Генри хоть и разменял шестой десяток, был так же строен, что и в ту пору, когда каждое утро и каждый вечер исполнял по три танцевальных номера с субреткой. Это всегда была субретка, потому что он так и не поднялся выше второго актера на роль молодых людей. Последнее обстоятельство ничуть его не угнетало. Было бы здоровье и зарплата по пятницам, и что еще человеку нужно?
— Здравствуй, юная Джейн, — сказал он. — Я чуть не встретил тебя на станции, но мне надо написать это чертово письмо. Кухарку нашла?
— Да.
— А остальных?
— До последней горничной.
— Молодчина. Великий организатор, наша Джейн. Алджи видела?
— Видела. Страшное зрелище.
— Как он поживает?
— Превосходно. Беспечен и весел. Живет у друга по имени Билл. Я отдала ему твою пятерку.
— С моим проклятием?
— Да.
— Если бы он пошел работать!
— Так я и сказала, а он ответил, что нет времени. Слишком много великих замыслов.
— Чтоб ему пусто было. Я очень люблю Алджи, но повторяю — чтоб ему пусто было. Что больше всего бесит — вполне может быть, что он однажды и впрямь сделает состояние, хороши же мы тогда будем. От этих Алджи всего можно ждать. Он напоминает мне одного малого, про которого я читал. Он назанимал денег и все до цента вложил в резину. Друзья пытались его урезонить. Ты что-нибудь знаешь о резине? Да, в детстве я как-то купил резинку, чтобы стирать карандаш. Ты изучал рынок резины? Никогда не думал, что существует отдельный рынок, свою я купил в писчебумажной лавке. Он вложил все деньги и через неделю получил прибыль в пять тысяч фунтов. Алджи такой. Потрясающий малый. Полагаю, ты с трудом отговорила его пойти с тобой на обед.
— Нет, он не набивался.
— Удивительно. Бесплатный обед, а он не набивается. Кстати, как встреча?
Джейн поморщилась.
— Не очень.
— Что такое?
— Я тебе скажу, что! — вскричала Джейн, радуясь возможности облегчить душу. Уж если и рассказывать про свои горести, то именно Генри. — Ты не поверишь. Знаешь, сколько я не виделась с Лайонелом?
— Шесть месяцев, да?
— Примерно. И вот, я прихожу в его отвратительный клуб, думая, что мы уютненько посидим и уютненько побеседуем вдвоем, и первым делом слышу, что он пригласил друга.
— Что?!
— Своего партнера, мистера Тарвина.
— Шутишь!
— Ничуть.
— Удивительно.
— Мне тоже это показалось странноватым. И сам он как-то переменился.
— В каком смысле? — спросил Генри, думая про себя, что любая перемена в Лайонеле Грине может быть только к лучшему.
— Он был какой-то встревоженный. Как будто ему не по себе. Почти ни слова не проронил. Ладно, хватит об этом. Кухарка приедет завтра, остальные
— дня через два.
— Какая она из себя?
— Много рекомендаций, мало обаяния. Вряд ли, когда она идет по улице, встречные мужчины восторженно замирают. Где у Диккенса была женщина, похожу на тетку Гамлета? Такая же угрюмая. Это про миссис Симмонс.
— Ну, нам не нужна развеселая кухарка.
— Нам вообще не понадобится кухарка, если твой Стикни не материализуется. Письмо закончил?
— Не совсем.
— Много написал?
— «Дорогой мистер Стикни».
— Что ж, это начало, и довольно удачное. Я помогу тебе сочинить остальное.
3
После ухода сестры день Алджи и дальше проходил в покое и довольстве. В шесть часов, когда вернулся Билл, его друг вновь возлежал на диване, и не встал, а только благожелательно помахал рукой.
— Ах, Билл, — сказал он. — Ты чуть-чуть разминулся с моей сестрой. Часов на семь. Она ушла примерно в половине двенадцатого.
— Не знал, что у тебя есть сестра.
