– Там, внизу… – Она сглотнула. – Они за мной?
– Вами? – Мартин моргнул. – С чего вы посчитали себя объектом взрыва?
– Это не впервые, – предваряя слова суровым взглядом, прогремел Фрэнк. – Она беженка с Москвы, одна из спасшихся с периферийной станции. Она обосновалась на Септагоне. Кроме того, ее родителей убили явно за то, что она либо что-то взяла, либо, наоборот, оставила. Теперь ее преследуют здесь.
Мартин застыл, его внезапно пронзила молния тревоги.
– Вас направил сюда Герман? – без обиняков осведомился он.
– Да. – Она, словно защищаясь, скрестила на груди руки. – Я начинаю думать, что слушать его – плохая идея.
«Я тоже», – мысленно согласился Мартин.
– По моему опыту, Герман никогда ничего не делает случайно. Он назвал вам мое имя?
Она кивнула.
– Ну ладно. Похоже, Герман считает мою и вашу проблемы взаимосвязанными, и они часть интересующего его целого. – Он посмотрел на Фрэнка. – Для вас это не ново. Куда направляетесь?
Тот поскреб в затылке с устремленным вдаль взором.
– Хороший вопрос. Я разъездной корреспондент «Тайме». Это путешествие – в основном турне по тревожным точкам московско-дрезденского кризиса. А она просто объявилась и выложила свою историю прямо мне в руки. – Он искоса глянул на Среду.
– Герман попросил меня найти тебя, – шмыгнув носом, произнесла она. – Сказал, если дашь в эфир информацию о произошедшем, охотящиеся за мной, возможно, отстанут.
– Это правда, до определенного момента, – сообщил Мартин скорее себе, чем остальным. – Что еще?
Среда глубоко вздохнула.
– Я выросла на отдаленной московской станции. Непосредственно перед эвакуацией Герман попросил меня кое-что проверить. Я обнаружила… э-э… тело. В таможенной секции. Мертвое. Герман просил спрятать кое-какие документы неподалеку, материалы из капитанской каюты эвакуационного корабля. Я удрала с ними; никто не заметил маленькой пропажи. – Она пожала плечами, явно не испытывая счастья от случившегося. – Потом недели две назад кто-то убил мою семью и пытался убить меня. – Она вцепилась в Фрэнка, как утопающая в спасательный плот.
– Не верю в совпадения, – медленно проговорил Мартин, чувствуя на спине холодные капли пота. Герман вовлечен в это. Крайняя уверенность, достаточно пугающая, чтобы ладони стали влажными. Герман, тайное имя посредника – человека или чего-то еще – использовалось Эсхатоном, когда тот давал Мартину выгодные поручения в прошлом. Значит, за ней тянется действительно что-то серьезное. Надо поставить в известность Рашель! Она очень рассердится! Он перехватил взгляд Среды.
– Послушайте, я бы хотел немедленно рассказать об этом жене. Вы, вероятно, видели ее на подиуме. В посольстве. – Он сглотнул. – Она эксперт по убийцам. Вместе мы можем обеспечить вашу безопасность. Тем не менее, может, у вас есть соображения по поводу того, кто охотится за вами? Поскольку, если мы сузим круг и подтвердим причастность той же самой группы, которая преследует московский дипкорпус, дело намного упростится.
– Уверена, да. – Среда кивнула. – Герман сообщил мне прошлой ночью. Это фракция РеМастированных. Их группа на корабле направляется на Новый Порядок. Герман считает, что они намерены сделать нечто радикальное после первого прыжка. – Она скривилась. – Нам нужно попытаться определить способ действий.
СПЛОШНАЯ КЛОУНАДА
Франц оказался в западне.
Как-то давно он слышал историю о диких животных – уже забыл, каких именно, – которые, попав в капкан, отгрызают себе лапу, чтобы освободиться. Это был красивый миф, но явно фальшивый, ибо когда приходиться с подобным сталкиваться, когда зажат стальными челюстями дилеммы, учишься жить с тем, что получил.
