– Благодаря случившемуся мне открылась правда, и я узнал, сколь важную роль тебе суждено сыграть в будущем Миропотока.
Януэль разглядел голубые и серебристые жилки, пробегавшие внутри его эфемерного тела.
– Да, как видишь, я сам стал Волной… Только в таком святом месте, как это, я могу являться твоему взору. Нужно, чтобы магические флюиды, поддерживающие мой образ, были достаточно сильными.
Януэль понятия не имел, что собой представляет Волна, но кивнул. Это для него не имело значения, он был так счастлив снова разговаривать со своим учителем. Кончиками пальцев он ощутил успокаивающую прохладу, напоминающую свежесть горного ручья.
– Волна… – прошептал он в восхищении.
– Волны существовали еще до появления Хранителей, – объяснил Фарель, – они наполняли этот мир бурными волшебными ручьями. Но лучезарной гармонии пришел конец, когда животные испили из этих ручьев и превратились в Хранителей – могучих существ, жаждущих власти, в которых совместились черты разных видов животных. Неспособные противостоять Желчи, инстинкту насилия, почерпнутому ими из Волн, они сошлись в страшной схватке. И тогда эпоха Истоков сменилась эпохой войны Хранителей.
То, что рассказывал Фарель, захватило Януэля. Но слова наставника отдавались в его теле ознобом. Эти события явно были как-то связаны с ним самим, учеником фениксийцев, которому выпала такая нелегкая доля.
В Зале Собраний буквально потемнело, когда голос призрака произнес такие слова:
– Харония возникла из пепла этой братоубийственной войны, из гниющих трупов погибших Хранителей, слишком неопытных, чтобы понимать, какое огромное зло они породили. Тогда Волны, движимые желанием восстановить мир, вступили в связь с теми из оставшихся в живых Хранителей, кто лучше других мог сопротивляться ожесточению, контролировать инстинкт насилия. Это были Фениксы. Они пожертвовали собой, окружив Харонию кольцом пепла. Огненные птицы устроили пожар, чтобы соорудить непроходимый для этих существ барьер. Так возникло королевство мертвых. Все это ты уже знаешь… тебе неизвестно лишь то, что Волны продолжали жить на протяжении веков, существуя благодаря мужчинам и женщинам, которых считали достойными того, чтобы слиться с ними, вознестись к ним после смерти. Все они участвовали в войне против Харонии. Я знаю, о чем ты думаешь: тех, кто борется с Харонией здесь, на поверхности Миропотока, немало и теперь. Да, это так, но я утверждаю, что битве этой не будет конца.
Януэлю показалось, что Башня сейчас обрушится на него. Как, война была напрасной?
Призрак мэтра Фареля спокойно продолжил:
– За прошедшие века харонцы научились обходить преграду, возведенную Фениксами, прокладывать Темные Тропы, которые все чаще проникают сюда, к нам. – Жилки на его лице приобрели иссиня-черный цвет. – Волны искали способ помешать неотвратимому, не дать свершиться предреченной гибели Миропотока, помешать истреблению этой жизни. У них возникла идея, как это сделать. С тех пор минуло уже пятьдесят три года. Тогда на глухой лесной поляне собрались все Волны и…
– Пятьдесят три года… – перебил его Януэль. – Ей сейчас было бы именно столько.
