою помощь в войне с кланами. И разве человек, выращенный таким отцом, поймет горе другого отца, потерявшего сына? Я обвиняю не Виктора, но человека, породившего его.
— Но накажете вы его? Томас медленно кивнул.
— Я не могу наказать Хэнса, но пусть Виктор узнает об ошибке отца. Однако наказание должно быть хорошо продумано, и на это уйдет время. Приграничные рейды и требования репараций — пустяки. Мой первый долг состоит не в том, чтобы излечить душевную рану путем убийства, а в том, чтобы избавить моих сограждан от ига нации, ведущей себя столь непристойно. И такое избавление нуждается в обдуманном планировании и времени.
Томас увидел блеск понимания в темных глазах Малькольма, но понимал и то, что регенту недоступны даже доли замысла.
— Вы, регент Малькольм, являетесь теперь связующим звеном между мной и «Словом Блейка». Направьте сообщение под моей подписью Блэйну — пусть он ратифицирует это решение. И будете доставлять необходимую мне информацию без всяких вопросов. Информация должна быть полной и без ваших комментариев, если только я таковых не потребую. Все, что вам станет известно, должно содержаться в ваших отчетах.
— Но для подготовки таких отчетов у вас имеется САФЕ и другие разведывательные службы.
— Да, но у них есть источники, которых нет у вас, и наоборот. Вы будете дополнять и проверять друг друга. — Томас улыбнулся, слегка ощущая шрам, стягивающий угол рта. — И первое, что вы должны сделать, — подготовить досье на моего врага.
— На Виктора?
Томас покачал головой, помня о собственном семействе.
— Нет, Виктор мне хорошо известен. Персона, о которой я хочу знать. — Катрин Штайнер.
— Катрин Штайнер. Я понял. — Малькольм склонил голову. — От меня еще что-нибудь требуется?
Томас уже хотел отпустить этого человека, когда очередная хрустальная формочка легла на свое место.
— Да. Послание Сун-Цу своим агентам на Новый Авалон. У вас еще сохранилась копия?
— Да.
— Не могли бы вы ее передать? Еще раз? Малькольм на мгновение задумался, затем кивнул.
— Агенты «Маскировки» так и не нашли ключа к этому шифру.
— Ну так отправьте им это сообщение снова, может быть, на будущей неделе ключ сменится.
— В «Маскировке» меняют ключ раз в месяц, но такая подстановка возможна.
— Вот и хорошо. И будьте готовы передать сообщение и ключ в срочном порядке. — Томас удовлетворенно сцепил ладони. — Мой план предполагает отвлечение внимания Виктора, да и Сун-Цу будет задействован. Таким образом одним камнем мы убьем двух птиц.
XVI
Дипломатия без вооружения
подобна музыке без инструментов.
Фридрих Великий
Тамар, Зона, оккупированная Кланом Волка
8 августа 3057 г.
Фелан Уорд, Хан Клана Волка, стоял рядом с Наташей Керенской, а ильХан занял место на высокой скамье в палате Великого Совета. Ни Фелан, ни Наташа не надели своих эмалевых волчьих масок, хотя, проявляя уважение, были в серо-черных клановых одеждах. Ульрик, также облаченный в серое, торжественно снял шлем и опустил его рядом с собой на скамью.
— Я, Ульрик Керенский, будучи ильХаном в этом, шестом году после Токкайдского перемирия, объявляю открытым заседание Великого Совета Клана Волка. Как подтвердили мы на Тайном Совете двенадцатого июня три тысячи пятьдесят второго года, мы руководствуемся Кодексом воинских законов, созданных Николаем Керенским. В соответствии с этим и осуществляется данная процедура.
— Сайла! — проскандировали все присутствующие мужчины и женщины клана. Их голоса звучали почти в унисон, а древняя клятва произносилась с акцентом, совершенно чуждым обычной разговорной речи внутри клана.
Если бы Великий Совет созывался в мирное время, он провел бы заседание в палате на планете Мехти — родном мире клана, расположенном далеко от границ Внутренней Сферы. И тогда должны были бы присутствовать все тридцать четыре Хана от семнадцати кланов. Поскольку Кодекс военных законов требовал быстрого решения важных вопросов, то двадцать два Хана из тридцати четырех были представлены изображениями на видеомониторах. Двенадцать других Ханов, представляющих кланы, принимавшие участие в боях за Внутреннюю Сферу, присутствовали лично.
Фелан покачал головой. Хоть он и понимал, что и подозрения, и обвинения ложны, но только после шести недель подготовки к защите появилась надежда, что ему удастся убедить Ханов в этом с помощью логики и трезвого рассуждения. Глядя на лица собравшихся и отмечая на них определенную гамму выражений — от скуки до нетерпения, он ощущал, что почти все настроены на осуждение Ульрика или на то решение, которое даст преимущества их собственным кланам. Я должен стать сегодня воплощением красноречия, иначе все не имеет никакого значения.
