на таможенном контроле, в зале выдачи багажа или в главном вестибюле. Быть может, она как раз там его и разыскивает, в полном отчаянии оттого, что он, похоже, не явился ее встретить.
«Отлично, отлично, просто отлично», – вертелось у него в голове, пока он несся ко входу в зал прибытия. Впервые за последние пять лет он опаздывает на встречу. И на какую! Ну надо же, как назло… Нечего сказать!
Кто– то окликнул его сзади, но Этрих даже не повернул головы. Коридор, по которому он бежал, казался нескончаемым, как дорога из желтого кирпича. Тут вдруг кто-то еще выкрикнул его имя. Этрих мрачно усмехнулся. Интересно, все ли его друзья явились в аэропорт нынче вечером?
В итоге он едва не разминулся с Изабеллой. Медленно шагая с опущенной и склоненной набок головой, она его не видела. Одно из колес ее нового чемодана издавало скрип, и она решила проверить, не застряло ли что на оси. Если бы не жакет, который она надела, Этрих бы ее не заметил.
Изабелла всегда одевалась с большим вкусом. Она была тщеславна. Предпочитала одежду, которая подчеркивала стройность и грациозность ее тела, длину ног. Любила обтягивающие брюки и приталенные блузки, джемпера из тонкой пряжи. И ботинки. Именно ботинки, дорогие, шикарные и непрактичные. Зимой она всегда в них мерзла, так что у нее порой даже зубы стучали от холода. И Этрих как-то шутки ради заказал ей толстенный стеганый жакет из гусиного пуха по каталогу «Лендз-энд». Жакет был двухцветный, желтый с лазорево-синим, и настолько яркий, что любой дорожный рабочий чувствовал бы себя в нем в полной безопасности, даже находясь на скоростном шоссе. К немалому удивлению Этриха, вещица пришлась Изабелле по душе. Она часто его надевала, а дома позволяла своей собаке по кличке Супчик спать на нем.
Она успела довольно далеко уйти, когда он наконец опомнился и смог выдавить из себя:
– Эй, ты! – Это было их традиционное приветствие, причем «ты» произносилось протяжно и с необыкновенной нежностью.
Изабелла резко вскинула голову, и лицо ее озарила улыбка. Он как-то в шутку предположил, что во рту у нее не меньше сотни зубов – такая у нее широкая, сияющая, лучезарная улыбка. Она коснулась кончиком ногтя одного из своих верхних передних зубов и начала считать: «Один…», но он не дал ей докончить: притянул к себе ее руку и поцеловал тонкий палец…
Продолжая улыбаться, она сцепила ладони и оперлась на них подбородком.
– Винсент, а я уж подумала, что ты не придешь.
Он не нашелся с ответом. Просто молчал, шагая ей навстречу. Заметив, что Изабелла, несмотря на улыбку, плачет, он мысленно похвалил себя за то, что удержался от слов в ответ на ее упрек. Ее огромные голубые глаза медленно наполнились слезами, и, когда те пролились, на щеках заблестела влага.
– Тебя все не было, и не было, и не было, так что я подумала… – И она развела руки в стороны, не в силах выразить охватившее ее отчаяние. И снова улыбнулась, но теперь улыбка вышла как никогда печальной.
Этрих готов был не раздумывая упасть перед ней на колени, настолько она была для него дорога и желанна. Ему так недоставало ее все эти долгие месяцы. Лишь ею одной он по-настоящему дорожил. А сколько раз за время разлуки ему приходило в голову, что теперь она исчезла из его жизни навсегда и больше к нему не вернется! Он почти в это поверил. И вот теперь она снова рядом и говорит, что подумала, будто он не придет ее встретить. Серьезно? Неужели Изабелла могла допустить, что он не откликнется на ее зов, где бы она ни находилась?
