Вначале редкими тонкими струйками, а затем стеной, так что им пришлось укрыться под скальным навесом и выжать промокшую насквозь одежду.
– Боюсь, что мы прибудем на место лишь с наступлением ночи, – сообщил наставник, дрожа от озноба.
Януэль, которому холод не доставлял больших неудобств, сожалел, что они не могут продолжать путь. Для него дождь был даром небесным, жизненным явлением, позволявшим расцветать растениям. Как-то раз они поспорили на эту тему с капитаном Фалькеном; когда ноги скользили на поле брани из-за моросящего дождя, он повторял: «Малыш, дождь – это не что иное, как слезы наших мертвецов! Да, это плач всех добрых людей, что скитаются в Харонии. Неудивительно, что нас при этом пробирает до костей…»
Дождь поливал без передышки, и путникам ничего не оставалось, как ждать, когда просохнет одежда. Наконец мэтр принял решение отправляться в путь, не дожидаясь, когда начнет проясняться. И вот около пяти часов, сгорбленные и промокшие до последней нитки, они оказались в эпицентре грозы. Временами, когда вслед за прогремевшим раскатом грома вспышка молнии разрывала мрак, Януэль видел, каких усилий стоит мэтру Фарелю оторвать ноги от почвы, превратившейся в настоящее болото. В вечерних сумерках сквозь грохот ливня прорвался чей-то резкий голос, скомандовавший:
– Стоять!
ГЛАВА 8
Они застыли, обернувшись, и через мгновение оказались в кольце – вокруг возвышались темные силуэты людей в капюшонах. Нащупав палку, Фарель приготовился. У Януэля при нападении немедленно сработала прежняя реакция: он невольно схватился за рукоятку кинжала. Он всматривался в возникших из ночной тьмы людей, стараясь дышать размеренно. Мускулы его были напряжены.
– Спокойно! Именем императора.
Януэль почувствовал на своем плече руку наставника. Это был знак расслабиться.
От группы отделился человек среднего роста, под его плащом виднелась медно-рыжая тога, какие носили жрецы Грифонов. Он держал зажженный фонарь. Януэль с ужасом разглядел на его руках пушистый подшерсток.
Мимикрия! Значит, это правда. Это были первые признаки превращения в Грифона.
На втором году обучения Фарель поведал ему, что Фениксы порой даруют особенные знаки тем, кто посвятил свою жизнь Хранителям и с юных лет жил рядом с ними. Прародители нынешних хранителей своим рождением были обязаны магии Потока, поэтому на своих земных служителей они оказывали странное, а порой ужасающее воздействие. Эти служители мало-помалу начинали переживать некие метаморфозы – вначале это были незначительные, затем более явные перемены. Тело человека претерпевало глубокие физические изменения, приобретая сходство с обожаемым Хранителем. Януэль понимал, что до поры до времени эти признаки удавалось скрывать, но лишь до того момента, пока их носитель не возводился в высшее достоинство и не обретал всю полноту трансформации. Вообще мимикрия выпадала на долю лишь немногих наиболее крупных служителей культа, и вплоть до самой смерти они стойко переносили страдания, связанные с различными фазами мутации. Какое-то время Януэль задавался вопросом, каковы могут быть последствия общения с Фениксами.
Когда мэтр Фарель поднял свой фонарь и осветил лицо подошедшего жреца, юноша почувствовал, что сердце его сжалось. Вместо рта у того были ороговевшие челюсти в форме клюва, кожа от основания шеи до самого подбородка была покрыта изумрудно-коричневым оперением. И только глаза, глядевшие на путников с тревожащей резкостью, оставались человеческими. Его, по всей видимости, сопровождали не жрецы, а солдаты имперской гвардии. Их можно было узнать по гербу на камзоле, шитому пурпуром и золотом, таким же, как у их предводителя, плащам, а к поясу у каждого был прикреплен меч в ножнах.
Мэтр Фарель поставил фонарь на землю и сделал знак приветствия в соответствии с Заветом. Януэль повторил его вслед за ним. Жрец в свою очередь поприветствовал их, воздев вверх левую руку со скрюченными, как когти, пальцами.
– Добро пожаловать, фениксийцы, – произнес он гнусавым голосом. – Мы ждали вас.
– Извините за опоздание, – ответствовал Фарель. – Мы задержались из-за дождя.
– Но именно благодаря ему некоторые из приглашенных уже прибыли…
Фарель шепнул Януэлю, что тот намекает на членов ордена Пилигримов – братства, хранившего свои секреты настолько ревностно, что его представители совершали переходы лишь ночью во время грозы.
