— Не знаю… Откровенно говоря, мне показалось, что это был тот же человек, что и в первый раз.
— Но экспедиция Эрхарда…
— Погибла, хотите сказать? Не вся.
— Да. В живых остались двое.
— Вот именно.
— И вы снова ни о чем не спросили доктора Брасова?
— Нет, госпожа Вронская. Я не привык совать свой нос в дела шефа, тем более что тот ясно давал понять, что этого не желает…
— А он давал?
— Мне снова было предложено погулять часа два.
— А когда вы вернулись…
— Профессор был мрачнее тучи. В тот вечер он сжег очень много документов, в том числе уникальных.
— Это происходило уже при вас?
— Да. Мне даже пришлось помогать.
— Молча? Вы и тогда не стали задавать вопросов?
— Отнюдь. Я спросил… И впервые услышал… сомнения. Впрочем, уже не сомнения, нет. В тот вечер он впервые заговорил о возможной ошибке… Это было страшно. Даже сейчас. Он пил. Много, Причем этот отвратительный местный самогон. Хотя прежде — никогда. Почти никакого алкоголя. Рюмку-другую за обедом. Глоток коньяка на ночь. Понимаете? И просил у меня прощения…
— Однако визит герцога Текского он не отменил. И даже не пытался. Вам не кажется это странным?
— Напротив. Он ждал его как манны небесной. Знаете, он ни разу не произнес этого вслух, но мне кажется, шеф надеялся, что приезд герцога положит конец этому кошмару.
— Каким же образом?
— Не знаю. Ничего не знаю наверняка, но ощущение было такое. Поверьте, за годы работы у доктора Брасова я научился не только слышать то, что он говорил, но и чувствовать то, что он думал. Хотя в это, наверное, трудно поверить.
— Отчего же? И кстати, это кое-что объясняет…
— Что же?
— Скажите, Кароль, вы знакомы с материалами, которые доктор Брасов направлял герцогу Текскому? Особенно после того, как вопрос его приезда стал делом решенным?
— В принципе, я представляю, чему они были посвящены…
— Тогда уж — кому. Разумеется, Владу Дракуле. Но что именно содержалось в этих материалах, какие конкретно факты, доводы и так далее?
— Боюсь, что нет. Детали мне не известны. Он сам выбирал что-то из своих архивов и отправлял по электронной почте.
— И вы никогда в нее не заглядывали?
— Нет. У нас было два компьютера. Один — большой, на нем в основном работал я. Там хранилась общая корреспонденция. Кроме того, доктор Брасов пользовался своим note-book. У него был отдельный доступ в Интернет и, разумеется, пароли. Впрочем, я и так не имел обыкновения…
— Да, я помню, совать нос в дела шефа.
— Именно так. А вы что же, знакомы с этим материалами?
— Да. И, откровенно говоря, кое-что в них сильно меня удивило.
— Что же?
— Раздвоенность. Видите, ваш термин пришелся к слову. Прежде я говорила о неком алогизме.
— Это странно. Доктор Брасов был хорошим аналитиком, с логикой у него все обстояло прекрасно, можете мне поверить.
— Верю. Я и сама думала так же. И еще более удивлялась.
— Вы так и не скажете мне, в чем там было дело?
— Отчего же? Скажу. С одной стороны, доктор Брасов уверял герцога Текского в абсолютной исторической правоте Влада Дракулы. Его мужестве и так далее… С другой же — все больше приводил примеры беспримерной жестокости своего героя. И ни одного аргумента — в защиту. Только декларации.
— Это странно. Он обладал достаточным арсеналом аргументов. Да, это очень странно.
— Но объяснимо в свете того, что вы сейчас сказали о его сомнениях. Возможно, его отношение к приезду герцога было именно двойственным. С одной стороны, профессор почему-то очень ждал этого приезда и возлагал на него большие надежды. С другой же — едва ли не подсознательно пытался предупредить герцога о возможной опасности. Оттого и писал все больше о кровавых деяниях Дракулы. Однако я вас перебила. Простите. Речь шла о том, что вы не только знали, но и чувствовали, что происходит что-то неладное. В частности, эти визиты…
— Да. И в тот… в последний день я тоже чувствовал… Хотя он и не выпроваживал меня, как накануне. Но я чувствовал: он хочет, чтобы я ушел пораньше…
— Иными словами, в ту ночь он тоже ждал кого-то.
— И тот приходил. Я точно знаю…
— Откуда же?
