» Может, умнее было вернуться и подождать солнца. Умнее – может быть. Он и так уже добирался слишком неторопливо, поэтому нужно поспешить, чтобы застать хоть какие-то события, если это вообще возможно. Нужно, нужно переставлять по грязи ноги в тяжелых ботинках, нужно идти на юг…
Улица, по которой он шел, слилась с другой. Скоро на обочине появилась огромная пластиковая кисть, указующая перстом вдаль. На пальце было написано: «Магистраль № 87. 2-й класс». Оскар злобно пнул «скульптуру» в мизинец и пошел дальше. Дорога поднималась на насыпь, а внизу раскинулись окруженные заборами и колючей проволокой поля, на которых копошились заключенные местного концлагеря. Что они делали в такую погоду? Впрочем, тюремщики вполне могли заставить их поливать эти угодья, ведь это смотрится очень уморительно из сухой теплой комнаты.
Свистопляску ветра вдруг разорвал рев, заставивший обернуться и отскочить на обочину. Его догоняло грохочущее чудище, судя по звуку, работавшее на нефтяном или спиртовом топливе. Оскар быстро сунул в карман пистолет и встал посреди дороги, твердо намереваясь стрелять, если мадьяр задумает проехать мимо. Пистолет остался на месте: грузовик, шумно вздохнув пневматическими тормозами, остановился. Дверца со стороны пассажира широко распахнулась, едва ли не стукнув по крылу. Оскар прошлепал к ней и забрался внутрь. Водителем был плюгавый мужичок с выпученными глазами, которые смотрели на попутчика нехорошим жабьим взглядом. Шофер буркнул:
– Придерживай дверь! – и принялся дергать палку, торчавшую из пола. Оскар с некоторым трудом вспомнил, что такая штука называлась «рычаг переключения передач», а ставили его на автомобили лет сорок назад. Сцепляющиеся шестеренки натужно заскрипели, и грузовик двинулся вперед. Из разбитого лобового стекла па Оскара хлынули потоки мокрого воздуха.
– Да! – вдруг встрепенулся мужчина. – А деньги? Давай деньги, или высажу!
– Докуда ты меня довезешь?
– До Шомбатхели.
– Тогда держи серебряный четвертак. Приедем – получишь еще один.
Водитель что-то буркнул, но вслух возражать не стал.
– В Шомбатхели есть железная дорога? Ответ последовал не сразу.
– Угу. Но гражданских по ней не возят. Только военные грузы или правительственных людей.
Всякие признаки жизни за окном исчезли в пелене дождя. Создавалось впечатление, что дорога идет через пустыню. Машина вдруг задергалась, понемногу замедляя движение, пока не остановилась совсем. Водитель хрюкнул и сполз со своего кресла наружу, в дождь. Ну вот! Эта дребезжащая таратайка сломалась, не успев отъехать от города и пяти километров! Оскар сжал зубы и кулаки, пытаясь подавить нахлынувшую волну гнева. Снаружи послышались вопли, похожие на крики осла. Плюгавый шофер неловко подпрыгивал где-то у заднего колеса.
– Попался-я!! – с трудом можно было различить в этих звуках. Оскар недоуменно нахмурился:
– Что ты орешь, парень?
Сзади донеслось еле слышное бульканье.
– Бм-мум! Ты сейчас поджаришься, заграничный ублюдок, а я потом выгребу из золы твои денежки!
Ну и наглец! Скорее всего, мужичок просто сумасшедший – он думает, будто жертва будет сгорать ему на радость. Оскар не спеша вытащил пистолет и попытался вылезти через дверь. Вот именно – попытался! Что-то крепко держало его на кресле, не давая двинуться ни на сантиметр.
– Что? Задергался? – радостно завопил проклятый мадьяр, глядя, как судорожные рывки пленника качают дряхлый грузовик. – Ничего не выйдет, ублюдочная вонючка! В сиденье-то был мешочек с клеем. Ты сел, а он через дырочки выдавился! Хороший клей, он что хочешь клеит.