Хойст вынырнула из глубин Директората как прожорливая черная вдова и отняла Эрику, угрожая Францу отравленным кубком своего жадного желания. Его собственная жизнь стала подарком: я не ждал такого. Он сделал так, как она просила, и она не солгала – не откусила ему голову и со вкусом не обгрызла пульсирующий пенек шеи, удовлетворив свое желание. Хотя уколы его пойманной совести ощущались почти физически. Багаж Хойст содержал почти пятидесятиграммовый алмаз памяти, загруженный душами и геномами всех из сети U.Скотта, не прошедших чистку. Каждое утро Франц просыпался с бешено стучащим сердцем, задыхаясь от понимания, что сам ходит по краю кипящего кратера. Знание, что смерть от рук Хойст может наступить в любой момент и он проснется со своей любимой и еще с неисчислимыми миллиардами в симуляционных пространствах будущего бога, не утешало. Создание будущего бога означало уничтожение Врага, но…
Любовь заменила религию. Франц и Эрика стали двумя сторонами одной монеты, которую они подбрасывали среди смертных несколько лет. И он потерял уверенность в том, во что прежде верил. Идея будущего бога отняла у него право на ошибку и сделала пресмыкающимся. Это служило предзнаменованием: когда РеМастированные наконец уничтожат Эсхатона и начнут исполнение своей монументальной задачи переосуществления, созданное ими в собственном образе божество вряд ли будет милосердным и великодушным. Возможно, лучше умереть необратимой смертью, чем встретить свою частицу в коллективном сознании в завершающей точке в конце времён. Но чем больше он обдумывал это, тем больше находил, что не готов предстать перед неприятным выбором: отгрызть лапу собственной совести и спастись или позволить черной вдове наказать его самым отвратительным способом.
Как бы то ни было, вечером первого дня полета, за час до первого прыжка, он ползал на коленях по полу каюты «королевского» класса Поршии вместе с Марксом, помогая тому заряжать кассету портативного гранатомета с полным гашением отдачи, пока Самов и Матильда вооружались всякой всячиной. «Нам действительно нужно это делать? – терзался он сомнениями, глядя на приземистый контейнер. – Она реально намерена на это пойти?»
Идея дезориентировала. Франц в своих самых оптимистических мечтах представлял, как они с Эрикой сумели бы достичь цели: возможно, смогли бы оказаться вне стальной решимости расы РеМастированных, не творить историю, бежать, спрятаться и найти отдаленный мир, жить, работать и не отказывать себе в странном извращении, называемом любовью, умереть навечно и превратиться в прах и никогда не представать перед злобным взглядом всеведущего завершенного дитя. Но бегство – лишь жестокая иллюзия, такая же, как свобода или любовь. Жестокая иллюзия – все, кроме стальной закалки РеМастированных.
Франц вставил снаряд в коробчатый магазин, поднял другой и поместил его сверху. Заряд был размером с большой палец, носовая часть блестела сенсорами, из хвостовой торчали крошечные сопла твердотопливных ракет. Один выстрел – одна смерть. Всякий раз, запихивая патрон в магазин, он чувствовал, как внутри него что-то сжимается, и вспоминал Джамиля, втыкающего втулки в затылок Эрики, превращая ее в этакое мясо, чтобы возложить на алтарь будущего бога. Убить всех, бог узнает каждого, нынешний бог умрет: мы должны стать новыми богами.
– Полный, – сказал он, передавая магазин Марксу.
– Для этого достаточно. – Маркс осторожно отложил в сторону один из ручных пулеметов и пачку магазинов. – Хорошо, еще один. Поторопись, у нас всего час на подготовку.
– И так спешу. – Руки Франца летали. – Никто так и не сказал о моей роли во время акции.
– Может, босс еще не решила, нужен ли ты для этого живой.
Франц постарался никак не отреагировать на ядовитое замечание Маркса. Вполне возможно, это тест, и любой признак слабости определит исход.
– Я подчиняюсь и тружусь для будущего бога, – ответил он ровно, склонясь над ящиком с боеприпасами. – Хм. Заряд мощности на одном слабый. Наверное, давнишний.
Большие управляемые противопехотные снаряды требовали трехкратной силовой подпитки, пока хранились на стеллажах: огромнейшим недостатком этого мощного оружия было сохранение заряда.
– Староват. Тем не менее мы их используем. Очень скоро.
«Я готов их предать, – говорил Франц себе. – Нужно сообщить о происходящем капитану». Правда, ему неизвестно, кто еще в деле. Он знал только о команде Поршии и группе Матильды. Могут быть и другие. Кроме того, в случае моей измены – Эрика умрет навсегда или будет обречена на воскрешение под враждебным испытующим взглядом сурового бога. Даже если он запустит руку в мешок с душами, который Поршия везет Селекционерам, у него нет простого способа сохранить разум Эрики и позволить себе в одиночку вырастить ей новое тело. Это привилегированная технология Директората, жестко контролируемая Селекционерами для их собственных целей, очень дорогая и очень редкая за пределами владений РеМастированных. И если Хойст говорит правду – есть вещи похуже, чем быть рабом депсека. Много хуже.
– А, Франц. – Мягкий голос за спиной.
Он заставил себя сосредоточиться на собственных руках: поднять – положить, поднять – положить. «Она ничего не имеет в виду», – подумал он.
– Пойдемте со мной. У меня есть для вас работенка.
Он осознал, что уже стоит на ногах, безо всяких эмоций, словно лунатик.
– Я готов.
– Вижу. – Хойст кивнула в сторону своей комнаты. – Туда.
Франц вошел, и Хойст открыла дверь того, что он принял за шкаф. Так и есть: несомненно, шкаф. Внутри – стул с ремнями у подлокотников и передних ножек.
– Что это? – спросил он. Сердце оборвалось.
– Простая работенка для вас. – Хойст улыбнулась. – Я изучаю ваш любовный феномен, а он имеет некоторые интересные приложения. – Улыбка погасла. – Как жаль, что мы не можем применить наш метод к пассажирам, пока не захватим девчонку, потом сделаем ее марионеткой, и она будет нам подчиняться. – Она покачала головой. – Но кто бы за ней ни стоял, почти наверняка он принимает меры предосторожности. Поэтому нам придется прибегнуть к старомодному способу.
– Старо… – Франц замер. – Что вы имеете в виду? Хойст вынула блокнот и нажала клавишу. Завращалась видеопетля, пару секунд показывая цель, отводя прочих за пределы экрана.
– Его. Даю вам Маркса и Луну. Пока исполняется Компетентный План, вы отправитесь в его каюту и приведете мне. В целости и сохранности в пределах возможного. Хочу получить козырь.
– Хм. – Франц пожал плечами. – А не проще заставить ее силой?
– Это и есть сила определенного вида. – Хойст ухмыльнулась. – Разве вы не признаете такую? – Ухмылка исчезла. – Она обладает навыками ускользать от поимки, Франц, Кергелен был не совсем неаккуратен: он столкнулся с опытным соперником. Я читала полевые файлы U.Скотта, подготовленные черновые расшифровки, а не бодягу, которой он всех пичкал. От меня она не увернется.
– А какова моя задача? – робко поинтересовался Франц.
– Просто схватить его и притащить сюда, пока я занимаюсь остальным кораблем. Если он согласится сотрудничать, то и ему и девчонке – обоим – будет позволено жить. Это правда, а не выдумка. Хотя и их, и прочих пассажиров по прибытии на Новый Порядок передадут на РеМастирование.
– Усвоил. – Франц нахмурился. Она намерена РеМаетирововать всех на корабле? Не планирует ли она его исчезновение? – Что-нибудь еще?
– Да. – Хойст склонялась все ниже, пока он не почувствовал щекой ее дыхание. – Это твоя работа номер один. Организую другую, после стыковки со станцией одиннадцать. Это должно быть забавно! – Она похлопала Франца по спине. – Бодрее. Всего три недели – и мы дома. Потом, если станешь хорошо себя вести, подумаем о возвращении твоей игрушки.
Штефи с трудом подавила зевок, едва погрузившись в кресло в обеденном зале. Слишком длинная смена, проведенная вместе с Рашелью в сосредоточенном изучении персональных перемещений, оставила ей затуманенный взгляд и желание придушить некоторых наиболее настойчивых туристов. Десять минут, чтобы освежиться, затем сидеть во главе стола в течение трех-четырех часов, чтобы умасливать разросшееся эго большинства бестолковых пассажиров из дорогих кают, было глазурью, которая не требовалась ее пирогу. «Но это лучше, чем оставаться вне расследования», – говорила она себе. Может, она нормально проведет время с Максом после; он сидел в другом конце зала, с высокомерным видом, но учтивый – любимый образ всякого старшего офицера. Ему тоже нужно было выпустить пар.
– Не возражаете, если присоединюсь к вам?
Она огляделась по сторонам. Это Мартин, правая рука дипломата-агента.
– Конечно. – Она слабо улыбнулась, соблюдая приличия. Сидевшая ближе всех японка средних лет ответила ей, очевидно приняв улыбку на свой счет и спровоцировав обмен вежливыми кивками. В то же время расположившийся слева Мартин лениво просматривал меню. Штефи оглядела стол. Места заняты наполовину. Беспокойная девица, видимо, ела у себя в номере. И эта неприятная группа студентов по культурному обмену с Тонто. «Уродское прикрытие, – подумала она. – Даже слепой идиот заметит в них больше. Разве что кроме банкирши».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63