— Уже давно. Ну, какие новости? Как твой адвокат?
— Почти как всегда, только сегодня он пригласил меня пообедать.
Алджи покачал головой.
— Не нравится мне это. Сдается мне, он тебя обрабатывает. Не давай ему ни пенни. Держись за свои деньги, как приклеенный. И вот, кстати, добавь к ним.
— Что это?
— Казначейский билет на пять фунтов, пожертвованный моим дядюшкой.
— Оставь себе.
— Нет уж, возьми. Я не буду себя уважать, если не разделю с тобой бремя домашних расходов.
— Ну, хорошо, раз так, — нехотя отвечал Билл.
Он протянул руку, и Алджи испытующе на нее уставился.
— Ага! — сказал он.
— А, царапины, — сказал Билл. — Это меня…
Алджи остановил его жестом.
— Можешь не рассказывать. Я всегда боялся, что это случится. Ах уж эти порывистые натуры! Когда вы встречаете девушку, которая вам нравится, вы без лишних слов хватаете ее в охапку и начинаете целовать. И что дальше? Она, как честная девушка, царапает вас до кости. И поделом. Будем надеяться, что это послужит тебе уроком.
— Между прочим, то была кошка.
— Увиливаешь? Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
— Она залезла на дерево…
— Еще чего!
— И девушка попросила ее снять.
Суровость Алджи мигом растаяла.
— Билл, — сказал он, — я был не прав. Приношу всяческие извинения и беру назад свои упреки. Так это ты идиот, который залез на дерево? Сестра мне все рассказала.
Билл заметно вздрогнул.
— Ты не хочешь сказать, что это твоя сестра?
— Полагаю, она очень гордится нашим родством. Оно поднимает ее в глазах друзей.
— Она не очень на тебя похожа.
— Да, бедняжка, это тайно ее гнетет. Хотел бы я получать по пять фунтов всякий раз, как она глядит на меня своими голубыми глазами и говорит: «Ах, если бы я была большой, сильной и красивой, как ты!» Очень жаль, что она такая мелкая инфузория.
Билл снова заметно вздрогнул и сказал сухо: — Мне она не показалась мелкой инфузорией.
— Но все-таки вроде пигалицы, да? Однако, учти, она очень славная. Лучше не бывает. Да, Джейн — девушка, что надо.
— Ее так зовут?
— Да.
— Джейн, — благоговейно повторил Билл, смакуя имя на языке, как выдержанный портвейн. — Она часто бывает в этих краях?
— Вряд ли еще приедет. Она живет в загородном доме с моим дядей Генри, первоначальным владельцем этих пяти фунтов.
— Где дом?
— Эшби-холл, Эшби Параден, Сассекс.
— Эшби-холл, Эшби Параден, Сассекс, — медленно повторил Билл. Ему не нужно было записывать адрес в книжку — слова огненными буквами впечатались в его память.
Ибо в этот день Билла Харди настигла любовь. Для точности повествования заметим, что в прошлые годы подобное уже случалось с ним раза два-три. Однако теперь он сам видел, что то были мальчишеские фантазии.
А теперь — настоящее.
Глава третья
А теперь менестрель, настроив арфу, готов воспеть Дж. Уэнделла Стикни.
Единственный сын покойного Дж. Дж. Стикни из «Молочных продуктов Стикни», он жил со своей теткой Келли и английским камердинером Кларксоном в квартире на Парк-авеню, которую вполне мог себе позволить. Его отец был как раз таким магнатом, какого описала Джейн, и оставил наследство, удовлетворившее бы даже взыскательного Алджи. И Генри правильно угадал в нем ценителя искусств. Кроме стрижки купонов, он не имел к финансам никакого касательства. Коммерция его не привлекала.