– Эй, подожди! – испуганно крикнул Оскар. – Зачем же ты жжешь машину? Возьми деньги и отпусти меня. Шофер визгливо рассмеялся:
– А ты потом меня найдешь и пу-пух! Нету бедного Ковача. Не пойдет… А машина… Машина государственная, пускай горит. Ей давно уж пора на покой.
Невыносимо долго возился этот мерзкий Ковач со спичками, заставляя Оскара дрожать от страха и безысходности. Так глупо! Умирать сейчас и здесь, преодолев столько трудностей и опасностей. Он замолотил ногами и немного сполз вниз. Воротник заскреб по затылку, и он вдруг почувствовал волну жара: как он мог быть таким придурком! Страх быстро исчез, уступив место дикой злобе.
Оскар живо выскользнул из плаща и очутился снаружи. Не спеша он обошел машину сзади, где у левого колеса согнулся шофер, который безуспешно пытался разжечь отсыревшие спички. От его скрюченного тельца к баку вилась грязная веревочка, благоухавшая соляркой. Левый Оскаров ботинок с чмоканьем впился в узкую спину и опрокинул противника на асфальт, лицом прямо в лужу. На желтой курточке остался грязный тупоносый след, оставленный разящей подошвой. Мадьяр, не вставая, быстро повернулся и сел, ошарашено смаргивая мутные капли с ресниц.
– У-уу! – промычал он. – Ты! Т-ты хочешь убить меня?
– А по-твоему, я должен угостить тебя чаем с ромом, чтобы ты, не дай бог, не простыл? Может, помочь с огоньком?
Шофер сник и захныкал, невнятно бормоча что-то о детях.
– А ты о моих подумал? – Оскар взял его за шиворот и поволок к кабине. – Тебе повезло, мадьярский недоносок. Я и так уже убил чересчур много людей, чтобы мараться еще таким никчемным типом, как ты.
Он поставил переставшего хныкать шофера на ноги, прислонив его спиной к дверке, О1вел руку с пистолетом к левому плечу и несильно стукнул торцом рукоятки по губам венгра. Тот резко отдернул голову, стукнулся макушкой о стекло, а потом заревел, как маленький ребенок. Кровь, смешиваясь с дождем и слезами, капала на курточку. Оскар отвернулся с гримасой отвращения на лице.
– Заткнись, идиот! Бери свою солярку и отдирай мой плащ. А после прокатимся с тобой куда-нибудь, например, до Секешфехервара.
Услышав последнюю фразу, шофер перестал рыдать.
– Фле! Нет! – прошепелявил он, выпуская изо рта розовый пузырь. – Это слишком далеко. Оскар слащаво улыбнулся:
– А ты, дружище, знаешь, как это больно, когда тебе в коленку попадает пуля? Поверь, боль просто невыносима! К тому же, с такой раной никто не будет возиться. Тебе отпилит ногу тупой ножовкой какой-нибудь пьяный коновал в ближайшей деревне.
Секешфехервар разом сделался ближе. Все возражения испарились.
Через четыре часа Оскар слез с выпотрошенного сидения там, где Восьмая магистраль переходит в улицу Палотаи.
– Привет, паренек! Береги коленки… – сказал он, помахав шляпой бледному шоферу, судорожно включавшему заднюю передачу.
Тучи над головой стремительно улетали к Адриатике, обнажая клонящееся к горизонту багровое солнце. Оскар поглядел на сизый смог, висящий над «временной» столицей Венгрии, нахлобучил шляпу поглубже и пошел мимо огромного водородного завода, обгоняемый автомобилями, велосипедами и бронетранспортерами.
14. НИ ШАГУ ВПЕРЕД?
