Станда считает минуты. Вот теперь, верно, входит Андрее, на голове у него пропотевшая шапка, в руке лампа; он пересчитывает глазами команду. Один, два, три, четыре... где же пятый? "Здесь, отзывается шепотом Станда,- я здесь!" - "Ну, пошевеливайтесь, пошли", сердито подгоняет Андрее. "Ладно, мы сейчас..." Теперь они идут гуськом к клети, позвякивая покачивающимися лампами; всем им не до разговоров.
"Бог в помощь, ребята!" Клеть проваливается в черную шахту; у Андреса твердеет лицо, дед Суханек шевелит губами, словно молится, Матула сопит, Пепек судорожно зевает, а длинный Адам загораживает лампочку рукой и глядит в пустоту; лишь Мартинек сияет улыбкой, спокойной и несколько сонной. И без конца бежит и бежж вверх черная стена, словно команда проваливается в бездонный колодец... "Ребята,- хочется крикнуть Станде, - бог в помощь!" И ему чудится, будто он спускается вместе с ними и смотрит вверх, куда все бегут и бегут черные отпотевшие стены.
Трр, толчок - и клеть останавливается; бригада шагает вразвалку под вереницей электрических лампочек по бесконечному сводчатому коридору: впереди Андрее, ему бы саблю в руки - ать-два, ать-два, правое плечо вперед - и первая команда цепочкой растягивается по черному откаточному штреку. Станда словно смотрит им вслед издалека; пять лампочек мерно раскачиваются и мерцают все дальше и дальше, теряясь в бездне тьмы; и еще поворот налево; бледный высокий человек открывает дощатую дверцу, - бог в помощь! Навалился душный тяжелый воздух восемнадцатого штрека, и Станда невольно начал дышать ртом. "Жарко, верно?" - с улыбкой спрашивает Мартинек, точно они идут полевой тропкой. Остается совсем немного - они, вероятно, добрались уже до того места, где Мартинек с Матулой исправляли деревянную крепь; сколько тут новых подпорок, и новые здоровенные раскосы... Вон уже видны лампочка и кожаный шлем Хансена. Андрее выпячивает грудь и повоенному щелкает каблуками: "Докладывает первая команда: десятник Андрее, забойщики Адам и Суханек, крепильщик Мартинек, каменщик Матула, подручный забойщика Фалта и откатчик Пулпан".-"Что, разве Станда тоже тут?"
- Конечно, я тоже, - шепчет Станда с закрытыми глазами. - Где же мне быть, как не с вами!
Сейчас ребята, наверное, снимают пиджаки и рубашки, прикидывает Станда; остается поплевать на ладони, и можно браться за дело. Ага, эти лодыри из других команд по крайней мере привели в порядок завалившийся штрек, но остальное осталось, как было при нас; надо кончать сбойку, ребята! Долговязый Адам натягивает на голову кислородную маску со слоновьим хоботом и стягивает ремни; вот он уже на коленях, и - рраз! - вползает под обвалившуюся кровлю; сейчас вдали застрекочет его отбойный молоток. Пепек, вероятно, бранится и тоже надевает маску; потом он нагнется, вильнет задом и исчезнет в завале. Через минуту загремит его лопата в вырубленной породе. Так, теперь ты, Станда! Грузи живей, чтобы ничего не валялось на дороге!