Весь во власти этих мыслей, Этрих нисколько не был готов к тому чудовищному инциденту, который произошел в следующее мгновение. Следом за Изабеллой торопливо шел высокий бородатый толстяк с полотняной спортивной сумкой на плече. Приблизившись, он, вместо того чтобы обойти, врезался в нее на полном ходу с такой силой, что она вскрикнула от испуга и пошатнулась. Ей с трудом удалось удержаться на ногах. Бородач, даже не взглянув в ее сторону, процедил сквозь зубы: «Раззява!» и продолжил свой путь.
Этрих не раздумывая перемахнул через перила ограждения и бросился за ним вдогонку. Он настиг толстяка в несколько прыжков и точным ударом носком башмака под коленку свалил его с ног. Тот с грохотом стукнулся о плиты пола затылком и локтем. Но Этриху этого было недостаточно. Как только противник распростерся на полу, он склонился над ним и двинул кулаком в скулу. Только один раз. Этрих полностью сохранял контроль над собой. Он действовал вполне обдуманно. Никто не смел так обращаться с Изабеллой. Тем более теперь, когда она носит в себе его дитя!
– Винсент!
Не меняя позы, он повернул голову и с нежностью взглянул на свою любимую.
Тем временем толстяк успел прийти в себя от неожиданности и злобно прошипел:
– Парень, ты чего…
Этрих с силой ударил его в толстую розовую щеку кончиками трех вытянутых пальцев.
– Заткнись. Не возникай. – Тон, каким он это произнес, испугал бы любого. В нем явственно слышалось: «А иначе я тебя прикончу».
Глаза толстяка расширились от ужаса. Он оцепенел и даже не попытался шевельнуться.
Этрих выпрямился и махнул Изабелле рукой, чтобы она подошла. Когда она приблизилась, он подхватил ее чемодан, колеса которого промелькнули в воздухе в нескольких сантиметрах над лицом поверженного бородача, обнял ее и увлек за собой вперед, к выходу из здания аэропорта.
Толстяк не осмелился даже проводить своего противника взглядом, чтобы удостовериться, что тот исчез из виду.
– Неужели это и в самом деле твоя машина? Та самая, в которой катается безголовая Барби? – Держа в одной руке сэндвич, Изабелла неторопливо оглядывала изумительно чистый салон. Повернувшись к нему, она счастливо – впервые со времени их встречи – улыбнулась и, откусив изрядный кусок, пробормотала: – М-м-м, как вкусно, Винсент, спасибо!
Это также был один из их ритуалов – в каком бы из аэропортов США ни происходила их очередная встреча, Этрих всегда угощал Изабеллу сэндвичем с копченой говядиной, морковью и капустой. Изабелла никогда не ела в самолетах, утверждая, что ее трясет от этих прямоугольных коробочек, в которых стюардессы подают обеды. А когда Этрих навещал ее в Вене, она купила ему сэндвич с «венской колбаской» – самый вкусный, какой он когда-либо пробовал.
Они просидели в машине не меньше четверти часа, а он все никак не мог заставить себя повернуть ключ зажигания. Ему надо было привыкнуть к этому ощущению ни с чем не сравнимого счастья. Она была здесь! Его мир снова обрел былую полноту. Жизнь с того мгновения, как он увидел Изабеллу в аэропорту, стала казаться ему восхитительной. В салоне витал аромат ее одеколона, того самого, которым прежде пользовался Этрих. Во время их первого свидания Изабелла, потянув носом, буквально потребовала, чтобы он назвал ей марку, и заявила, что станет душиться только этим одеколоном «до конца своих дней».
Продолжая вслух восхищаться его умопомрачительно чистым автомобилем, она с жадностью ела сэндвич и прихлебывала крем-соду, свой любимый напиток, из пластиковой бутылки. Пока они и не пытались говорить о важном, о том, что заботило их больше всего. И это вполне устраивало Этриха. Изабелла, казалось, была счастлива просто ощущать его присутствие, и он был рад, что она чувствует в точности то же, что и он.
Покончив с сэндвичем, она аккуратно свернула вощеную бумагу, в которую он был завернут.
