Я покачал головой.
– Тогда, по крайней мере – в настоящее время, дело не в новом союзе. Вторая причина – окончание войны, которая велась на другом направлении. Если так, то солдаты, переброшенные в качестве подкрепления, – ветераны. Твои слова убеждают в обратном. Тогда остается третья причина. Противнику почему-то потребовалась немедленная победа, и ради этого он напрягает все свои силы.
Я управился с хлебом, но теперь разговор заинтересовал и меня.
– С какой стати?
– Поскольку у меня нет дополнительной информации, я вряд ли смогу предложить разумное объяснение. Возможно, правители боятся своего народа, уставшего от войны. Быть может, все асциане – только слуги, а теперь их хозяева грозятся начать действовать самостоятельно.
– Ты только подал надежду и тут же отбираешь ее.
– Нет, не я, но история. Ты сам-то бывал на войне?
Я покачал головой.
– Вот и хорошо. Во многих отношениях, чем больше человек видит войну, тем меньше он о ней знает. Как держится народ вашего Содружества? Они горой стоят за своего Автарха? Или же война истощила людей настолько, что они требуют заключения мира?
Я рассмеялся в ответ на его слова, и та горечь, которая помогла мне сблизиться с Водалусом, мгновенно вскипела во мне.
– Стоят горой? Требуют? Я понимаю, ты изолировал себя от внешнего мира, мастер, чтобы сосредоточиться на более высоких материях, но я и представить себе не мог, что человек способен до такой степени не знать страны, в которой живет. На войне сражаются карьеристы, наемники, молодые искатели приключений. Пройди на сотню лиг к югу и поймешь, что за пределами Обители Абсолюта о войне судят лишь по невнятным слухам.
– В таком случае, – поморщился мастер Эш, – ваше Содружество сильнее, чем я мог предположить. Неудивительно, что враги впали в отчаяние.
– Если сила в этом, пусть Всемилостивый убережет нас от слабости. Мастер Эш, фронт может рассыпаться в любой момент. Так что самое мудрое для тебя – уйти со мной отсюда в безопасное место.
Казалось, он пропустил мои слова мимо ушей.
– Если Эребус, Абайя и все остальные вступят в бой, разыграется совсем иное сражение. Но вот вопрос: когда? Любопытно. Однако же ты устал, пойдем со мной. Я покажу тебе твою кровать, а заодно и высокие материи, которые, как ты только что выразился, являются предметом моего изучения.
Мы поднялись на два этажа вверх и вошли в комнату, в окнах которой я, должно быть, и видел огонек накануне вечером. Просторное помещение занимало весь этаж. Здесь стояли машины, но они были мельче и малочисленной, чем те, что я видел в замке Балдандерса. Еще я заметил в комнате множество книг и бумаг, разложенных на столах. Посредине стояла узкая кровать.
– Вот здесь я ненадолго проваливаюсь в сон, – пояснил мастер Эш, – когда работа не дает мне оторваться. Эта кровать маловата для человека твоего сложения, но, уверен, ты сможешь устроиться на ней с комфортом.
Поскольку всю прошлую ночь я провел на голых камнях, эта постель притягивала меня как магнит.
Показав, где я могу облегчиться и сполоснуть лицо, он ушел. Прежде чем свет погас, я уловил ту странную улыбку, что уже не раз замечал сегодня на его лице.
Минуту спустя, когда мои глаза привыкли к темноте, я уже думал совсем о другом, ибо выяснилось, что все окна светятся снаружи, пропуская перламутровое сияние.
«Мы над облаками, – сказал я сам себе (и тоже чуть улыбнулся), – или скорее вершину скалы как саваном окутали низкие облака, чье присутствие было незаметно для меня в темноте, но каким-то образом известно моему хозяину. И вот теперь я вижу верхушки этих облаков – несомненно, высокую материю, как видел облака из глаз Тифона».
С этой мыслью я лег и заснул.
17. РАГНАРЕК – ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА
На следующее утро я по необъяснимой причине впервые ощутил неудобство от того, что проснулся безоружным. После утраты «Терминус Эст» я спал во время разграбления замка Балдандерса и не испытывал страха, а позднее бесстрашно продвигался на север. Лишь накануне без оружия я провел ночь на холодных камнях скалы и, наверное, просто потому, что очень устал, тоже ничего не боялся. Сейчас я думаю, что все эти дни и даже раньше, с тех пор как бежал из Тракса, я постепенно оставлял за спиной свою гильдию и начинал считать себя тем, за кого меня принимали окружающие – своего рода искателем приключений, каких я упоминал накануне в разговоре с мастером Эшем. Будучи палачом, я рассматривал меч не как оружие, а скорее как инструмент, должностной символ. Теперь же, оглядываясь в прошлое, я воспринимал «Терминус Эст» именно в качестве оружия, которого лишился.
