Солнце нещадно обрушивает обжигающий свет на ее голые плечи, которые покраснеют под вечер и будут ужасно саднить. Дикий гусь с печальным криком взлетает с мелководья у дальнего берега.
— Вот она, — хрипло шепчет отец. — Вот она. И Дайна видит ее. Удочка в руках отца поднимается почти вертикально, вращаясь и ослепительно сверкая на солнце, словно лезвие меча. Вдруг следует особенно яркая вспышка, и рыба клюет.
Теперь это ощущение невыразимой таинственности потрясающего мастерства отца, граничащего с чудом, вернулось к Дайне с такой остротой, что на мгновение у нее закружилась голова. Она вдруг отчетливо поняла, что всю жизнь искала повторения того мига, запечатлевшегося в ее памяти тогда, когда казалось весь мир принадлежит отцу, распоряжающемуся не только ее жизнью и судьбой, но жизнями и судьбами всех живых существ. Смутная идея всплыла где-то на границе ее сознания. Она вдруг увидела путь спасения Криса от Тай — единственно возможный путь — и мысленно спрашивала себя, готова ли она пойти на жертву ради него. Она сомневалась в этом, но все же ощущение собственной гибкой силы подстегивало ее, толкало вступить на этот путь.
— Я полагаю, что твое путешествие с группой в Сан-Франциско должно быть оплачено, — сказал Бонстил, нарушая ход ее мыслей. — Прямо сейчас, не отходя от кассы. У меня есть чем похвалиться. Пока ничье алиби не вызывает сомнений. За исключением тех промежутков, когда Крис покидал тебя в «Дансерз», время и место нахождения всех членов группы и ее обслуживающего персонала известны и подтверждаются свидетельскими показаниями. — Он сделал паузу. — Однако, эта шлюха, упомянутая тобой, снабжавшая Мэгги наркотиками, может вывести нас на кого-то еще. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты уверена, что Крис не знает ее?
— Он так сказал.
— Ты веришь ему?
— Зачем ему врать? Бонстил хмыкнул.
— Зачем люди врут? Затем, что им есть, что скрывать. Если эта леди доставляла ему траву, то вряд ли он захотел бы закладывать ее, верно? 0-хо-хо. Мне представляется, что наш мальчуган не выложил тебе всего.
— Ты ведь не собираешься вызывать его на допрос? — сказала Дайна с тревогой.
— Я не настолько глуп, — ответил он, вставая. — Ты можешь сделать эту работу за меня.
— Ну нет. — Она подняла руки ладонями вверх. — Крис мой друг. Я не хочу продолжать врать ему.
— Знаешь, — задумчиво протянул Бонстил. — Если я сам побеседую с ним об этом, то могу нечаянно поскользнуться и выболтать, откуда я узнал об этой шлюхе.
— Я не думаю, что он поверит тебе.
— Я тоже так не думаю. Однако это может заронить в его душу зерна сомнений, которых там прежде не было.
— Я отправлюсь к нему первой...
— И что ты скажешь ему? — Она видела, что Бонстил говорит это без всякого злорадства. Протянув руку, он дотронулся до ее плеча. — Пойми, Дайна, у меня нет ни малейшего желания заниматься чем-то подобным. Я не хочу оказывать давления на тебя. Но я хочу поймать того, кто убил Мэгги. И ради этого, черт побери, я сделаю все, что мне придется сделать. — Его лицо постепенно покрывалось краской. — Я думаю, что нет нужды объяснять тебе, что это не просто очередное уличное убийство, произошедшее по вине молодого сопляка, не умеющего обращаться с оружием, или случившемся в поножовщине после ссоры в баре. Нет, это способ развлечения для какого-то маньяка, и я не испытываю радости при мысли, что такие люди свободно разгуливают по городу и, возможно, подбираются учинить нечто подобное опять. — Он покачал головой. — Кто-то должен остановить их.
— Почему это должен быть именно ты?
— Потому что у меня для этого достаточно смелости. Вот и все.
— У меня такое впечатление, что ты говоришь всерьез.
— А почему бы и нет? Ты думаешь, что я просто рисуюсь перед тобой? — Он фыркнул. — Когда наступает момент браться за пистолет, и ты кладешь палец на спусковой крючок, тебе лучше, черт возьми, быть уверенным, что это не красивая поза, иначе, скорей всего, твои мозги придется отскребывать от асфальта. Ты должен нутром чувствовать, как надлежит действовать. И действовать именно так, черт побери.
— Тебе доводилось убивать людей? — тихо спросила она.
