Возможно, ее также трудно держать в узде, как и этих кобылок, и если уж вам удалось забраться в седло, то не остается ничего другого, как надеяться, что она не унесет вас дальше финишного столба.
– Неужели вы не видите, что я боюсь? – сказал она, топнув ногой по натертому до блеска полу. – Я не хочу оставаться одна в доме!
– А где же ваш сын Пауль?
– Он вернулся в свой интернат. Кроме того, ему всего десять, и я не могу рассчитывать, что он придет мне на помощь. А вы что, надеетесь на это?
Она шлепнулась на диван рядом со мной.
– Ну что ж, я могу переночевать несколько раз в его комнате, – предложил я. – Если вы действительно так напуганы.
– Вы правда будете ночевать здесь? – радостно спросила она.
– Конечно, – подтвердил я и в душе поздравил себя. – Это доставит мне удовольствие.
– Я не хочу, чтобы это доставляло вам удовольствие, – возразила она, слегка улыбнувшись. – Я хочу, чтобы вы рассматривали это как свою обязанность.
На мгновение я почти забыл, почему я оказался здесь. Мне даже показалось, что и она об этом забыла. Но, увидев слезы в ее глазах, я понял, что она действительно очень напугана.
Глава 18
Среда, 26 октября
– Я что-то не пойму, – спросил Корш, – что с этим Штрейхером и его компанией? Мы ими по-прежнему занимаемся или нет?
– Занимаемся, – сказал я. – Но пока Гестапо, которое ведет за ними наблюдение, не подкинет нам что-нибудь интересное, мы мало что можем сделать в этом направлении.
– А чем мы должны заниматься, пока вы присматриваете за вдовой? – спросил Беккер, готовый расплыться в улыбке, которую я, однако, счел не слишком неуместной. – Ну, кроме того, что читать отчеты Гестапо?
Я решил не реагировать на шутки. Иначе это могло бы показаться подозрительным.
– Корш, я хочу, чтобы вы занимались следствием, которое ведет Гестапо. Кстати, как дела у вашего человека, который следит за Фогельманом? – поинтересовался я.
Он покачал головой.
– Ничего особенного. Этот Фогельман почти не выходит из своего агентства. Что-то не похож он на сыщика, если вас интересует мое мнение.
– Да, совсем не похож, – согласился я. – Что касается вас, Беккер, то я хочу, чтобы вы подыскали мне девушку. – Он усмехнулся и посмотрел на носки своих ботинок. – Для вас это не составит труда.
– Какую девушку вы хотите, комиссар?
– Примерно пятнадцати – шестнадцати лет, блондинку, голубоглазую, члена Союза немецких девушек и... – сказал я, чтобы окончательно добить его, – предпочтительно девственницу.
– Последнее условие несколько осложняет дело, комиссар.
– У нее должны быть стальные нервы.
– Вы что, хотите сделать из нее приманку, комиссар?
– На тигра лучше всего охотиться именно таким способом.
– Однако иногда во время такой охоты козел, которого используют в качестве приманки, погибает, комиссар, – заметил Корш.
– Как я уже говорил, эта девушка должна быть очень смелой. И я хочу, чтобы она знала как можно больше. Если она готова рискнуть своей жизнью, ей следует знать, для чего это делается.
– Где же мы поместим приманку, комиссар? – спросил Беккер.
– А уж это придумайте вы. Подберите несколько мест, где наш убийца сможет ее легко заметить, а также где мы сможем наблюдать за ней, не выдавая себя. – Корш нахмурился. – Что вас беспокоит?
В знак неодобрения он медленно покачал головой.
– Мне это не нравится, комиссар. Использовать девушку как приманку – это бесчеловечно.
– А что, по-вашему, нам можно использовать? Кусок сыра?
– Главная улица, – сказал Беккер, размышляя вслух. – Что-нибудь вроде Гогенцоллерндам, где много машин, чтобы у него было больше шансов увидеть ее.
– Нет, правда, комиссар, не кажется ли вам, что это несколько рискованное предприятие? – настаивал Корш.
– Конечно, рискованное. Но что мы знаем об этом ублюдке? Только то, что он водит машину, носит форму и говорит с австрийским или баварским акцентом. Дальше можно предполагать все что угодно. Мне не нужно напоминать вам обоим, что время, отведенное нам на расследование, истекает. Гейдрих дал мне меньше месяца, чтобы найти убийцу. Поэтому мы должны пойти навстречу убийце и сделать это быстро. Единственный выход для нас – взять инициативу в свои руки и выбрать для него следующую жертву.