– Камергер направил нас навстречу вам, мы должны сопроводить вас в имперскую крепость, – продолжил жрец.
– Да будет пламя Фениксов вечно озарять ваше сердце, – поблагодарил его мэтр Фарель.
– Пусть око Грифона поможет вам разглядеть обманщиков, готовящихся за вашей спиной нанести удар, – эхом откликнулся собеседник. Он повернулся к солдатам, жестом повелев им следовать по обочине дороги. – Следуйте за нами.
Они находились гораздо ближе к цитадели, чем им до этого казалось. О ее местонахождении говорили бесчисленные огоньки, мерцавшие в пелене тьмы. Потом обозначились внушительные очертания возведенных из эферита стен, которые под воздействием дождя светились синим ночным светом.
Между пятью основными расположенными по кругу башнями пролегли высокие крепостные стены, увенчанные остроконечными зубцами. С двух сторон стены вплотную примыкали к горе, под сенью которой высилась сама крепость. Массивное, суровое сооружение, выстроенное в форме полумесяца, взметнулось ввысь на пять сотен локтей. Именно там, на самом верху, и располагались покои императора.
Януэль был поражен простотой этого ансамбля, столь ярко воплотившего архитектурные приемы каладрийцев. Он напомнил ему монастыри, возведенные орденом госпитальеров вдоль дорог империи, где они с матерью не раз спасались от зимней стужи.
Внутрь крепости они прошли через главные ворота. Бронзовые двери башни, наиболее сильно выдававшейся вперед из укреплений крепостного вала, вели в просторное помещение, под сводами которого в два ряда вытянулись алебардщики с бесстрастными лицами. Путники молча миновали их, проследовав во двор. Януэль невольно задержал дыхание, так как его взору открылось головокружительное зрелище: мощное здание из правильных отшлифованных блоков эферита. Архитектурное решение было настолько простым, что фасад являлся лишь чередованием каменных глыб. На то, что в здании кто-то обитает, указывали лишь огоньки в слуховых окнах.
Жрец, возглавлявший процессию, жестом отпустил охрану и пригласил Януэля и его наставника проследовать за ним. Януэль, впервые оказавшийся в этом замке, несмотря на все предупреждения учителя, не мог не отметить роскоши убранства замка. Речи о стойкости фениксийцев, о том, что необходимо возвыситься духом, оказались тщетными, их затмили умопомрачительные гобелены с вытканными на них сюжетами из славного прошлого империи, статуи слоновой кости, изготовленные руками ремесленников Земли Единорогов. За резными дверьми светлого дерева гасли отзвуки веселья, анфилады комнат вели в парадные залы, где на столах теснилась посуда из золота и серебра. Появились обитатели замка. Юные слуги в красных ливреях, склонившись перед гостями, поспешно исчезали. Но были и другие – дамы в платьях тяжелого шелка, за которыми тянулся шлейф тончайших ароматов. Их лица были скрыты под черными полумасками. Эти ограничивали свое приветствие едва заметным кивком очаровательной головки. Януэль, впервые оказавшийся так близко к сильным мира сего, чувствовал себя оглушенным этим спектаклем. Юноша следовал за наставником, задавая себе вопрос, можно ли остаться равнодушным перед этим опьяняющим зрелищем.
– Ваши покои, – внезапно объявил жрец. Двери, отделанные красным деревом, распахнулись, и сопровождающий пригласил их войти. При виде отведенных им апартаментов Януэль едва сдержал возглас восхищения. Комната, освещенная лишь огнем, пылавшим в большом камине, была задрапирована тканями гранатового цвета. Здесь стояли два ложа черного дерева. С шафранно-розовыми покрывалами гармонировала алая обивка кресел, придвинутых к камину.
Жрец, остановившийся на пороге комнаты, посторонился, чтобы пропустить слуг, сгибавшихся под тяжестью огромной чаши из меди, до краев наполненной водой, источавшей запах роз.
– К вашим услугам, – произнес жрец. – Нуждаются ли почтенные фениксийцы в помощи для совершения омовения?
– Нет, – сухо ответил мэтр Фарель. – В этом нет необходимости.
Едва жрец оставил их одних и притворил за собой дверь, мэтр, стукнув кулаком по каминной доске, произнес:
– Пламя Фениксов охватывает их сердце, как бы не так! Посмотри! – воскликнул он, обводя глазами комнату. – Такая роскошь, и все с одной-единственной целью – испытать тебя.