В тот миг, когда он появляется в нашем повествовании, Дж. Уэнделл Стикни сидел у себя в кабинете, переваривая обед, который приготовила Аллилуйя Джонсон, приходящая кухарка, и в ожидании кофе читал тощую брошюру, озаглавленную «Международный рынок предметов искусства». Если верить издателям, здесь ежемесячно публиковались цены на живописные произведения, старинную мебель и objects d'art. Внимание его привлекло объявление господ Сотби из Лондона, которые собирались выставить на торги французское пресс-папье восемнадцатого века, описанное следующим образом:
109. Пресс-папье, Клиши, двойная позолота, бирюза, с изящным грибком, снаружи в лиловую и белую полоску, три концентрические ряда розовых, синих и зеленых стеклянных палочек в технике миллефьоре, в центре — алая роза в кольце белых палочек авантюринового стекла, сбоку прорезано пять круглых окошек, одно большое окошко вверху, основание звездчатой огранки.
Нормального человека, читающего главным образом с целью узнать, что убийца — дворецкий, вряд ли тронула бы эта жемчужина английской прозы. Иное дело мистер Стикни. Описание задело глубинные струны его сердца. Глаза за очками в черепаховой оправе вспыхнули, дыхание участилось, в душе созрела решимость немедленно связаться со своим лондонским агентом.
Генри и Джейн, пытаясь угадать, что он собирает, блуждали во тьме. Не фарфор и не первые издания, не марки, не картины и не тропические рыбки. Уэнделл Стикни собирал французские пресс-папье восемнадцатого века.
Когда человек тратит уйму времени и денег на то, что большинство его друзей и знакомых отказалось бы принять в дар, невольно задаешься вопросом: как он до этого дошел. Хотелось бы знать подробнее, откуда у мистера Стикни пагубное пристрастие к пресс-папье, изготовленным во Франции в восемнадцатом столетии. Известно, что первые экземпляры достались ему в наследство от крестного (который собирал так же ручки от зонтиков работы Карла Фаберже). Надо думать, что после этого он время от времени бессистемно покупал новые, полагая, как и многие коллекционеры, что еще от одного вреда не будет, и он может бросить, когда угодно.
Старая, старая история. Человек говорит себе, что французские пресс-папье — всего лишь баловство, он всегда сможет без них прожить, а сам уже на крючке. В жизни Уэнделла этот момент остался далеко позади. Он уже не пытался противостоять своей страсти. Французские пресс-папье восемнадцатого века вошли в его кровь. Он не мог смотреть на них или читать про них без алчного трепета.
Он перечитывал описание грибка, круглых окошек и звездчатой огранки, замирая на каждом слове, когда его вывел из задумчивости взрыв веселья в коридоре. Уэнделл различал серебристый смех тетушки Келли и басовитые раскаты миссис Аллилуйи Джонсон. Потом хлопнула входная дверь, возвестив, что кухарка ушла в родной Гаарлем, а тетушка, пережиток покойного Теодора Стикни, вошла в кабинет.
Келли дышала здоровьем и жизнерадостностью. В свои почти пятьдесят она сохранила немало былой красоты, однако из-за нежелания считать калории утратила юную стройность. Сегодня она напоминала хористку из «Зигфелд Фолли», которую забыли под дождем и она немножко разбухла. У нее были большие глаза, которые в данную минуту весело сверкали. Аллилуйя, сообщила Келли, только что рассказала преуморительную историю. Мистер Стикни затрепетал. Его постоянно приводила в ужас привычка фамильярничать с низшими сословиями. Мистер Стикни первый превозносил готовку миссис Джонсон, особенно жареную курицу по-плантаторски, однако считал ее неподходящей приятельницей для женщины, которая, пусть и не по рождению, носит гордую фамилию Стикни. Если миссис Джонсон хочет рассказывать смешные истории, пусть рассказывает их в своем кругу.
— Это про ее деверя Эфраима…
— Не желаю слушать, — сказал Уэнделл.
