Центральный вокзал, этот оазис запада в авескийской части города, с его кирпичными стенами, мраморными полами и черепичной крышей, гореть отказывался. Зато из деревянных скамей, плетеных опахал и бумажных документов получился отличный костер. На этом костре и зажарили трудолюбивого вонарца-управляющего, засидевшегося допоздна в своем кабинете, и зрители восторженно приветствовали предсмертную агонию Высокочтимого. Но все это были мелочи, и они не приносили желанного удовлетворения. Между тем главный виновник божественного гнева был отмечен багровым сиянием, и вскоре потоки зулайсанцев со всех концов города устремились к Малому Ширину. Тысячи людей под знаменами, несущими знак уштры, маршировали, выкликая имена богов Ирруле.
Ничто не задерживало их продвижения. Они текли неудержимо, как реки лавы, и только у границы западных кварталов столкнулись с сопротивлением. Полдюжины переулков, ведущих в Малый Ширин, оказались перегорожены баррикадами, за которыми засели солдаты Второго Кандерулезского. На главной дороге, у Сумеречных Врат, ожидал отряд удвоенной силы.
За Вратами по бульвару Хавиллак стремились к резиденции десятки пешеходов, повозок и фози. При виде ускользающей добычи верные исполнились бешенства. Толпа завыла по-звериному, и какой-то фанатик разрядил пистолет вслед бегущим. Измученные ожиданием солдаты тут же открыли огонь, и вой толпы достиг ярости урагана. Мятежники отшатнулись. Визг, вопли, град летящих камней и пуль. Множество горожан, вооруженных мушкетами, укрылись по подворотням и из этого укрытия начали спокойный, прицельный обстрел Врат.
Та же сцена, правда, в меньшем масштабе, повторялась по всему периметру Малого Ширина. Какое-то время солдатам удавалось сдерживать толпу. Они могли бы продержаться так не один день, потому что туземные части проявили единодушную верность присяге.
Однако баррикада на проспекте Конституции не устояла. Здесь кандерулезский взвод, укомплектованный чистокровными зулайсанцами из твердокаменной касты Отступающих, вышел из повиновения вонарскому капитану и отказался стрелять в толпу. Несколько минут солдаты сохраняли холодное молчание среди восторженных воплей толпы и угрожающих криков офицеров. Затем орущие горожане бросились на штурм, и баррикада мгновенно была сметена. Капитан и младшие офицеры с криком исчезли в волнах людского моря, и мятежники по проспекту Конституции мимо садов Нириенны выплеснулись на проспект Республики, подступив к резиденции.
Ворота стояли распахнутыми настежь, чтобы впустить отставших беженцев. Последние фози въезжали во двор между двумя шеренгами вооруженной охраны. Солдаты стояли, как статуи, омытые багровым сиянием облаков, собравшихся над их головами. Когда толпа мятежников с ревом покатилась по проспекту, статуи обрели жизнь. По приказу офицера они открыли огонь. Надвигающаяся волна хаоса замедлила движение, но не остановилась. Вооруженные мушкетами, карабинами и пистолетами мятежники ответили беспорядочными выстрелами. Несколько солдат упали, но оборона не дрогнула.
Только после того, как последний из перепуганных жителей скрылся за воротами, был дан приказ отступать, но слишком поздно, потому что прилив докатился до подножия стен и поглотил солдат, а ворота резиденции захлопнулись.
Грохот закрывшихся створок перекрыл рев толпы, выстрелы и подобно грому звучащий с вышины гонг. Солдаты, оказавшиеся в ловушке на проспекте Республики, прожили недолго. Затем зулайсанцы повернули назад, на помощь своим собратьям у Сумеречных Врат, на улице Севань и у Арки Равенства. Баррикады, атакованные с тыла, были захвачены без труда. Горожане ворвались в Малый Ширин, и, почти не задерживаясь для грабежа, потекли по улицам прямо к резиденции.
Тяжелые ворота оказались заперты и наделено забаррикадированы. Толпа разбилась об эту преграду, а вооруженные бунтовщики осыпали толстые доски бессильными мушкетными пулями. В ответ заговорили пушки, и толпа подалась назад.
Позже, под предводительством более благоразумных и хладнокровных горожан, мятежники заняли соседние здания и устроили в них огневые позиции. Задолго до того, как восходящее солнце превратило яростное сияние облаков в тлеющую на просветлевшем небе тусклую дымку, резиденция оказалась в осаде.