– Я бы и от второго не отказалась, если честно.
Он кивнул, улыбаясь, но улыбка на его лице погасла, стоило ему осознать, что Изабелла вовсе не шутит. Не зная, как на это реагировать, он растерянно пробормотал:
– Неужели ты бы его одолела?
Она пожала плечами:
– Я теперь стала есть куда больше, чем прежде. Моему аппетиту позавидовал бы любой борец-сумоист. Готова умять луну на обед. – И она выразительно похлопала себя по животу.
Этриху сложно было судить, насколько изменилась ее фигура, – толстый пуховый жакет скрывал очертания ее тела. Прибавила ли она в весе? Стал ли уже заметен живот? Пока она ела, он то и дело искоса поглядывал на нее, но не заметил в ее внешности никаких перемен.
– А в остальном как ты себя чувствуешь? Спина не болит? Утренние приступы тошноты не мучают?
– Ты все перечислил, ничего не позабыл? – Она нежно охватила его руку своими тонкими ладонями. – Да нет, пожалуй, все перемены сводятся к чудовищному аппетиту. Если не считать того, что я теперь все время зябну. Здорово, что у меня есть этот жакет. Я в нем буквально поселилась. А вообще мне, можно сказать, еще повезло. Никаких признаков токсикоза, не то что у других женщин. Ведь первые три месяца считаются в этом смысле самыми тяжелыми. Я стала носить в сумочке запас шоколадных батончиков, а еще ни на минуту не расстаюсь с этим жакетом. Вот и все.
– Послушай, ты хочешь сейчас все обсудить или, по-твоему, это может подождать? Просто у меня еще звенит в ушах после самолета, и вдобавок я не наелась. Хочется чего-нибудь сладкого. Если ты не против.
– Порцию пломбира с горячей карамелью?
Она сжала его ладонь:
– Лучше две.
Этрих, блаженно вздохнув, повернул ключ зажигания. Изабелла здесь, рядом. Сейчас они будут лакомиться мороженым. Ничего лучше на свете быть не может!
– Я слышала.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Ты о чем?
– Твой вздох. Только не поняла, счастливый он или печальный.
Но прежде чем он ответил, она задала еще один вопрос:
– Винсент, каково это – умереть?
Их преследовали. Этрих, будь он повнимательней, выруливая с парковки у аэропорта, наверняка заметил бы в зеркальце заднего вида тщательно отреставрированный кабриолет «Остин-хили 3000/ III» выпуска 1969 года, тронувшийся за ними следом. На всем пути до ресторана тот держался позади них. Двигатель его ревел едва ли не громче любой гоночной машины. Автомобиль явно не был предназначен для слежки, но женщину, сидевшую за рулем, это нимало не заботило. Теперь, когда Винсент Этрих был в общих чертах ознакомлен с ситуацией, в которой очутился, Коко Хэллис могла делать что пожелает.
Во– первых, он понятия не имел, что это ее машина. А во-вторых, она припарковалась у аэропорта в таком месте, где он не мог ее заметить. Но даже если он и увидел ее? Рано или поздно он поймет, что она должна остаться в его жизни на некоторое время.
Ожидая их появления из здания аэропорта, она развлекалась тем, что придумывала, как бы ей позабавней представиться подруге Винсента. «Привет, я Коко, я тут с ним спала, пока ты была в бегах». А потом можно было бы добавить самым ласковым, проникновенным тоном, на какой она только была способна: «Винсент столько мне о тебе рассказывал!» Последнее, разумеется, было бы ложью, потому что в действительности Этрих почти не упоминал Изабеллу в разговорах с Коко. Он был готов часами болтать с ней о ком и о чем угодно, но Изабелла обсуждению не подлежала. Коко не раз пыталась вытянуть из него хоть какие-либо подробности его романа, но не преуспела в этом.
Она прикурила от зажигалки и, когда сигарета истлела наполовину, вдруг осознала, что не на шутку ревнует Этриха к Изабелле Нойкор. Ну не забавно ли? Она попыталась рассмеяться, но тщетно. В душе, где поселилась ревность, нет места веселью.