Наступила недолгая тишина. Мистер Стикни думал о тетке и мечтал, чтобы она лучше следовала кодексу семейства, известного своей правильностью. Да, она добрая, веселая и отзывчивая, но ей не хватает лоска, к тому же она совсем не осознает своего общественного положения. Уэнделл был согласен со своей сестрой, миссис Лореттой Стикни-Паунд, известной публицисткой, что, женившись на танцовщице, дядя Теодор совершил главную ошибку в жизни, и без того вызывавшей множество нареканий.
Более того, Уэнделл жил в постоянной тревоге, как бы ее пылкая натура ни привела к поступкам, из-за которых гордое имя Стикни станут трепать на каждом углу. Этот же страх преследовал его сестру Лоретту. Попомни мои слова, Уэнделл, частенько говорила она, рано или поздно эта женщина попадет в прессу. И всякий раз, как она это говорила, под ложечкой у ее брата возникало такое чувство, будто кто-то шурует у него в желудке венчиком для сбивания яиц.
Жизнерадостную Келли было нелегко смутить каким-то упреком. Ее всегда интересовало, что делают другие. Она спросила, что он читает. Уэнделл показал каталог.
— Про пресс-папье?
— Про французские пресс-папье восемнадцатого века.
— Интересно?
— Очень.
— Отлично. Ничего если я выйду, прошвырнусь?
— Конечно, конечно.
— Жарища адская, так что я наверно возьму такси и покатаюсь по Парку.
— Прекрасная мысль, — сказал мистер Стикни. Он всегда немного нервничал, когда она выходила гулять одна — на улице так легко завести нежелательно знакомство — однако вряд ли можно попасть в нехорошую историю, катаясь в такси.
2
Друзей немало озадачивало, почему такой человек, как Уэнделл, поселил у себя вдову покойного дяди, тем более такую, как Келли, однако все объяснялось донельзя просто. Она занимала свободную спальню. Если бы Стикни не подсуетился и не пригласил тетку, туда въехала бы Лоретта, а при одной этой мысли кровь стыла у него в жилах. Лоретта несколько раз говорила, что глупо платить за две квартиры, когда гораздо экономнее жить в одной, и Уэнделл ухватился за тетку, как утопающий — за спасательный круг. У Келли есть свои недостатки — он и сейчас хмурился, вспоминая недолжные беседы с Аллилуей Джонсон — но все же она не миссис Лоретта Стикни-Паунд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Здравствуй, юная Джейн, — сказал он. — Я чуть не встретил тебя на станции, но мне надо написать это чертово письмо. Кухарку нашла?
— Да.
— А остальных?
— До последней горничной.
— Молодчина. Великий организатор, наша Джейн. Алджи видела?
— Видела. Страшное зрелище.
— Как он поживает?
— Превосходно. Беспечен и весел. Живет у друга по имени Билл. Я отдала ему твою пятерку.
— С моим проклятием?
— Да.
— Если бы он пошел работать!
— Так я и сказала, а он ответил, что нет времени. Слишком много великих замыслов.
— Чтоб ему пусто было. Я очень люблю Алджи, но повторяю — чтоб ему пусто было. Что больше всего бесит — вполне может быть, что он однажды и впрямь сделает состояние, хороши же мы тогда будем. От этих Алджи всего можно ждать. Он напоминает мне одного малого, про которого я читал. Он назанимал денег и все до цента вложил в резину. Друзья пытались его урезонить. Ты что-нибудь знаешь о резине? Да, в детстве я как-то купил резинку, чтобы стирать карандаш. Ты изучал рынок резины? Никогда не думал, что существует отдельный рынок, свою я купил в писчебумажной лавке. Он вложил все деньги и через неделю получил прибыль в пять тысяч фунтов. Алджи такой. Потрясающий малый. Полагаю, ты с трудом отговорила его пойти с тобой на обед.
— Нет, он не набивался.
— Удивительно. Бесплатный обед, а он не набивается. Кстати, как встреча?
Джейн поморщилась.
— Не очень.
— Что такое?
— Я тебе скажу, что! — вскричала Джейн, радуясь возможности облегчить душу. Уж если и рассказывать про свои горести, то именно Генри. — Ты не поверишь. Знаешь, сколько я не виделась с Лайонелом?