Я размышлял по этому поводу, лежа на спине на удобном тюфяке мастера Эша, заложив руки за голову. Если останусь в стране, разоренной войной, то получу другой меч, и было бы разумно иметь при себе оружие, даже если вновь я поверну на юг. Вопрос в том, поворачивать на юг или нет. Если бы я остался на месте, возникал риск оказаться вовлеченным в битву, где я имел все шансы быть убитым. Но в моей ситуации вернуться на юг было бы еще опаснее. Абдиес, архон Тракса, наверняка назначил награду за мою поимку, а гильдия, несомненно, позаботится о моем умерщвлении, если меня обнаружат где-нибудь недалеко от Нессуса.
После неясных колебаний по поводу предстоящего решения, как бывает, когда еще не совсем проснулся, я вспомнил о Винноке и о том, что он рассказал мне про рабов Пелерин. Поскольку для нас позорно, если кто-либо из клиентов умирает после пытки, в гильдии нас специально обучали лекарскому делу. Я подумал, что вряд ли уступаю в этом отношении подручным Пелерин. Когда я вылечил ту девушку в хижине, то испытал неожиданный духовный подъем. У шатлены Маннеа уже и так сложилось хорошее впечатление обо мне, но я значительно выиграл бы в ее глазах, если бы вернулся вместе с мастером Эшем.
Несколько минут назад меня тревожила мысль об отсутствии оружия. Теперь же я решил, что все-таки небезоружен – решимость и план действий лучше, чем меч, ибо на них человек оттачивает собственные грани. Я скинул одеяло и тут впервые обратил внимание на мягкость ткани. В комнате было холодно, но солнечно. Казалось, со всех четырех сторон помещения находилось по солнцу, будто все стены и окна выходили на восток. Я подошел, не одеваясь, к ближайшему окну и увидел неровное белое поле, о существовании которого я смутно подозревал накануне.
Но то были не облака, а массы льда. Окно либо вообще не открывалось, либо я просто не мог справиться с механизмом запора. Тогда я прижался лицом к стеклу и постарался заглянуть как можно дальше вниз. Последняя Обитель, как я убедился вчера, стояла на самом верху скалы. Теперь же только эта макушка и торчала надо льдом. Я переходил от одного окна к другому, но вид оставался прежним. Вернувшись к своей кровати, я влез в штаны, натянул сапоги и накинул на плечи плащ, едва ли сознавая, что делаю.
В тот самый момент, когда я закончил одеваться, появился мастер Эш.
– Надеюсь, не помешал, – проговорил он. – Я услышал, что ты проснулся.
Я покачал головой.
– Не хотел тебя беспокоить.
Я непроизвольно провел обеими руками по лицу. Как ни глупо, но мне стало неловко за свою щетину.
– Я собирался побриться перед тем, как надеть плащ. До чего же я бестолковый! Я не брился с тех пор, как ушел из лазарета. – Я чувствовал себя так, будто мой мозг устало тащился по ледяной поверхности, оставив на произвол судьбы язык и губы.
– Могу предложить горячую воду и мыло.
– Хорошо, – сказал я. – А если я спущусь вниз…
– Будет ли то же самое? – Он улыбнулся своей странной улыбкой. – Лед? Нет. Ты первый обо всем догадался. Могу ли я спросить, каким образом?
– Давным-давно, нет, всего несколько месяцев назад, хотя теперь и кажется, что очень давно, я посетил Ботанические Сады в Нессусе. Там есть место под названием Птичье Озеро, где тела мертвецов остаются свежими навсегда. Мне сказали, что все дело в свойствах воды, но я уже тогда удивился, что вода озера обладает такой силой. Есть еще и так называемый Сад Джунглей, где листья зеленее, чем я мог себе представить: не ярко-зеленые, а темные с прозеленью, будто растения не могут использовать всю энергию, которую солнце изливает на них. Тамошние обитатели словно из другого, не нашего времени, хотя не могу сказать, из прошлого или будущего или же из чего-то третьего. У этих людей был небольшой дом, гораздо меньше твоего, но чем-то его напоминающий. Я часто вспоминал Ботанические Сады с тех пор, как покинул их, и подчас гадал, не состоит ли секрет в том, что время на Птичьем Озере остановилось, а в Саду Джунглей человек каким-то образом перемещается во времени взад-вперед, шагая по тропинке. Я не слишком много говорю?