Он подошел к кровати и в ярости сорвал с нее покрывало.
– Но я не понимаю, мэтр, – озадаченно протянул Януэль.
– Ты не понимаешь? Скажи лучше, что ты допускаешь все это. Ты разочаровываешь меня, мой мальчик. Смею надеяться, тебе понравился этот спектакль? Но, может быть, этого недостаточно? Может быть, тебе бы хотелось поваляться в этой роскошной ванне, понежиться на этом ложе, предназначенном для благородного сословия? Этого ты хочешь, а?
– Мэтр, я…
– Нет уж, прошу тебя. – С этими словами Фарель бухнулся в кресло, даже не сбросив перепачканной рясы.
Он обхватил голову руками и принялся осторожными движениями растирать виски, рассеянно следя за пламенем камина. Оправившись от удивления, Януэль приблизился к наставнику и опустился возле него на колени.
– Простите меня, учитель. Вы правы. Я позволил сбить себя с толку. Я… я понял, что не думал о Фениксе с тех пор, как мы вошли в крепость. Я…
Мэтр Фарель прервал его:
– Помолимся. Помолимся вместе, чтобы учение Завета объединило нас.
Соединив ладони, они громко проговорили шесть первых заповедей. Затем наставник прошептал:
– В соответствии с Заветом необходимо, чтобы чувства были высказаны. Я выразил свой гнев, ты признал, что заблуждался. Итак, мы примирились.
Януэль покорно кивнул. Во время молитвы у него открылись глаза, и он с горечью осознал, что с легкостью поддался очарованию роскоши.
– Позвольте, я помогу вам умыться, – сказал он.
Старый фениксиец, поднявшись, снял одежду и, довольно пофыркивая, погрузился в теплую воду. Януэль, взяв лежавшую сбоку щетку, принялся растирать его спину. Это нехитрое занятие успокоило юношу, помогло ему вернуться в круг привычных мыслей. В отношения ученика и наставника в лиге входили и такие житейские моменты, лишь укреплявшие подлинно дружеские узы.
Вымывшись, они накинули на себя покрывала и устроились в креслах у камина.
– Вы помните о вашем обещании, наставник? – спросил Януэль, помешивая кочергой угли.
– Обещание?
– Я имею в виду Возрождение. То, что меня ожидает.
Старый фениксиец повернулся к ученику, запустив пальцы в свою снежно-белую шевелюру.
– Это будет самое совершенное и упоительное открытие, – произнес он торжественно. – Опыт, благодаря которому ты познаешь, до какой степени Феникс способен наполнить смыслом жизнь следующего его путем. – Он поплотнее завернулся в покрывало и глухо откашлялся. – Итак, рассмотрим подробнее… Есть одно обстоятельство, которое с любой точки зрения отличает этого Феникса от прочих: его возраст. Да-да, возраст, мой мальчик. Его история восходит к самым Истокам, к тем временам, когда Хранители затеяли между собой безжалостную войну за господство над Миропотоком. Из-за Желчи.
Януэль кивнул. Желчь была частью того неудержимого, первобытно-дикого начала, заложенного в Фениксах, которое выражалось во вспышках насилия, в инстинкте разрушения. Именно потому, что сами Фениксы не могли себя контролировать, фениксийцам приходилось совершать титанические усилия, противостоя этому темному началу.
– Ты, должно быть, помнишь, что в те самые времена и возникла Харония. Из тел погибших в этих распрях славных Хранителей и родилось царство мертвых. Так вот, – добавил учитель, отбрасывая влажную прядь, упавшую на лоб, – тебе известно, каким образом Фениксы в силу своей природы, наделившей их способностью вновь и вновь возрождаться, препятствуют Харонии распространиться на весь Миропоток?
– Да, учитель, они приносят себя в жертву. Вот почему Харонию удалось изолировать в темном и мрачном мире, параллельном нашему. Фениксы сумели огородить Харонию; они открыли способ управлять Желчью с помощью черного камня – альмандина. Этот камень, будучи помещенным на лбу каждого из выживших Хранителей, сконцентрировал в себе их Желчь, не позволяя ей завладеть ими. Но Фениксы, единственные из Хранителей, не могли использовать этот камень, им пришлось удерживать Желчь внутри. Она сгорала в их телах, умирала и возрождалась вместе с ними.