– Да, это возраст твоей матери, – подтвердил Фарель. – Сейчас я объясню тебе… Волны поняли: для того чтобы уничтожить харонцев, нужно разрушить их царство. Да, срубить гнилой ствол под корень, чтобы ветви зла никогда больше не смогли протянуться над Миропотоком. Прежде чем собраться на той поляне, Волны проникли в старинные библиотеки, которые охраняют Драконы, забрались на вершины Каладрии, чтобы спросить совета у белых монахов, послушали шепот Аспидов, идущий из самых недр земли, они изучили химерийские легенды и раскопали руины древних городов Земли Единорогов. И потом в глубине того священного леса они в конце концов нашли выход. Единственно возможный. Чтобы уничтожить Харонию, нужно бороться, противопоставив злу равное зло. – Эфемерные прожилки, пронизывавшие тело наставника, постепенно стали кораллово-красными. Он скрестил руки на груди и закончил: – Нужно было отыскать затерянные пути, ведущие к Фениксам – тем самым, кто взвалил на себя тяжкое бремя и держал взаперти Харонию с помощью стены из пепла, которая грозила обрушиться, как плотина, подтачиваемая водой. Но это было еще не самое трудное… – Он повернулся к мэтрам Огня и многозначительно посмотрел на них, прежде чем снова обратиться к Януэлю: – В лиге фениксийцев остерегаются говорить вслух об этой страшной правде. Причиной того, что Темные Тропы могут проникать сегодня в наш мир, стали падшие Фениксы, превратившиеся в харонцев. Эти Фениксы и пропускают их… С каждым днем их власть увеличивается. Они учатся расширять эти дыры, так что Темные Тропы в Миропотоке множатся.
Гробовое, зловещее молчание установилось в зале. На лицах старцев был написан ужасный стыд. Они чувствовали себя виноватыми перед лигой. Слово взял старейшина фениксийцев:
– Вот почему ныне мы будем вынуждены разрушить старую стену пепла, возведенную предками наших Фениксов. Ты понимаешь зачем, Януэль?
– Нет, – признался фениксиец, поглощенный в эту минуту воспоминаниями о матери.
Старейшина положил руки на стол и встал:
– Наш долг отныне заключается в том, чтобы воскресить Священный Пепел, который окружает Харонию, возродить первородных Фениксов и высвободить заключенную в них Желчь. Нужно, чтобы Фениксы ринулись на королевство мертвых и уничтожили его навсегда.
ГЛАВА 26
Эхо этих слов как будто навечно врезалось в камень Башни. Призрак Фареля взвился и растворился в воздухе над головами настоятелей.
– Пятьдесят три года назад Волны бились над тем, чтобы создать женщину, которая стала бы воплощением всех их надежд, женщину, в чреве которой был бы зачат младенец, способный возродить Фениксов из стены пепла и выпустить их Желчь на свободу.
Януэль ясно ощутил, как ледяная рука сжала его сердце.
– Да, мой мальчик, твоя мать родилась на той самой поляне, ее создали Волны, отдавшие свои души во имя того, чтобы она стала человеком из плоти и крови. Ее рождение далось им дорогой ценой: они исчезли. Брошенная на произвол судьбы, эта женщина должна была любой ценой скрываться от харонцев, пока не родит ребенка. Она решила стать одной из жриц любви на полях сражений, затеряться в водоворотах войны. Харонии бы не пришло в голову искать ее там. Когда ты родился, она заботилась о том, чтобы ты мог проводить время с солдатами, встречавшимися на ее пути, учиться у них ратному делу, чтобы впоследствии сделаться исключительным воином, который сумел бы противостоять харонцам. Так было до того самого дня, когда они отыскали ее… Твой разум задул воспоминание о той ужасной ночи, как гасят свечу на рассвете, но правда остается правдой, Януэль. Это харонцы напали в ту ночь на ваш фургон и убили твою мать.
Слова учителя уже не доходили до сознания Януэля. Обстоятельства его рождения вдруг оказались необыкновенно значительными; он все еще не мог поверить в магическое происхождение своей матери и в ту особую роль, которая была ему уготована Волнами.
