Сказал, что вы ему друг, и никто из его ребят пальцем вас не тронет. Не знаю, что вы такое для Бэта сделали, но он о вас печется, как о любимом братце.
— Мощный довод в пользу призрения животных, — сказал Псмит. — К товарищу Виндзору попала одна из знаменитыx коллекционных кошек товарища Джервиса. И что он сделал? Вместо того чтобы превратить животное в питательный суп, он вернул его безутешному владельцу. И что воспоследовало? Теперь товарищ Виндзор для товарища Джервиса — как призовой ангорский кот.
— Значит, Бэт на это не пошел? — спросил Билли.
— Наотрез отказался. Даже глазом не мигнул. И послал меня к вам предупредить.
— Мы весьма обязаны товарищу Джервису.
— Он сказал, чтобы я вам сказал, чтобы вы побереглись, потому что другая шайка такой работки не упустит. Но он хочет, чтобы вы знали, что он тут не участвует. И еще сказал, что сделает для вас все, что сможет, если вы попадете в беду. Да уж, Бэт за вас горой. Уж не помню, когда он так из себя выходил. Ну вот и все. А я пошел. У меня свидание. Рад был познакомиться с вами. Рад был познакомиться с вами, мистер Смит. Извините, у вас на лацкане жучок.
Он молниеносно обмахнул Псмита. Псмит поблагодарил его.
— Всего хорошего, — сказал незнакомец и удалился. Несколько секунд после его ухода редакторы молча курили. Им было о чем подумать.
— Который час? — спросил наконец Билли.
Псмит сунул руку за часами и печально посмотрел на Билли.
— Должен с большим сожалением констатировать, товарищ Виндзор…
— А он возвращается, — сказал Билли. Незнакомец, уже накинувший на фрак легкий плащ,
подошел к их столику и извлек из кармана плаща золотые часы.
— Сила привычки, — виновато сказал он, протягивая их Псмиту. — Прошу извинения. Всего хорошего, джентльмены, всего хорошего!
12. Красное такси
Фасад отеля «Астор» выходит на Таймс-сквер. В нескольких десятках шагов справа от парадного подъезда в небо вонзается башня Таймс-Билдинг. Справа от башни начинается Седьмая авеню, тихая, темная, унылая. Налево уходит Бродвей — Великий Белый Путь — самая прямая, самая яркая и самая грешная улица в мире.
Выйдя из «Астора», Псмит с Билли пошли по Бродвею в сторону квартиры Билли на Четырнадцатой улице. В белом сиянии фонарей в обе стороны двигались обычные толпы прохожих.
Они дошли до Геральд-сквер, и тут позади них раздался голос:
— Да это же мистер Виндзор!
Редакторы «Уютных минуток» резко обернулись. Крикливо одетый мужчина дружески протягивал руку.
— Увидел, как вы выходили из «Астора», — объявил он бодро. — И говорю себе: «Я ж его знаю!» А фамилию, ну, никак не вспомню. Вот и пошел за вами. И вдруг вспомнил.
— Ах, вспомнили? — вежливо сказал Билли.
— Вспомнил, сэр. Вижу-то я вас в первый раз, но на ваши фото вдоволь насмотрелся, так что мы вроде старые друзья. Я хорошо знал вашего отца, мистер Виндзор. Он-то мне фото и показывал. Может, он про меня упоминал? Джек Лейк. Как старый конь поживает? Вы его давно видели?
— Порядочно. Когда он писал в последний раз, то был здоров.
— Отлично. Оно и понятно. Крепок, как дуб, старина Джо Виндзор. Мы его всегда Джо называли.
— Вы ведь в Миссури с ним встречались? — сказал Билли.
— Верно, верно. В Миссури. Мы там много лет были почти компаньонами. Вот что, мистер Виндзор, час еще ранний. Может, вы с вашим другом заглянете ко мне? Покурим, поболтаем. Я живу тут совсем рядом на Тридцать третьей улице. Очень буду рад.
— Не сомневаюсь, — сказал Билли, — но, боюсь, вам придется извинить нас.
— Торопитесь, а?
— Нисколько.
— Ну так пошли!
— Спасибо, нет.
— Да почему? Тут рукой подать!
— Потому что не хотим. Спокойной ночи.
Он повернулся и решительно зашагал дальше. Миссуриец постоял, поглядел вслед и перешел улицу. Молчание нарушил Псмит.
— Поправьте меня, товарищ Виндзор, если я ошибаюсь, — запустил он пробный шар, — но не были ли вы, скажем, слишком резковаты со старым другом семьи?
Билли Виндзор засмеялся.
— Будь имя моего отца Джозеф, — сказал он, — а не Уильям, как мое, и побывай он в Миссури— хоть раз в жизни, а он там никогда не бывал, и сфотографируйся я хоть раз с теx пор, как вышел из пеленок, чего не случалось, может, я и пошел бы с ним. Но при таком положении вещей предпочел воздержаться.
— Весьма таинственно, товарищ Виндзор. Уж не хотите ли вы сказать?…
— Если они только на такое и способны, нам можно не тревожиться. Интересно, кем они нас считают? Фермерами? Устраивают такой эстрадный номер!
В голосе Билли слышалось искреннее возмущение.
— Значит, вы полагаете, что, прими мы приглашение товарища Лейка и отправься к нему покурить и поболтать, мы бы провели время не так уж уютно?
— Нас бы убрали.
— Я так много наслышан, — задумчиво произнес Псмит, — о широком гостеприимстве американцев.
— Такси, сэр?
По мостовой рядом с ними ползло красное такси. Билли покачал головой.
— Пожалуй, такси было бы не так уж неуместно, — заметил Псмит.
— Но не это, с вашего разрешения.
— Что-то в нем оскорбляет ваш эстетический вкус? — сочувственно осведомился Псмит.
— Что-то в нем заставляет мой эстетический вкус брыкаться, как взбесившийся мул, — ответил Билли.
— Что же, мы, виртуозы пера с тонкой нервной системой, подвержены таким странным идиосинкразиям. И ничего не можем с собой поделать. Мы рабы наших темпераментов. Так пойдем пешком. В конце-то концов, вечер чудесный, а мы молоды и сильны.
Они дошли до Двадцать третьей улицы, и тут Билли вдруг остановился.
— Пешком-то пешком, — сказал он, — а не воспользоваться ли нам надземкой?
— Как пожелаете, товарищ Виндзор. Я в ваших руках. Они перешли Шестую авеню и поднялись по лестнице
на платформу надземной железной дороги. Как раз подходил поезд.
— Быть может, вы упустили из виду, товарищ Виндзор, -сказал Псмит после некоторого молчания, — что мы не только не несемся к вашему жилищу, но движемся точно в противоположную сторону? Это обратный поезд.
— Не упустил, — коротко ответил Билли.
— У нас есть точный пункт назначения?
— Этот поезд идет до Сто десятой улицы. Мы доедем туда.
— А потом?
— А потом поедем обратно.
— После чего, полагаю, съездим в Филадельфию, или в Чикаго, или куда-нибудь еще? Ну-ну! Я в ваших руках, товарищ Виндзор. Ночь еще молода, так везите меня, куда желаете, Всего пять центов конец, а наши кошельки обременены деньгами. Мы — двое юных прожигателей жизни, готовые ее прожигать. Так прожжем же ее!
На Сто десятой улице они вышли из поезда, спустились но лестнице и направились на другую сторону улицы. Внезапно Билли остановился.
— И что теперь, товарищ Виндзор? — терпеливо осведомился Псмит. — Вы придумали еще какое-нибудь раз-влечение?
Билли зашагал куда-то дальше по улице. Посмотрев туда, Псмит увидел его цель. Там в тени надземки стояло красное такси.
— Такси, сэр? — спросил шофер при их приближении.
— Мы вам доставляем столько хлопот, — сказал Билли. — Наверное, на этом деле вы просто разоряетесь. Ведь все это время вы могли бы возить пассажиров!
— Однако эти встречи, — вмешался Псмит, — чрезвычайно приятны.
— Можете больше не утруждаться, — сказал Билли. — Я живу в доме номер восемьдесят четыре по Четырнадцатой Восточной улице. И сейчас мы отправляемся туда.
— Хоть убейте, — буркнул шофер, — не понимаю, что вы несете.
— А мне казалось, что очень хорошо понимаете, — сказал
Билли. — спокойной ночи.
— Подобные вещи крайне неприятны, — заметил Псмит, когда они сели в поезд. — Невозможно хранить достоинство, когда тебе навязывают роль гонимого оленя. А когда вы заподозрили, что оный субъект занимается слежкой?
— Когда увидел, как он сердечно беседует на Бродвее с нашим другом из Миссури.
— Видимо, он незаурядный специалист, если не сбился с нашего следа.
— Да ничего подобного! Так же просто, как споткнуться
о бревно. Из поезда надземки можно сойти только в определенных местах. Ему достаточно было подъезжать к станции раньше поезда и следить, сойдем мы или нет. В подземку я сел вовсе не для того, чтобы отделаться от него. Просто хотел разобраться в его игре.
Поезд остановился у платформы Четырнадцатой улицы.
На мостовой напротив лестницы стояло красное такси.
13. Оценка положения
Войдя к себе, Билли тотчас погрузился в качалку и по своему обыкновению принялся ритмично покачиваться. Псмит грациозно опустился на диван-кровать. Оба молчали.