– Это так. Но ты не ведаешь того, что некоторые первородные Фениксы оказались неспособными на самопожертвование. Они существуют и сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Боюсь, что мы прибудем на место лишь с наступлением ночи, – сообщил наставник, дрожа от озноба.
Януэль, которому холод не доставлял больших неудобств, сожалел, что они не могут продолжать путь. Для него дождь был даром небесным, жизненным явлением, позволявшим расцветать растениям. Как-то раз они поспорили на эту тему с капитаном Фалькеном; когда ноги скользили на поле брани из-за моросящего дождя, он повторял: «Малыш, дождь – это не что иное, как слезы наших мертвецов! Да, это плач всех добрых людей, что скитаются в Харонии. Неудивительно, что нас при этом пробирает до костей…»
Дождь поливал без передышки, и путникам ничего не оставалось, как ждать, когда просохнет одежда. Наконец мэтр принял решение отправляться в путь, не дожидаясь, когда начнет проясняться. И вот около пяти часов, сгорбленные и промокшие до последней нитки, они оказались в эпицентре грозы. Временами, когда вслед за прогремевшим раскатом грома вспышка молнии разрывала мрак, Януэль видел, каких усилий стоит мэтру Фарелю оторвать ноги от почвы, превратившейся в настоящее болото. В вечерних сумерках сквозь грохот ливня прорвался чей-то резкий голос, скомандовавший:
– Стоять!
ГЛАВА 8
Они застыли, обернувшись, и через мгновение оказались в кольце – вокруг возвышались темные силуэты людей в капюшонах. Нащупав палку, Фарель приготовился. У Януэля при нападении немедленно сработала прежняя реакция: он невольно схватился за рукоятку кинжала. Он всматривался в возникших из ночной тьмы людей, стараясь дышать размеренно. Мускулы его были напряжены.
– Спокойно! Именем императора.
Януэль почувствовал на своем плече руку наставника. Это был знак расслабиться.
От группы отделился человек среднего роста, под его плащом виднелась медно-рыжая тога, какие носили жрецы Грифонов. Он держал зажженный фонарь. Януэль с ужасом разглядел на его руках пушистый подшерсток.
Мимикрия! Значит, это правда. Это были первые признаки превращения в Грифона.
На втором году обучения Фарель поведал ему, что Фениксы порой даруют особенные знаки тем, кто посвятил свою жизнь Хранителям и с юных лет жил рядом с ними. Прародители нынешних хранителей своим рождением были обязаны магии Потока, поэтому на своих земных служителей они оказывали странное, а порой ужасающее воздействие. Эти служители мало-помалу начинали переживать некие метаморфозы – вначале это были незначительные, затем более явные перемены. Тело человека претерпевало глубокие физические изменения, приобретая сходство с обожаемым Хранителем. Януэль понимал, что до поры до времени эти признаки удавалось скрывать, но лишь до того момента, пока их носитель не возводился в высшее достоинство и не обретал всю полноту трансформации. Вообще мимикрия выпадала на долю лишь немногих наиболее крупных служителей культа, и вплоть до самой смерти они стойко переносили страдания, связанные с различными фазами мутации. Какое-то время Януэль задавался вопросом, каковы могут быть последствия общения с Фениксами.
Когда мэтр Фарель поднял свой фонарь и осветил лицо подошедшего жреца, юноша почувствовал, что сердце его сжалось. Вместо рта у того были ороговевшие челюсти в форме клюва, кожа от основания шеи до самого подбородка была покрыта изумрудно-коричневым оперением. И только глаза, глядевшие на путников с тревожащей резкостью, оставались человеческими. Его, по всей видимости, сопровождали не жрецы, а солдаты имперской гвардии. Их можно было узнать по гербу на камзоле, шитому пурпуром и золотом, таким же, как у их предводителя, плащам, а к поясу у каждого был прикреплен меч в ножнах.
Мэтр Фарель поставил фонарь на землю и сделал знак приветствия в соответствии с Заветом. Януэль повторил его вслед за ним. Жрец в свою очередь поприветствовал их, воздев вверх левую руку со скрюченными, как когти, пальцами.
– Добро пожаловать, фениксийцы, – произнес он гнусавым голосом. – Мы ждали вас.
– Извините за опоздание, – ответствовал Фарель. – Мы задержались из-за дождя.
– Но именно благодаря ему некоторые из приглашенных уже прибыли…
Фарель шепнул Януэлю, что тот намекает на членов ордена Пилигримов – братства, хранившего свои секреты настолько ревностно, что его представители совершали переходы лишь ночью во время грозы.
– Камергер направил нас навстречу вам, мы должны сопроводить вас в имперскую крепость, – продолжил жрец.
– Да будет пламя Фениксов вечно озарять ваше сердце, – поблагодарил его мэтр Фарель.
– Пусть око Грифона поможет вам разглядеть обманщиков, готовящихся за вашей спиной нанести удар, – эхом откликнулся собеседник. Он повернулся к солдатам, жестом повелев им следовать по обочине дороги. – Следуйте за нами.
Они находились гораздо ближе к цитадели, чем им до этого казалось. О ее местонахождении говорили бесчисленные огоньки, мерцавшие в пелене тьмы. Потом обозначились внушительные очертания возведенных из эферита стен, которые под воздействием дождя светились синим ночным светом.
Между пятью основными расположенными по кругу башнями пролегли высокие крепостные стены, увенчанные остроконечными зубцами. С двух сторон стены вплотную примыкали к горе, под сенью которой высилась сама крепость. Массивное, суровое сооружение, выстроенное в форме полумесяца, взметнулось ввысь на пять сотен локтей. Именно там, на самом верху, и располагались покои императора.
Януэль был поражен простотой этого ансамбля, столь ярко воплотившего архитектурные приемы каладрийцев. Он напомнил ему монастыри, возведенные орденом госпитальеров вдоль дорог империи, где они с матерью не раз спасались от зимней стужи.
Внутрь крепости они прошли через главные ворота. Бронзовые двери башни, наиболее сильно выдававшейся вперед из укреплений крепостного вала, вели в просторное помещение, под сводами которого в два ряда вытянулись алебардщики с бесстрастными лицами. Путники молча миновали их, проследовав во двор. Януэль невольно задержал дыхание, так как его взору открылось головокружительное зрелище: мощное здание из правильных отшлифованных блоков эферита. Архитектурное решение было настолько простым, что фасад являлся лишь чередованием каменных глыб. На то, что в здании кто-то обитает, указывали лишь огоньки в слуховых окнах.
Жрец, возглавлявший процессию, жестом отпустил охрану и пригласил Януэля и его наставника проследовать за ним. Януэль, впервые оказавшийся в этом замке, несмотря на все предупреждения учителя, не мог не отметить роскоши убранства замка. Речи о стойкости фениксийцев, о том, что необходимо возвыситься духом, оказались тщетными, их затмили умопомрачительные гобелены с вытканными на них сюжетами из славного прошлого империи, статуи слоновой кости, изготовленные руками ремесленников Земли Единорогов. За резными дверьми светлого дерева гасли отзвуки веселья, анфилады комнат вели в парадные залы, где на столах теснилась посуда из золота и серебра. Появились обитатели замка. Юные слуги в красных ливреях, склонившись перед гостями, поспешно исчезали. Но были и другие – дамы в платьях тяжелого шелка, за которыми тянулся шлейф тончайших ароматов. Их лица были скрыты под черными полумасками. Эти ограничивали свое приветствие едва заметным кивком очаровательной головки. Януэль, впервые оказавшийся так близко к сильным мира сего, чувствовал себя оглушенным этим спектаклем. Юноша следовал за наставником, задавая себе вопрос, можно ли остаться равнодушным перед этим опьяняющим зрелищем.
– Ваши покои, – внезапно объявил жрец. Двери, отделанные красным деревом, распахнулись, и сопровождающий пригласил их войти. При виде отведенных им апартаментов Януэль едва сдержал возглас восхищения. Комната, освещенная лишь огнем, пылавшим в большом камине, была задрапирована тканями гранатового цвета. Здесь стояли два ложа черного дерева. С шафранно-розовыми покрывалами гармонировала алая обивка кресел, придвинутых к камину.
Жрец, остановившийся на пороге комнаты, посторонился, чтобы пропустить слуг, сгибавшихся под тяжестью огромной чаши из меди, до краев наполненной водой, источавшей запах роз.
– К вашим услугам, – произнес жрец. – Нуждаются ли почтенные фениксийцы в помощи для совершения омовения?
– Нет, – сухо ответил мэтр Фарель. – В этом нет необходимости.
Едва жрец оставил их одних и притворил за собой дверь, мэтр, стукнув кулаком по каминной доске, произнес:
– Пламя Фениксов охватывает их сердце, как бы не так! Посмотри! – воскликнул он, обводя глазами комнату. – Такая роскошь, и все с одной-единственной целью – испытать тебя.