– Но этот ужасный удар по будущему людей не означал победы Харонии. Конечно, если бы ты был убит той ночью, то ничто уже не препятствовало бы медленной смерти Миропотока. Но ты выжил. Совершенно удрученный случившимся, ты скитался до тех пор, пока мэтр Грезель не обнаружил тебя и не заметил твоих сверхъестественных способностей. Грезель не знал о твоем происхождении. Благодаря тому что он был фениксийцем, он прочел в твоих глазах особую жажду жизни, глубинное желание взять верх над смертью, а Возрождение Фениксов как раз и давало возможность сделать это. Он не ошибся. В твоей крови течет магия Волн. Лишь она одна позволила тебе выстоять при Великом Объятии с Фениксом Истоков. Только благодаря ей ты сумел высвободить Желчь. Потому что таково твое призвание и такова была воля Волн.
Несмотря на потрясение, Януэль прервал его:
– Но почему это случилось именно тогда?
– Что ты имеешь в виду?
– Почему я высвободил Желчь этого Феникса?
– Потому что он восходил к Истокам, когда была создана стена пепла. Твоя сила может быть направлена только на первородных Фениксов. Во время контакта с огненными птицами Седении она не могла проявиться. Возможно, только случаю мы обязаны тем, что обнаружили тебя. Если бы ты не был избран для участия в празднестве императора, Волны никогда бы не отыскали твой след.
Януэль опустил голову. Он был в смятении.
– Нас так немного осталось сегодня. Едва ли наберется несколько сотен Волн, рассеянных по всему Миропотоку. Теперь мы должны думать о будущем, защищать тебя и обучать то тех пор, пока ты не станешь настолько сильным, чтобы проникнуть в Харонию.
Януэль окинул взглядом зал. Феникс в его груди пел радостную и торжественную песнь. Песнь судьбы.
– То есть я тот, от кого зависит, погибнет ли Миропоток или будет жить… – с трудом выговорил он.
– Именно так, – подтвердил наставник.
– Никто, кроме меня, не может проникнуть в Харонию?
– Нет, есть такие, кто смог бы. Но ни у кого недостанет силы высвободить Желчь Фениксов, чтобы испепелить королевство мертвых.
Януэлю показалось, что в голосе Фареля прозвучало некое сомнение. Тот продолжал:
– Потребовались бы века на то, чтобы повторить магию импульсов, сотворивших твою мать. К этому времени на поверхности Миропотока не останется ничего, кроме пыли.
– Вы о чем-то умалчиваете, наставник.
Призрак вздрогнул и прошептал:
– Харонцы ищут тебя. И здешние власти тоже. Имперские войска в любую секунду могут начать штурм… Ты прав, я умалчиваю о том, что у нас очень мало шансов на успех, что твоя жизнь под угрозой, а может быть…
Януэль задумчиво посмотрел в сторону. Он не ведал, откуда взялось у него убеждение, что будущее противостояние будет безжалостным и потребует от него куда больших жертв, чем все испытания, через которые ему уже довелось пройти. Мысль об этой неизбежной борьбе наполняла его ужасом, но ему и в голову не приходило отступить, отказаться. Память о матери жила в нем. Он знал, что ее любовь к нему вовсе не была продиктована Волнами и что любила она его не за то, что ему предстояло спасти Миропоток. Слезы наворачивались у него на глаза, когда он вспоминал, как она умела его приласкать, когда он пугался темноты. В такие моменты она была уже не волшебным существом, а его мамой. Просто мамой. И вероятно, именно уверенность в этом придала ему решимости. Да, он готов взвалить на свои плечи будущее, ответственность за судьбу Миропотока.
Он думал о своих друзьях, о Силдине и особенно о Шенде. Он боялся, что драконийке не удалось скрыться от Грифонов, бросившихся за ней в погоню. Януэль все же надеялся, что она была захвачена в плен, но не убита. И ради нее он не отречется и будет бороться до конца.
Наконец он осознал, что в его жизни появился смысл и что он заключался в том, чтобы исполнить долг перед людьми.