Немного поодаль стучат по крепи, как два дятла, Мартинек и Матула; Хансен озабоченно следит за контрольной лампочкой, обходя штрек; Андрее ходит за ним следом, а дед Суханек уже прикрепляет маску, готовый сменить Адама. Ну-ка, Станда, покажи теперь, на что ты способен! Ведь есть в команде некий Станда Пулпан, который раньше учился в реальном, а теперь стал откатчиком первой спасательной. Итак, этот Станда берег лопату и грузит пустую породу в вагонетку; лопата в его руках летает, как перышко, и дед Суханек от удивления покачивает своим слоновьим хоботом. Как у тебя, сынок, нынче работа-то спорится! И Андрее останавливается и глядит, - так, последняя лопата - и вагонетка полна; и Станда одной рукой, одной левой, толкает эту вагонетку, бежит с ней рысью, гоп-ля! - через поворотный круг и тормозит на другой колее; и вот он уже с грохотом мчится обратно с новой, пустой вагонеткой. Адам как раз вылез из дыры, снимает маску и, опершись о стену, трет костлявыми кулаками глаза, залитые потом. Станда берет лопату и грузит вторую вагонетку - углем. Адам впалыми глазами следит, как мелькает в воздухе лопата. "Не так быстро, Станда, - бормочет он, пытаясь улыбнуться,- ведь мы не поспеваем рубать!" Вылезает Пепек и срывает маску; он собрался было смачно выругаться, да бросил взгляд на Станду. "Каков наш откатчик! - ворчит он. - Видно, придется мне подбросить ему еще уголька!" А Станда уже мчится во весь дух со второй нагруженной вагонеткой, не чуя ее веса. Крепильщик с улыбкой оглядывается ему вслед: "Славно у нас нынче работа идет!.. Придется нам поднажать, ребята, чтобы за ним угнаться!.." И все начинают двигаться быстрее, еще быстрее... Запальщик Андрее бегает по штреку, словно серая мышь, лампа Хансена мигает то на одном, то на другом конце штрека, крепильщик Мартинек с Матулой лишь шевельнут руками - и, глядь, уже стоят новые противовзрывные оклады - стойки, распорки и переклады; а из завала сплошным потоком льется уголь, и Станда носится с вагонеткой туда и обратно, туда и обратно, теперь уже зигзагами, кружится по каким-то запутанным подземным ходам и не может остановиться. "Да я не найду обратной дороги к команде!" - испугался он и проснулся. Оказывается, он задремал сидя, уткнувшись носом в больную руку, и слегка вспотел, и сердце у него часто бьется.
"Уж не лихорадка ли у меня", - тревожно подумал он, прижав руку к сердцу. Нет, оно бьется уже спокойнее. Скоро семь - значит, команда отработала половину смены. Сейчас Мартинек достанет свой ломоть хлеба с салом - он вообще очень любит поесть.
"Ну как, ребята, подвигается работа?" - "Сволочная работа, приятель, сплевывает Пепек, - а тут еще эта идиотская маска на роже! Но мы скоро пробьемся насквозь; надо довести работу до конца, черт побери, не оставлять же другой команде!" Из дыры выползает дед Суханек. "Ребятки, скоро кончим!-радостно тараторит он.-Там гулко так отдает!"
"Постойте-ка, - говорит Андрее. - Сбойка - это самое трудное; как пробьешь целик, может обвалиться кровля. Надо решить, кто пойдет добровольно. Я бы, к примеру, пошел", - спокойно предлагает он.
"Не выйдет, - возражает Суханек. - Потом скажут еще, мол, ни один шахтер не захотел лезть. Это дело проходчиков",
"Я закончу сбойку", - бормочет Адам и собирается надеть маску; но тут перед Адамом вырастает Станда.
"Вы не пойдете туда, Адам. Вы не имеете права".
"Почему... почему не имею права?.." "Потому что вас любит Мария] Разве вы не видите этого, дружище?! Да вылезьте вы наконец из своей черной шахты, скажите ей: ну вот, Марженка, быть может, теперь удастся все исправить; разве мало мы с тобой мучились! Адам, слушайте, вам обязательно надо вернуться домой!.." "Станда прав, - присоединяется команда, - поглядите, каков парень, кто бы подумал! Ты, Адам, туда не пойдешь, дело решенное. Ребята, кто полезет?" "Я, - вполголоса говорит Станда, ворочаясь на своей постели. -- Ребята, пустите меня туда! Я еще ничего толкового не сделал... Кому я нужен? Глядите, только у меня никого нет! Ну, прошу вас, господин Андрее, прошу вас, ребята..." Станда видит совсем близко ввалившиеся глаза Адама - в них такое странное выражение.
