И за это Лика была ему безмерно благодарна, возможно, хоть это было и несправедливо, не меньше, чем за то, что Меш когда-то спас ей жизнь.
Плавно – а для нее сейчас это было совсем не просто – Лика повернулась через левое плечо и медленно, тщательно контролируя каждое, даже самое пустячное, свое движение, пошла к бассейну, выточенному из серебристо-голубого, с алмазными вкраплениями, опалита. Вода в этой почти семидесятиметровой овальной чаше, пронизанная синими и ультрамариновыми лучами, светилась как будто сама по себе и была похожа на гладко отшлифованный огромный сапфир. Она казалась твердой и должна была – просто обязана была – оказаться смертельно холодной. На самом деле она такой и была, ледяной, как глубины полярных морей.
Несчастные полсотни метров, которые отделяли Лику от сияющего чуда ее личного бассейна, достались ей, что называется, «кровью и потом», но она их все-таки прошла, сама, на своих двоих, одна из которых все время норовила или подвернуться, или сломаться в колене. Однако важен результат, а не то, что там было на пути к этому результату, и Лика не позволила ноге разрушить гулявшее в ее крови ощущение победы, и лицо не выпустила – даже на мгновение – из цепкой хватки своей беспощадной воли. И в воду она не вошла, как беспомощный инвалид, не упала, как колода, а нырнула головой вперед, вытянув перед собой правую руку и прижимая левую к бедру, закручиваясь вдоль и вокруг оси стенающего от непосильного напряжения позвоночника.
Следующие полчаса она плавала в холодной, полыхающей голубовато-зеленым заревом и насыщенной кислородом воде, преодолевая слабость и неуверенность своего искалеченного тела. В сущности, чудом было уже то, что она вообще оказалась способна держаться на воде, а то, что Лика плавала и ныряла целых тридцать минут и все же не утонула и не умерла от перенапряжения, вселяло надежду, что главные успехи еще впереди.
«То ли еще будет! О-ля-ля!»
Наконец, почувствовав, что дошла до края, Лика подплыла к бортику, ухватилась правой рукой за его край и рывком взбросила себя вверх. Правда, в последний момент правая нога ее все-таки подвела, не удержав веса тела, и Лике пришлось упасть на колено левой, но это было уже не страшно, потому что все у нее получилось.
«Получилось!» – ликующе подумала она.
– Недурно, – похвалил ее Меш.
– Покидаем ножики? – спросила она вслух, едва переведя дыхание, но заняться отработкой техники феам им не пришлось.
– Ваше величество, – раздался прямо рядом с ней бесплотный голос. – С вашего позволения, у меня срочное сообщение.
– Слушаю вас, Нэйр, – сразу же откликнулась Лика, прекрасно понимая, что должно было случиться нечто уж вовсе экстраординарное, чтобы ее вышколенный до полной потери индивидуальности личный секретарь позволил себе потревожить королеву в ее личном пространстве и времени, куда не было хода даже ее собственным служанкам.
– Адмирал Цья просит вас, ваше величество, о срочной аудиенции.
– Срочной? – переспросила Лика. – Я вас правильно поняла?
– Да, ваше величество, – подтвердил секретарь. – Именно так. Срочной.
– Через пятнадцать минут я буду в рубке. – Произнося эти слова, Лика уже «позвала» Маску. Заставить Золото отступить, оставив Лику – «ну почти оставив» – один на один со своим ущербным телом, было мучительно трудно. Однако возвращалась Золотая Маска мгновенно. Резкий переход от одного состояния к другому позволял, что называется, «почувствовать разницу». Но Лике сейчас было не до того, чтобы смаковать вернувшуюся к ней нечеловеческую силу.
«Что-то случилось. Что?»
– Через пятнадцать минут я буду в рубке, – сказала она и быстро пошла к своей уборной. – Или у нас нет этих минут?
– Есть, ваше величество. – Нэйр Лиэл не был бы самим собой, если бы не предусмотрел все. – Адмирал выйдет на связь ровно через двадцать минут. С вашего позволения, ваше величество, я переведу его канал прямо в рубку.
– Меш! – Стенные панели из светлого дерева, инкрустированного темным – «старинным» – серебром разошлись перед Ликой, открывая вход в небольшой уютный салон. – Ты слышал?
– Встретимся в рубке, – коротко ответил Меш, уже почти скрывшийся в гостевой уборной.
– До встречи! – крикнула ему вдогон Лика и легко – как всегда! – шагнула вперед.
Салон был застелен короткошерстным затшианским ковром в бежевых и терракотовых с золотом тонах, на котором в тщательно продуманном беспорядке была расставлена томно-изогнутая чувственно-хрупкая мебель из золотистого грушевого дерева, инкрустированного агатами и черным янтарем.
Стены и потолок, расписанные вечерними – с золотом и бронзой ойгских закатов – пейзажами, дополняли изысканный декор ее уборной, наполненной ароматами степных трав и цветов и теплом живого огня, метавшегося в узком и высоком гегхском камине. Однако Лике сейчас было не до того, чтобы наслаждаться покоем и комфортом. Она стремительно пересекла комнату и буквально ворвалась в раскрывшийся ей навстречу «стакан» гигиенического блока, который Лика иначе, как душевой, называть так и не научилась. Во всяком случае, для себя и про себя.
«Вот уж действительно привычка – вторая натура. Или даже первая».
– Максимальная программа, – объявила она, становясь посередине изумрудного круга с вписанной в него золотой монограммой королевы Нор. – Пять минут.
И тут же со всех сторон в нее ударили тугие струи горячей воды. Еще мгновение, и форсунки двинулись, стремительно набирая темп, и закружились в сложном танце, партитуру которого на ходу писал озабоченный приказом Лики вычислитель. Это он подбирал, втискивая в выделенный ему лимит времени оптимальные температуру и давление струй, их направление и консистенцию, сдабривая состав базисного раствора моющими компонентами, бальзамами и прочей приятной чепухой, без которой вполне можно обойтись, но от которой – будем справедливы – грешно отказываться, коли она у тебя есть.
«Спешно, но не экстренно, – сказала она себе, подставляя тело упругим, а иногда и твердым, как сталь, струям воды. – И что это должно означать?»
Означать это могло, что случилось что-то неожиданное и вряд ли хорошее. Но вот что? Об этом пока можно было только гадать. Это и в самом деле могло быть что угодно: авария на одном из кораблей эскадры, мятеж («Сомнительно, но кто знает?»), поимка шпиона («Но тут уже спешить вроде бы некуда»), появление противника… Естественно, самое «вкусное» Лика приберегла на десерт. Вероятность, что они наткнутся на ратай или своих собственных извергов, как ни мала она была, все-таки существовала и в планах экспедиции учитывалась. А если вспомнить, что минут двадцать назад – как раз тогда, когда, преодолевая слабость и боль, Лика заставляла свое неуклюжее тело в очередной раз переплывать бассейн, ставший уже неимоверно длинным, просто бесконечным – яхта, как, вероятно, и остальные корабли эскадры, совершила «переход», то предположение о нежелательной встрече становилось вполне уместным. Время после прыжка, как было принято считать на Флоте – и, вероятно, не без оснований, – являлось критическим, и встретить в этот момент чужих на дистанции, не позволяющей разойтись мирно, было вполне реально, хотя вероятность такой встречи по-прежнему оставалась крайне низкой. Однако что бы там ни утверждали математические расчеты, такое уже случалось в прошлом, и не раз. А не так давно именно такой случай произошел не с кем-нибудь, о ком поведала досужая молва, а с Йфф – так почему бы невероятному стечению обстоятельств и не повториться?
Прыжок, заставший Лику в воде, был третьим, то есть предпоследним. Он должен был забросить их в систему Утконоса или ее окрестности. Место дикое и равноудаленное как от границ империи Ахан, так и от районов, контролируемых Федерацией Ратай. Отсюда они могли бы уже спокойно «перейти» прямо к Той'йт, где вероятность нежелательных встреч резко возрастала, но все равно оставалась в пределах допустимого риска. Однако в космосе, каким бы безграничным он ни был, случиться могло все что угодно, именно вследствие его безграничности. Даже то, чего случиться не могло ни в коем случае. Как говорили в древности моряки, «неизбежные на море случайности». А космос – это ведь что-то гораздо более сложное и большое, чем земное море-океан, не так ли?
«Душ» прекратился, Лику обдало несколькими волнами сухого пустынного жара, мгновенно высушившего ее кожу, свет в «стакане» на несколько секунд стал насыщенно желтым, почти золотым, нежные, в меру упругие воздушные пальцы взбили ее волосы, и сразу вслед за тем прозвучал сигнал, похожий на урчание довольного жизнью кота, означавший, что программа, заданная Ликой вычислителю, успешно завершена.