— Шесть месяцев, да?
— Примерно. И вот, я прихожу в его отвратительный клуб, думая, что мы уютненько посидим и уютненько побеседуем вдвоем, и первым делом слышу, что он пригласил друга.
— Что?!
— Своего партнера, мистера Тарвина.
— Шутишь!
— Ничуть.
— Удивительно.
— Мне тоже это показалось странноватым. И сам он как-то переменился.
— В каком смысле? — спросил Генри, думая про себя, что любая перемена в Лайонеле Грине может быть только к лучшему.
— Он был какой-то встревоженный. Как будто ему не по себе. Почти ни слова не проронил. Ладно, хватит об этом. Кухарка приедет завтра, остальные
— дня через два.
— Какая она из себя?
— Много рекомендаций, мало обаяния. Вряд ли, когда она идет по улице, встречные мужчины восторженно замирают. Где у Диккенса была женщина, похожу на тетку Гамлета? Такая же угрюмая. Это про миссис Симмонс.
— Ну, нам не нужна развеселая кухарка.
— Нам вообще не понадобится кухарка, если твой Стикни не материализуется. Письмо закончил?
— Не совсем.
— Много написал?
— «Дорогой мистер Стикни».
— Что ж, это начало, и довольно удачное. Я помогу тебе сочинить остальное.
3
После ухода сестры день Алджи и дальше проходил в покое и довольстве. В шесть часов, когда вернулся Билл, его друг вновь возлежал на диване, и не встал, а только благожелательно помахал рукой.
— Ах, Билл, — сказал он. — Ты чуть-чуть разминулся с моей сестрой. Часов на семь. Она ушла примерно в половине двенадцатого.
— Не знал, что у тебя есть сестра.
— Уже давно. Ну, какие новости? Как твой адвокат?
— Почти как всегда, только сегодня он пригласил меня пообедать.
Алджи покачал головой.
— Не нравится мне это. Сдается мне, он тебя обрабатывает. Не давай ему ни пенни. Держись за свои деньги, как приклеенный. И вот, кстати, добавь к ним.
— Что это?
— Казначейский билет на пять фунтов, пожертвованный моим дядюшкой.
— Оставь себе.
— Нет уж, возьми. Я не буду себя уважать, если не разделю с тобой бремя домашних расходов.
— Ну, хорошо, раз так, — нехотя отвечал Билл.
Он протянул руку, и Алджи испытующе на нее уставился.
— Ага! — сказал он.
— А, царапины, — сказал Билл. — Это меня…
Алджи остановил его жестом.
— Можешь не рассказывать. Я всегда боялся, что это случится. Ах уж эти порывистые натуры! Когда вы встречаете девушку, которая вам нравится, вы без лишних слов хватаете ее в охапку и начинаете целовать. И что дальше? Она, как честная девушка, царапает вас до кости. И поделом. Будем надеяться, что это послужит тебе уроком.
— Между прочим, то была кошка.
— Увиливаешь? Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
— Она залезла на дерево…
— Еще чего!
— И девушка попросила ее снять.
Суровость Алджи мигом растаяла.
— Билл, — сказал он, — я был не прав. Приношу всяческие извинения и беру назад свои упреки. Так это ты идиот, который залез на дерево? Сестра мне все рассказала.
Билл заметно вздрогнул.
— Ты не хочешь сказать, что это твоя сестра?
— Полагаю, она очень гордится нашим родством. Оно поднимает ее в глазах друзей.
— Она не очень на тебя похожа.
— Да, бедняжка, это тайно ее гнетет. Хотел бы я получать по пять фунтов всякий раз, как она глядит на меня своими голубыми глазами и говорит: «Ах, если бы я была большой, сильной и красивой, как ты!» Очень жаль, что она такая мелкая инфузория.
Билл снова заметно вздрогнул и сказал сухо: — Мне она не показалась мелкой инфузорией.