"Станда, - глухо спрашивает Адам, - это правда... что Мария меня любит? Ты точно знаешь?" "Да, знаю. Ведь я сам любил ее, дружище... Иди же, иди к ней, оставьте вы меня наконец в покое!" И они пустят меня, улыбается Станда с закрытыми глазами. - Я проползу до самого конца... па животе... теперь - насадить зубок; осторожно, чтобы его не заклинило! Хорошенько нажать... видите, какие пустяки! Та-та-та-та, ррта-та-тат-та, целик поддается, дробится, распадается, трещит, рука уже чувствует порыв воздуха с той стороны. Трах! - стена проломилась... ребята, мы пробились! Эй, вы еще живы, вы трое? Жив ли еще Иозеф Мадр, и Ян Рамас, и Кулда Антонин, отец семерых детей? Докладывает первая спасательная: Аксель Хансен, запальщик Андрее, забойщик Адам, дед Суханек, крепильщик Мартинек, каменщик Матула, Фалта Пепек и последний - Пулпан Станислав, с позволения сказать, откатчик... Но тут кто-то дергает Станду за ногу и кричит: "Назад!.." Что случилось? Ничего, только сверху оесшумно и медленно сползает огромный камень, отрывается и страшной тяжестью обрушивается на левую руку Станды. Это конец. Над головой гремит, и камень неотвратимо падает и крушит грудную клетку и сердце откатчика Пулпана.
- Это конец, -- шепчет Станда и широко открывает глаза. Он видит белую комнату, белые голые стены, белый мирный потолок и с трудом переводит дух. Отчего вдруг так сдавило грудь? Какая невыносимая тяжесть!
Семь часов. Станда соскакивает с постели и звонит- куда девали мою одежду? Мне ведь надо пойти к товарищам, надо дождаться их после смены!
- Где моя одежда? - настойчиво сквозь зубы требует он у маленькой перепуганной сестры. - Мне нужно выйти!
В конце концов сестра, не выдав одежды, приводит к нему молодого врача. Станда лихорадочно объясняет, что он должен пойти к своей команде, но доктор молча сует ему под мышку термометр.
- Я совсем здоров, - стучит зубами Станда, - пожалуйста, пожалуйста, пустите меня к нашим!
Молодой врач пожимает плечами - жара нет, но нужно соблюдать порядок; больница - не проходной двор.
- Знаете что, - решает он после долгих размышлений,- я буду сегодня вечером в заводской гостинице. Сейчас отправляйтесь куда угодно-, но к одиннадцати зайдите туда за мной. Я захвачу вас с собой на обратном пути в больницу, чтобы вам не беспокоить привратника. Желаю хорошо повеселиться, задумчиво добавил молодой врач, очевидно считая, что тут замешана какая-нибудь девушка.
Но одеться, оказывается, очень трудно - Станда не может просунуть левую руку в рукав. Маленькая сестра, внимательно моргая, закалывает пиджак булавкой у самого подбородка, чтобы вид у Станды был более или менее приличен; рука на перевязи под пиджаком, воротник поднят, вот так; его провожают до самых ворот, и теперь он может идти куда угодно!
Уже восемь часов, быстро смеркается; Станда бежит к шахте "Кристина". Сейчас, вероятно, приходит следующая смена, докладывает десятник Казпмоур со своей командой. Ребята натягивают на себя рубахи, изредка перебрасываясь скупыми словами; а теперь они тянутся разорванной цепочкой, раскачивая лампы, и молчат. То тут, то там вспыхивают вечерние огоньки, зажигаются дуговые лампы над "Мурнау" и Рудольфовой шахтой, красное зарево встает над коксовыми заводами; вдоль черных улиц протянулись огненные ожерелья фонарей; Станда прибавляет шагу. Теперь, должно быть, товарищи идут по бесконечному коридору с вереницей электрических лампочек под сводом. Что это шумит?
Станда остановился и взглянул вверх. Деревья, листья на деревьях! Откуда взялись деревья в откаточном штреке? Сейчас команда, вероятно, уже у клети, поднимается на-гора; от усталости все клюют носом, глаза слипаются, но клеть мчится вверх, все выше и выше, конца не видно; шахтерскими лампочками, что мигают вверху, усыпан весь небосвод; когда глядишь вверх, на звезды, кажется, что весь мир, вся жизнь проваливаются куда-то глубоко, как стены в шахте.