— Запах. Когда под утро меня разбудили полицейские и вместе с ними мы вошли в квартиру профессора — там стоял этот запах. Необычный, пряный — скорее всего табачный. Такой же был в прошлый раз. И после первого визита. Я еще подумал тогда, что гость курил трубку. Или какие-то особенные ароматные и крепкие сигареты.
— Вы говорили об этом полицейским?
— Говорил, конечно. Но они, похоже, не слишком внимательно слушали.
— Значит, сначала сообщения по электронной почте, потом — три загадочных визита. Все это вкупе с серией таинственных убийств — и доктор Брасов начал сомневаться. А потом и вовсе оказался сломленным…
— Да, это очень точное определение. Он был сломлен, именно сломлен…
— А вслед за ним сломались и вы, Кароль?
— Я… я не знаю. Наверное, так. Но что бы вы делали на моем месте?
— Не знаю. Мне бы разобраться с тем, что должно делать — на моем. Впрочем, обещаю, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока скажите мне вот что: в окружении доктора Брасова или среди тех людей, кто так или иначе оказался втянутым в водоворот этих событий, были врачи?
— Врачи?
— Врачи. Фельдшеры. Медсестры. Словом, люди, имеющие какое-то медицинское образование.
— Вроде нет… Хотя постойте! Этот грек из экспедиции доктора Эрхарда, Костас… Не помню его фамилии. Словом, тот, что остался жив… Он же врач. Да, совершенно точно. Про него так и писали — врач экспедиции…
— Действительно…
Газетная страница, воспроизведенная на экране монитора, вдруг совершенно явственно предстала перед глазами Полины.
Ночью в Лондоне, изучая бумаги герцога Текского, она изредка отрывалась от этого занятия, для разнообразия погружаясь в Интернет.
Поисковые запросы приносили некоторые плоды, на экране компьютера мелькали короткие информационные сводки и цветные копии газетных полос.
Эта была одной из многих.
Там было фото.
И подпись под ним.
«Врач экспедиции… — далее следовало длинное, труднопроизносимое греческое имя, — единственный из членов экспедиции избежал страшной участи».
На фото запечатлен был красивый смуглый мужчина, темноволосый и синеглазый.
«Прямо рекламный красавчик», — подумала она тогда.
И еще подумала, что такой могла быть реклама табака.
Теперь она вспомнила это точно, до мельчайших подробностей.
Впрочем, подробность была только одна.
Красивый грек на фотографии курил трубку.
Вечер в Констанце

— Боже правый, но почему вы не сказали мне всего этого раньше?
Он опрокинул стопку водки.
Еще одну.
Пятую или шестую по счету.
И снова вроде бы не почувствовал вкуса.
— Вы пьете как русский…
Стивен Мур внимательно наблюдал за Костасом Катакаподисом, удобно расположившись в мягких недрах роскошного кресла.
Голубой шелк, обильно расшитый золотом, — обшивка кресел и диванов в этом небольшом салоне, как, впрочем, и прочая обстановка, дышала византийской роскошью.
Тем же златотканым шелком были обиты стены каюты.
Золото вообще доминировало в этом пространстве: массивные позолоченные канделябры, золоченая бронзовая пантера, на спине которой покоилось массивное стекло низкого овального стола. Две других, похожих на лежащую в основании стола подругу как две капли воды, настороженно замерли у стойки бара.
Картины и зеркала в массивных золоченых багетах.
Пыльный, пятнистый комбинезон Стивена Мура откровенно диссонировал с помпезным интерьером «Ахерона».
Трое других мужчин, коротающих вечер на борту яхты, вписывались в него более органично.
Костас Катакаподис, доставленный сюда прямиком из подземного плена, первым делом запросился в ванну. Возможно, он несколько пришел в себя, разомлев в ароматной пене. Но как бы там ни было, облаченный в тяжелый шелковый халат, тоже, к слову, расшитый золотом, выглядел сибаритом — под стать общей атмосфере.
Вторым был лорд Джулиан. Этот расположился в позолоченном мире с обычным небрежным изяществом.
Третьим — хозяин яхты. Человек, предпочитающий теперь называться Ахмадом аль Камалем.
Встречу, назначенную лордом Джулианом накануне вечером, он предложил перенести из сонного Бухареста на побережье Черного моря, в Констанцу.
К ее причалу накануне плавно подошла роскошная яхта, вызвав в порту изрядный переполох.
Здесь давно не видали таких надменных красавиц.
Пожалуй, что со времен покойного диктатора Чаушеску, питавшего, как известно, слабость ко всевозможным роскошным штучкам.
Плавучим — в том числе.
Надо сказать, предложение переместиться на борт яхты поначалу прозвучало довольно неуверенно. Ахмад Камаль вовсе не был уверен в том, что лорд Джулиан примет его, и ожидал отказа.