— Но все-таки вроде пигалицы, да? Однако, учти, она очень славная. Лучше не бывает. Да, Джейн — девушка, что надо.
— Ее так зовут?
— Да.
— Джейн, — благоговейно повторил Билл, смакуя имя на языке, как выдержанный портвейн. — Она часто бывает в этих краях?
— Вряд ли еще приедет. Она живет в загородном доме с моим дядей Генри, первоначальным владельцем этих пяти фунтов.
— Где дом?
— Эшби-холл, Эшби Параден, Сассекс.
— Эшби-холл, Эшби Параден, Сассекс, — медленно повторил Билл. Ему не нужно было записывать адрес в книжку — слова огненными буквами впечатались в его память.
Ибо в этот день Билла Харди настигла любовь. Для точности повествования заметим, что в прошлые годы подобное уже случалось с ним раза два-три. Однако теперь он сам видел, что то были мальчишеские фантазии.
А теперь — настоящее.
Глава третья
А теперь менестрель, настроив арфу, готов воспеть Дж. Уэнделла Стикни.
Единственный сын покойного Дж. Дж. Стикни из «Молочных продуктов Стикни», он жил со своей теткой Келли и английским камердинером Кларксоном в квартире на Парк-авеню, которую вполне мог себе позволить. Его отец был как раз таким магнатом, какого описала Джейн, и оставил наследство, удовлетворившее бы даже взыскательного Алджи. И Генри правильно угадал в нем ценителя искусств. Кроме стрижки купонов, он не имел к финансам никакого касательства. Коммерция его не привлекала.
В тот миг, когда он появляется в нашем повествовании, Дж. Уэнделл Стикни сидел у себя в кабинете, переваривая обед, который приготовила Аллилуйя Джонсон, приходящая кухарка, и в ожидании кофе читал тощую брошюру, озаглавленную «Международный рынок предметов искусства». Если верить издателям, здесь ежемесячно публиковались цены на живописные произведения, старинную мебель и objects d'art. Внимание его привлекло объявление господ Сотби из Лондона, которые собирались выставить на торги французское пресс-папье восемнадцатого века, описанное следующим образом:
109. Пресс-папье, Клиши, двойная позолота, бирюза, с изящным грибком, снаружи в лиловую и белую полоску, три концентрические ряда розовых, синих и зеленых стеклянных палочек в технике миллефьоре, в центре — алая роза в кольце белых палочек авантюринового стекла, сбоку прорезано пять круглых окошек, одно большое окошко вверху, основание звездчатой огранки.
Нормального человека, читающего главным образом с целью узнать, что убийца — дворецкий, вряд ли тронула бы эта жемчужина английской прозы. Иное дело мистер Стикни. Описание задело глубинные струны его сердца. Глаза за очками в черепаховой оправе вспыхнули, дыхание участилось, в душе созрела решимость немедленно связаться со своим лондонским агентом.
Генри и Джейн, пытаясь угадать, что он собирает, блуждали во тьме. Не фарфор и не первые издания, не марки, не картины и не тропические рыбки. Уэнделл Стикни собирал французские пресс-папье восемнадцатого века.
Когда человек тратит уйму времени и денег на то, что большинство его друзей и знакомых отказалось бы принять в дар, невольно задаешься вопросом: как он до этого дошел. Хотелось бы знать подробнее, откуда у мистера Стикни пагубное пристрастие к пресс-папье, изготовленным во Франции в восемнадцатом столетии. Известно, что первые экземпляры достались ему в наследство от крестного (который собирал так же ручки от зонтиков работы Карла Фаберже). Надо думать, что после этого он время от времени бессистемно покупал новые, полагая, как и многие коллекционеры, что еще от одного вреда не будет, и он может бросить, когда угодно.
Старая, старая история. Человек говорит себе, что французские пресс-папье — всего лишь баловство, он всегда сможет без них прожить, а сам уже на крючке. В жизни Уэнделла этот момент остался далеко позади. Он уже не пытался противостоять своей страсти. Французские пресс-папье восемнадцатого века вошли в его кровь. Он не мог смотреть на них или читать про них без алчного трепета.