— Да, однажды. Какой-то негр темной ночью перелез через ограду. Я тогда еще носил униформу. Мы слышали вопли и кинулись на них. У парня была пушка размером с обрез — «Магнум» 0,357. Таким можно уложить слона. С одного выстрела он разнес на кусочки череп моего напарника, стоявшего возле меня и так и не успевшего вытащить пистолет из кобуры. Я никогда не думал, что в человеке так много крови. Моему товарищу было всего девятнадцать, и он только-только женился. Я был шафером на его свадьбе, и наш лейтенант, не имевший ни капли мужества, сказал мне: «Ладно, Бонстил. Все считают тебя героем. Так вот, я хочу, чтобы ты сделал кое-что действительно трудное. Отправляйся к вдове и расскажи ей, что случилось».
Покинув Дайну, он подошел к окну. Снаружи клочья тумана скрывали верхушки деревьев и небо, затянутое пеленой облаков.
— На что это было похоже? — спросила Дайна, поворачиваясь лицом к нему. — Я хочу знать, какие чувства испытывает человек, убивая себе подобного.
— Ни на что, — отозвался Бонстил, глядя в даль. — Потому что только так это делается. Ненависть и... страх быть убитым самому заглушают все остальное. Я не жалел, что прикончил того ублюдка. Я переживал гораздо больше, когда шел к Глории, собираясь сказать, что человек, за которого она вышла замуж две недели назад, больше никогда не вернется домой. Но я не испытывал никаких настоящих чувств. Это как черная полоса, через которую тебе необходимо перебраться, чтобы вновь ощутить себя живым существом.
Дайна приблизилась к нему.
— Жан-Карлос говорит, что нельзя позволять себе раздумывать перед тем, как нажать на курок. Бонстил отвернулся от окна и взглянул на нее.
— Кто такой Жан-Карлос?
— Он обучал нас всех обращаться с оружием. Беженец с Кубы, вырвавшийся из Морро Кастла.
Бонстил уселся на краешек софы, уронив руки на колени. Он казался очень уставшим.
— Знаешь, сколько я живу в Лос-Анджелесе, а не устаю удивляться неутомимости, с которой реальность здесь превращается в фантазию. — Он покачал головой. — Обучал вас обращаться с оружием.
— Ну да. С пистолетом и ножами...
— Господи, послушай, что ты несешь! — взорвался он, вскочив с софы. — Ты еще скажешь, что действительно умеешь пользоваться всем этим.
— Мы используем во время съемок настоящие пистолеты.
— Ну конечно. Никаких сомнений. — Не сводя с нее глаз, он выдвинул ящик стола, сделанного из черного дерева. Быстрым натренированным движением он извлек пистолет 38 калибра из простой кожаной кобуры и бросил его Дайне без предупреждения.
Она вскрикнула, но поймала его без малейшего намека на неуклюжесть или неловкость: тренировки Жана-Карлоса давали о себе знать.
— Ты сошел с ума? — воскликнула она горячо. — Он ведь заряжен!
— Он стоит на предохранителе. — На каменном лице лейтенанта не дрогнул ни один мускул, но Дайна знала, что он удивлен и немало. Он ждал, что она уронит пистолет или шарахнется от него в сторону.
— Мы работаем с таким оружием, — сказала она. — Я знаю, как пользоваться им.
— Хорошо. — Взяв ее за руку, Бонстил направился через весь дом к черному входу. Воздух на улице был теплым и липким, не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка.
— Видишь ту березу, — Бонстил показал пальцем. Судорожно глотнув. Дайна кивнула. — Она отсюда всего лишь, я бы сказал, ярдах в двадцати. Посмотрим, сможешь ли ты попасть вон в ту развилку на уровне глаз. — Он снял револьвер с предохранителя. — Давай, — настаивал он. — Покажи, как ты умеешь стрелять.
Дайна повернулась так, что дерево оказалось прямо перед ней, и, как учил ее Жан-Карлос, слегка расставила ноги. Сомкнув колени, она подняла пистолет, держа его обеими руками. «Для большой цели, такой как человек, — вбивал он ей в голову, — не надо пользоваться прицелом. Достаточно целиться на глаз».
Она нажала курок, и пистолет оглушительно грохнул. Его дуло дернулось вверх, но сама Дайна не шелохнулась.
Бонстил, прищурившись, взглянул вперед.
— Мимо, — сказал он. — На дереве никаких отметин. Давай, давай. Попробуй еще.
Дайна слегка опустила пистолет, направляя свой ствол чуть пониже мишени, и приготовилась к отдаче. Она прицелилась вновь, как можно тщательней.
— Давай! — рявкнул Бонстил. — Если кто-то нападает на тебя, то нет времени для раскачки!
Дайна выстрелила и почти сразу же услышала визг рикошета. Когда они вместе подошли к березе, Бонстил приложил большой палец к тому месту, где пуля ободрала кусок коры, в полутора дюймах от развилки.