Мастер Эш покачал головой.
– Когда я шел сюда, то увидел твой дом на верхушке холма. Но, вскарабкавшись наверх, обнаружил, что дом исчез, а долина внизу вовсе не та, которая осталась у меня в памяти. – Я замолчал, не зная, что еще добавить.
– Все абсолютно верно, – проговорил мастер Эш. – Я поставлен здесь, чтобы наблюдать то, что ты сейчас видишь. Но нижние этажи углубляются в древние периоды, из которых твой – древнейший.
– Да ведь это великое чудо.
– Чудесней то, что ледники пощадили этот отрог скалы. Верхушки более высоких гор погребены подо льдом, а эта скала защищена географическим феноменом столь тонкого свойства, что это могло произойти лишь по воле случая.
– Но в конечном счете и она погрузится под лед?
– Да.
– И что же потом?
– Тогда я уйду отсюда. Или, точнее говоря, я уйду незадолго до того, как это произойдет.
Меня охватил безрассудный гнев. Это чувство бывало у меня в детстве, когда я не мог заставить мастера Мальрубиуса понять мои вопросы.
– Я имею в виду: что будет с Урсом?
– Ничего. То, что ты видишь, – последнее оледенение. Сейчас поверхность солнца тусклая, но скоро вспыхнет ярким пламенем. Правда, само солнце сожмется, отдавая меньше энергии окружающим мирам. В конечном счете, если представить, что кто-то придет и встанет на льду, он увидит только очередную яркую звезду. Лед, на котором он будет стоять, – не тот, что ты видишь перед собой, а будущая атмосфера этого мира. И так будет продолжаться в течение очень долгого времени. Возможно, вплоть до заката дня вселенной.
Я подошел к другому окну и вновь поглядел на широкие ледяные просторы.
– Это произойдет скоро?
– Пейзаж, который ты сейчас видишь, существует в твоем далеком будущем, через тысячи лет.
– Но до того лед, должно быть, придет с юга. Мастер Эш кивнул.
– И спустится с горных вершин. Идем со мной. Мы прошли на второй уровень дома, на который я лишь мельком обратил внимание вчера вечером, когда поднимался по лестнице. Окон здесь было гораздо меньше, но мастер Эш поставил стулья перед одним из них и жестом пригласил сесть и взглянуть на открывавшуюся картину. Все было так, как он говорил: лед, прекрасный в своей чистоте, сползал по горным склонам, вступая в битву с соснами. Я спросил мастера, отдаленное ли это будущее, и он еще раз кивнул.
– Ты не доживешь, чтобы увидеть это заново.
– Но времени, отпущенного на жизнь человека, почти достаточно, чтобы достигнуть этого будущего? Он поежился и усмехнулся в бороду.
– Скажем так: это вопрос относительности. Этого будущего не увидишь ни ты, ни твои дети, ни дети их детей. Но процесс уже начался. Задолго до твоего рождения.Я ничего не знал о юге, но поймал себя на мысли об острове из рассказа Хальварда, о маленьких уголках, где живут и трудятся, спасаясь от сурового климата, земледельцы и охотники на тюленей. Островитяне с их семьями долго смогут ютиться в тех местах. Их лодки в последний раз со скрежетом причалят к каменистым берегам – «Моя жена, мои дети… Моя жена, мои дети…». – К тому времени переселятся многие из твоего народа, – продолжал мастер Эш. – Те, кого вы называете какогенами, милостиво возьмут их в другие, более благоприятные миры. Многие, очень многие уедут до окончательной победы льда. Видишь ли, я сам происхожу из этих беженцев.
Я спросил, удастся ли спастись всем.
– Нет. – Он печально покачал головой. – Некоторые откажутся уезжать, кого-то просто не смогут найти. Иным же не найдется прибежища.
Некоторое время я сидел и глядел на осаждаемую долину, пытаясь привести в порядок свои мысли. Наконец сказал:
– Я всегда замечал, что люди от религии говорят утешительные, хоть и неверные вещи, в то время как ученые открывают ужасные истины. Шатлена Маннеа назвала тебя святым человеком, но ты, похоже, ученый муж и сам заявляешь, что твой народ послал тебя на наш мертвый Урс изучать льды.
– Подмеченное тобою различие уже не работает. Вообще-то религия и наука всегда сводились к вере во что-то. А в сущности – в одно и то же. Ты сам подходишь под собственное определение ученого мужа, потому я и говорю с тобой о науке. Если бы здесь была Маннеа со своими жрицами, я бы говорил по-другому.
У меня так много воспоминаний, что часто я теряюсь среди них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43