По мере приближения жилых кварталов на улице прибывало движения. По мостовой шныряли серебристые, практически не потерявшие своего загадочно-неземного вида, электромобили, приземистые трейлеры, волочившие грузовые и пассажирские прицепы. По тротуарам куда-то торопились люди. Главным образом, женщины разных возрастов и комплекций, но, в основном, пожилые и располневшие. Почти все были одеты в длинные, одинаково скроенные шорты и короткорукавные рубашки. Сложенные плащи колыхались за спинами, как мрачные серые крылья. Оскар шел, шелестя тяжелыми полами своего грязного, пахнувшего соляркой плаща, стараясь при этом убеждать себя, что это отличие, в буквальном смысле разительное, нисколько его не волнует. И остальных оно тоже мало волновало. Никто не шарахался и даже не смотрел в его сторону: здесь навидались всякого. Оскар включил инфравизор в очках, что дало ему возможность досконально изучать каждую хорошенькую девушку, проходящую мимо. Однако мелькание красных силуэтов вскоре ему надоело. Он вновь нажал кнопку, чтобы разглядывать только ножки, но зато в их истинном первозданном виде. Будто в насмешку, все встреченные ноги вдруг стали соревноваться в уродливости. Мимо мелькали сухие, волосатые, кривые, грязные, покрытые синяками конечности. Увидев пару со складками жира, свисающими на коленки, Энквист вздохнул и отвернулся. Дома, отделенные от проезжей части полосой высоких деревьев, выглядели гораздо лучше, чем хибары на окраинах. Это были огромные комплексы из множества слившихся друг с другом домов, расположенных по кругу. Наружу смотрели стены, состоящие из зеркальных стекол, а внутри – чего там только не было! К внутренним стенам примыкало громадное цилиндрическое здание из нескольких высоких этажей. На верхнем – парк под прозрачной крышей, с большим бассейном посередине. На остальных этажах – то, что смог придумать конкретный архитектор, строивший комплекс. Спортивный этаж с кортами, гимнастическими залами, саунами и прочим, этаж магазинов и ресторанов (а то и два), множество надземных и подземных гаражей. Оскар не раз бывал в подобных штуках, которые, как грибы, вырастали по всему земному шару в начале века. Великолепные сооружения, что и говорить! Но жить в них сейчас – просто жуть. Парки заброшены или вырублены, в бассейнах па дне чуть-чуть затхлой воды, гаражи оглушительно пусты…
Аллея неухоженных деревьев кончилась. За последними стволами громоздилась толстая высоченная тумба – посадочная площадка монорельса. Из вершины ее выходили разбегавшиеся в разные стороны балки, по которым когда-то скользили яркие красно-синие вагончики. Теперь рельсы были заляпаны пятнами, оставляемыми кислотными дождями, а изоляция, выдранная ветром, свисала вниз, как нищенские лохмотья. Балки, неуклонно возвышаясь, убегали прочь, к другим тумбам, высившимся над домами по всему городу. Вокруг теснились многоэтажные дома, но выглядели они намного бледнее, чем предыдущие. Эти монстры, глядящие друг на друга переплетениями бетона и стекла, строили в прошлом веке. Здесь располагались конторы и фирмы, но больше всего было магазинов, баров и кафе. Улицы просто кишели народом: последний раз Оскар видел такое скопление людей в Генуе, когда он сходил на берег с теплохода. Женщины и, изредка, мужчины опустошали прилавки, поедали обеды в кафе и вновь спешили на остановки, чтобы ехать по домам. Сколько же сейчас времени? Оскар давным-давно не следил за часами, поглядывая на них всего пару раз за день, но теперь это было принципиально важно. Внутри золотого корпуса с буквами «С. К. П. Ч.» горели ярко-красные цифры. Часы, почувствовавшие нужное движение руки, мило проворковали: «Семнадцать часов сорок семь минут, будапештское время!»