Ульрик осмотрел собравшихся.
— Братья и сестры, близкие и далекие, этот Совет связал нас отныне и навсегда, до самого нашего конца. Мы собрались рассудить, правдивы ли серьезные обвинения, что выдвинуты против меня. Утверждается, что я замыслил геноцид против кланов и путем заключения перемирия обрекаю воинов на беззащитность против Внутренней Сферы.
Со своего места поднялся самый молодой из Ханов Клана Нефритовых Соколов Вандерван Чистоу.
— Я, перед лицом моих братьев и сестер Ханов и этого Великого Совета, обвиняю Ульрика Керенского в геноциде.
— Так и начнем. — Ульрик впечатал что-то в компьютер, вмонтированный в его скамью. — Кодекс воинских законов в целях краткости позволяет каждой стороне выставить только по одному представителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Тебе легко говорить. У тебя нет жены.
— А ты же отказываешься давать мне номер видеотелефона твоей лучшей подруги.
— Ларри, она прекрасно проживает в грехе с одним из приятелей Джорджа.
— Ну, так я позвоню, когда его не будет дома.
— Ты неисправим.
Ларри подвел «Боевой Молот» к предназначенной для робота ангарной стойке. Приступив к процедуре отключения, он вернулся к прерванному ранее разговору:
— А я думаю, Феба, ты все же вернешься на поле боя. Если у тебя война в крови — лекарства от этого нет.
— Я тоже так думала, Ларри, но теперь нашлось противоядие.
— И какое же?
— Настоящая любовь. Когда узнаешь вкус любви и жизни, то в гроб не больно-то торопишься.
— Я не имел в виду, что твое место там, Феба. — Ларри отстегнул ремни, удерживающие его в командном кресле. — Но если у тебя есть Джордж, значит, уже есть за что сражаться. Не говорить о высоких идеалах, а просто защищать свою семью.
— На войне сражаешься и за меньшее.
— Видимо, так будет в будущем. — Ларри отстегнул ремень с подбородка. — Но если нам повезет, то в нашей жизни войны не будет.
Дворец Марика, Атреус
Лига Свободных Миров
Томас Марик ощущал внутри пустоту. Подобно пустотелой терракотовой фигурке, хрупкой и уязвимой, он чувствовал, что развалится на миллиарды кусочков, если только позволит себе вдохнуть. Все внутри у него оборвалось и рухнуло в черную дыру страха и отчаяния где-то в области сердца.
Но боли он не ощущал.
Стоя в одиночестве на балконе, Томас даже не глядел на полоску бумаги, которую передал ему регент Малькольм. Послание оказалось простым и кратким: «Пробы не идентичны».
Мой сын мертв, и убил его Виктор Дэвион. Как только эти слова сами собой связались в предложение, все в нем воспротивилось такому приговору. Он, как и остальные, понимал, что в тот момент, как доктора определили лейкемию, Джошуа уже стал живым мертвецом. Только отчаянная депрессия Томаса позволила Виктору убедить его отдать Джошуа под опеку Института Наук Нового Авалона. Только в этом случае оставалась хоть крохотная надежда.
Софина убеждала Томаса позволить ей родить второго ребенка, который мог бы стать заменой Джошуа, но он отказался. У Яноша Марика — отца Томаса — было десять детей. Двое умерли от лейкемии в возрасте двенадцати и восьми лет. Остальные — за исключением самого Томаса, его брата Поля и их сестер Терезы и Кристин — погибли в различных междоусобицах и войнах, охвативших Лигу Свободных Миров. Раздоры закончились только в 3036 году, когда Томас объявился перед ошеломленным парламентом и заявил, что выжил после взрыва бомбы, убившего его отца и брата полтора года назад. Семейство Яноша Марика согласилось с таким заявлением, несмотря на возникновение соперничества между детьми.
Томас побоялся прибавления в своем семействе. Если ребенок не сможет стать донором спинного мозга для Джошуа, то всю жизнь над ним будет тяготеть эта вина за невыполнение задачи, которую на него возлагали.
С другой стороны, если ребенок сможет стать донором и спасет жизнь Джошуа, то им овладеет гордость и тщеславие. Да и какой ребенок не возгордится тем фактом, что спас жизнь старшему брату? И тогда он начнет оспаривать права Джошуа на престол. И вдруг заболевание вернется? Тогда второй наследник всячески будет препятствовать получению Джошуа титула главнокомандующего и откажется вновь выступить в качестве донора. Изида так и сделала, когда дело дошло до спасения жизни Джошуа, и просто рассмеялась Томасу в лицо. Марик оказался в абсурдном положении, угрожая покарать любого наследника, если он откажется помогать нынешнему.