Возможно — весьма резкого.
Крутой нрав Энтони Джулиана был хорошо известен по обе стороны Атлантики.
Причем довольно широкому кругу лиц.
Тони, однако, согласился неожиданно легко:
— Неплохая идея, старина. Я, знаете ли, начинаю несколько тяготиться местным сервисом.
— В таком случае, ваша светлость, сочту за честь… — Оставим реверансы, дружище. Сказал же: совсем не прочь злоупотребить вашим гостеприимством.
Оба находились в небе, на борту легкого вертолета, когда пришло сообщение Стивена Мура.
— Поздравляю, господин Камаль. Ваш человек жив и здоров.
— Я ваш должник, лорд Джулиан. Если бы не ваши люди…
— Не люблю сослагательного наклонения. Но, полагаю, вы не будете возражать, если оба — ваш человек и мой друг, возглавлявший сегодняшнюю экспедицию, — составят нам компанию?
— Только что собирался предложить то же самое.
Так составилась эта компания.
Теперь Костас отрешенно пил водку, будто бы не чувствуя обжигающего вкуса и не хмелея.
Он все еще производил впечатление человека крайне удивленного и даже обескураженного.
На фоне этих чувств вроде бы притупилась даже радость освобождения, равносильного, по сути, спасению от неминуемой гибели в подземном плену.
И горячая признательность Стивену Муру, похоже, несколько поостыла или по крайней мере отступила на второй план.
Все заслонило изумление.
Так по крайней мере казалось окружающим.
Никто, однако ж, не мог знать наверняка, было состояние подлинным или Костас Катакаподис умело его имитировал.
— Никогда не понимал, отчего это русские монополизировали право на умение пить как-то иначе, чем все прочие? — Несмотря на некоторую отрешенность, реплику Стивена Мура он парировал достаточно живо.
— Вряд ли они задумываются над этим. Просто пили и пьют.
— Пьянство — порок транснациональный.
— Я и не собирался рассуждать о пороке. Манера — вот о чем речь.
— Манеры, мистер Мур, — вопрос воспитания, а Костас воспитан на море, а вернее — на флоте.
— Вот как? Мне казалось — он врач.
— Врач, это верно. Но вырос действительно на палубе — ходил юнгой, потом матросом. Потом медицинский колледж — и снова в море. Судовым врачом. Почти десять лет. Последние два — на судах господина Камаля.
— Неплохая карьера…
— Я так и думал, Стив. До сегодняшнего вечера. Оказалось, могу быть востребован в ином качестве…
— Вы, кажется, всерьез обиделись, Костас?
— Как вам сказать, господин аль Камаль? Вы — босс, Я, таким образом, — всего лишь наемный работник. Обижаться потому вроде как не с руки. С другой стороны, если откровенно, — полагал, что со мной играют в открытую. Хотя — опять же! — какая игра между патроном и рядовым служащим?
— Что это, Костас? Самоуничижение не ваш стиль. К тому же одна тема вовсе не исключает другую. Задача док-гора Эрахарда, а стало быть, и ваша заключалась прежде scero в поисках останков Дракулы, этого, как выясняется, достойного правителя. Вторая задача была как бы подспудной. Параллельной, если хотите.
— И отнюдь не главной?
— Я этого не говорил.
— Вот и я о том же, господин аль Камаль.
— Рискну прервать вас, джентльмены…
— Разумеется, лорд Джулиан. Наши отношения мы выясним позже.
— Благодарю. Что ж, если господин Катакаподис не возражает, вернемся к вопросу, который в равной, полагаю, степени интересует всех присутствующих.
— Никаких возражений, ваша светлость. К тому же я польщен: вы едва ли не первый — за исключением, разумеется, земляков-греков, — кто с первого раза запомнил и правильно произнес мою фамилию.
— Угодили пальцем в небо, старина. В моих жилах одна восьмая греческой крови.
— Вдвойне польщен.
— Оставим реверансы. Итак, вторая — как определяет господин аль Камаль — тема, возможно, и была подспудной, однако именно она вносит существенные коррективы в наши поиски. Поиски преступника. Или преступников. Ибо теперь по крайней мере очевиден мотив.
— Очевиден? Боюсь, не для меня, милорд.
— По-моему, это просто, Костас. Он или они уничтожали всех и каждого, кто так или иначе приближался… хм… ко второй теме. Иными словами — к развалинам этого проклятого замка.
— Согласен — применительно к нашей несчастной экспедиции, двоим местным жителям, погибшим — теперь это очевидно — по чистой случайности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54