Служанок в салоне не было по той простой причине, что незачем им было знать, что и как происходит во время ее занятий с Мешем. Поэтому Лика оделась сама – «Чай, не барыня, хоть и королева!» – и сделала это настолько быстро, что даже сэкономила себе целых пять минут свободного времени. Как раз на рюмку «Алмазной свежести», не настоящей, к сожалению, а сваренной несколькими умельцами уже на Земле из земных же продуктов, но вполне пристойной. Она сама налила водку в крохотную костяную чашечку, понюхала, втягивая ноздрями тонкий, едва уловимый, но все же существующий аромат каких-то неопознанных ею цветов, и пригубила холодную знобкую жидкость. Вкус действительно был почти аутентичный, но все-таки только почти. Это как копия с картины кого-нибудь из великих мастеров, выполненная отличным копиистом. Почти Рембрандт, но все-таки не он.
«Прыжок, – сказала себе Лика, делая второй глоток. – Все дело в прыжке».
Этот третий переход она почти пропустила, вероятно, потому, что все силы уходили на борьбу с немощью. Тем не менее совсем ничего не заметить было невозможно, и Лика, естественно, обратила внимание на некоторый физический дискомфорт, возникший в ней самой и в окружающем ее мире. Обратила, конечно, не без этого, и в памяти отметила, но не задержалась на нем мыслью, занятая другими, гораздо более актуальными делами. А между тем «прыжки» сквозь пространство, по-разному влиявшие на разных людей, всегда приносили Лике если не удовольствие, то во всяком случае удовлетворение, в том смысле, что резко поднимали ей настроение. В чем тут было дело, Лика не знала, но факт этот был ей известен еще с тех самых пор, когда десять лет назад она – «сломанная кукла Лика» – впервые испытала это на себе, совершив первый в своей жизни «переход» на «Шаисе», в компании стремительно молодевших Макса, Вики и Виктора.
Точно так же все обстояло и в этом полете. Лика ведь улетала с Земли, охваченная беспричинной, как ей казалось, тревогой, взволнованная, неспокойная. Но стоило ее «Чуу» нырнуть в «окно перехода», как она успокоилась. Вот только что привычный уже непокой «стоял за ее плечом», заставлял трепетать сердце, как будто она снова стала той питерской Ликой давних уже, почти мифологических – «до встречи с Максом» – лет, и вдруг все исчезло, как ни бывало. «Ветром сдуло». Однако действительно все так и произошло. Взвизгнул, выходя на рабочий режим, главный генератор, воздух дрогнул, заставив завибрировать враз напрягшиеся нервы, «Чуу» прыгнул, и ее сердце, казалось, пропустившее один удар, успокоилось и повело ритмичный отсчет времени ее замечательной, королевской жизни.
«Прыжок».
В этом, вероятно, и состояло то дело, ради которого адмирал Цья попросил об аудиенции. Момент после прыжка полон неопределенности. Корабль, разорвав своим телом ткань пространственно-временного континуума, совершает практически мгновенный переход из одного места в другое, о котором экипаж знает лишь то, где оно находится, да и то не всегда точно. Что, если на этот раз им не повезло, и они повстречали не того, кого следовало, не там, где надо? Возможно такое? Вполне. А раз так, следовало готовиться к худшему.
Лика допила водку и, воспользовавшись своим личным лифтом, на ось которого, как разноцветные кольца детской пирамидки, были нанизаны ее собственные апартаменты, поднялась на седьмую палубу, где находились Центральный пост и ходовая рубка. Собственно, лифт и доставил ее в Центральный пост, вернее, в уютный королевский салон, к нему примыкающий, так что до рубки ей оставалось теперь всего ничего, только пересечь практически пустой зал Центрального поста и присоединиться к пилотам. В том, что в своих предположениях она не ошиблась, Лика убедилась, едва только броневая плита отошла в сторону и перед ней открылся вид на ситуационную проекцию, в левом нижнем углу которой гневно пульсировали, как маленькие голубые сердечки, окруженные ярко-оранжевыми кольцами иероглифы, обозначающие сигнатуры чужих кораблей.
– Добрый день, господа, – входя в рубку, поздоровалась Лика. – Прошу вас, продолжайте свою работу!
Пилоты – их было сейчас на вахте двое, как и всегда во время переходов, – к ней меж тем и не оборачивались, следуя своим должностным инструкциям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Плавно – а для нее сейчас это было совсем не просто – Лика повернулась через левое плечо и медленно, тщательно контролируя каждое, даже самое пустячное, свое движение, пошла к бассейну, выточенному из серебристо-голубого, с алмазными вкраплениями, опалита. Вода в этой почти семидесятиметровой овальной чаше, пронизанная синими и ультрамариновыми лучами, светилась как будто сама по себе и была похожа на гладко отшлифованный огромный сапфир. Она казалась твердой и должна была – просто обязана была – оказаться смертельно холодной. На самом деле она такой и была, ледяной, как глубины полярных морей.
Несчастные полсотни метров, которые отделяли Лику от сияющего чуда ее личного бассейна, достались ей, что называется, «кровью и потом», но она их все-таки прошла, сама, на своих двоих, одна из которых все время норовила или подвернуться, или сломаться в колене. Однако важен результат, а не то, что там было на пути к этому результату, и Лика не позволила ноге разрушить гулявшее в ее крови ощущение победы, и лицо не выпустила – даже на мгновение – из цепкой хватки своей беспощадной воли. И в воду она не вошла, как беспомощный инвалид, не упала, как колода, а нырнула головой вперед, вытянув перед собой правую руку и прижимая левую к бедру, закручиваясь вдоль и вокруг оси стенающего от непосильного напряжения позвоночника.
Следующие полчаса она плавала в холодной, полыхающей голубовато-зеленым заревом и насыщенной кислородом воде, преодолевая слабость и неуверенность своего искалеченного тела. В сущности, чудом было уже то, что она вообще оказалась способна держаться на воде, а то, что Лика плавала и ныряла целых тридцать минут и все же не утонула и не умерла от перенапряжения, вселяло надежду, что главные успехи еще впереди.
«То ли еще будет! О-ля-ля!»
Наконец, почувствовав, что дошла до края, Лика подплыла к бортику, ухватилась правой рукой за его край и рывком взбросила себя вверх. Правда, в последний момент правая нога ее все-таки подвела, не удержав веса тела, и Лике пришлось упасть на колено левой, но это было уже не страшно, потому что все у нее получилось.
«Получилось!» – ликующе подумала она.
– Недурно, – похвалил ее Меш.
– Покидаем ножики? – спросила она вслух, едва переведя дыхание, но заняться отработкой техники феам им не пришлось.
– Ваше величество, – раздался прямо рядом с ней бесплотный голос. – С вашего позволения, у меня срочное сообщение.
– Слушаю вас, Нэйр, – сразу же откликнулась Лика, прекрасно понимая, что должно было случиться нечто уж вовсе экстраординарное, чтобы ее вышколенный до полной потери индивидуальности личный секретарь позволил себе потревожить королеву в ее личном пространстве и времени, куда не было хода даже ее собственным служанкам.
– Адмирал Цья просит вас, ваше величество, о срочной аудиенции.
– Срочной? – переспросила Лика. – Я вас правильно поняла?
– Да, ваше величество, – подтвердил секретарь. – Именно так. Срочной.
– Через пятнадцать минут я буду в рубке. – Произнося эти слова, Лика уже «позвала» Маску. Заставить Золото отступить, оставив Лику – «ну почти оставив» – один на один со своим ущербным телом, было мучительно трудно. Однако возвращалась Золотая Маска мгновенно. Резкий переход от одного состояния к другому позволял, что называется, «почувствовать разницу». Но Лике сейчас было не до того, чтобы смаковать вернувшуюся к ней нечеловеческую силу.
«Что-то случилось. Что?»
– Через пятнадцать минут я буду в рубке, – сказала она и быстро пошла к своей уборной. – Или у нас нет этих минут?
– Есть, ваше величество. – Нэйр Лиэл не был бы самим собой, если бы не предусмотрел все. – Адмирал выйдет на связь ровно через двадцать минут. С вашего позволения, ваше величество, я переведу его канал прямо в рубку.
– Меш! – Стенные панели из светлого дерева, инкрустированного темным – «старинным» – серебром разошлись перед Ликой, открывая вход в небольшой уютный салон. – Ты слышал?
– Встретимся в рубке, – коротко ответил Меш, уже почти скрывшийся в гостевой уборной.
– До встречи! – крикнула ему вдогон Лика и легко – как всегда! – шагнула вперед.
Салон был застелен короткошерстным затшианским ковром в бежевых и терракотовых с золотом тонах, на котором в тщательно продуманном беспорядке была расставлена томно-изогнутая чувственно-хрупкая мебель из золотистого грушевого дерева, инкрустированного агатами и черным янтарем.
Стены и потолок, расписанные вечерними – с золотом и бронзой ойгских закатов – пейзажами, дополняли изысканный декор ее уборной, наполненной ароматами степных трав и цветов и теплом живого огня, метавшегося в узком и высоком гегхском камине. Однако Лике сейчас было не до того, чтобы наслаждаться покоем и комфортом. Она стремительно пересекла комнату и буквально ворвалась в раскрывшийся ей навстречу «стакан» гигиенического блока, который Лика иначе, как душевой, называть так и не научилась. Во всяком случае, для себя и про себя.
«Вот уж действительно привычка – вторая натура. Или даже первая».
– Максимальная программа, – объявила она, становясь посередине изумрудного круга с вписанной в него золотой монограммой королевы Нор. – Пять минут.
И тут же со всех сторон в нее ударили тугие струи горячей воды. Еще мгновение, и форсунки двинулись, стремительно набирая темп, и закружились в сложном танце, партитуру которого на ходу писал озабоченный приказом Лики вычислитель. Это он подбирал, втискивая в выделенный ему лимит времени оптимальные температуру и давление струй, их направление и консистенцию, сдабривая состав базисного раствора моющими компонентами, бальзамами и прочей приятной чепухой, без которой вполне можно обойтись, но от которой – будем справедливы – грешно отказываться, коли она у тебя есть.
«Спешно, но не экстренно, – сказала она себе, подставляя тело упругим, а иногда и твердым, как сталь, струям воды. – И что это должно означать?»
Означать это могло, что случилось что-то неожиданное и вряд ли хорошее. Но вот что? Об этом пока можно было только гадать. Это и в самом деле могло быть что угодно: авария на одном из кораблей эскадры, мятеж («Сомнительно, но кто знает?»), поимка шпиона («Но тут уже спешить вроде бы некуда»), появление противника… Естественно, самое «вкусное» Лика приберегла на десерт. Вероятность, что они наткнутся на ратай или своих собственных извергов, как ни мала она была, все-таки существовала и в планах экспедиции учитывалась. А если вспомнить, что минут двадцать назад – как раз тогда, когда, преодолевая слабость и боль, Лика заставляла свое неуклюжее тело в очередной раз переплывать бассейн, ставший уже неимоверно длинным, просто бесконечным – яхта, как, вероятно, и остальные корабли эскадры, совершила «переход», то предположение о нежелательной встрече становилось вполне уместным. Время после прыжка, как было принято считать на Флоте – и, вероятно, не без оснований, – являлось критическим, и встретить в этот момент чужих на дистанции, не позволяющей разойтись мирно, было вполне реально, хотя вероятность такой встречи по-прежнему оставалась крайне низкой. Однако что бы там ни утверждали математические расчеты, такое уже случалось в прошлом, и не раз. А не так давно именно такой случай произошел не с кем-нибудь, о ком поведала досужая молва, а с Йфф – так почему бы невероятному стечению обстоятельств и не повториться?
Прыжок, заставший Лику в воде, был третьим, то есть предпоследним. Он должен был забросить их в систему Утконоса или ее окрестности. Место дикое и равноудаленное как от границ империи Ахан, так и от районов, контролируемых Федерацией Ратай. Отсюда они могли бы уже спокойно «перейти» прямо к Той'йт, где вероятность нежелательных встреч резко возрастала, но все равно оставалась в пределах допустимого риска. Однако в космосе, каким бы безграничным он ни был, случиться могло все что угодно, именно вследствие его безграничности. Даже то, чего случиться не могло ни в коем случае. Как говорили в древности моряки, «неизбежные на море случайности». А космос – это ведь что-то гораздо более сложное и большое, чем земное море-океан, не так ли?
«Душ» прекратился, Лику обдало несколькими волнами сухого пустынного жара, мгновенно высушившего ее кожу, свет в «стакане» на несколько секунд стал насыщенно желтым, почти золотым, нежные, в меру упругие воздушные пальцы взбили ее волосы, и сразу вслед за тем прозвучал сигнал, похожий на урчание довольного жизнью кота, означавший, что программа, заданная Ликой вычислителю, успешно завершена.
Служанок в салоне не было по той простой причине, что незачем им было знать, что и как происходит во время ее занятий с Мешем. Поэтому Лика оделась сама – «Чай, не барыня, хоть и королева!» – и сделала это настолько быстро, что даже сэкономила себе целых пять минут свободного времени. Как раз на рюмку «Алмазной свежести», не настоящей, к сожалению, а сваренной несколькими умельцами уже на Земле из земных же продуктов, но вполне пристойной. Она сама налила водку в крохотную костяную чашечку, понюхала, втягивая ноздрями тонкий, едва уловимый, но все же существующий аромат каких-то неопознанных ею цветов, и пригубила холодную знобкую жидкость. Вкус действительно был почти аутентичный, но все-таки только почти. Это как копия с картины кого-нибудь из великих мастеров, выполненная отличным копиистом. Почти Рембрандт, но все-таки не он.
«Прыжок, – сказала себе Лика, делая второй глоток. – Все дело в прыжке».
Этот третий переход она почти пропустила, вероятно, потому, что все силы уходили на борьбу с немощью. Тем не менее совсем ничего не заметить было невозможно, и Лика, естественно, обратила внимание на некоторый физический дискомфорт, возникший в ней самой и в окружающем ее мире. Обратила, конечно, не без этого, и в памяти отметила, но не задержалась на нем мыслью, занятая другими, гораздо более актуальными делами. А между тем «прыжки» сквозь пространство, по-разному влиявшие на разных людей, всегда приносили Лике если не удовольствие, то во всяком случае удовлетворение, в том смысле, что резко поднимали ей настроение. В чем тут было дело, Лика не знала, но факт этот был ей известен еще с тех самых пор, когда десять лет назад она – «сломанная кукла Лика» – впервые испытала это на себе, совершив первый в своей жизни «переход» на «Шаисе», в компании стремительно молодевших Макса, Вики и Виктора.
Точно так же все обстояло и в этом полете. Лика ведь улетала с Земли, охваченная беспричинной, как ей казалось, тревогой, взволнованная, неспокойная. Но стоило ее «Чуу» нырнуть в «окно перехода», как она успокоилась. Вот только что привычный уже непокой «стоял за ее плечом», заставлял трепетать сердце, как будто она снова стала той питерской Ликой давних уже, почти мифологических – «до встречи с Максом» – лет, и вдруг все исчезло, как ни бывало. «Ветром сдуло». Однако действительно все так и произошло. Взвизгнул, выходя на рабочий режим, главный генератор, воздух дрогнул, заставив завибрировать враз напрягшиеся нервы, «Чуу» прыгнул, и ее сердце, казалось, пропустившее один удар, успокоилось и повело ритмичный отсчет времени ее замечательной, королевской жизни.
«Прыжок».
В этом, вероятно, и состояло то дело, ради которого адмирал Цья попросил об аудиенции. Момент после прыжка полон неопределенности. Корабль, разорвав своим телом ткань пространственно-временного континуума, совершает практически мгновенный переход из одного места в другое, о котором экипаж знает лишь то, где оно находится, да и то не всегда точно. Что, если на этот раз им не повезло, и они повстречали не того, кого следовало, не там, где надо? Возможно такое? Вполне. А раз так, следовало готовиться к худшему.
Лика допила водку и, воспользовавшись своим личным лифтом, на ось которого, как разноцветные кольца детской пирамидки, были нанизаны ее собственные апартаменты, поднялась на седьмую палубу, где находились Центральный пост и ходовая рубка. Собственно, лифт и доставил ее в Центральный пост, вернее, в уютный королевский салон, к нему примыкающий, так что до рубки ей оставалось теперь всего ничего, только пересечь практически пустой зал Центрального поста и присоединиться к пилотам. В том, что в своих предположениях она не ошиблась, Лика убедилась, едва только броневая плита отошла в сторону и перед ней открылся вид на ситуационную проекцию, в левом нижнем углу которой гневно пульсировали, как маленькие голубые сердечки, окруженные ярко-оранжевыми кольцами иероглифы, обозначающие сигнатуры чужих кораблей.
– Добрый день, господа, – входя в рубку, поздоровалась Лика. – Прошу вас, продолжайте свою работу!
Пилоты – их было сейчас на вахте двое, как и всегда во время переходов, – к ней меж тем и не оборачивались, следуя своим должностным инструкциям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85