Он подошел к кровати и в ярости сорвал с нее покрывало.
– Но я не понимаю, мэтр, – озадаченно протянул Януэль.
– Ты не понимаешь? Скажи лучше, что ты допускаешь все это. Ты разочаровываешь меня, мой мальчик. Смею надеяться, тебе понравился этот спектакль? Но, может быть, этого недостаточно? Может быть, тебе бы хотелось поваляться в этой роскошной ванне, понежиться на этом ложе, предназначенном для благородного сословия? Этого ты хочешь, а?
– Мэтр, я…
– Нет уж, прошу тебя. – С этими словами Фарель бухнулся в кресло, даже не сбросив перепачканной рясы.
Он обхватил голову руками и принялся осторожными движениями растирать виски, рассеянно следя за пламенем камина. Оправившись от удивления, Януэль приблизился к наставнику и опустился возле него на колени.
– Простите меня, учитель. Вы правы. Я позволил сбить себя с толку. Я… я понял, что не думал о Фениксе с тех пор, как мы вошли в крепость. Я…
Мэтр Фарель прервал его:
– Помолимся. Помолимся вместе, чтобы учение Завета объединило нас.
Соединив ладони, они громко проговорили шесть первых заповедей. Затем наставник прошептал:
– В соответствии с Заветом необходимо, чтобы чувства были высказаны. Я выразил свой гнев, ты признал, что заблуждался. Итак, мы примирились.
Януэль покорно кивнул. Во время молитвы у него открылись глаза, и он с горечью осознал, что с легкостью поддался очарованию роскоши.
– Позвольте, я помогу вам умыться, – сказал он.
Старый фениксиец, поднявшись, снял одежду и, довольно пофыркивая, погрузился в теплую воду. Януэль, взяв лежавшую сбоку щетку, принялся растирать его спину. Это нехитрое занятие успокоило юношу, помогло ему вернуться в круг привычных мыслей. В отношения ученика и наставника в лиге входили и такие житейские моменты, лишь укреплявшие подлинно дружеские узы.
Вымывшись, они накинули на себя покрывала и устроились в креслах у камина.
– Вы помните о вашем обещании, наставник? – спросил Януэль, помешивая кочергой угли.
– Обещание?
– Я имею в виду Возрождение. То, что меня ожидает.
Старый фениксиец повернулся к ученику, запустив пальцы в свою снежно-белую шевелюру.
– Это будет самое совершенное и упоительное открытие, – произнес он торжественно. – Опыт, благодаря которому ты познаешь, до какой степени Феникс способен наполнить смыслом жизнь следующего его путем. – Он поплотнее завернулся в покрывало и глухо откашлялся. – Итак, рассмотрим подробнее… Есть одно обстоятельство, которое с любой точки зрения отличает этого Феникса от прочих: его возраст. Да-да, возраст, мой мальчик. Его история восходит к самым Истокам, к тем временам, когда Хранители затеяли между собой безжалостную войну за господство над Миропотоком. Из-за Желчи.
Януэль кивнул. Желчь была частью того неудержимого, первобытно-дикого начала, заложенного в Фениксах, которое выражалось во вспышках насилия, в инстинкте разрушения. Именно потому, что сами Фениксы не могли себя контролировать, фениксийцам приходилось совершать титанические усилия, противостоя этому темному началу.
– Ты, должно быть, помнишь, что в те самые времена и возникла Харония. Из тел погибших в этих распрях славных Хранителей и родилось царство мертвых. Так вот, – добавил учитель, отбрасывая влажную прядь, упавшую на лоб, – тебе известно, каким образом Фениксы в силу своей природы, наделившей их способностью вновь и вновь возрождаться, препятствуют Харонии распространиться на весь Миропоток?
– Да, учитель, они приносят себя в жертву. Вот почему Харонию удалось изолировать в темном и мрачном мире, параллельном нашему. Фениксы сумели огородить Харонию; они открыли способ управлять Желчью с помощью черного камня – альмандина. Этот камень, будучи помещенным на лбу каждого из выживших Хранителей, сконцентрировал в себе их Желчь, не позволяя ей завладеть ими. Но Фениксы, единственные из Хранителей, не могли использовать этот камень, им пришлось удерживать Желчь внутри. Она сгорала в их телах, умирала и возрождалась вместе с ними.
– Это так. Но ты не ведаешь того, что некоторые первородные Фениксы оказались неспособными на самопожертвование. Они существуют и сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34