Старейшина лиги откашлялся:
– Нужно немедленно действовать. Нам следует поместить Януэля в укрытие. Здесь он больше не в безопасности. Я боюсь, как бы появление Дракона не подтолкнуло солдат к началу штурма, который долго откладывался. – Он как-то сник. – Увы, я не сумел отвести опасность, – пробормотал он. – Эта Башня скоро будет захвачена.
– Вы не можете этого допустить! – воскликнул Януэль.
– Нет? Однако нам придется пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти тебя.
– Это нелепо!
– Я бы так не сказал, мой мальчик. Миропоток ценнее, чем двести фениксийцев, пусть даже они являются и лучшими кузнецами империи. Ты дошел сюда, чтобы найти ответ. Мэтр Фарель сказал тебе главное: твоя жизнь, Януэль, важнее, чем что бы то ни было на свете. А сейчас прежде всего мы должны убедиться с помощью магии Огня в том, что Желчь больше не течет по твоим венам. Потом ты сможешь открыть свое сердце и научиться у твоего Феникса магии, которой владеют только самые старые фениксийцы. Сейчас самое время заняться этим.
– Потом мы отправимся в Каладрию, – добавил Фарель.
– В Каладрию, мой учитель? – спросил Януэль.
– Ты сможешь скрываться от харонцев у белых монахов, познавая могущество Огня. Уже сейчас Волны мчатся сюда, чтобы открыть тебе путь в Каладрию.
Молодой фениксиец обратился к старейшине Лизьену:
– Учитель, вы не можете позволить Церкви проникнуть сюда. Попробуйте хотя бы покинуть Башню, воспользовавшись Фениксами!
– Нет. Я против того, чтобы фениксийцы спасались бегством. Даже под игом Церкви мы сможем приносить пользу, выковывая оружие для борьбы с Харонией. Мы потеряем независимость, но с точки зрения Завета это не будет поражением. Януэль, мы стоим на пороге войны не на жизнь, а на смерть. Наши традиции не имеют в этих обстоятельствах особого значения… Больше нет ни фениксийцев, ни грифийских жрецов. Есть мужчины и женщины, готовые словом и делом бороться за существование Миропотока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Януэль разглядел голубые и серебристые жилки, пробегавшие внутри его эфемерного тела.
– Да, как видишь, я сам стал Волной… Только в таком святом месте, как это, я могу являться твоему взору. Нужно, чтобы магические флюиды, поддерживающие мой образ, были достаточно сильными.
Януэль понятия не имел, что собой представляет Волна, но кивнул. Это для него не имело значения, он был так счастлив снова разговаривать со своим учителем. Кончиками пальцев он ощутил успокаивающую прохладу, напоминающую свежесть горного ручья.
– Волна… – прошептал он в восхищении.
– Волны существовали еще до появления Хранителей, – объяснил Фарель, – они наполняли этот мир бурными волшебными ручьями. Но лучезарной гармонии пришел конец, когда животные испили из этих ручьев и превратились в Хранителей – могучих существ, жаждущих власти, в которых совместились черты разных видов животных. Неспособные противостоять Желчи, инстинкту насилия, почерпнутому ими из Волн, они сошлись в страшной схватке. И тогда эпоха Истоков сменилась эпохой войны Хранителей.
То, что рассказывал Фарель, захватило Януэля. Но слова наставника отдавались в его теле ознобом. Эти события явно были как-то связаны с ним самим, учеником фениксийцев, которому выпала такая нелегкая доля.
В Зале Собраний буквально потемнело, когда голос призрака произнес такие слова:
– Харония возникла из пепла этой братоубийственной войны, из гниющих трупов погибших Хранителей, слишком неопытных, чтобы понимать, какое огромное зло они породили. Тогда Волны, движимые желанием восстановить мир, вступили в связь с теми из оставшихся в живых Хранителей, кто лучше других мог сопротивляться ожесточению, контролировать инстинкт насилия. Это были Фениксы. Они пожертвовали собой, окружив Харонию кольцом пепла. Огненные птицы устроили пожар, чтобы соорудить непроходимый для этих существ барьер. Так возникло королевство мертвых. Все это ты уже знаешь… тебе неизвестно лишь то, что Волны продолжали жить на протяжении веков, существуя благодаря мужчинам и женщинам, которых считали достойными того, чтобы слиться с ними, вознестись к ним после смерти. Все они участвовали в войне против Харонии. Я знаю, о чем ты думаешь: тех, кто борется с Харонией здесь, на поверхности Миропотока, немало и теперь. Да, это так, но я утверждаю, что битве этой не будет конца.