— Неплохо, — заметил он и, забрав у Дайны пистолет, вернулся туда, откуда она стреляла. Убедившись, что Дайна стоит рядом с ним, он резко развернулся и выпустил оставшиеся четыре заряда, не целясь. Ей даже не пришлось идти к дереву: расщепленное основание развилки было видно издалека.
— Ну и позер же ты!
— Ничуть, — возразил он, открывая пустой барабан и перезаряжая револьвер. — Просто хотел продемонстрировать тебе разницу. — Вернув барабан на место, он щелкнул предохранителем. — Однако, должен признать, что ты относишься к этому серьезней, чем я ожидал. Только не путай фантазию и реальность. Тебя готовили для роли в фильме, а меня — для улиц.
— У тебя наметанный глаз сыщика, позволяющий заглянуть в душу человека вроде Тай.
Бонстил покачал головой, берясь за ручку на дверце своего автомобиля.
— Тренировка тут ни при чем. Я родился таким. Это глаз писателя.
* * *
Вечером, узнав, что Рубенс вернется домой поздно, Дайна решила наплевать на все и вся и прямо с порога отправилась в спальню.
Она проснулась от бело-голубой вспышки молнии за окном, когда уже было совсем темно. Ослепнув на мгновение от яркого света, она зажмурилась и отвернулась от окна. Отзвуки грома перекатывались слева направо, словно кто-то читал нараспев раскатистым басом стихи, напечатанные на бумаге. Их эхо, казалось, длилось бесконечно долго, и плавно перешло в звон колокольчика у входной двери.
Натянув халат, она спустилась в холл, погруженный в неестественную тишину. Гром загрохотал вновь, когда Дайна переступила порог гостиной. Во сне она видела Рубенса, его тело возле себя, полураскрытый рот, прижимающийся к пульсирующей артерии на ее шее, их ласки, заканчивающиеся криком боли и наслаждения, вырывающимся одновременно из их губ.
Она слегка поежилась: воспоминания о сне казались такими же осязаемыми и сильными, как запах мускуса. Она почувствовала, как напряглась ее грудь, чувствительные кончики которой реагировали на прикосновение материи халата при каждом шаге. Тряхнув головой, чтобы избавиться от этого наваждения, она отвела назад густые пряди волос, свешивавшиеся ей на лоб. Наконец, добравшись до двери. Дайна открыла ее.
Изломанный трезубец молнии прочертил небо, и она прикрыла глаза рукой. В то же мгновение она услышала знакомый голос, тихо окликнувший ее по имени из темноты.
— Ясмин? — удивилась она. — Что ты делаешь... В свете очередной вспышки она увидела женскую фигуру. На Ясмин было темное полупальто, которое она судорожно стискивала у горла. Что-то страшное было в ее лице, но что именно, Дайна не успела разглядеть.
— Ясмин! — повторила Дайна, проведя ладонью по щеке подруги. Та сдавленно вскрикнула, точно от боли. — Боже мой, что с тобой стряслось? — Не дожидаясь ответа, она затащила Ясмин внутрь и закрыла дверь. Почти тут же она услышала шум начавшегося дождя. Капли застучали по крыше и по подоконнику.
Обняв Ясмин за плечи, Дайна провела ее в гостиную и включила торшер. Взяв подругу за подбородок, она принялась поворачивать ее лицо в разные стороны. Кожа на левой щеке Ясмин была красной и опухшей. «Если не приложить к ней лед немедленно, — подумала Дайна, — то завтра на этом месте будет огромный синяк».
— Иди за мной, — сказала она, подводя Ясмин к бару. Усадив ее, Дайна тут же намешала ей крепкий коктейль из виски на карамельках. Однако Ясмин даже не притронулась к нему. Она сидела молча и дрожала; слезы катились по ее щекам.
Достав упаковку со льдом, Дайна высыпала пригоршню кубиков на толстое полотенце и, завернув их, прижала аккуратно к месту ушиба. Ясмин вскрикнула, ощутив прикосновение, но не произнесла ни слова.
Дайне пришлось заставить ее сделать несколько глотков, прежде чем она смогла говорить.
— Прости, что потревожила тебя, — прошептала Ясмин. — Это не имеет к тебе никакого отношения.
— Перестань нести чушь, Ясмин. Для чего, по-твоему, существуют друзья? На лучше, выпей еще.
Сделав еще один глоток, Ясмин закашлялась. Ее глаза вновь наполнились слезами, и она отстранила стакан от себя.
— Я ездила к Джорджу сегодня, чтобы забрать остаток своих вещей. Там по-прежнему оставалось кое-что из моей одежды и... личных вещей. — Она опять расплакалась и отвернулась, так что Дайне, прижимавшей лед к ее щеке, пришлось изогнуть руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101