А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Нет!.. Это недостойно. Я же дал слово держать себя в руках, и вот с самого начала теряю самообладание и веду себя глупо, как ребенок…
Отсутствие килевой и бортовой качки несомненно доказывает, что корабль еще не вышел в открытое море. Быть может, вместо того чтобы пересечь залив Памлико, он пошел вверх по течению Ньюса?.. Нет!.. Зачем ему забираться в глубь страны? Выкрав. Тома Рока из Хелтфул-Хауса, похитители без сомнения намеревались увезти его из Соединенных Штатов, — вероятно, на один из далеких островов Атлантического океана или в какой-нибудь порт Старого Света. Значит, наш корабль не идет вверх по короткому руслу реки Ньюс. Мы находимся в водах лагуны Памлико во время мертвого штиля.
Пусть так! Но, выйдя в открытое море, корабль не может избежать качки, всегда ощутимой даже при полном безветрии на судах средних размеров. Разве только я нахожусь на борту крейсера или броненосца… а это совершенно невероятно!
Вдруг мне почудилось… В самом деле, я не ошибаюсь… Снаружи слышится шум… шум шагов. Шаги приближаются к железной переборке, к той стене, где находится дверь моей камеры… Вероятно, это кто-нибудь из команды. Отопрут ли мне дверь наконец! Я прислушиваюсь… Люди разговаривают, я слышу голоса, но не могу разобрать им слова. Они говорят на совершенно непонятном языке… Я зову, я кричу… Никакого ответа!
Мне остается только ждать, ждать, ждать! Я твержу это слово, и оно отдается в моей больной голове, словно удары колокола!
Попробуем высчитать, сколько прошло времени.
Судно снялось с якоря не меньше четырех-пяти часов тому назад. По-моему, сейчас уже далеко за полночь. К несчастью, в этой кромешной тьме мои карманные часы не могут мне помочь.
Итак, если мы плывем около пяти часов, корабль должен был уже выйти из залива Памлико, через проток Окракок или Гаттерас — безразлично. Стало быть, он уже ушел на добрую милю в открытое море. И, однако, я не ощущаю никакой качки.
Вот что необъяснимо, вот что невероятно!.. Полно… Неужели я ошибся? Неужели я поддался обману чувств? Разве я не заперт в глубине трюма на некоем неведомом корабле?
Проходит еще час, и вдруг судовые машины прекращают работу. Я совершенно убежден, что теперь судно стоит неподвижно. Неужели оно прибыло на место назначения? В таком случае мы зашли в какой-нибудь порт на побережье, к северу или к югу от залива Памлико. Однако мало вероятно, что, похитив Тома Рока из Хелтфул-Хауса, преступники собираются тут же высадить его на берег. Тогда похищение неизбежно обнаружится, и виновники рискуют попасть в руки американской полиции.
Впрочем, если корабль прибыл на стоянку, я вскоре услышу лязг якорной цепи, пропускаемой через клюз, а когда отданный якорь коснется грунта, последует толчок… Я жду этого толчка, я его почувствую… Это должно случиться скоро… всего через несколько минут.
Я жду… я напрягаю слух.
На судне царит томительная, тревожная тишина. Невольно задаю себе вопрос, есть ли здесь живые существа, кроме меня?
Я чувствую, как мною овладевает странное оцепенение… Воздух отравлен… Мне не хватает дыхания… Грудь давят какая-то тяжесть, и я не в силах сбросить ее.
Пытаюсь бороться… Невозможно… Воздух накалился до того, что я принужден растянуться на полу и скинуть с себя верхнюю одежду. Веки мои тяжелеют, смыкаются, я чувствую полный упадок сил и, наконец, забываюсь глубоким тяжелым сном…
Сколько времени я спал? Не знаю. Ночь теперь или день? Понятия не имею. Прежде всего я замечаю, что мне стало легче дышать. Воздух, наполняющий легкие, уже не отравлен углекислотой.
Значит ли это, что помещение проветрили, пока я спал? Неужели дверь отпирали? Неужели кто-то входил в эту тесную камеру?
Да, и тому есть доказательство.
Моя рука случайно натыкается в темноте на какой-то предмет — сосуд с жидкостью, распространяющей приятный аромат. Я подношу его к пересохшим губам; меня так мучит жажда, что я готов выпить даже соленой морской воды.
Это эль, превосходный эль, — я выпиваю залпом целую пинту — он освежает меня, подкрепляет мои силы.
Однако если тюремщики не дали мне умереть от жажды, не обрекли же они меня, надеюсь, на голодную смерть.
Нет… в углу оставлена корзинка, а в ней круглый хлеб и кусок холодного мяса.