11
— Второй секретарь Шивокс в этом году побывал в Ширине, — громко сообщила собравшимся за столом Цизетта в'Эрист. — Проехал по всему Поясу, слушал в опере самого Гвидесерчио, певшего в «Несчастном Улоре», посетил национальный театр и обедал в Незхилле. Все повидал!
Присутствующие изобразили на лицах подобающее восхищение.
— И еще он осмотрел Академию Живописи, — продолжала просвещать общество Цизетта, — и сшил костюм у портного с улицы Риквенуар.
— Ах, Ширин! — вздохнула Тиффтиф во Чаумелль. — Искусство, культура… изысканность!
Цивилизация! — подытожил Ниен во Чаумелль.
Квисс в'Икве и его жена старательно закивали головами.
Ренилл тем временем вплотную занялся супом из кролика со спаржей. Они всемером занимали один из маленьких столиков столовой для персонала резиденции. Обедали в три смены, и притом в зале не оставалось ни одного свободного места. Резиденция была забита до отказа. Питание было простым и скудным, так что дальновидным счастливчикам, которые захватили с собой консервы или иные припасы, горячо завидовали. Дядюшка Ниен и Тиффтиф оказались, надо отдать им должное, среди дальновидных.
— Как тяжело должно быть светскому человеку существование в такой дыре, как ЗуЛайса, — сладкий голосок Цизетты прорезал гул застольной болтовни. — Какое это испытание для того, кто повидал мир. Даже я, глупая провинциалочка, способна оценить это. Второй секретарь Шивокс, вы настоящий патриот!
Она восхваляла Шивокса в течение всего обеда, и не без успеха, судя по благодарности в глазах второго секретаря. Всего год назад разыгрывающийся на его глазах спектакль разозлил бы Ренилла. Несомненно, на то и рассчитывала Цизетта. Но нынче вечером он смотрел на происходящее с холодной веселостью, переходящей в скуку. Его утомляло ее показное воодушевление, жесты, улыбки и ужимки. Бело-розовое личико с ямочками на щеках уплывало куда-то, а на его месте вставало другое, тонко выточенное лицо с кожей цвета слоновой кости. Джатонди. Она далеко от ЗуЛайсы, в безопасности во дворце УудПрай. За это время она, надо надеяться, помирилась со своей наводящей страх матушкой, и все беды, которые он навлек на девушку, закончились.
А если нет? Гочалла была в бешенстве. Способна ли она наказать дочь, повредить ей? Приказать избить плетью, морить голодом, выгнать на улицу без гроша в кармане?
Тогда она, может быть, пришла бы в резиденцию.
Недостойная мысль. Хотел бы он видеть ее сейчас здесь, в резиденции? В такое время лучше ей оставаться во дворце. А гнев гочаллы? Ну, старушка в конце концов успокоится. Покричит, погрозится, но никогда не дойдет до того чтобы причинить вред Джатонди. Сколько она ни шумит, а в глубине души, — может, сама того не желая — все-таки любит дочь.
Надеюсь.
Джатонди в безопасности и здорова — хотелось бы так думать, но это, вероятно, никогда не удастся проверить. Если ЗуЛайса по-настоящему восстанет, остается надеяться только на сомнительную верность Второго Кандерулезского пехотного полка. Несомненно, на некоторые подразделения можно положиться как на каменную стену, но далеко не на все. Сама резиденция какое-то время выдержит осаду. Но не до бесконечности, тем более, что нашествие беженцев с плантаций с чадами и домочадцами быстро истощает запасы провизии.
Сколько они смогут продержаться против всей ЗуЛайсы? Успеют ли посланцы, которых во Трунир расположил в окрестностях города с приказом при первых признаках бунта мчаться в Бхишуул, где стоит Восемнадцатая авескийская дивизия? До Бхишуула больше ста миль, а сельское население тоже может взяться за оружие, если крестьяне и рабочие на плантациях последуют примеру своих городских братьев. Так что вспомогательному отряду Восемнадцатой дивизии, возможно, придется пробиваться к ЗуЛайсе с боями. Когда же они сумеют добраться до резиденции?
Что, если помощь опоздает или не придет вовсе?
Нет, спасибо всем силам космоса, что Джатонди нет в резиденции!
— Я всего раз в жизни была в Ширине! Притом совсем ребенком! Вы только подумайте!
Голосок Цизетты нарушил его задумчивость.
— Я такая отсталая, совсем дикарка! — мелодично жаловалась Цизетта. — Совершенно необученная дикарка! Но что же делать? Как мне, заброшенной в такую дыру, стать достойной приличного общества?