– Замолчи! – прошипел им Оскар и принялся оглядываться по сторонам. Желудок, очевидно, успел услышать, сколько натекало, и поэтому громко злобно заурчал. Вот мимо идет женщина с прекрасными золотистыми волосами, разделенными на две связанные концами косы. У нее симпатичные гладкие колени, почти совсем открытая высокая грудь, полные алые губы… Что-то свело внизу живота. Теперь другой орган вспомнил, сколько не кормили его. Когда же он был с женщиной? Аксакалы тогда были голозадыми мальчишками. Оскара страшно потянуло догнать прошедшую мимо, но глянувшую на него с любопытством красавицу, задать ей какой-нибудь дурацкий вопрос, завязать знакомство и очнуться завтра утром рядом с пей в постели. Он мог бы жить здесь, в бедном мужчинами городе, как у Христа за пазухой… Мешало одно «но». Очень скоро пришло бы время расставаться, а Оскар не мог переживать расставания безболезненно, если он проводил с женщиной более одной ночи. Это его и остановило.
Оскар долго смотрел вслед уходящей мадьярке, не в силах оторвать взгляда от ее круглых, туго обтянутых белой тканью ягодиц. Черт возьми, найти шлюху, что ли? Он пошел дальше, отворачиваясь от встречных. Он старался смотреть на нищих, сидящих у стен домов десятками – по крайней мере, эти грязные смердящие существа вызывали чувства, противоположные сексуальному возбуждению. Инвалиды войны, чаще всего пожилые, с сединой в волосах ветераны, уже не пригодные к половой жизни, гнусили через всклокоченные бороды, желая всем прохожим здоровья и протягивая культи за подаянием. По улице с тихим ворчанием прополз серый полицейский броневичок. Оскар решил не рисковать и, прежде чем высунувшийся из люка, увешанный медалями, старый стервятник смог заметить в толпе его мрачную фигуру, скрылся за первой попавшейся дверью. Очевидно, кроме прочего его вел голод, потому что помещение оказалось пунктом питания (правда, в сознании Энквиста смутно отложилось название, выбитое пластиком на входной двери, – «Бездонная кружка»).
Естественно, это был подвальный кабачок, и вниз надо было спускаться по скрипучей узкой лесенке, а светом здесь не баловали – то ли имидж, то ли экономия. Народу в заведении оказалось немного: около низкой стойки развалился безобразно толстый мужчина, да в самом темном углу притаился кто-то маленький, с лопоухой головой и маленькими ручками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Улица, по которой он шел, слилась с другой. Скоро на обочине появилась огромная пластиковая кисть, указующая перстом вдаль. На пальце было написано: «Магистраль № 87. 2-й класс». Оскар злобно пнул «скульптуру» в мизинец и пошел дальше. Дорога поднималась на насыпь, а внизу раскинулись окруженные заборами и колючей проволокой поля, на которых копошились заключенные местного концлагеря. Что они делали в такую погоду? Впрочем, тюремщики вполне могли заставить их поливать эти угодья, ведь это смотрится очень уморительно из сухой теплой комнаты.
Свистопляску ветра вдруг разорвал рев, заставивший обернуться и отскочить на обочину. Его догоняло грохочущее чудище, судя по звуку, работавшее на нефтяном или спиртовом топливе. Оскар быстро сунул в карман пистолет и встал посреди дороги, твердо намереваясь стрелять, если мадьяр задумает проехать мимо. Пистолет остался на месте: грузовик, шумно вздохнув пневматическими тормозами, остановился. Дверца со стороны пассажира широко распахнулась, едва ли не стукнув по крылу. Оскар прошлепал к ней и забрался внутрь. Водителем был плюгавый мужичок с выпученными глазами, которые смотрели на попутчика нехорошим жабьим взглядом. Шофер буркнул:
– Придерживай дверь! – и принялся дергать палку, торчавшую из пола. Оскар с некоторым трудом вспомнил, что такая штука называлась «рычаг переключения передач», а ставили его на автомобили лет сорок назад. Сцепляющиеся шестеренки натужно заскрипели, и грузовик двинулся вперед. Из разбитого лобового стекла па Оскара хлынули потоки мокрого воздуха.
– Да! – вдруг встрепенулся мужчина. – А деньги? Давай деньги, или высажу!
– Докуда ты меня довезешь?
– До Шомбатхели.
– Тогда держи серебряный четвертак. Приедем – получишь еще один.
Водитель что-то буркнул, но вслух возражать не стал.
– В Шомбатхели есть железная дорога? Ответ последовал не сразу.
– Угу. Но гражданских по ней не возят. Только военные грузы или правительственных людей.
Всякие признаки жизни за окном исчезли в пелене дождя. Создавалось впечатление, что дорога идет через пустыню. Машина вдруг задергалась, понемногу замедляя движение, пока не остановилась совсем. Водитель хрюкнул и сполз со своего кресла наружу, в дождь. Ну вот! Эта дребезжащая таратайка сломалась, не успев отъехать от города и пяти километров! Оскар сжал зубы и кулаки, пытаясь подавить нахлынувшую волну гнева. Снаружи послышались вопли, похожие на крики осла. Плюгавый шофер неловко подпрыгивал где-то у заднего колеса.
– Попался-я!! – с трудом можно было различить в этих звуках. Оскар недоуменно нахмурился:
– Что ты орешь, парень?
Сзади донеслось еле слышное бульканье.
– Бм-мум! Ты сейчас поджаришься, заграничный ублюдок, а я потом выгребу из золы твои денежки!
Ну и наглец! Скорее всего, мужичок просто сумасшедший – он думает, будто жертва будет сгорать ему на радость. Оскар не спеша вытащил пистолет и попытался вылезти через дверь. Вот именно – попытался! Что-то крепко держало его на кресле, не давая двинуться ни на сантиметр.
– Что? Задергался? – радостно завопил проклятый мадьяр, глядя, как судорожные рывки пленника качают дряхлый грузовик. – Ничего не выйдет, ублюдочная вонючка! В сиденье-то был мешочек с клеем. Ты сел, а он через дырочки выдавился! Хороший клей, он что хочешь клеит.
– Эй, подожди! – испуганно крикнул Оскар. – Зачем же ты жжешь машину? Возьми деньги и отпусти меня. Шофер визгливо рассмеялся:
– А ты потом меня найдешь и пу-пух! Нету бедного Ковача. Не пойдет… А машина… Машина государственная, пускай горит. Ей давно уж пора на покой.
Невыносимо долго возился этот мерзкий Ковач со спичками, заставляя Оскара дрожать от страха и безысходности. Так глупо! Умирать сейчас и здесь, преодолев столько трудностей и опасностей. Он замолотил ногами и немного сполз вниз. Воротник заскреб по затылку, и он вдруг почувствовал волну жара: как он мог быть таким придурком! Страх быстро исчез, уступив место дикой злобе.
Оскар живо выскользнул из плаща и очутился снаружи. Не спеша он обошел машину сзади, где у левого колеса согнулся шофер, который безуспешно пытался разжечь отсыревшие спички. От его скрюченного тельца к баку вилась грязная веревочка, благоухавшая соляркой. Левый Оскаров ботинок с чмоканьем впился в узкую спину и опрокинул противника на асфальт, лицом прямо в лужу. На желтой курточке остался грязный тупоносый след, оставленный разящей подошвой. Мадьяр, не вставая, быстро повернулся и сел, ошарашено смаргивая мутные капли с ресниц.
– У-уу! – промычал он. – Ты! Т-ты хочешь убить меня?
– А по-твоему, я должен угостить тебя чаем с ромом, чтобы ты, не дай бог, не простыл? Может, помочь с огоньком?
Шофер сник и захныкал, невнятно бормоча что-то о детях.
– А ты о моих подумал? – Оскар взял его за шиворот и поволок к кабине. – Тебе повезло, мадьярский недоносок. Я и так уже убил чересчур много людей, чтобы мараться еще таким никчемным типом, как ты.
Он поставил переставшего хныкать шофера на ноги, прислонив его спиной к дверке, О1вел руку с пистолетом к левому плечу и несильно стукнул торцом рукоятки по губам венгра. Тот резко отдернул голову, стукнулся макушкой о стекло, а потом заревел, как маленький ребенок. Кровь, смешиваясь с дождем и слезами, капала на курточку. Оскар отвернулся с гримасой отвращения на лице.
– Заткнись, идиот! Бери свою солярку и отдирай мой плащ. А после прокатимся с тобой куда-нибудь, например, до Секешфехервара.
Услышав последнюю фразу, шофер перестал рыдать.
– Фле! Нет! – прошепелявил он, выпуская изо рта розовый пузырь. – Это слишком далеко. Оскар слащаво улыбнулся:
– А ты, дружище, знаешь, как это больно, когда тебе в коленку попадает пуля? Поверь, боль просто невыносима! К тому же, с такой раной никто не будет возиться. Тебе отпилит ногу тупой ножовкой какой-нибудь пьяный коновал в ближайшей деревне.
Секешфехервар разом сделался ближе. Все возражения испарились.
Через четыре часа Оскар слез с выпотрошенного сидения там, где Восьмая магистраль переходит в улицу Палотаи.
– Привет, паренек! Береги коленки… – сказал он, помахав шляпой бледному шоферу, судорожно включавшему заднюю передачу.
Тучи над головой стремительно улетали к Адриатике, обнажая клонящееся к горизонту багровое солнце. Оскар поглядел на сизый смог, висящий над «временной» столицей Венгрии, нахлобучил шляпу поглубже и пошел мимо огромного водородного завода, обгоняемый автомобилями, велосипедами и бронетранспортерами.
14. НИ ШАГУ ВПЕРЕД?
По мере приближения жилых кварталов на улице прибывало движения. По мостовой шныряли серебристые, практически не потерявшие своего загадочно-неземного вида, электромобили, приземистые трейлеры, волочившие грузовые и пассажирские прицепы. По тротуарам куда-то торопились люди. Главным образом, женщины разных возрастов и комплекций, но, в основном, пожилые и располневшие. Почти все были одеты в длинные, одинаково скроенные шорты и короткорукавные рубашки. Сложенные плащи колыхались за спинами, как мрачные серые крылья. Оскар шел, шелестя тяжелыми полами своего грязного, пахнувшего соляркой плаща, стараясь при этом убеждать себя, что это отличие, в буквальном смысле разительное, нисколько его не волнует. И остальных оно тоже мало волновало. Никто не шарахался и даже не смотрел в его сторону: здесь навидались всякого. Оскар включил инфравизор в очках, что дало ему возможность досконально изучать каждую хорошенькую девушку, проходящую мимо. Однако мелькание красных силуэтов вскоре ему надоело. Он вновь нажал кнопку, чтобы разглядывать только ножки, но зато в их истинном первозданном виде. Будто в насмешку, все встреченные ноги вдруг стали соревноваться в уродливости. Мимо мелькали сухие, волосатые, кривые, грязные, покрытые синяками конечности. Увидев пару со складками жира, свисающими на коленки, Энквист вздохнул и отвернулся. Дома, отделенные от проезжей части полосой высоких деревьев, выглядели гораздо лучше, чем хибары на окраинах. Это были огромные комплексы из множества слившихся друг с другом домов, расположенных по кругу. Наружу смотрели стены, состоящие из зеркальных стекол, а внутри – чего там только не было! К внутренним стенам примыкало громадное цилиндрическое здание из нескольких высоких этажей. На верхнем – парк под прозрачной крышей, с большим бассейном посередине. На остальных этажах – то, что смог придумать конкретный архитектор, строивший комплекс. Спортивный этаж с кортами, гимнастическими залами, саунами и прочим, этаж магазинов и ресторанов (а то и два), множество надземных и подземных гаражей. Оскар не раз бывал в подобных штуках, которые, как грибы, вырастали по всему земному шару в начале века. Великолепные сооружения, что и говорить! Но жить в них сейчас – просто жуть. Парки заброшены или вырублены, в бассейнах па дне чуть-чуть затхлой воды, гаражи оглушительно пусты…