А клеть все возносится в черном бесконечном стволе звездной ночи; Адам устремил в пустоту ввалившиеся глаза, Пепек хмурится и дергает головой, точно ему тесен ворот, Матула тяжело сопит, лицо Андреса твердеет, дед Суханек шевелит губами, словно молится, а крепильщик сияет сонной улыбкой. Теперь клеть замедляет ход -- где-то возле Млечного Пути - и останавливается: бог в помощь! И команда выходит из бескрайней ночи, подмигивая маленькими огоньками своих лампочек. Ребята, смена кончилась!
Станда шагает дальше по черной аллее. Теперь ребята раздеваются в душевой; от Пепека несет потом, Матула почесывается, дед Суханек заводит свою болтовню, Адам тихо идет под душ и начинает свое бесконечное мытье; он крепко трет длинные бедра и впалый живот, серьезно глядя куда-то в пространство глубоко запавшими глазами. "Да-а, ребята, -сладко зевает крепильщик, - ну и смена нынче выдалась!"
Над "Кристиной" сияют дуговые фонари, уже видны ярко освещенные окна машинного зала и черный силуэт копра. Станда прибавляет шагу и рысью мчится к решетчатым воротам. "Как бы не опоздать",-думает он с внезапной тревогой.
У ворот "Кристины" никого нет. Не стоят в ожидании Мария, Хельга, нет неряхи Анчки, нет там даже и тех трех женщин, что стояли, как изваяния, жены шахтеров Иозефа Мадра, отца троих детей, крепильщика Яна Рамаса, отца одного ребенка, и откатчика Антонина Кудлы, отца семерых детей. Станде стало не по себе; странно, что тут никого нет, ведь наша команда не могла еще уйти! Где-то между черными строениями мелькает лампочка - вероятно, ночной сторож или пожарная охрана. Станда терпеливо ждет. "Собственно, мне на шахте уже делать нечего, - говорит он себе, - только пальцы мои там остались. Я похож на женщину с ребенком, когда баюкаю на груди эту дурацкую руку, - подумалось ему. - Хоть бы жены были здесь, с которыми я мог бы ждать: неряха Анчка со своими двумя карапузами, госпожа Хельга с ребенком под сердцем, и Мария, Мария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
"Бог в помощь, ребята!" Клеть проваливается в черную шахту; у Андреса твердеет лицо, дед Суханек шевелит губами, словно молится, Матула сопит, Пепек судорожно зевает, а длинный Адам загораживает лампочку рукой и глядит в пустоту; лишь Мартинек сияет улыбкой, спокойной и несколько сонной. И без конца бежит и бежж вверх черная стена, словно команда проваливается в бездонный колодец... "Ребята,- хочется крикнуть Станде, - бог в помощь!" И ему чудится, будто он спускается вместе с ними и смотрит вверх, куда все бегут и бегут черные отпотевшие стены.
Трр, толчок - и клеть останавливается; бригада шагает вразвалку под вереницей электрических лампочек по бесконечному сводчатому коридору: впереди Андрее, ему бы саблю в руки - ать-два, ать-два, правое плечо вперед - и первая команда цепочкой растягивается по черному откаточному штреку. Станда словно смотрит им вслед издалека; пять лампочек мерно раскачиваются и мерцают все дальше и дальше, теряясь в бездне тьмы; и еще поворот налево; бледный высокий человек открывает дощатую дверцу, - бог в помощь! Навалился душный тяжелый воздух восемнадцатого штрека, и Станда невольно начал дышать ртом. "Жарко, верно?" - с улыбкой спрашивает Мартинек, точно они идут полевой тропкой. Остается совсем немного - они, вероятно, добрались уже до того места, где Мартинек с Матулой исправляли деревянную крепь; сколько тут новых подпорок, и новые здоровенные раскосы... Вон уже видны лампочка и кожаный шлем Хансена. Андрее выпячивает грудь и повоенному щелкает каблуками: "Докладывает первая команда: десятник Андрее, забойщики Адам и Суханек, крепильщик Мартинек, каменщик Матула, подручный забойщика Фалта и откатчик Пулпан".-"Что, разве Станда тоже тут?"
- Конечно, я тоже, - шепчет Станда с закрытыми глазами. - Где же мне быть, как не с вами!
Сейчас ребята, наверное, снимают пиджаки и рубашки, прикидывает Станда; остается поплевать на ладони, и можно браться за дело. Ага, эти лодыри из других команд по крайней мере привели в порядок завалившийся штрек, но остальное осталось, как было при нас; надо кончать сбойку, ребята! Долговязый Адам натягивает на голову кислородную маску со слоновьим хоботом и стягивает ремни; вот он уже на коленях, и - рраз! - вползает под обвалившуюся кровлю; сейчас вдали застрекочет его отбойный молоток. Пепек, вероятно, бранится и тоже надевает маску; потом он нагнется, вильнет задом и исчезнет в завале. Через минуту загремит его лопата в вырубленной породе. Так, теперь ты, Станда! Грузи живей, чтобы ничего не валялось на дороге!
Немного поодаль стучат по крепи, как два дятла, Мартинек и Матула; Хансен озабоченно следит за контрольной лампочкой, обходя штрек; Андрее ходит за ним следом, а дед Суханек уже прикрепляет маску, готовый сменить Адама. Ну-ка, Станда, покажи теперь, на что ты способен! Ведь есть в команде некий Станда Пулпан, который раньше учился в реальном, а теперь стал откатчиком первой спасательной. Итак, этот Станда берег лопату и грузит пустую породу в вагонетку; лопата в его руках летает, как перышко, и дед Суханек от удивления покачивает своим слоновьим хоботом. Как у тебя, сынок, нынче работа-то спорится! И Андрее останавливается и глядит, - так, последняя лопата - и вагонетка полна; и Станда одной рукой, одной левой, толкает эту вагонетку, бежит с ней рысью, гоп-ля! - через поворотный круг и тормозит на другой колее; и вот он уже с грохотом мчится обратно с новой, пустой вагонеткой. Адам как раз вылез из дыры, снимает маску и, опершись о стену, трет костлявыми кулаками глаза, залитые потом. Станда берет лопату и грузит вторую вагонетку - углем. Адам впалыми глазами следит, как мелькает в воздухе лопата. "Не так быстро, Станда, - бормочет он, пытаясь улыбнуться,- ведь мы не поспеваем рубать!" Вылезает Пепек и срывает маску; он собрался было смачно выругаться, да бросил взгляд на Станду. "Каков наш откатчик! - ворчит он. - Видно, придется мне подбросить ему еще уголька!" А Станда уже мчится во весь дух со второй нагруженной вагонеткой, не чуя ее веса. Крепильщик с улыбкой оглядывается ему вслед: "Славно у нас нынче работа идет!.. Придется нам поднажать, ребята, чтобы за ним угнаться!.." И все начинают двигаться быстрее, еще быстрее... Запальщик Андрее бегает по штреку, словно серая мышь, лампа Хансена мигает то на одном, то на другом конце штрека, крепильщик Мартинек с Матулой лишь шевельнут руками - и, глядь, уже стоят новые противовзрывные оклады - стойки, распорки и переклады; а из завала сплошным потоком льется уголь, и Станда носится с вагонеткой туда и обратно, туда и обратно, теперь уже зигзагами, кружится по каким-то запутанным подземным ходам и не может остановиться. "Да я не найду обратной дороги к команде!" - испугался он и проснулся. Оказывается, он задремал сидя, уткнувшись носом в больную руку, и слегка вспотел, и сердце у него часто бьется.
"Уж не лихорадка ли у меня", - тревожно подумал он, прижав руку к сердцу. Нет, оно бьется уже спокойнее. Скоро семь - значит, команда отработала половину смены. Сейчас Мартинек достанет свой ломоть хлеба с салом - он вообще очень любит поесть.
"Ну как, ребята, подвигается работа?" - "Сволочная работа, приятель, сплевывает Пепек, - а тут еще эта идиотская маска на роже! Но мы скоро пробьемся насквозь; надо довести работу до конца, черт побери, не оставлять же другой команде!" Из дыры выползает дед Суханек. "Ребятки, скоро кончим!-радостно тараторит он.-Там гулко так отдает!"
"Постойте-ка, - говорит Андрее. - Сбойка - это самое трудное; как пробьешь целик, может обвалиться кровля. Надо решить, кто пойдет добровольно. Я бы, к примеру, пошел", - спокойно предлагает он.
"Не выйдет, - возражает Суханек. - Потом скажут еще, мол, ни один шахтер не захотел лезть. Это дело проходчиков",
"Я закончу сбойку", - бормочет Адам и собирается надеть маску; но тут перед Адамом вырастает Станда.
"Вы не пойдете туда, Адам. Вы не имеете права".
"Почему... почему не имею права?.." "Потому что вас любит Мария] Разве вы не видите этого, дружище?! Да вылезьте вы наконец из своей черной шахты, скажите ей: ну вот, Марженка, быть может, теперь удастся все исправить; разве мало мы с тобой мучились! Адам, слушайте, вам обязательно надо вернуться домой!.." "Станда прав, - присоединяется команда, - поглядите, каков парень, кто бы подумал! Ты, Адам, туда не пойдешь, дело решенное. Ребята, кто полезет?" "Я, - вполголоса говорит Станда, ворочаясь на своей постели. -- Ребята, пустите меня туда! Я еще ничего толкового не сделал... Кому я нужен? Глядите, только у меня никого нет! Ну, прошу вас, господин Андрее, прошу вас, ребята..." Станда видит совсем близко ввалившиеся глаза Адама - в них такое странное выражение.
"Станда, - глухо спрашивает Адам, - это правда... что Мария меня любит? Ты точно знаешь?" "Да, знаю. Ведь я сам любил ее, дружище... Иди же, иди к ней, оставьте вы меня наконец в покое!" И они пустят меня, улыбается Станда с закрытыми глазами. - Я проползу до самого конца... па животе... теперь - насадить зубок; осторожно, чтобы его не заклинило! Хорошенько нажать... видите, какие пустяки! Та-та-та-та, ррта-та-тат-та, целик поддается, дробится, распадается, трещит, рука уже чувствует порыв воздуха с той стороны. Трах! - стена проломилась... ребята, мы пробились! Эй, вы еще живы, вы трое? Жив ли еще Иозеф Мадр, и Ян Рамас, и Кулда Антонин, отец семерых детей? Докладывает первая спасательная: Аксель Хансен, запальщик Андрее, забойщик Адам, дед Суханек, крепильщик Мартинек, каменщик Матула, Фалта Пепек и последний - Пулпан Станислав, с позволения сказать, откатчик... Но тут кто-то дергает Станду за ногу и кричит: "Назад!.." Что случилось? Ничего, только сверху оесшумно и медленно сползает огромный камень, отрывается и страшной тяжестью обрушивается на левую руку Станды. Это конец. Над головой гремит, и камень неотвратимо падает и крушит грудную клетку и сердце откатчика Пулпана.
- Это конец, -- шепчет Станда и широко открывает глаза. Он видит белую комнату, белые голые стены, белый мирный потолок и с трудом переводит дух. Отчего вдруг так сдавило грудь? Какая невыносимая тяжесть!
Семь часов. Станда соскакивает с постели и звонит- куда девали мою одежду? Мне ведь надо пойти к товарищам, надо дождаться их после смены!
- Где моя одежда? - настойчиво сквозь зубы требует он у маленькой перепуганной сестры. - Мне нужно выйти!
В конце концов сестра, не выдав одежды, приводит к нему молодого врача. Станда лихорадочно объясняет, что он должен пойти к своей команде, но доктор молча сует ему под мышку термометр.
- Я совсем здоров, - стучит зубами Станда, - пожалуйста, пожалуйста, пустите меня к нашим!
Молодой врач пожимает плечами - жара нет, но нужно соблюдать порядок; больница - не проходной двор.
- Знаете что, - решает он после долгих размышлений,- я буду сегодня вечером в заводской гостинице. Сейчас отправляйтесь куда угодно-, но к одиннадцати зайдите туда за мной. Я захвачу вас с собой на обратном пути в больницу, чтобы вам не беспокоить привратника. Желаю хорошо повеселиться, задумчиво добавил молодой врач, очевидно считая, что тут замешана какая-нибудь девушка.
Но одеться, оказывается, очень трудно - Станда не может просунуть левую руку в рукав. Маленькая сестра, внимательно моргая, закалывает пиджак булавкой у самого подбородка, чтобы вид у Станды был более или менее приличен; рука на перевязи под пиджаком, воротник поднят, вот так; его провожают до самых ворот, и теперь он может идти куда угодно!
Уже восемь часов, быстро смеркается; Станда бежит к шахте "Кристина". Сейчас, вероятно, приходит следующая смена, докладывает десятник Казпмоур со своей командой. Ребята натягивают на себя рубахи, изредка перебрасываясь скупыми словами; а теперь они тянутся разорванной цепочкой, раскачивая лампы, и молчат. То тут, то там вспыхивают вечерние огоньки, зажигаются дуговые лампы над "Мурнау" и Рудольфовой шахтой, красное зарево встает над коксовыми заводами; вдоль черных улиц протянулись огненные ожерелья фонарей; Станда прибавляет шагу. Теперь, должно быть, товарищи идут по бесконечному коридору с вереницей электрических лампочек под сводом. Что это шумит?
Станда остановился и взглянул вверх. Деревья, листья на деревьях! Откуда взялись деревья в откаточном штреке? Сейчас команда, вероятно, уже у клети, поднимается на-гора; от усталости все клюют носом, глаза слипаются, но клеть мчится вверх, все выше и выше, конца не видно; шахтерскими лампочками, что мигают вверху, усыпан весь небосвод; когда глядишь вверх, на звезды, кажется, что весь мир, вся жизнь проваливаются куда-то глубоко, как стены в шахте.
А клеть все возносится в черном бесконечном стволе звездной ночи; Адам устремил в пустоту ввалившиеся глаза, Пепек хмурится и дергает головой, точно ему тесен ворот, Матула тяжело сопит, лицо Андреса твердеет, дед Суханек шевелит губами, словно молится, а крепильщик сияет сонной улыбкой. Теперь клеть замедляет ход -- где-то возле Млечного Пути - и останавливается: бог в помощь! И команда выходит из бескрайней ночи, подмигивая маленькими огоньками своих лампочек. Ребята, смена кончилась!
Станда шагает дальше по черной аллее. Теперь ребята раздеваются в душевой; от Пепека несет потом, Матула почесывается, дед Суханек заводит свою болтовню, Адам тихо идет под душ и начинает свое бесконечное мытье; он крепко трет длинные бедра и впалый живот, серьезно глядя куда-то в пространство глубоко запавшими глазами. "Да-а, ребята, -сладко зевает крепильщик, - ну и смена нынче выдалась!"
Над "Кристиной" сияют дуговые фонари, уже видны ярко освещенные окна машинного зала и черный силуэт копра. Станда прибавляет шагу и рысью мчится к решетчатым воротам. "Как бы не опоздать",-думает он с внезапной тревогой.
У ворот "Кристины" никого нет. Не стоят в ожидании Мария, Хельга, нет неряхи Анчки, нет там даже и тех трех женщин, что стояли, как изваяния, жены шахтеров Иозефа Мадра, отца троих детей, крепильщика Яна Рамаса, отца одного ребенка, и откатчика Антонина Кудлы, отца семерых детей. Станде стало не по себе; странно, что тут никого нет, ведь наша команда не могла еще уйти! Где-то между черными строениями мелькает лампочка - вероятно, ночной сторож или пожарная охрана. Станда терпеливо ждет. "Собственно, мне на шахте уже делать нечего, - говорит он себе, - только пальцы мои там остались. Я похож на женщину с ребенком, когда баюкаю на груди эту дурацкую руку, - подумалось ему. - Хоть бы жены были здесь, с которыми я мог бы ждать: неряха Анчка со своими двумя карапузами, госпожа Хельга с ребенком под сердцем, и Мария, Мария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26