— Появление мисс в'Эрист несомненно украсило бы ширинский свет, — поспешил заверить ее Шивокс. Рыжеватые усики второго секретаря были старательно закручены. Он нарядился в свой лучший жилет цвета слоновой кости с муаровым узором и благоухал дорогим одеколоном.
— О, но я-то понимаю, что совершенно безнадежна! — Цизетта подняла на него беспомощные голубые глазки.
— Ничего подобного. В лучшем ширинском обществе мисс в'Эрист блистала бы, как редчайшая драгоценность.
Никакие предрассудки не устоят перед ее обаянием, — заботливо утешал собеседницу Шивокс.
— Ах, но ведь я просто деревенщина, у меня ужасные манеры! Я нигде не бывала, ничего не видела!
— Вы заблуждаетесь, мисс в'Эрист. Вы просто не представляете, как жадно слушают в Ширине рассказы об Авескии. Из столицы эта страна представляется красочной, волнующей и невыразимо таинственной.
— Как?! Эта скучная примитивная пустыня?
— Уверяю вас, это настоящее поветрие. Дамы в опере блистают в туалетах «Авески». В Незхилле заказывают цыпленка «по-кандерулезски». Оркестр в парке Братства играет авескийские мелодии. Кубок Ривеннира выиграл двухлеток во Крева Гочаллон. Уверяю вас, этому нет конца. В Ширине вас будут осаждать поклонники не только вашего очарования, но и историй об Авескии.
— О, только не это! Ведь я не знаю никаких историй. Здесь не происходит ничего интересного.
— Ну-ну, и ЗуЛайса не лишена некоторой оригинальности, — возразил Шивокс. — В Ширине, в стрелианском посольстве, на обеде у посланника гости были очарованы моим описанием дворца УудПрай с его редкостями. Отравленный потир Уршоуна, Трон Бесконечности, Хрустальная Арка Ширардира, Шар ЗуЛайсы, золотое ложе гочаллона НиШиири, поразительный Тысячелетний Автоматон — меня заставили описать все в мельчайших подробностях. Замечу не хвастаясь, что гости не оставили меня в покое, пока я полностью не удовлетворил их просьб.
Тут и Ренилл немного заинтересовался предметом разговора. Он не ожидал обнаружить у второго секретаря такую осведомленность о чудесах УудПрая.
— Мисс в'Эрист пришлось пережить восстание дикарей на Золотой Мандиджуур. Не всем выпало такое счастье, — суховато заметил Квисс в'Икве. — Это событие могло бы предоставить материал для пары историй.
— Мы не имели случая полюбоваться буйством дикарей, — возразил Ниен во Чаумелль. — Я последовал совету племянника, привел в порядок дела в Бевиаретте и заранее выехал с плантации. Так что мы избежали неприятностей. Не надолго, — подумал Ренилл.
— Хотел бы я сказать то же и о себе, — отвечал второй плантатор. — Мы в Алмазном Листе по наивности своей доверяли нашим желтым и дождались, пока сборщики убили надсмотрщика, подожгли склады и начали подбираться к самому дому. Пришлось бежать, побросав, что успели, в пару саквояжей. Если бы не наши щедрые соседи, питались бы теперь тощей бараниной, чечевицей да лепешками, как многие другие. — Он жестом указал на соседние столы. Сам в'Икве, как и его соседи по столику, отобедал супом, паштетом из трюфелей, консервированной гусятиной, солеными лорберами, и кушал на десерт отборные вонарские персики; запивая их отличным вином из погребов Бевиаретты.
— Мы счастливы поделиться с менее удачливыми соотечественниками, — радостно объявила Тиффтиф. — Правда, на всех у нас не хватит, и уж конечно, невозможно прокормить всех мелких лавочников, которые набились сюда! Но мы с Ниеном на все готовы ради друзей.
— Нам не приходится жаловаться на судьбу, — вмешалась похожая на мышку жена Квисса, Эвлина. — Как-никак мы живы, и нам ничего не грозит…
Ничего не грозит? — молча подивился Ренилл.
— Нам еще повезло, — продолжала Эвлина. — Вспомните других. Лаилль — бедная Лаилль Бозире. Убита собственными сборщиками, а Лазурина сожжена. Геринн и Оуэн Миллайны с тремя детьми погибли, и Голубой Приют превратился в пепелище. И в Сокровищнице та же история. И в Звезде Мандиджуур. Скольких уже нет… — Ее голос прервался.
За столом воцарилось молчание, которое прервал Ренилл, спросив:
— А что с Бевиареттой? В каком настроении вы оставили наших сборщиков, дядя?
— Меня не интересовало их настроение. — Ниен надменно вздернул подбородок. — Да и кто их разберет? До нашего отъезда случилось… несколько мелких, незначительных происшествий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Ничто не задерживало их продвижения. Они текли неудержимо, как реки лавы, и только у границы западных кварталов столкнулись с сопротивлением. Полдюжины переулков, ведущих в Малый Ширин, оказались перегорожены баррикадами, за которыми засели солдаты Второго Кандерулезского. На главной дороге, у Сумеречных Врат, ожидал отряд удвоенной силы.
За Вратами по бульвару Хавиллак стремились к резиденции десятки пешеходов, повозок и фози. При виде ускользающей добычи верные исполнились бешенства. Толпа завыла по-звериному, и какой-то фанатик разрядил пистолет вслед бегущим. Измученные ожиданием солдаты тут же открыли огонь, и вой толпы достиг ярости урагана. Мятежники отшатнулись. Визг, вопли, град летящих камней и пуль. Множество горожан, вооруженных мушкетами, укрылись по подворотням и из этого укрытия начали спокойный, прицельный обстрел Врат.
Та же сцена, правда, в меньшем масштабе, повторялась по всему периметру Малого Ширина. Какое-то время солдатам удавалось сдерживать толпу. Они могли бы продержаться так не один день, потому что туземные части проявили единодушную верность присяге.
Однако баррикада на проспекте Конституции не устояла. Здесь кандерулезский взвод, укомплектованный чистокровными зулайсанцами из твердокаменной касты Отступающих, вышел из повиновения вонарскому капитану и отказался стрелять в толпу. Несколько минут солдаты сохраняли холодное молчание среди восторженных воплей толпы и угрожающих криков офицеров. Затем орущие горожане бросились на штурм, и баррикада мгновенно была сметена. Капитан и младшие офицеры с криком исчезли в волнах людского моря, и мятежники по проспекту Конституции мимо садов Нириенны выплеснулись на проспект Республики, подступив к резиденции.
Ворота стояли распахнутыми настежь, чтобы впустить отставших беженцев. Последние фози въезжали во двор между двумя шеренгами вооруженной охраны. Солдаты стояли, как статуи, омытые багровым сиянием облаков, собравшихся над их головами. Когда толпа мятежников с ревом покатилась по проспекту, статуи обрели жизнь. По приказу офицера они открыли огонь. Надвигающаяся волна хаоса замедлила движение, но не остановилась. Вооруженные мушкетами, карабинами и пистолетами мятежники ответили беспорядочными выстрелами. Несколько солдат упали, но оборона не дрогнула.
Только после того, как последний из перепуганных жителей скрылся за воротами, был дан приказ отступать, но слишком поздно, потому что прилив докатился до подножия стен и поглотил солдат, а ворота резиденции захлопнулись.
Грохот закрывшихся створок перекрыл рев толпы, выстрелы и подобно грому звучащий с вышины гонг. Солдаты, оказавшиеся в ловушке на проспекте Республики, прожили недолго. Затем зулайсанцы повернули назад, на помощь своим собратьям у Сумеречных Врат, на улице Севань и у Арки Равенства. Баррикады, атакованные с тыла, были захвачены без труда. Горожане ворвались в Малый Ширин, и, почти не задерживаясь для грабежа, потекли по улицам прямо к резиденции.
Тяжелые ворота оказались заперты и наделено забаррикадированы. Толпа разбилась об эту преграду, а вооруженные бунтовщики осыпали толстые доски бессильными мушкетными пулями. В ответ заговорили пушки, и толпа подалась назад.
Позже, под предводительством более благоразумных и хладнокровных горожан, мятежники заняли соседние здания и устроили в них огневые позиции. Задолго до того, как восходящее солнце превратило яростное сияние облаков в тлеющую на просветлевшем небе тусклую дымку, резиденция оказалась в осаде.
11
— Второй секретарь Шивокс в этом году побывал в Ширине, — громко сообщила собравшимся за столом Цизетта в'Эрист. — Проехал по всему Поясу, слушал в опере самого Гвидесерчио, певшего в «Несчастном Улоре», посетил национальный театр и обедал в Незхилле. Все повидал!
Присутствующие изобразили на лицах подобающее восхищение.
— И еще он осмотрел Академию Живописи, — продолжала просвещать общество Цизетта, — и сшил костюм у портного с улицы Риквенуар.
— Ах, Ширин! — вздохнула Тиффтиф во Чаумелль. — Искусство, культура… изысканность!
Цивилизация! — подытожил Ниен во Чаумелль.
Квисс в'Икве и его жена старательно закивали головами.
Ренилл тем временем вплотную занялся супом из кролика со спаржей. Они всемером занимали один из маленьких столиков столовой для персонала резиденции. Обедали в три смены, и притом в зале не оставалось ни одного свободного места. Резиденция была забита до отказа. Питание было простым и скудным, так что дальновидным счастливчикам, которые захватили с собой консервы или иные припасы, горячо завидовали. Дядюшка Ниен и Тиффтиф оказались, надо отдать им должное, среди дальновидных.
— Как тяжело должно быть светскому человеку существование в такой дыре, как ЗуЛайса, — сладкий голосок Цизетты прорезал гул застольной болтовни. — Какое это испытание для того, кто повидал мир. Даже я, глупая провинциалочка, способна оценить это. Второй секретарь Шивокс, вы настоящий патриот!
Она восхваляла Шивокса в течение всего обеда, и не без успеха, судя по благодарности в глазах второго секретаря. Всего год назад разыгрывающийся на его глазах спектакль разозлил бы Ренилла. Несомненно, на то и рассчитывала Цизетта. Но нынче вечером он смотрел на происходящее с холодной веселостью, переходящей в скуку. Его утомляло ее показное воодушевление, жесты, улыбки и ужимки. Бело-розовое личико с ямочками на щеках уплывало куда-то, а на его месте вставало другое, тонко выточенное лицо с кожей цвета слоновой кости. Джатонди. Она далеко от ЗуЛайсы, в безопасности во дворце УудПрай. За это время она, надо надеяться, помирилась со своей наводящей страх матушкой, и все беды, которые он навлек на девушку, закончились.
А если нет? Гочалла была в бешенстве. Способна ли она наказать дочь, повредить ей? Приказать избить плетью, морить голодом, выгнать на улицу без гроша в кармане?
Тогда она, может быть, пришла бы в резиденцию.
Недостойная мысль. Хотел бы он видеть ее сейчас здесь, в резиденции? В такое время лучше ей оставаться во дворце. А гнев гочаллы? Ну, старушка в конце концов успокоится. Покричит, погрозится, но никогда не дойдет до того чтобы причинить вред Джатонди. Сколько она ни шумит, а в глубине души, — может, сама того не желая — все-таки любит дочь.
Надеюсь.
Джатонди в безопасности и здорова — хотелось бы так думать, но это, вероятно, никогда не удастся проверить. Если ЗуЛайса по-настоящему восстанет, остается надеяться только на сомнительную верность Второго Кандерулезского пехотного полка. Несомненно, на некоторые подразделения можно положиться как на каменную стену, но далеко не на все. Сама резиденция какое-то время выдержит осаду. Но не до бесконечности, тем более, что нашествие беженцев с плантаций с чадами и домочадцами быстро истощает запасы провизии.
Сколько они смогут продержаться против всей ЗуЛайсы? Успеют ли посланцы, которых во Трунир расположил в окрестностях города с приказом при первых признаках бунта мчаться в Бхишуул, где стоит Восемнадцатая авескийская дивизия? До Бхишуула больше ста миль, а сельское население тоже может взяться за оружие, если крестьяне и рабочие на плантациях последуют примеру своих городских братьев. Так что вспомогательному отряду Восемнадцатой дивизии, возможно, придется пробиваться к ЗуЛайсе с боями. Когда же они сумеют добраться до резиденции?
Что, если помощь опоздает или не придет вовсе?
Нет, спасибо всем силам космоса, что Джатонди нет в резиденции!
— Я всего раз в жизни была в Ширине! Притом совсем ребенком! Вы только подумайте!
Голосок Цизетты нарушил его задумчивость.
— Я такая отсталая, совсем дикарка! — мелодично жаловалась Цизетта. — Совершенно необученная дикарка! Но что же делать? Как мне, заброшенной в такую дыру, стать достойной приличного общества?
— Появление мисс в'Эрист несомненно украсило бы ширинский свет, — поспешил заверить ее Шивокс. Рыжеватые усики второго секретаря были старательно закручены. Он нарядился в свой лучший жилет цвета слоновой кости с муаровым узором и благоухал дорогим одеколоном.
— О, но я-то понимаю, что совершенно безнадежна! — Цизетта подняла на него беспомощные голубые глазки.
— Ничего подобного. В лучшем ширинском обществе мисс в'Эрист блистала бы, как редчайшая драгоценность.
Никакие предрассудки не устоят перед ее обаянием, — заботливо утешал собеседницу Шивокс.
— Ах, но ведь я просто деревенщина, у меня ужасные манеры! Я нигде не бывала, ничего не видела!
— Вы заблуждаетесь, мисс в'Эрист. Вы просто не представляете, как жадно слушают в Ширине рассказы об Авескии. Из столицы эта страна представляется красочной, волнующей и невыразимо таинственной.
— Как?! Эта скучная примитивная пустыня?
— Уверяю вас, это настоящее поветрие. Дамы в опере блистают в туалетах «Авески». В Незхилле заказывают цыпленка «по-кандерулезски». Оркестр в парке Братства играет авескийские мелодии. Кубок Ривеннира выиграл двухлеток во Крева Гочаллон. Уверяю вас, этому нет конца. В Ширине вас будут осаждать поклонники не только вашего очарования, но и историй об Авескии.
— О, только не это! Ведь я не знаю никаких историй. Здесь не происходит ничего интересного.
— Ну-ну, и ЗуЛайса не лишена некоторой оригинальности, — возразил Шивокс. — В Ширине, в стрелианском посольстве, на обеде у посланника гости были очарованы моим описанием дворца УудПрай с его редкостями. Отравленный потир Уршоуна, Трон Бесконечности, Хрустальная Арка Ширардира, Шар ЗуЛайсы, золотое ложе гочаллона НиШиири, поразительный Тысячелетний Автоматон — меня заставили описать все в мельчайших подробностях. Замечу не хвастаясь, что гости не оставили меня в покое, пока я полностью не удовлетворил их просьб.
Тут и Ренилл немного заинтересовался предметом разговора. Он не ожидал обнаружить у второго секретаря такую осведомленность о чудесах УудПрая.
— Мисс в'Эрист пришлось пережить восстание дикарей на Золотой Мандиджуур. Не всем выпало такое счастье, — суховато заметил Квисс в'Икве. — Это событие могло бы предоставить материал для пары историй.
— Мы не имели случая полюбоваться буйством дикарей, — возразил Ниен во Чаумелль. — Я последовал совету племянника, привел в порядок дела в Бевиаретте и заранее выехал с плантации. Так что мы избежали неприятностей. Не надолго, — подумал Ренилл.
— Хотел бы я сказать то же и о себе, — отвечал второй плантатор. — Мы в Алмазном Листе по наивности своей доверяли нашим желтым и дождались, пока сборщики убили надсмотрщика, подожгли склады и начали подбираться к самому дому. Пришлось бежать, побросав, что успели, в пару саквояжей. Если бы не наши щедрые соседи, питались бы теперь тощей бараниной, чечевицей да лепешками, как многие другие. — Он жестом указал на соседние столы. Сам в'Икве, как и его соседи по столику, отобедал супом, паштетом из трюфелей, консервированной гусятиной, солеными лорберами, и кушал на десерт отборные вонарские персики; запивая их отличным вином из погребов Бевиаретты.
— Мы счастливы поделиться с менее удачливыми соотечественниками, — радостно объявила Тиффтиф. — Правда, на всех у нас не хватит, и уж конечно, невозможно прокормить всех мелких лавочников, которые набились сюда! Но мы с Ниеном на все готовы ради друзей.
— Нам не приходится жаловаться на судьбу, — вмешалась похожая на мышку жена Квисса, Эвлина. — Как-никак мы живы, и нам ничего не грозит…
Ничего не грозит? — молча подивился Ренилл.
— Нам еще повезло, — продолжала Эвлина. — Вспомните других. Лаилль — бедная Лаилль Бозире. Убита собственными сборщиками, а Лазурина сожжена. Геринн и Оуэн Миллайны с тремя детьми погибли, и Голубой Приют превратился в пепелище. И в Сокровищнице та же история. И в Звезде Мандиджуур. Скольких уже нет… — Ее голос прервался.
За столом воцарилось молчание, которое прервал Ренилл, спросив:
— А что с Бевиареттой? В каком настроении вы оставили наших сборщиков, дядя?
— Меня не интересовало их настроение. — Ниен надменно вздернул подбородок. — Да и кто их разберет? До нашего отъезда случилось… несколько мелких, незначительных происшествий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54