Аллея неухоженных деревьев кончилась. За последними стволами громоздилась толстая высоченная тумба – посадочная площадка монорельса. Из вершины ее выходили разбегавшиеся в разные стороны балки, по которым когда-то скользили яркие красно-синие вагончики. Теперь рельсы были заляпаны пятнами, оставляемыми кислотными дождями, а изоляция, выдранная ветром, свисала вниз, как нищенские лохмотья. Балки, неуклонно возвышаясь, убегали прочь, к другим тумбам, высившимся над домами по всему городу. Вокруг теснились многоэтажные дома, но выглядели они намного бледнее, чем предыдущие. Эти монстры, глядящие друг на друга переплетениями бетона и стекла, строили в прошлом веке. Здесь располагались конторы и фирмы, но больше всего было магазинов, баров и кафе. Улицы просто кишели народом: последний раз Оскар видел такое скопление людей в Генуе, когда он сходил на берег с теплохода. Женщины и, изредка, мужчины опустошали прилавки, поедали обеды в кафе и вновь спешили на остановки, чтобы ехать по домам. Сколько же сейчас времени? Оскар давным-давно не следил за часами, поглядывая на них всего пару раз за день, но теперь это было принципиально важно. Внутри золотого корпуса с буквами «С. К. П. Ч.» горели ярко-красные цифры. Часы, почувствовавшие нужное движение руки, мило проворковали: «Семнадцать часов сорок семь минут, будапештское время!»
– Замолчи! – прошипел им Оскар и принялся оглядываться по сторонам. Желудок, очевидно, успел услышать, сколько натекало, и поэтому громко злобно заурчал. Вот мимо идет женщина с прекрасными золотистыми волосами, разделенными на две связанные концами косы. У нее симпатичные гладкие колени, почти совсем открытая высокая грудь, полные алые губы… Что-то свело внизу живота. Теперь другой орган вспомнил, сколько не кормили его. Когда же он был с женщиной? Аксакалы тогда были голозадыми мальчишками. Оскара страшно потянуло догнать прошедшую мимо, но глянувшую на него с любопытством красавицу, задать ей какой-нибудь дурацкий вопрос, завязать знакомство и очнуться завтра утром рядом с пей в постели. Он мог бы жить здесь, в бедном мужчинами городе, как у Христа за пазухой… Мешало одно «но». Очень скоро пришло бы время расставаться, а Оскар не мог переживать расставания безболезненно, если он проводил с женщиной более одной ночи. Это его и остановило.
Оскар долго смотрел вслед уходящей мадьярке, не в силах оторвать взгляда от ее круглых, туго обтянутых белой тканью ягодиц. Черт возьми, найти шлюху, что ли? Он пошел дальше, отворачиваясь от встречных. Он старался смотреть на нищих, сидящих у стен домов десятками – по крайней мере, эти грязные смердящие существа вызывали чувства, противоположные сексуальному возбуждению. Инвалиды войны, чаще всего пожилые, с сединой в волосах ветераны, уже не пригодные к половой жизни, гнусили через всклокоченные бороды, желая всем прохожим здоровья и протягивая культи за подаянием. По улице с тихим ворчанием прополз серый полицейский броневичок. Оскар решил не рисковать и, прежде чем высунувшийся из люка, увешанный медалями, старый стервятник смог заметить в толпе его мрачную фигуру, скрылся за первой попавшейся дверью. Очевидно, кроме прочего его вел голод, потому что помещение оказалось пунктом питания (правда, в сознании Энквиста смутно отложилось название, выбитое пластиком на входной двери, – «Бездонная кружка»).
Естественно, это был подвальный кабачок, и вниз надо было спускаться по скрипучей узкой лесенке, а светом здесь не баловали – то ли имидж, то ли экономия. Народу в заведении оказалось немного: около низкой стойки развалился безобразно толстый мужчина, да в самом темном углу притаился кто-то маленький, с лопоухой головой и маленькими ручками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52