Но вот наконец появились они. Коко выпрямилась на сиденье и швырнула сигарету в окно. Та описала дугу в вечернем сумраке и, ударившись об асфальт, рассыпалась множеством ярко-оранжевых искр. Она узнала этих двоих по тому многозначительному языку жестов, на котором они общались, не осознавая этого, еще прежде, чем увидела их лица. Любовники!
Этрих тащил за собой тяжелый чемодан на колесах, который то и дело кренился набок. Тощая блондинка, семенившая в паре шагов позади него, прижимала руки к груди, так что со стороны казалось, будто она отчаянно зябнет в этот теплый осенний вечер. Они все время прикасались друг к другу – он замедлял шаги, чтобы приникнуть к ней всем телом, Изабелла протягивала руку и дотрагивалась до его спины, руки, затылка. Коко надела очки в тяжелой роговой оправе, чтобы получше разглядеть мисс Изабеллу Нойкор. Так ли уж она красива? Этрих наверняка считает ее неотразимой. Коко пожала плечами. Трудно было как следует рассмотреть лицо соперницы в сумеречном свете. Высокая, черты оживленные и подвижные. И руки. Когда она отнимала их от груди, они начинали двигаться – легко и грациозно, и Изабелла становилась похожа на дирижера симфонического оркестра. Она часто улыбалась, улыбка ее была широкой, искренней, такая могла бы кого угодно к ней расположить. Длинные светлые волосы волной ложились ей на плечи, но в неверном свете фонарей на парковке Коко затруднилась определить, натуральная та блондинка или крашеная.
И все же справедливости ради следовало признать: Изабелла и впрямь была хороша. Не прекрасна, но – хороша. Вряд ли она ловит на себе восхищенные взгляды всех без исключения мужчин.
Черты ее лица, да и вся ее сухощавая фигура были проникнуты печалью, которая хотя и умаляла ее красоту, в то же время придавала ее облику некое волнующее обаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
«Отлично, отлично, просто отлично», – вертелось у него в голове, пока он несся ко входу в зал прибытия. Впервые за последние пять лет он опаздывает на встречу. И на какую! Ну надо же, как назло… Нечего сказать!
Кто– то окликнул его сзади, но Этрих даже не повернул головы. Коридор, по которому он бежал, казался нескончаемым, как дорога из желтого кирпича. Тут вдруг кто-то еще выкрикнул его имя. Этрих мрачно усмехнулся. Интересно, все ли его друзья явились в аэропорт нынче вечером?
В итоге он едва не разминулся с Изабеллой. Медленно шагая с опущенной и склоненной набок головой, она его не видела. Одно из колес ее нового чемодана издавало скрип, и она решила проверить, не застряло ли что на оси. Если бы не жакет, который она надела, Этрих бы ее не заметил.
Изабелла всегда одевалась с большим вкусом. Она была тщеславна. Предпочитала одежду, которая подчеркивала стройность и грациозность ее тела, длину ног. Любила обтягивающие брюки и приталенные блузки, джемпера из тонкой пряжи. И ботинки. Именно ботинки, дорогие, шикарные и непрактичные. Зимой она всегда в них мерзла, так что у нее порой даже зубы стучали от холода. И Этрих как-то шутки ради заказал ей толстенный стеганый жакет из гусиного пуха по каталогу «Лендз-энд». Жакет был двухцветный, желтый с лазорево-синим, и настолько яркий, что любой дорожный рабочий чувствовал бы себя в нем в полной безопасности, даже находясь на скоростном шоссе. К немалому удивлению Этриха, вещица пришлась Изабелле по душе. Она часто его надевала, а дома позволяла своей собаке по кличке Супчик спать на нем.
Она успела довольно далеко уйти, когда он наконец опомнился и смог выдавить из себя:
– Эй, ты! – Это было их традиционное приветствие, причем «ты» произносилось протяжно и с необыкновенной нежностью.