Януэлю показалось, что Башня сейчас обрушится на него. Как, война была напрасной?
Призрак мэтра Фареля спокойно продолжил:
– За прошедшие века харонцы научились обходить преграду, возведенную Фениксами, прокладывать Темные Тропы, которые все чаще проникают сюда, к нам. – Жилки на его лице приобрели иссиня-черный цвет. – Волны искали способ помешать неотвратимому, не дать свершиться предреченной гибели Миропотока, помешать истреблению этой жизни. У них возникла идея, как это сделать. С тех пор минуло уже пятьдесят три года. Тогда на глухой лесной поляне собрались все Волны и…
– Пятьдесят три года… – перебил его Януэль. – Ей сейчас было бы именно столько.
– Да, это возраст твоей матери, – подтвердил Фарель. – Сейчас я объясню тебе… Волны поняли: для того чтобы уничтожить харонцев, нужно разрушить их царство. Да, срубить гнилой ствол под корень, чтобы ветви зла никогда больше не смогли протянуться над Миропотоком. Прежде чем собраться на той поляне, Волны проникли в старинные библиотеки, которые охраняют Драконы, забрались на вершины Каладрии, чтобы спросить совета у белых монахов, послушали шепот Аспидов, идущий из самых недр земли, они изучили химерийские легенды и раскопали руины древних городов Земли Единорогов. И потом в глубине того священного леса они в конце концов нашли выход. Единственно возможный. Чтобы уничтожить Харонию, нужно бороться, противопоставив злу равное зло. – Эфемерные прожилки, пронизывавшие тело наставника, постепенно стали кораллово-красными. Он скрестил руки на груди и закончил: – Нужно было отыскать затерянные пути, ведущие к Фениксам – тем самым, кто взвалил на себя тяжкое бремя и держал взаперти Харонию с помощью стены из пепла, которая грозила обрушиться, как плотина, подтачиваемая водой. Но это было еще не самое трудное… – Он повернулся к мэтрам Огня и многозначительно посмотрел на них, прежде чем снова обратиться к Януэлю: – В лиге фениксийцев остерегаются говорить вслух об этой страшной правде. Причиной того, что Темные Тропы могут проникать сегодня в наш мир, стали падшие Фениксы, превратившиеся в харонцев. Эти Фениксы и пропускают их… С каждым днем их власть увеличивается. Они учатся расширять эти дыры, так что Темные Тропы в Миропотоке множатся.
Гробовое, зловещее молчание установилось в зале. На лицах старцев был написан ужасный стыд. Они чувствовали себя виноватыми перед лигой. Слово взял старейшина фениксийцев:
– Вот почему ныне мы будем вынуждены разрушить старую стену пепла, возведенную предками наших Фениксов. Ты понимаешь зачем, Януэль?
– Нет, – признался фениксиец, поглощенный в эту минуту воспоминаниями о матери.
Старейшина положил руки на стол и встал:
– Наш долг отныне заключается в том, чтобы воскресить Священный Пепел, который окружает Харонию, возродить первородных Фениксов и высвободить заключенную в них Желчь. Нужно, чтобы Фениксы ринулись на королевство мертвых и уничтожили его навсегда.
ГЛАВА 26
Эхо этих слов как будто навечно врезалось в камень Башни. Призрак Фареля взвился и растворился в воздухе над головами настоятелей.