Он перечитывал описание грибка, круглых окошек и звездчатой огранки, замирая на каждом слове, когда его вывел из задумчивости взрыв веселья в коридоре. Уэнделл различал серебристый смех тетушки Келли и басовитые раскаты миссис Аллилуйи Джонсон. Потом хлопнула входная дверь, возвестив, что кухарка ушла в родной Гаарлем, а тетушка, пережиток покойного Теодора Стикни, вошла в кабинет.
Келли дышала здоровьем и жизнерадостностью. В свои почти пятьдесят она сохранила немало былой красоты, однако из-за нежелания считать калории утратила юную стройность. Сегодня она напоминала хористку из «Зигфелд Фолли», которую забыли под дождем и она немножко разбухла. У нее были большие глаза, которые в данную минуту весело сверкали. Аллилуйя, сообщила Келли, только что рассказала преуморительную историю. Мистер Стикни затрепетал. Его постоянно приводила в ужас привычка фамильярничать с низшими сословиями. Мистер Стикни первый превозносил готовку миссис Джонсон, особенно жареную курицу по-плантаторски, однако считал ее неподходящей приятельницей для женщины, которая, пусть и не по рождению, носит гордую фамилию Стикни. Если миссис Джонсон хочет рассказывать смешные истории, пусть рассказывает их в своем кругу.
— Это про ее деверя Эфраима…
— Не желаю слушать, — сказал Уэнделл.
Наступила недолгая тишина. Мистер Стикни думал о тетке и мечтал, чтобы она лучше следовала кодексу семейства, известного своей правильностью. Да, она добрая, веселая и отзывчивая, но ей не хватает лоска, к тому же она совсем не осознает своего общественного положения. Уэнделл был согласен со своей сестрой, миссис Лореттой Стикни-Паунд, известной публицисткой, что, женившись на танцовщице, дядя Теодор совершил главную ошибку в жизни, и без того вызывавшей множество нареканий.
Более того, Уэнделл жил в постоянной тревоге, как бы ее пылкая натура ни привела к поступкам, из-за которых гордое имя Стикни станут трепать на каждом углу. Этот же страх преследовал его сестру Лоретту. Попомни мои слова, Уэнделл, частенько говорила она, рано или поздно эта женщина попадет в прессу. И всякий раз, как она это говорила, под ложечкой у ее брата возникало такое чувство, будто кто-то шурует у него в желудке венчиком для сбивания яиц.
Жизнерадостную Келли было нелегко смутить каким-то упреком. Ее всегда интересовало, что делают другие. Она спросила, что он читает. Уэнделл показал каталог.
— Про пресс-папье?
— Про французские пресс-папье восемнадцатого века.
— Интересно?
— Очень.
— Отлично. Ничего если я выйду, прошвырнусь?
— Конечно, конечно.
— Жарища адская, так что я наверно возьму такси и покатаюсь по Парку.
— Прекрасная мысль, — сказал мистер Стикни. Он всегда немного нервничал, когда она выходила гулять одна — на улице так легко завести нежелательно знакомство — однако вряд ли можно попасть в нехорошую историю, катаясь в такси.
2
Друзей немало озадачивало, почему такой человек, как Уэнделл, поселил у себя вдову покойного дяди, тем более такую, как Келли, однако все объяснялось донельзя просто. Она занимала свободную спальню. Если бы Стикни не подсуетился и не пригласил тетку, туда въехала бы Лоретта, а при одной этой мысли кровь стыла у него в жилах. Лоретта несколько раз говорила, что глупо платить за две квартиры, когда гораздо экономнее жить в одной, и Уэнделл ухватился за тетку, как утопающий — за спасательный круг. У Келли есть свои недостатки — он и сейчас хмурился, вспоминая недолжные беседы с Аллилуей Джонсон — но все же она не миссис Лоретта Стикни-Паунд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21