Для Псмита события вечера явились откровением. Раньше он понятия не имел о богатстве прослоек нью-йоркского преступного мира. Для него было сюрпризом, что члены банд запросто посиживают в саду на крыше «Астора» и в крикливых костюмах прогуливаются по Бродвею. Когда Билли Виндзор упомянул про шайки, перед умственным взором Псмита возникла панорама низколобых хулиганов, которые старательно держатся в пределах своей части города. Панорама эта была верной, но не исчерпывающей. Основной состав нью-йоркских банд поставляется классом хулиганов и редко преступает свои естественные границы. Но в каждой банде имеются более преуспевающие члены: джентльмены, подобные молодому человеку на крыше «Астора», снискивают хлеб насущный более деликатными и аристократическими способами, чем прочие. Основной состав зарабатывает на жизнь (не считая дней выборов) такими пошлыми приемами, как ограбление прохожих, пребывающих в состоянии алкогольного опьянения. Элита банд воспаряет много выше.
Прошло довольно много времени, прежде чем Билли заговорил.
— Эй! — сказал он. — Это надо обмозговать.
— К вашим услугам, товарищ Виндзор.
— Дело обстоит так: теперь уже ясно, что мы вышли на что-то крупное.
— Да, такое впечатление, бесспорно, создается.
— Так вот. Я доведу дело до конца. И не только потому, что хочу помочь беднягам в трущобах, хотя этого одного было бы достаточно. Но мне тут еще кое-что светит. Если победа останется за нами, меня возьмет какая-нибудь большая газета. Это мой шанс. Ясно? А вот вы в другом положении. Не вижу, для чего вам рисковать и нарываться на кастет, а то и на пулю. Стоит задраться с бандой, и неизвестно, что будет дальше. Ну и вам лучше бы выйти из игры. Вас же это никак не касается. Вы приехали сюда провести каникулы. Заработок тут вам не нужен. Вам надо развлекаться, а не связываться с…
Билли умолк.
— Вот и все, что я хотел сказать, — докончил он после паузы.
Псмит устремил на него взгляд, полный укоризны.
— Кажется, вы хотите меня уволить, товарищ Виндзор?
— То есть как?
— В разнообразных трактатах на тему «Как преуспеть на литературном поприще», — печально продолжал Псмит, — которые я порой почитываю, неизменно встречаются указания, что в первую очередь новичок нуждается в редакторе, который поверил бы в него. И мне, товарищ Виндзор, мнилось, что в вас я обрел именно такого редактора.
— О чем вы? — с недоумением спросил Билли. — К вашей работе у меня претензий нет.
— Из ваших слов как будто вытекает, что вы хотели бы получить мое прошение об отставке.
— Так я же сказал вам почему. Я не хочу, чтобы вам проломили голову кастетом.
— И это единственная причина?
— Ага.
— Тогда все прекрасно, — с облегчением произнес Псмит. — На миг мне почудилось, что мой литературный дар был взвешен на весах и найден очень легким. Прочее же — не более чем будничный риск, присущий жизни молодого журналиста. Без него мы потускнеем, станем жертвой неудовлетворенности. Наши произведения утратят огонь. Людям, подобным нам, товарищ Виндзор, требуется стимулирование, подхлестка. Иначе им не поддержать искомого высокого уровня. Сознание, что за углом низколобый джентльмен уже ждет, подъяв колбаску с песком, гарантирует указанное стимулирование. И также подхлестку. Оно обеспечивает нашему материалу необходимую остроту.
— Так вы останетесь? И будете работать дальше?
— Как добросовестная пчела, товарищ Виндзор.
— Молодчага! — сказал Билли.
Когда Псмит принимал что-нибудь близко к сердцу, не в его обычае было демонстрировать свои чувства, вопрос же о трущобных домах задел его гораздо глубже, чем мог догадаться человек, не знающий его очень близко. Майк бы его понял, однако его знакомство с Билли Виндзором было слишком недавним. Псмит принадлежал к людям, принимающим большинство житейских событий с добродушной снисходительностью. До этих пор жизнь для него была игрой. В прошлых его стычках с теми, кого подбрасывала ему судьба, ставки были незначительными, а победным призом служило пьянящее ощущение, что в схватке умов верх остался за ним. Проигрыш означал лишь обидное разочарование. Но трущобные дома оказались совсем другим делом. Тут он соприкоснулся с реальностью. Тут было ради чего вступать в борьбу. Фортуна назначила ему приятный жизненный жребий, и зрелище подлинной, ничем не прикрашенной нужды подействовало на него тем сильнее. Он полностью отдавал себе отчет в риске, которому подвергся. Предупреждение молодого человека на крыше «Астора» и особенно эпизод с другом семьи из Миссури, а затем с такси, свидетельствовали, что ничего подобного на его долю еще не выпадало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24