Изабелла резко вскинула голову, и лицо ее озарила улыбка. Он как-то в шутку предположил, что во рту у нее не меньше сотни зубов – такая у нее широкая, сияющая, лучезарная улыбка. Она коснулась кончиком ногтя одного из своих верхних передних зубов и начала считать: «Один…», но он не дал ей докончить: притянул к себе ее руку и поцеловал тонкий палец…
Продолжая улыбаться, она сцепила ладони и оперлась на них подбородком.
– Винсент, а я уж подумала, что ты не придешь.
Он не нашелся с ответом. Просто молчал, шагая ей навстречу. Заметив, что Изабелла, несмотря на улыбку, плачет, он мысленно похвалил себя за то, что удержался от слов в ответ на ее упрек. Ее огромные голубые глаза медленно наполнились слезами, и, когда те пролились, на щеках заблестела влага.
– Тебя все не было, и не было, и не было, так что я подумала… – И она развела руки в стороны, не в силах выразить охватившее ее отчаяние. И снова улыбнулась, но теперь улыбка вышла как никогда печальной.
Этрих готов был не раздумывая упасть перед ней на колени, настолько она была для него дорога и желанна. Ему так недоставало ее все эти долгие месяцы. Лишь ею одной он по-настоящему дорожил. А сколько раз за время разлуки ему приходило в голову, что теперь она исчезла из его жизни навсегда и больше к нему не вернется! Он почти в это поверил. И вот теперь она снова рядом и говорит, что подумала, будто он не придет ее встретить. Серьезно? Неужели Изабелла могла допустить, что он не откликнется на ее зов, где бы она ни находилась?
Весь во власти этих мыслей, Этрих нисколько не был готов к тому чудовищному инциденту, который произошел в следующее мгновение. Следом за Изабеллой торопливо шел высокий бородатый толстяк с полотняной спортивной сумкой на плече. Приблизившись, он, вместо того чтобы обойти, врезался в нее на полном ходу с такой силой, что она вскрикнула от испуга и пошатнулась. Ей с трудом удалось удержаться на ногах. Бородач, даже не взглянув в ее сторону, процедил сквозь зубы: «Раззява!» и продолжил свой путь.
Этрих не раздумывая перемахнул через перила ограждения и бросился за ним вдогонку. Он настиг толстяка в несколько прыжков и точным ударом носком башмака под коленку свалил его с ног. Тот с грохотом стукнулся о плиты пола затылком и локтем. Но Этриху этого было недостаточно. Как только противник распростерся на полу, он склонился над ним и двинул кулаком в скулу. Только один раз. Этрих полностью сохранял контроль над собой. Он действовал вполне обдуманно. Никто не смел так обращаться с Изабеллой. Тем более теперь, когда она носит в себе его дитя!
– Винсент!
Не меняя позы, он повернул голову и с нежностью взглянул на свою любимую.
Тем временем толстяк успел прийти в себя от неожиданности и злобно прошипел:
– Парень, ты чего…
Этрих с силой ударил его в толстую розовую щеку кончиками трех вытянутых пальцев.
– Заткнись. Не возникай. – Тон, каким он это произнес, испугал бы любого. В нем явственно слышалось: «А иначе я тебя прикончу».
Глаза толстяка расширились от ужаса. Он оцепенел и даже не попытался шевельнуться.
Этрих выпрямился и махнул Изабелле рукой, чтобы она подошла. Когда она приблизилась, он подхватил ее чемодан, колеса которого промелькнули в воздухе в нескольких сантиметрах над лицом поверженного бородача, обнял ее и увлек за собой вперед, к выходу из здания аэропорта.
Толстяк не осмелился даже проводить своего противника взглядом, чтобы удостовериться, что тот исчез из виду.
