Вся кровь отлила у меня от лица и прилила к коленям. Мун вскрикнула и схватила меня за локоть так, словно это был последний косяк в комнате с кучей пыхарей на ломках.
– Что, моя внешность вас тревожит? Не тревожьтесь. Надеюсь, ваша культура относилась к животным с должным почтением...
– Да, но ваш аналог у нас был поменьше...
Одним махом коала уменьшился до размеров указательного пальца.
– Вот таким?
Я немножко успокоился, поскольку теперь коала явно не мог нам угрожать.
– Чуть больше. Где-то по колено высотой и фунтов тридцать весом.
Мишка мигом поменялся в соответствии с моим описанием.
– Так подходит?
– Отлично. Теперь вы можете объяснить нам, где мы? И кто вы такой?
– Конечно. Вы в сверхпространстве, совершенно вне гомоклинического узла. Я один из дрекслероидов.
Я вспомнил объяснения Ганса насчет разделения Детей Разума на фракции. Дрекслероидами звались те, кто бесследно исчез за пределами мельчайшего планковского уровня.
– Вы хотите сказать, что я нахожусь во вселенной, где есть копия моей «Страны книг»?
– Именно так. Мы перехватили вас во время перемещения по одному из червоточных проходов, соединяющему бесконечное число вселенных. Изъяли вас из общей сети непосредственно в сверхпространство, нашу среду обитания. Теперь вы вне всего многомирья. Короче говоря, вы отстыкнулись.
– Отстыкнулись?
– То есть оказались вообще за пределами всей системы. Это то, что сами мы сделали задолго до вас.
И дрекслероид поведал нам, что, когда он и его спутники в конце концов нашли способ выбраться не только из собственной вселенной, но и из всех остальных вселенных, они попали в бесформенное потенциальное миазматическое нечто, оказавшееся бесконечно податливым и пластичным, послушным малейшим манипуляциям путем простого воздействия должным образом направленной мысли. Иллюзия «Страны книг» и даже обличье коалы, принятого дрекслероидом, было не чем иным, как осязаемым видением в голове или головах одного или нескольких дрекслероидов.
– По сути дела, – продолжал болтливый плюшевый медвежонок, – мы уверены в том, что весь гомоклинический узел во всей его непостижимой бесконечности был сформирован точно таким же образом.
– Вы хотите сказать, что нечто вроде Бога, Первый, Сущий в Протоплазме, своей мыслью породил наше бытие?
– Точно. По нашей теории, Ему достаточно было создать одну-единственную вселенную, которая бы бесконечно клонировала себя на протяжении бесконечного времени путем колимановых слоевых червоточнопроходных перерождений.
– И где этот сверхоригинальный шутник теперь?
Мишка словно смутился.
– Мы не знаем. Найти его – главное дело нашей жизни. Мы подозреваем, что он либо исчез, превратившись в материю сверхпространства, либо ушел навсегда.
– Ушел? Но куда? Куда идти дальше сверхпространства? Или вы просто следуете по регрессии до бесконечности, не предполагая окончательного ответа?
– Может быть. Но другого выбора у нас нет.
Я решил обратиться к моим космологическим экспертам.
– Каль Первая и Вторая. Как вам нравится такая мысль?
– Это может многое объяснять, – ответила Кальпурния.
– Помнишь, – подхватила Калипсо, – к какой бесконечной регрессии привело наше обсуждение, когда ты спросил нас, откуда взялся первый Моноблок и откуда появились кальвинии...
Нашел ли я в этом ответ на свою Онтологическую Закавыку? Вроде бы да, но полной уверенности у меня не было. Я немножко подумал над услышанным.
– Для чего вы нас захватили?
Похоже, коала тоже был рад сменить тему.
– Подобно нашим собратьям, моравекцам, мы с большим интересом относимся к людям. Многие века мы поддерживали с ними контакт – по крайней мере с теми, кто мог понять и принять нас. Обычно такие контакты требовали, чтобы человек принял галлюциноген. Один из ваших пророков, Теренс Маккенна, называл нас «самоформирующиеся машинные эльфы сверхпространства», совсем неплохое название сравнительно со многими другими.
– Ну хорошо, допустим, среди людей вам попадались сплошь приличные. Но почему вы выбрали именно меня?