Я принимаюсь за еду, ем с жадностью, и силы мои постепенно восстанавливаются.
Значит, меня не бросили на произвол судьбы, как я боялся. Какие-то люди входили в мою темную конуру и впустили в дверь свежего воздуха, кислорода, без которого я бы задохнулся. Кто-то позаботился о том, чтобы я мог утолять голод и жажду до тех пор, пока меня не освободят.
Как долго продлится мое заточение? Несколько дней? или месяцев?
Впрочем, я не могу ни сосчитать, сколько времени я спал, ни определить, хотя бы приблизительно, который теперь час. Правда, я позаботился завести свои карманные часы, но это часы без боя. Попробую нащупать стрелки… Да, мне кажется, часовая стрелка стала на цифре восемь… вероятно, сейчас восемь часов утра.
В чем я действительно уверен, так это в том, что судно стоит на месте. Внутри не ощущается ни малейшего сотрясения, — по-видимому, двигатель бездействует. Между тем время идет, тянется, проходят бесконечные томительные часы, и я спрашиваю себя, неужели мои тюремщики дожидаются ночи, чтобы снова войти в камеру, проветрить ее, оставить провизию, пока я сплю… Да, они хотят воспользоваться моим сном.
На этот раз я твердо решил бороться с дремотой. Я даже притворюсь спящим… и кто бы ни вошел, я заставлю его ответить на мои вопросы!
6. НА ПАЛУБЕ
Наконец-то я на свежем воздухе и могу дышать полной грудью. Наконец-то меня выпустили из душной каморки и вывели на палубу корабля… Окинув взглядом морскую даль, я нигде не вижу земли. Ничего, кроме круговой линии горизонта, ничего, кроме моря и неба! Нет! Не видно даже смутных очертаний материка на западе, с той стороны, где тянется на тысячи миль побережье Северной Америки.
Заходящее солнце озаряет косыми лучами водную гладь океана… Сейчас, должно быть, около шести часов вечера… Я смотрю на циферблат… Да, шесть часов тринадцать минут.
Вот что произошло за эту ночь, ночь на 17 июня.
Как уже было сказано, я ждал, чтобы отперли дверь моей камеры, твердо решив не поддаваться сну. Я не сомневался, что день уже наступил, но время тянулось, и никто не приходил. От провизии, которую мне принесли, не осталось ни крошки. Я начал страдать от голода, но не от жажды, так как сохранил немного эля.
Вскоре я почувствовал легкое покачивание корпуса судна. Очевидно, шхуна снова вышла в море, проведя ночь на стоянке, должно быть в какой-нибудь пустынной бухте у берега, так как раньше я не ощущал характерных толчков, обычных при бросании якоря.
Было шесть часов, когда за металлической переборкой раздались шаги. Войдет ли кто-нибудь ко мне? Да. Ключ щелкнул в замке, и дверь отворилась. Свет фонаря рассеял глубокий мрак камеры, в которой я провел долгие часы заточения.
Вошли два человека, но я не успел рассмотреть их лица. Схватив меня за руки, они завязали мне глаза плотной тряпкой, так что я ничего не мог видеть.
Что означала эта мера предосторожности? Что со мной собирались делать? Я попробовал вырваться. Меня крепко держали. Я задавал вопросы. Никакого ответа. Двое неизвестных обменялись несколькими словами на незнакомом мне языке, — на каком, я не мог определить.
Положительно, со мной обращаются слишком уж бесцеремонно! Правда, в их глазах я просто служитель сумасшедшего дома, стоит ли считаться с таким ничтожеством! Однако я далеко не уверен, что с инженером Симоном Хартом обращались бы более почтительно.
На этот раз мне все же не заткнули рот кляпом и не связали по рукам и ногам. Меня просто крепко держат, чтобы я не мог убежать.
Минуту спустя меня выводят из камеры и вталкивают в тесный коридор. Под ногами гулко звенят ступени железного трапа. Затем мне в лицо ударяет свежий ветер, и я жадно вдыхаю его сквозь повязку.
Тут меня подымают и ставят на пол, на этот раз не металлический, а деревянный; должно быть, это палуба корабля.
Наконец матросы отпускают меня. Я свободен. Прежде всего я срываю повязку с головы и оглядываюсь вокруг.
Я стою на палубе шхуны, которая идет полным ходом, оставляя за кормой длинный пенистый след.
Я принужден ухватиться за бакштаг, чтобы не упасть, так солнечный свет ослепляет меня после двухдневного заточения в полной темноте.
По палубе ходят человек десять матросов с грубыми, суровыми лицами самого разнообразного типа; мне трудно определить их национальность. Впрочем, они почти не обращают на меня внимания.