– Неужели это и в самом деле твоя машина? Та самая, в которой катается безголовая Барби? – Держа в одной руке сэндвич, Изабелла неторопливо оглядывала изумительно чистый салон. Повернувшись к нему, она счастливо – впервые со времени их встречи – улыбнулась и, откусив изрядный кусок, пробормотала: – М-м-м, как вкусно, Винсент, спасибо!
Это также был один из их ритуалов – в каком бы из аэропортов США ни происходила их очередная встреча, Этрих всегда угощал Изабеллу сэндвичем с копченой говядиной, морковью и капустой. Изабелла никогда не ела в самолетах, утверждая, что ее трясет от этих прямоугольных коробочек, в которых стюардессы подают обеды. А когда Этрих навещал ее в Вене, она купила ему сэндвич с «венской колбаской» – самый вкусный, какой он когда-либо пробовал.
Они просидели в машине не меньше четверти часа, а он все никак не мог заставить себя повернуть ключ зажигания. Ему надо было привыкнуть к этому ощущению ни с чем не сравнимого счастья. Она была здесь! Его мир снова обрел былую полноту. Жизнь с того мгновения, как он увидел Изабеллу в аэропорту, стала казаться ему восхитительной. В салоне витал аромат ее одеколона, того самого, которым прежде пользовался Этрих. Во время их первого свидания Изабелла, потянув носом, буквально потребовала, чтобы он назвал ей марку, и заявила, что станет душиться только этим одеколоном «до конца своих дней».
Продолжая вслух восхищаться его умопомрачительно чистым автомобилем, она с жадностью ела сэндвич и прихлебывала крем-соду, свой любимый напиток, из пластиковой бутылки. Пока они и не пытались говорить о важном, о том, что заботило их больше всего. И это вполне устраивало Этриха. Изабелла, казалось, была счастлива просто ощущать его присутствие, и он был рад, что она чувствует в точности то же, что и он.
Покончив с сэндвичем, она аккуратно свернула вощеную бумагу, в которую он был завернут.
– Я бы и от второго не отказалась, если честно.
Он кивнул, улыбаясь, но улыбка на его лице погасла, стоило ему осознать, что Изабелла вовсе не шутит. Не зная, как на это реагировать, он растерянно пробормотал:
– Неужели ты бы его одолела?
Она пожала плечами:
– Я теперь стала есть куда больше, чем прежде. Моему аппетиту позавидовал бы любой борец-сумоист. Готова умять луну на обед. – И она выразительно похлопала себя по животу.
Этриху сложно было судить, насколько изменилась ее фигура, – толстый пуховый жакет скрывал очертания ее тела. Прибавила ли она в весе? Стал ли уже заметен живот? Пока она ела, он то и дело искоса поглядывал на нее, но не заметил в ее внешности никаких перемен.
– А в остальном как ты себя чувствуешь? Спина не болит? Утренние приступы тошноты не мучают?
– Ты все перечислил, ничего не позабыл? – Она нежно охватила его руку своими тонкими ладонями. – Да нет, пожалуй, все перемены сводятся к чудовищному аппетиту. Если не считать того, что я теперь все время зябну. Здорово, что у меня есть этот жакет. Я в нем буквально поселилась. А вообще мне, можно сказать, еще повезло. Никаких признаков токсикоза, не то что у других женщин. Ведь первые три месяца считаются в этом смысле самыми тяжелыми. Я стала носить в сумочке запас шоколадных батончиков, а еще ни на минуту не расстаюсь с этим жакетом. Вот и все.
– Послушай, ты хочешь сейчас все обсудить или, по-твоему, это может подождать? Просто у меня еще звенит в ушах после самолета, и вдобавок я не наелась. Хочется чего-нибудь сладкого. Если ты не против.
– Порцию пломбира с горячей карамелью?
Она сжала его ладонь:
– Лучше две.
Этрих, блаженно вздохнув, повернул ключ зажигания. Изабелла здесь, рядом. Сейчас они будут лакомиться мороженым. Ничего лучше на свете быть не может!
– Я слышала.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Ты о чем?
– Твой вздох. Только не поняла, счастливый он или печальный.
Но прежде чем он ответил, она задала еще один вопрос:
– Винсент, каково это – умереть?
Их преследовали. Этрих, будь он повнимательней, выруливая с парковки у аэропорта, наверняка заметил бы в зеркальце заднего вида тщательно отреставрированный кабриолет «Остин-хили 3000/ III» выпуска 1969 года, тронувшийся за ними следом. На всем пути до ресторана тот держался позади них. Двигатель его ревел едва ли не громче любой гоночной машины. Автомобиль явно не был предназначен для слежки, но женщину, сидевшую за рулем, это нимало не заботило. Теперь, когда Винсент Этрих был в общих чертах ознакомлен с ситуацией, в которой очутился, Коко Хэллис могла делать что пожелает.
Во– первых, он понятия не имел, что это ее машина. А во-вторых, она припарковалась у аэропорта в таком месте, где он не мог ее заметить. Но даже если он и увидел ее? Рано или поздно он поймет, что она должна остаться в его жизни на некоторое время.
Ожидая их появления из здания аэропорта, она развлекалась тем, что придумывала, как бы ей позабавней представиться подруге Винсента. «Привет, я Коко, я тут с ним спала, пока ты была в бегах». А потом можно было бы добавить самым ласковым, проникновенным тоном, на какой она только была способна: «Винсент столько мне о тебе рассказывал!» Последнее, разумеется, было бы ложью, потому что в действительности Этрих почти не упоминал Изабеллу в разговорах с Коко. Он был готов часами болтать с ней о ком и о чем угодно, но Изабелла обсуждению не подлежала. Коко не раз пыталась вытянуть из него хоть какие-либо подробности его романа, но не преуспела в этом.
Она прикурила от зажигалки и, когда сигарета истлела наполовину, вдруг осознала, что не на шутку ревнует Этриха к Изабелле Нойкор. Ну не забавно ли? Она попыталась рассмеяться, но тщетно. В душе, где поселилась ревность, нет места веселью.
Но вот наконец появились они. Коко выпрямилась на сиденье и швырнула сигарету в окно. Та описала дугу в вечернем сумраке и, ударившись об асфальт, рассыпалась множеством ярко-оранжевых искр. Она узнала этих двоих по тому многозначительному языку жестов, на котором они общались, не осознавая этого, еще прежде, чем увидела их лица. Любовники!
Этрих тащил за собой тяжелый чемодан на колесах, который то и дело кренился набок. Тощая блондинка, семенившая в паре шагов позади него, прижимала руки к груди, так что со стороны казалось, будто она отчаянно зябнет в этот теплый осенний вечер. Они все время прикасались друг к другу – он замедлял шаги, чтобы приникнуть к ней всем телом, Изабелла протягивала руку и дотрагивалась до его спины, руки, затылка. Коко надела очки в тяжелой роговой оправе, чтобы получше разглядеть мисс Изабеллу Нойкор. Так ли уж она красива? Этрих наверняка считает ее неотразимой. Коко пожала плечами. Трудно было как следует рассмотреть лицо соперницы в сумеречном свете. Высокая, черты оживленные и подвижные. И руки. Когда она отнимала их от груди, они начинали двигаться – легко и грациозно, и Изабелла становилась похожа на дирижера симфонического оркестра. Она часто улыбалась, улыбка ее была широкой, искренней, такая могла бы кого угодно к ней расположить. Длинные светлые волосы волной ложились ей на плечи, но в неверном свете фонарей на парковке Коко затруднилась определить, натуральная та блондинка или крашеная.
И все же справедливости ради следовало признать: Изабелла и впрямь была хороша. Не прекрасна, но – хороша. Вряд ли она ловит на себе восхищенные взгляды всех без исключения мужчин.
Черты ее лица, да и вся ее сухощавая фигура были проникнуты печалью, которая хотя и умаляла ее красоту, в то же время придавала ее облику некое волнующее обаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45