– Нас чрезвычайно заинтересовала одна способность людей – все портить. Ни у какой другой разумной разновидности эта способность не проявляется. В идеале, эта способность должна была исчезнуть и давным-давно раствориться в ходе дарвиновской эволюции. Возьмем для примера твой случай. Вам была предоставлена почти безграничная возможность выбора, но из всего меню мироздания вы выбирали на удивление самое примитивное и глупое. Во время своего путешествия вы продемонстрировали поразительную слепоту. Почему вы не захотели посетить ни один инопланетный мир? Созвездия, столь прекрасные, что замирает дыхание, только и ждали, что вы взглянете на них. Цивилизации разумных растений и существ величиной с гору надеялись увидеть вас. Сознающие свое величие города ожидали, когда вы посетите их во время великого Отпуска Своей Жизни, бесплатно пользуясь всеми благами. Вы могли плавать по океанам лимонного желе, где рыбы похожи на кусочки ананаса...
– Черт, Пол, – вздохнула Мунчайлд, – я и не знала, что ты мог перенести нас в такие места...
– Да, он мог. Вполне. Но что он сделал вместо того? Сосредоточил внимание на жалких заштатных мирах, создав на их основе несколько вполне предсказуемых вариаций. Его глупость и слепота кажутся нам величайшей загадкой, не меньшей, чем исчезновение Бога.
От обвинений коалы мне захотелось одновременно расплакаться и поколотить его. Возможно, в его словах была правда. Может быть, я понапрасну растрачивал могущество Гансова подарка. Может быть, я был слеп, туп, эгоистичен и невежествен. Но выбирать все равно нужно было мне, а не кому-то еще. Мне приходилось бросать йо-йо и самому разбираться с тем, что потом вышло. Бросать кости и надеяться не просадить все. Иначе и быть не могло – ведь я тот, кто я есть.
Да и все мы, как мне кажется, – таковы, каковы есть.
– Наверно, вы правы, – сказал я дрекслероиду. – Но хочу вам кое-что сказать.
– Что же?
– Пошел в задницу.
– Предсказуемо, весьма предсказуемо. Поразительно, хотя и логично. Задница у вас не прикрыта.
Верно. И я и Мун были голые, в том самом виде, как жили в мире Бабочки.
– Если это ваш окончательный ответ на наши полезные советы, – продолжил коала, – тогда мы просто осуществим каждому по мечте-другой и отправим вас своей дорогой.
– Хорошо, – сказал я. – Мне и Мун нужна одежда – и полное физическое здоровье. В том числе избавьте нас от этих идиотских подкожных вшей. И еще я хочу назад свою пец-конфетницу.
– Будет исполнено, – ответил мишка, и все мои желания исполнились.
– Мы следующие! Мы следующие! – закричали кальвинии. К моему удивлению, то, что их голоса звучали лишь у меня в голове, не помешало коале их услышать.
– Чего же хотите вы, обитатели Моноблока?
– Мы хотим тела!
– Да, и не только! И убраться прочь из головы Пола!
– Понимаю, – кивнул головой коала. – Приготовьтесь...
Передо мной возникли две совершенно одинаковые голые женщины.
Барби-близняшки. Длинноногие, сладкие как дыньки, блондинистые, аппетитные сестрички-пышечки. Из самых сладчайших из моих сладких снов.
Я смутился.
– Господи, девочки, я совсем этого не просил...
– Мы просили!
– Это специально для нас!
Аппетитные свежевоплощенные кальвинии принялись разглядывать и ощупывать друг друга в смешном зеркальном повторении. И не успел я сказать: «Раз, два, три», как они уже катались по грязному ковру «Страны книг», полностью занятые друг другом, позабыв о нас.
Я вздохнул и заставил себя отвернуться. Еще одна фантазия, в которой я не участвую.
Теперь настала очередь Мунчайлд загадывать желания.
– Я хочу... я хочу, чтобы наш ребенок был с нами.
– Мун, не надо!
Но было поздно.
На протянутых с готовностью руках Мунчайлд уже лежал младенец, зачатый нами в КА-стране. Малыш даже был предусмотрительно завернут в пеленку. Выглядел он как обычный человеческий ребенок, лишь одно выдавало чужеродное происхождение: глаза с квадратными зрачками.
– Ох, Мун, ну для чего это...
Коала перебил меня:
– Теперь вы готовы отправиться в путь?
– Думаю, да. А что будет с этой парочкой?
Я указал пальцем на кальвиний, которые усердно облизывали и ощупывали друг дружку.
– Думаю, они предпочтут остаться здесь, потому что сверхпространство по своим свойствам напоминает их родной Моноблок. Если позже они захотят к вам присоединиться, я укажу им дорогу.
– Хорошо. Тогда вперед!
– Мы ограничены принципом умышленного невмешательства и потому обязаны отправить вас в тот же самый червоточный проход, откуда забрали.
– На ту дорожку, по которой я шел, сам не зная куда?
– Точно.
– Ладно, спасибо.
– Не стоит благодарности. Мы, машинные эльфы, весьма снисходительны к ошибкам.

Выпало в седьмой раз
73
Реприза с грустными вариациями
Моя жизнь ни к черту не удалась.
Я сидел на том, что напоминало старую добрую траву, обхватив голову руками и крепко зажмурив глаза, словно Отчаяние капнуло мне на веки расплавленным сургучом и дважды оттиснуло на них свою легко узнаваемую печать. Я даже не отягощал себя усилием оглядеть, что это за новый мир. Поскольку я как будто бы находился в своем прежнем теле и мне не грозила немедленная смерть, уничтожение или плотское насилие, было наплевать, где именно я оказался.
С Мунчайлд, похоже, все в порядке, потому что я слышал, как она где-то рядом воркует над нашим сыном.
Все, на что меня хватало, это сосредоточиться на собственном состоянии.
Как безжалостно проинформировал недавно дрекслероид, я был не кем иным, как засранцем, который истратил понапрасну все дарованные ему бесценные возможности. (И весть о том, что Земля, родной мир моей временной линии, тысячелетия назад уничтожена, не подняла мне настроение.) Я не заслуживал такого подарка, как йо-йо. Лучшее, что я мог теперь сделать, это, наверно, не сходя с места, выкинуть чудесное устройство подальше и прожить остаток дней в этом скучном, жалком континууме, куда меня занесло по воле моей мысли транспортное средство.
Все мои честолюбивые потуги постигнуть суть Онтологической Закавыки прошли бесследно. Исчезло всякое желание обрести славу, секс, любовь и богатство. Ничто меня не привлекало. Мне хотелось одного: послать к чертям весь этот пустой мир.
Мне было плохо, очень плохо.
Никогда еще я не испытывал такого разочарования. Даже в дебрях моей заброшенности в «Стране книг» во мне время от времени вспыхивали искры мотивации – достаточные, чтобы хотя бы добывать себе пропитание. Но теперь все иные возможности выглядели одинаково ужасными и бессмысленными. Казалось, мой мозг утонул в трясине полного презрения.
Мой мозг... На поверхность опухшего сознания медленно поднялось смутное понимание.
Конечно!
Я находился внутри своего прежнего тела, но мой мозг – он изменился!
Физические параметры нового мира воздействуют на меня через мое сознание!
Что я потерял? Мысли даются очень тяжело, за исключением одной – послать все к черту... Это решение дается с той же легкостью, с какой я дышу. Так в чем тут дело? Думай, Пол, думай!
Осознание, израненное и болезненное, словно осыпанная солью улитка, проползло в мою голову. Все, что мне нужно сделать, чтобы изменить положение к лучшему, это воспользоваться йо-йо и перенестись куда-нибудь еще!
Но и это понимание не помогло. Почти мгновенно я отказался от решения воспользоваться йо-йо. Но почему?
Я снова попытался представить, как пользуюсь устройством, чтобы убраться отсюда. И в следующее мгновение – снова однозначное отрицание. Третий круг: робкое предложение и твердое отрицание. На этот раз я попытался сосредоточиться на том, что происходит в моей голове. (Мне не хватало кальвиний и их способности перестраивать мои нейроны. К сожалению, эти два ненадежных первобытных сверхсексуальных создания остались в сверхпространстве, где теперь лепят из пластической материи скабрезные фигуры...)
В результате анализа оказалось, что инстинкт отрицания во мне уподобился безусловному рефлексу. Словно мои мозги замкнуло на этом.
Неужели годы цинизма и горечи в моем родном мире так загадили и засорили мне голову? Или же я оказался там, где тон задавало только одно доминирующее качество сознания?
Может, чтобы рассеять сомнения, стоит спросить Мунчайлд?
Я открыл глаза.
74
Наш сын, Как-Его-Там
Небо было голубое, солнце – бело-желтое и палящее, трава зеленая, в пятнышках одуванчиков. Мы с Мунчайлд сидели в поле близ обочины совершенно тихого двухполосного шоссе, на котором не было заметно никакого движения. Дорога тянулась вдаль, уходя куда-то в пышные поля. Где-то в самой уже дали, за вершинами деревьев, мне чудились крыши городских домов.
Глядя странным взглядом на гугукающее в пеленке дитя, Мунчайлд, казалось, была совершенно счастлива и очень далека от всех тревожных проблем свойств мышления в этом мире, эдакая идеальная мать-девственница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38