– Пятьдесят три года назад Волны бились над тем, чтобы создать женщину, которая стала бы воплощением всех их надежд, женщину, в чреве которой был бы зачат младенец, способный возродить Фениксов из стены пепла и выпустить их Желчь на свободу.
Януэль ясно ощутил, как ледяная рука сжала его сердце.
– Да, мой мальчик, твоя мать родилась на той самой поляне, ее создали Волны, отдавшие свои души во имя того, чтобы она стала человеком из плоти и крови. Ее рождение далось им дорогой ценой: они исчезли. Брошенная на произвол судьбы, эта женщина должна была любой ценой скрываться от харонцев, пока не родит ребенка. Она решила стать одной из жриц любви на полях сражений, затеряться в водоворотах войны. Харонии бы не пришло в голову искать ее там. Когда ты родился, она заботилась о том, чтобы ты мог проводить время с солдатами, встречавшимися на ее пути, учиться у них ратному делу, чтобы впоследствии сделаться исключительным воином, который сумел бы противостоять харонцам. Так было до того самого дня, когда они отыскали ее… Твой разум задул воспоминание о той ужасной ночи, как гасят свечу на рассвете, но правда остается правдой, Януэль. Это харонцы напали в ту ночь на ваш фургон и убили твою мать.
Слова учителя уже не доходили до сознания Януэля. Обстоятельства его рождения вдруг оказались необыкновенно значительными; он все еще не мог поверить в магическое происхождение своей матери и в ту особую роль, которая была ему уготована Волнами.
– Но этот ужасный удар по будущему людей не означал победы Харонии. Конечно, если бы ты был убит той ночью, то ничто уже не препятствовало бы медленной смерти Миропотока. Но ты выжил. Совершенно удрученный случившимся, ты скитался до тех пор, пока мэтр Грезель не обнаружил тебя и не заметил твоих сверхъестественных способностей. Грезель не знал о твоем происхождении. Благодаря тому что он был фениксийцем, он прочел в твоих глазах особую жажду жизни, глубинное желание взять верх над смертью, а Возрождение Фениксов как раз и давало возможность сделать это. Он не ошибся. В твоей крови течет магия Волн. Лишь она одна позволила тебе выстоять при Великом Объятии с Фениксом Истоков. Только благодаря ей ты сумел высвободить Желчь. Потому что таково твое призвание и такова была воля Волн.
Несмотря на потрясение, Януэль прервал его:
– Но почему это случилось именно тогда?
– Что ты имеешь в виду?
– Почему я высвободил Желчь этого Феникса?
– Потому что он восходил к Истокам, когда была создана стена пепла. Твоя сила может быть направлена только на первородных Фениксов. Во время контакта с огненными птицами Седении она не могла проявиться. Возможно, только случаю мы обязаны тем, что обнаружили тебя. Если бы ты не был избран для участия в празднестве императора, Волны никогда бы не отыскали твой след.
Януэль опустил голову. Он был в смятении.
– Нас так немного осталось сегодня. Едва ли наберется несколько сотен Волн, рассеянных по всему Миропотоку. Теперь мы должны думать о будущем, защищать тебя и обучать то тех пор, пока ты не станешь настолько сильным, чтобы проникнуть в Харонию.
Януэль окинул взглядом зал. Феникс в его груди пел радостную и торжественную песнь. Песнь судьбы.
– То есть я тот, от кого зависит, погибнет ли Миропоток или будет жить… – с трудом выговорил он.
– Именно так, – подтвердил наставник.
– Никто, кроме меня, не может проникнуть в Харонию?
– Нет, есть такие, кто смог бы. Но ни у кого недостанет силы высвободить Желчь Фениксов, чтобы испепелить королевство мертвых.
Януэлю показалось, что в голосе Фареля прозвучало некое сомнение. Тот продолжал:
– Потребовались бы века на то, чтобы повторить магию импульсов, сотворивших твою мать. К этому времени на поверхности Миропотока не останется ничего, кроме пыли.
– Вы о чем-то умалчиваете, наставник.
Призрак вздрогнул и прошептал:
– Харонцы ищут тебя. И здешние власти тоже. Имперские войска в любую секунду могут начать штурм… Ты прав, я умалчиваю о том, что у нас очень мало шансов на успех, что твоя жизнь под угрозой, а может быть…
Януэль задумчиво посмотрел в сторону. Он не ведал, откуда взялось у него убеждение, что будущее противостояние будет безжалостным и потребует от него куда больших жертв, чем все испытания, через которые ему уже довелось пройти. Мысль об этой неизбежной борьбе наполняла его ужасом, но ему и в голову не приходило отступить, отказаться. Память о матери жила в нем. Он знал, что ее любовь к нему вовсе не была продиктована Волнами и что любила она его не за то, что ему предстояло спасти Миропоток. Слезы наворачивались у него на глаза, когда он вспоминал, как она умела его приласкать, когда он пугался темноты. В такие моменты она была уже не волшебным существом, а его мамой. Просто мамой. И вероятно, именно уверенность в этом придала ему решимости. Да, он готов взвалить на свои плечи будущее, ответственность за судьбу Миропотока.
Он думал о своих друзьях, о Силдине и особенно о Шенде. Он боялся, что драконийке не удалось скрыться от Грифонов, бросившихся за ней в погоню. Януэль все же надеялся, что она была захвачена в плен, но не убита. И ради нее он не отречется и будет бороться до конца.
Наконец он осознал, что в его жизни появился смысл и что он заключался в том, чтобы исполнить долг перед людьми.
Старейшина лиги откашлялся:
– Нужно немедленно действовать. Нам следует поместить Януэля в укрытие. Здесь он больше не в безопасности. Я боюсь, как бы появление Дракона не подтолкнуло солдат к началу штурма, который долго откладывался. – Он как-то сник. – Увы, я не сумел отвести опасность, – пробормотал он. – Эта Башня скоро будет захвачена.
– Вы не можете этого допустить! – воскликнул Януэль.
– Нет? Однако нам придется пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти тебя.
– Это нелепо!
– Я бы так не сказал, мой мальчик. Миропоток ценнее, чем двести фениксийцев, пусть даже они являются и лучшими кузнецами империи. Ты дошел сюда, чтобы найти ответ. Мэтр Фарель сказал тебе главное: твоя жизнь, Януэль, важнее, чем что бы то ни было на свете. А сейчас прежде всего мы должны убедиться с помощью магии Огня в том, что Желчь больше не течет по твоим венам. Потом ты сможешь открыть свое сердце и научиться у твоего Феникса магии, которой владеют только самые старые фениксийцы. Сейчас самое время заняться этим.
– Потом мы отправимся в Каладрию, – добавил Фарель.
– В Каладрию, мой учитель? – спросил Януэль.
– Ты сможешь скрываться от харонцев у белых монахов, познавая могущество Огня. Уже сейчас Волны мчатся сюда, чтобы открыть тебе путь в Каладрию.
Молодой фениксиец обратился к старейшине Лизьену:
– Учитель, вы не можете позволить Церкви проникнуть сюда. Попробуйте хотя бы покинуть Башню, воспользовавшись Фениксами!
– Нет. Я против того, чтобы фениксийцы спасались бегством. Даже под игом Церкви мы сможем приносить пользу, выковывая оружие для борьбы с Харонией. Мы потеряем независимость, но с точки зрения Завета это не будет поражением. Януэль, мы стоим на пороге войны не на жизнь, а на смерть. Наши традиции не имеют в этих обстоятельствах особого значения… Больше нет ни фениксийцев, ни грифийских жрецов. Есть мужчины и женщины, готовые словом и делом бороться за существование Миропотока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34