Что до шхуны, то, мне кажется, ее водоизмещение не более двухсот пятидесяти — трехсот тонн. Широкий корпус, высокие мачты и большая площадь парусности должны обеспечить ей быстрый ход при попутном ветре.
На корме за рулем стоит матрос с загорелым обветренным лицом. Держась за ручки штурвального колеса, он правит шхуной, делая резкие повороты.
Мне хотелось бы узнать название этого судна, напоминающего своим видом яхту. Написано ли оно на корме, или на носу судна?
Обратившись к одному из матросов, я спрашиваю:
— Что это за корабль?
Никакого ответа, — можно подумать, что он даже не понимает меня.
— Где капитан?
Матрос не отвечает и на этот вопрос.
Я направляюсь к носу судна. На баке подвешен судовой колокол. Может быть, на медной стенке колокола высечено название шхуны?
Нет, ничего.
Вернувшись на корму, я задаю тот же вопрос рулевому.
Бросив на меня угрюмый взгляд, он пожимает плечами и, расставив ноги, выравнивает шхуну, сильно накренившуюся на левый борт.
Я оглядываюсь, чтобы узнать, нет ли здесь Тома Рока. Его нигде не видно… Неужели его нет на борту? Это очень странно. Зачем было похищать из Хелтфул-Хауса одного служителя Гэйдона? Никто ни разу не заподозрил, что на самом деле я инженер Симон Харт, да если бы даже это стало известно, зачем я мог понадобиться похитителям и чего они от меня хотят?
Раз Тома Рока нет на палубе, значит его заперли в одной из кают; лишь бы только с ним обращались повежливее, чем с его бывшим смотрителем!
Что такое? Как это я сразу не заметил! Каким же образом движется эта шхуна? Паруса убраны все до последнего, бриз стих… редкие порывы ветра, дующего с востока прямо в лоб, только препятствуют ходу судна… И тем не менее шхуна быстро несется вперед, слегка зарываясь носом и рассекая фор штевнем волны, струящиеся белой пеной вдоль ватерлинии. Длинный волнистый след тянется далеко за кормой.
Значит, это паровая яхта? Нет! Между грот— и фок-мачтой не видно никакой трубы. Может быть, это судно с электрическим двигателем, снабженное аккумуляторами или гальванической батареей большой мощности; они-то и приводят в движение гребной винт и сообщают кораблю подобную скорость?
Право же, нельзя иначе объяснить его движение. Во всяком случае, судно несомненно движется при помощи Гребного винта, и я смогу в этом удостовериться, наклонившись над гакабортом; тогда мне останется только выяснить, какая же механическая сила приводит его в действие.
Рулевой не мешает мне приблизиться, смерив меня насмешливым взглядом.
Перегнувшись через борт, я смотрю…
Никаких признаков бурлящей клокочущей струи, которую обычно вызывает вращение винта… Ничего, кроме ровного следа за кормой, тянущегося на три-четыре кабельтовых, как за простым парусным судном.
Какой же двигатель придает шхуне такую удивительную скорость? Как я уже говорил, ветер скорее встречный, и море лишь слабо колышется.
А все-таки я узнаю, в чем дело! Во что бы то ни стало! И, пользуясь тем, что команда не обращает на меня никакого внимания, я возвращаюсь на нос.
Около носового люка я встречаю человека, лицо которого кажется мне знакомым. Облокотившись на борт, он смотрит на меня и дает мне подойти… Он как будто ждет, что я с ним заговорю.
Я припоминаю… Это он сопровождал графа д'Артигаса во время его посещения Хелтфул-Хауса. Да, конечно, я не ошибся.
Значит Тома Рока похитил этот богатый иностранец, значит я нахожусь на борту его яхты «Эбба», хорошо известной в восточных портах Северной Америки… Ну, что ж! Человек у люка должен объяснить мне то, что я имею право знать. Насколько помню, они с графом д'Артигасом говорили по-английски. Он поймет меня и не сможет уклониться от ответа на мои вопросы.
Я полагаю, что это капитан «Эббы».
— Капитан, я вас видел в Хелтфул-Хаусе, — говорю я. — Вы меня узнаете?
Он оглядывает меня с ног до головы, не удостаивая ответом.
— Я смотритель Гэйдон, сторож Тома Рока, — продолжаю я, — и хочу знать, зачем вы меня похитили и привезли на шхуну?
Капитан прерывает меня жестом; вместо ответа он подает знак стоящим на баке матросам.
Те подбегают, хватают меня за руки и, не обращая внимания на мои протесты, насильно тащат вниз по лестнице в люк.
В сущности это не лестница, а вертикальный трап со ступенями из железных прутьев, вделанных в переборку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов