Он не понял ничего, кроме того, что почти тысяча гектаров сельхоз значения земли, была переведена в другой разряд и ушла в личную собственность к кому-то за сущие копейки.
- И что? Первый раз, что ли с таким сталкиваешься?
- Нет. Не первый. Наслышан, знаешь ли. - Кивнул мужчина и рукой потрогал повязку на голове. - Только вот и фамилии больно на слуху. Это все сплошь и рядом родственники наших любимых депутатов. Дочки, мамы, папы, сестры, братья… Я очень хочу посмотреть, как они там устроились на такой делянке.
Мужчина вымучено улыбнулся, а Сергей откровенно махнул рукой и сказал:
- Нет, депутатов нам никто не отдаст на заклание. Это тебе не провинциальный чиновник… они там все с друг другом даже не связаны, а спаяны! Так что забудь.
- Да я подумал, тебе может пригодиться. - Сказал, убирая документы, напарник. - Для твоей "хроники пикирующего бомбардировщика".
Так Виктор называл эскиз будущей книги Сергея о событиях этого мятежа. Благодарно кивнув, Сергей спросил, где сейчас Илья и чем они занимаются.
- С Вовкой речь пишут. Меня звали, но я со своей мигренью им много не насочиняю.
- Какую речь? - Не понял сразу Сергей.
- Послание террориста мировой общественности. - Неудачно пошутил напарник, но Сергей его понял.
- Пойду, помогу. У меня богатый арсенал в башке из речей видных деятелей. - Усмехаясь он сказал: - Сейчас мы им напишем речь Черчилля для парламента.
Сергей ушел, оставив "раненного" корпеть над чужими мелкими и крупными финансовыми страстишками. Тот уже даже не сомневался, что в нем заживо погребен великий сыщик по экономическим преступлениям. И его в этом никто не разубеждал. За три дня накопать на мэра лет на пять минимум это всем нравилось. Единственное что напарнику Сергея не давало покоя, что может все его труды, пойдут прахом. В этой стране суровость законов компенсируется только их полным неисполнением. Ну и конечно при ТАКОМ размахе воровства и взяточничества не могло быть и речи, чтобы чиновника упекли больше чем на условный срок. Слишком многим он оказывал добрые услуги, в которых они сами не признаются ни за что, зато уж постараются вытащить "своего".
4.
Когда Штейну позвонили в очередной раз, он уже выходил из аэропорта. Но раздраженно "сняв" трубку, он сразу расслабился. Звонил его помощник и, наверное, единственный друг на этой благословенной планете.
- Здравствуй, здравствуй, Фидан. - Обрадовано сказал старик и оглядел площадь перед аэровокзалом. - Нет, дорогой, не вижу тебя. Рукой хоть помаши. Ага. Все иду.
Старик убрал телефон во внутренний карман пиджака и, бодро помахивая тростью, держа во второй руке старый потертый саквояж, направился к виднеющемуся среди спешащих людей одиноко стоящему мужчине. Приближаясь, он все больше и больше растягивал свои старческие губы в улыбке. Мужчина вежливо поздоровался со стариком, взял из его рук саквояж и поспешил к недалеко припаркованной "ниве".
- Фидан, тебе не кажется, что наша машина очень неприлично выглядит? - Непонятно почему заявил Штейн.
Средних лет мужчина остановился, не доходя до автомобиля и, оглядев тот, пожал плечами сказав:
- Это просто на фоне Мерседесов и Ауди. А у нас в горах очень даже ничего. - Обернувшись и увидев хмурый взгляд старика, мужчина сказал: - Штейн, ну если ты задумал обновку сделать, так хоть сумку поменяй для начала. Зачем сразу за машины, страны и континенты браться? Скромнее надо быть. Сам же учил. Скромнее.
Вздохнув, старик направился к машине с твердым намерением сесть за руль. Мужчина с сомнением посмотрел на старика и, не обсуждая, залез на пассажирское сидение. Когда оба уже были в салоне, названный Фиданом передал Штейну ключи и сказал:
- На посту не разгоняйся только. Там асфальт сняли, новый пока не положили.
Старик, если и принял это к сведению, то ничего не сказал. Завел машину и резво, словно молодясь не выехал, а выскочил со стоянки и пролетев не жалея подвески "лежачих полицейских" вывел машину на трассу. Набирая и набирая скорость, старик ловко перекидывал ручку скоростей и Фидану, для собственного успокоения, пришлось накинуть ремень безопасности. Слабо веря, что в случае аварии ремень поможет, Фидан попробовал отвлечь старика, чтобы тот привычно при разговоре скинул скорость.
- Как съездил?
Старик, переварив этот вопрос и действительно снизив скорость, ответил:
- Плохо, дорогой. Плохо.
- Не заплатили? - изумился Фидан.
- Заплатили, и сверху накинули… я рубли не брал. Только в валюте все. Но да разве спасет…
- Так время еще есть. - Спокойно сказал Фидан и посмотрел в окно на рекламный щит с логотипом туристической компании. - Зачем волноваться, когда еще столько времени впереди.
Старик печально вздохнул и сказал:
- Вот мы так всегда. Время еще есть, волноваться еще рано. А потом даже бежать уже будет поздно.
Изумленно взглянув на старика Фидан, не веря услышанному, спросил, подразнивая старого еврея:
- Таки ты созрел, чтобы бежать? Штейн на старости кроме ума еще и мудрости нажил?
- Нет Фидан. Это таки фантастика. - Грустно улыбнулся старик и добавил: - А ты что серьезно мог подумать, что я куда-то отсюда уеду? Штейн хоть и прагматик, но свои долги помнит. Штейн, когда не помнит, в записях смотрит и вспоминает. У Штейна все записано!
Непосвященным показался бы смех, раздавшийся в салоне несдержанным и не соответствующим скромной шутке. Но для этих двоих даже выражение "все ходы записаны" носило свой, исключительно сакральный смысл.
Отсмеявшись, Штейн и еще не старый, средних лет мужчина вдруг приступили к обсуждению таких замороченных вещей, что человек не "в теме", просто бы заскучал при этом разговоре. Волны Элиота, упоминаемые в разговоре не единожды, навели бы трейдера на мысль что перед ним коллеги. Апелляции к историческим датам и цифрам свободно используемые этими двумя показали бы даже Сергею, что перед ним историки. Чуткое и вдумчивое оперирование социальной статистикой сбило бы с толка даже сотрудников знаменитой британской социологической службы. А уж познания в тонких деталях тех или иных событий недавнего времени даже Илью бы насторожило. Не из ФСБ ли эти ребята?
Их не вполне понятный разговор не прекратился даже когда спустя несколько часов "нива" по узкой "полутораполоске" вкатила в угрюмое ущелье. Смеркалось. Старик не думая, включил фары и, обратившись к соседу, спросил:
- Гости-то к нам не заглядывали?
- Воду привозили. А так нет. Кроме девчонок из кемпингов я никого близко не подпускал. А тем просто скучно со своими было вот они, не ленясь, к нам поднялись. Да и задержались… Ну там чаем их поил, страшилки рассказывал. - Говоря все это, Фидан улыбался, словно вспоминая приятные минуты. Но потом, став серьезным, сказал: - Штейн, я больше один в этой берлоге не останусь. Еще первую неделю, пока работа была - ничего. Но потом тоска смертная. Данных не поступает, обрабатывать нечего… Хоть воем вой. Я уже через три недели стал каждый день в гостиницу наведываться. Иначе свихнуться можно. Как ты там один жил раньше?
Старик усмехнулся от такого недоумения Фидана и сказал:
- А что мне? Наоборот хорошо. Спокойно. Кто придет, так только по делу. Кто позвонит, так только свои.
- Но не столько же времени! - Покачал головой Фидан.
- В уединении есть несомненное преимущество, - поучительно сказал старик, осторожно поворачивая и огибая скалу, нависшую над дорогой: - Чистота мыслей, помыслов, и стремлений, не дает тебе спекулировать с данными. Ты волей не волей напишешь то, что должно быть, а не то, что хочется твоему слабому подсознанию. Напишешь, перепроверишь, убедишься. И краснеть не придется. Штейн очень не любит краснеть.
Фидан только головой снова покачал да посмотрел на уже появившиеся первые звезды. Ему такой аргумент как "не надо краснеть" убедительным не казался. И уж точно это был не повод что бы живьем себя замуровывать в этом ущелье. Это только первые несколько месяцев там красиво. А потом, извиняйте, готов пешком бежать.
Еще час им потребовался, чтобы по извилистой дороге вдоль каменистой речушки добраться до конца ущелья с небольшой туристической деревней и, миновав ее, углубиться дальше в горы. От деревушки до Лаборатории, как свое жилище звали эти двое, оставалось не больше получаса неторопливой езды.
Дом на скале встречал вернувшихся хозяев слишком праздничной иллюминацией. Освещенный прожекторами подъезд, красные, непрерывно горящие огни на антенной мачте и на вершинах двух не низких "ветряков", зеленоватая подсветка таблички сообщавшей, что посторонним вход воспрещен на воротах, и желтый призрачный свет расположенных за оградой декоративных фонарей, делали горное убежище слишком похожим на виллу обеспеченных людей где-нибудь в предгорьях Итальянских Альп. Но вот суровое окружение скал и гор, на вершинах которых угадывались в сумраке шапки вечного снега давали понятие, что людям, здесь проживающим нужна не эта роскошь, а настоящее уединение.
Как и многое в доме, включая освещение, подчиненные автоматике ворота раскрылись пропуская машину и старик провел "ниву" на площадку перед входом. Фидан даже не удивился обыденности и наивности слов, сказанных стариком, когда тот вышел из машины:
- Дом, милый дом.
- Я его давно и тихо ненавижу. - Признался Фидан, выбираясь из машины с саквояжем Штейна в руках.
Старик нахмурился и поглядел укоризненно на друга.
- Ты просто не ценишь того, что имеешь. - Категорично заявил он младшему товарищу, возившемуся с замком на входе.
Пройдя в холл, старик привычно посмотрел на экран контроля периметра и сказал удивленно:
- А к нам кто-то приходил. Посмотри, Фидан.
- Да и ладно. - Ответил, разуваясь, мужчина и проходя дальше вглубь дома.
- Фидан, ты этого человека не знаешь?
Из глубины дома откликнулся бодрый голос мужчины:
- Не знаю и знать не хочу. Все. Я в кресло сел и не поднимусь больше.
Старик тоже разулся и еще раз взглянув на заснятого камерами мужчину, появлявшегося у ворот в их отсутствие, направился вслед за младшим товарищем.
В гостиной, утопая в глубоком обитом светлой тканью кресле, Штейн принял из рук Фидана саквояж, и раскрыв его стал выкладывать на низкий газетный столик пачки денег. Преимущественно были невысокого достоинства евро, но Фидан флегматично заметил и несколько приличных по толщине пачек в банковской упаковке, словно только что из США, стодолларовых купюр.
- Это уже чистые? - спросил непонятно Фидан и Штейн покачал головой отрицательно.
- Надо будет заплатить за доступы к архивам. Надо будет отчислить ректору университета, который меня фиктивно на работу принял для знакомства с их бумагами. Надо будет посредникам выслать. Этим ты будешь Фидан заниматься. Не забудь, что надо будет отблагодарить того полковника из ФСБ, который тебе данные по конфликту скинул. Надо дать ему понять, что наше сотрудничество будет и дальше плодотворным.
- А может нафиг его? - спросил Фидан, морща лоб. - Фээсбэшник мутный такой… Нельзя с ним дел иметь. Он же за нас потом и возьмется.
- Надо, Фидан. Надо… надо быть благодарным и люди, даже если за тебя возьмутся, учтут это. Да и не станет он за нас браться. Себе дороже. Поверь старому Штейну. Штейн пожил, Штейн многое видел. - Старик с трудом поднялся из глубокого кресла и сказал: - Согрей чайку, пока я деньги уберу. Сегодня работать, смысла нет. Завтра приступим, а сегодня посидим, расскажу, что узнал и какие бумаги добыл. Тебе интересно будет.
Спокойная атмосфера дома, словно поглотила этих людей. Один не торопливо курил на кухне, ожидая пока вскипит электрический чайник, другой раскладывал привезенные деньги в сейф, спрятанный за картиной с портретом красивой черноволосой женщины. В немаленьком доме никогда не повышали голос. В нем никогда особо не ссорились и не спорили. И дом, впитав в себя ауру хозяев, щедро платил им спокойствием и чувством надежной крепости. Старик, поправив картину на стене и отойдя от нее, вздохнул, глядя на панорамное окно за которым прожектора освещали сетчатый забор и ворота с парковочной площадкой. Нашел на столе пульт похожий на дистанционный и немного, старчески щурясь, порассматривав его, нажал несколько кнопок. Свет за окном потух. Потом он, медленно угасая, исчез и в комнате, и старик встал у окна, опираясь кулачками в подоконник. Он с наслаждением впитывал в себя уже подзабытое ощущение дома. Единственного места на земле, где он хоть как-то чувствовал себя в безопасности.
Из полуосвещенного холла появился Фидан с чашками в руках и, подойдя к старику, сказал:
- Я чай налил. На столик поставлю.
- Нет. - Сказал старик и забрал из рук товарища кружку. Продолжая стоять у окна и рассматривая звезды на небе, Штейн обратился как-то оборванно и незаконченно: - Фидан… Так может случится, что я умру.
Не смотря на невеселую тему, Фидан хмыкнул насмешливо и отозвался, присаживаясь в кресло:
- Штейн, точно стал мудрецом. Он осознал, что никто не вечен. Наверное, самое твое великое пророчество?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77