А теперь она моя наследница, да еще находящаяся в рабском преклонении перед Сун-Цу Ляо. Томас понимал, что у него есть выбор: Поль, Кристин, Тереза или их отпрыски, но отдавал себе отчет, что все они не разделяют его целей. Хоть выбор любого другого — да вот хоть Коринны, дочери Поля, — и огорчил бы Сун-Цу, но события уже дошли до такой точки, когда изменить что-то невозможно, пусть даже оскорбление Сун-Цу и доставило Томасу удовольствие.
Виктор Дэвион не убивал моего сына, но отказал Джошуа в возможности умереть здесь. А уж подмена моего умершего мальчика — вообще акт самого худшего варварства. Это просто наглая издевка над жизнью и смертью моего сына. За это Виктор заплатит, и заплатит дорого.
В пустоте души Томаса начали слагаться воедино куски и фрагменты замысла. Каждый элемент походил на сверхтонкую мембрану, образующую ячейка за ячейкой сотовое устройство внутри Томаса. И хоть весь замысел выглядел хрупким, как карточный домик, он не должен был рассыпаться. На этой постройке зиждилось видение Томасом будущего.
Позади него, маяча в полумраке входа в кабинет, осторожно кашлянул регент Малькольм. От этого звука Томас пришел в такое раздражение, что готов был развернуться, наброситься и придушить этого человека, но возникшая внутри Томаса кристально ясная структура могла бы повредиться, и он сдержался.
— Если позволите, главнокомандующий, я выражу соболезнование по поводу того, что вы узнали о потере сына.
— Спасибо, — тихо ответил Томас.
— Хотел бы добавить, что готов оказать помощь при выполнении приказов, которые воздадут должное этому зловредному карлику, оседлавшему трон Солнечной Федерации.
Томас поднял голову, по-прежнему не глядя на Малькольма.
— Вы считаете, что я должен отомстить Виктору Дэвиону?
— Сказано: «Месть торжествует над смертью». Главнокомандующий медленно повернулся, опустив плечи.
— Вы дурак, Малькольм.
— Простите, сэр?
— Вы знаете, кого цитируете?
— Блаженного Блейка. Томас сердито отмахнулся.
— Это цитата из Фрэнсиса Бэкона. Процитирована она вне контекста и неуместно. Ошибочно. Вы ошиблись.
Регент округлил глаза, ощущая, как ярость Томаса подталкивает его к двери.
— Я не хотел никого оскорбить, — пробормотал он.
— Разумеется, не хотели, но оскорбили. Если вы знакомы с содержанием этого послания, то, значит, вы читали и другие сообщения, отосланные мной. Сколько людей знают о том, что я отправляю и получаю?
От такого вопроса Малькольм стушевался.
— Есть вещи, которые я не могу…
— Сообщить мне? Я Томас Марик, регент. Это меня регент Блэйн именует Первым-в-изгнании из Ком-Стара. У вас от других могут быть секреты, но не от меня.
Томас выпрямился во весь свой значительный рост.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому, что полученная информация жизненно важна для меня. Я не знаю, как далеко зашла эта история и какова вероятность того, что о ней узнают все. В противном случае я не смогу приготовиться должным образом к адекватным действиям за мерзкую проделку с моим сыном.
— Но вы же только что обозвали меня дураком, когда я завел речь о вашей мести Виктору Дэвиону.
— Но вы и были дураком. — Томас вскинул руки к ночному небу, к миллиардам планет и звезд, включающих в себя и Федеративное Содружество. — Дело не в Викторе, а в том высокомерии, в котором воспитывались Дэвионы. Его отец, Хэнс Дэвион, держал моего сына заложником, рассчитывая на мою помощь в войне с кланами. И разве человек, выращенный таким отцом, поймет горе другого отца, потерявшего сына? Я обвиняю не Виктора, но человека, породившего его.
— Но накажете вы его? Томас медленно кивнул.
— Я не могу наказать Хэнса, но пусть Виктор узнает об ошибке отца. Однако наказание должно быть хорошо продумано, и на это уйдет время. Приграничные рейды и требования репараций — пустяки. Мой первый долг состоит не в том, чтобы излечить душевную рану путем убийства, а в том, чтобы избавить моих сограждан от ига нации, ведущей себя столь непристойно. И такое избавление нуждается в обдуманном планировании и времени.
Томас увидел блеск понимания в темных глазах Малькольма, но понимал и то, что регенту недоступны даже доли замысла.
— Вы, регент Малькольм, являетесь теперь связующим звеном между мной и «Словом Блейка». Направьте сообщение под моей подписью Блэйну — пусть он ратифицирует это решение. И будете доставлять необходимую мне информацию без всяких вопросов. Информация должна быть полной и без ваших комментариев, если только я таковых не потребую. Все, что вам станет известно, должно содержаться в ваших отчетах.
— Но для подготовки таких отчетов у вас имеется САФЕ и другие разведывательные службы.
— Да, но у них есть источники, которых нет у вас, и наоборот. Вы будете дополнять и проверять друг друга. — Томас улыбнулся, слегка ощущая шрам, стягивающий угол рта. — И первое, что вы должны сделать, — подготовить досье на моего врага.
— На Виктора?
Томас покачал головой, помня о собственном семействе.
— Нет, Виктор мне хорошо известен. Персона, о которой я хочу знать. — Катрин Штайнер.
— Катрин Штайнер. Я понял. — Малькольм склонил голову. — От меня еще что-нибудь требуется?
Томас уже хотел отпустить этого человека, когда очередная хрустальная формочка легла на свое место.
— Да. Послание Сун-Цу своим агентам на Новый Авалон. У вас еще сохранилась копия?
— Да.
— Не могли бы вы ее передать? Еще раз? Малькольм на мгновение задумался, затем кивнул.
— Агенты «Маскировки» так и не нашли ключа к этому шифру.
— Ну так отправьте им это сообщение снова, может быть, на будущей неделе ключ сменится.
— В «Маскировке» меняют ключ раз в месяц, но такая подстановка возможна.
— Вот и хорошо. И будьте готовы передать сообщение и ключ в срочном порядке. — Томас удовлетворенно сцепил ладони. — Мой план предполагает отвлечение внимания Виктора, да и Сун-Цу будет задействован. Таким образом одним камнем мы убьем двух птиц.
XVI
Дипломатия без вооружения
подобна музыке без инструментов.
Фридрих Великий
Тамар, Зона, оккупированная Кланом Волка
8 августа 3057 г.
Фелан Уорд, Хан Клана Волка, стоял рядом с Наташей Керенской, а ильХан занял место на высокой скамье в палате Великого Совета. Ни Фелан, ни Наташа не надели своих эмалевых волчьих масок, хотя, проявляя уважение, были в серо-черных клановых одеждах. Ульрик, также облаченный в серое, торжественно снял шлем и опустил его рядом с собой на скамью.
— Я, Ульрик Керенский, будучи ильХаном в этом, шестом году после Токкайдского перемирия, объявляю открытым заседание Великого Совета Клана Волка. Как подтвердили мы на Тайном Совете двенадцатого июня три тысячи пятьдесят второго года, мы руководствуемся Кодексом воинских законов, созданных Николаем Керенским. В соответствии с этим и осуществляется данная процедура.
— Сайла! — проскандировали все присутствующие мужчины и женщины клана. Их голоса звучали почти в унисон, а древняя клятва произносилась с акцентом, совершенно чуждым обычной разговорной речи внутри клана.
Если бы Великий Совет созывался в мирное время, он провел бы заседание в палате на планете Мехти — родном мире клана, расположенном далеко от границ Внутренней Сферы. И тогда должны были бы присутствовать все тридцать четыре Хана от семнадцати кланов. Поскольку Кодекс военных законов требовал быстрого решения важных вопросов, то двадцать два Хана из тридцати четырех были представлены изображениями на видеомониторах. Двенадцать других Ханов, представляющих кланы, принимавшие участие в боях за Внутреннюю Сферу, присутствовали лично.
Фелан покачал головой. Хоть он и понимал, что и подозрения, и обвинения ложны, но только после шести недель подготовки к защите появилась надежда, что ему удастся убедить Ханов в этом с помощью логики и трезвого рассуждения. Глядя на лица собравшихся и отмечая на них определенную гамму выражений — от скуки до нетерпения, он ощущал, что почти все настроены на осуждение Ульрика или на то решение, которое даст преимущества их собственным кланам. Я должен стать сегодня воплощением красноречия, иначе все не имеет никакого значения.
Ульрик осмотрел собравшихся.
— Братья и сестры, близкие и далекие, этот Совет связал нас отныне и навсегда, до самого нашего конца. Мы собрались рассудить, правдивы ли серьезные обвинения, что выдвинуты против меня. Утверждается, что я замыслил геноцид против кланов и путем заключения перемирия обрекаю воинов на беззащитность против Внутренней Сферы.
Со своего места поднялся самый молодой из Ханов Клана Нефритовых Соколов Вандерван Чистоу.
— Я, перед лицом моих братьев и сестер Ханов и этого Великого Совета, обвиняю Ульрика Керенского в геноциде.
— Так и начнем. — Ульрик впечатал что-то в компьютер, вмонтированный в его скамью. — Кодекс воинских законов в целях краткости позволяет каждой стороне выставить только по одному представителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57