– Но мы можем прождать понапрасну, – сказал Корш.
– А я и не утверждаю, что это беспроигрышный вариант. Охотясь на тигра, можно загнуть на дереве, и тигр убежит.
– А как быть с девушкой? – продолжал Корш. – Надеюсь, вы не собираетесь держать ее на улице день и ночь?
– Она может «работать» днем, – сказал Беккер. – Днем или ранним вечером. Но, конечно, не в темноте, чтобы мы были уверены, что он увидит ее, а мы – его.
– Вы уловили мою идею.
– А как привязать сюда Фогельмана?
– Не знаю. Он кажется мне подозрительным, вот и все. Может быть, я ошибаюсь, но хочу все тщательно проверить.
Беккер улыбнулся:
– Полицейский должен время от времени доверять своей интуиции.
Я узнал свои собственные банальные поучения.
– В конце концов мы сделаем из вас сыщика, – заверил я его.
* * *
Она слушала свои пластинки фирмы «Гигли» с упорством человека, поставившего своей целью лишиться слуха. Желания заводить и поддерживать разговор у нее было не больше, чем у железнодорожного кондуктора. Теперь я уже понял, что Хильдегард Штайнингер была более чем самодостаточна и, как мне казалось, предпочитала таких мужчин, у которых самолюбия не больше, чем у чистого листа писчей бумаги. И все-таки, несмотря на все ее недостатки, она меня очень привлекала. С моей точки зрения, она слишком много внимания уделяла цвету своих золотистых волос, длине ногтей и белизне зубов, которые она постоянно чистила. Она была слишком пуста, а уж эгоистична без всякой меры. Если бы ей пришлось выбирать, доставить ли удовольствие себе или кому-нибудь другому, она конечно же предпочла бы первое и при этом была бы уверена, что, доставляя удовольствие себе, делает счастливым весь мир. То, что одно вытекает из другого, с ее точки зрения, так же очевидно, как и то, что нога дернется, если ударить молоточком под коленной чашечкой.
Я уже шестой день находился в ее доме, и, как обычно, она приготовила на обед нечто совершенно несъедобное.
– Знаете, вы можете не есть это, – сказала она. – Я всегда была плохой кухаркой.
– Я ведь не гость, которого пригласили на званый обед, – ответил я и съел почти все подчистую, но не из вежливости, а потому, что был просто голоден, к тому же еще со времен войны я взял за правило не быть слишком разборчивым в еде.
Наконец она закрыла патефон и зевнула.
– Я иду спать, – предупредила она.
Я отложил книгу, которую читал, и сказал, что и сам отправляюсь на боковую.
В спальне Пауля, перед тем как выключить свет, я несколько минут изучал карту Испании, прикрепленную к стене, на которой Пауль отмечал победный путь легиона «Кондор». Похоже, что в эти дни все немецкие мальчишки мечтали стать боевыми летчиками. Я уже укладывался в постель, когда в дверь постучали.
– Можно войти? – спросила она, появляясь совершенно обнаженной в дверном проеме. Несколько мгновений она стояла там, освещенная светом из прихожей, – прекрасная богиня, которая хочет, чтобы я оценил, насколько пропорционально она сложена. Чувствуя, как все во мне напряглось, я смотрел, как она грациозно приближается ко мне.
У нее была небольшая голова и узкая спина, а ноги такие длинные, что казалось, она создана гениальным скульптором. Хильдегард шла, прикрывшись одной рукой, и этот застенчивый жест возбудил меня сильнее всего. Какое-то время я просто любовался округлыми очертаниями ее грудей. Размерами и своей идеальной формой они напоминали персик с маленькими, почти незаметными сосками.
Потом я наклонился вперед, отвел руку скромницы и, сжав крепко ее гладкие бедра, впился поцелуем в курчавившиеся глянцевитые волоски. Поднимаясь, чтобы поцеловать ее в губы, я почувствовал, как она решительно толкнула меня назад, что заставило меня поморщиться – слишком грубое движение, в котором не было ни деликатности, ни нежности, поэтому я решил не церемониться с ней и, бросив ее на кровать лицом вниз, подтянул ее прохладные ягодицы поближе к себе, заставив ее принять такую позу, которая была удобна мне. Когда я вошел в нее, она коротко вскрикнула, и, пока мы разыгрывали свою шумную пантомиму, ее длинные ноги возбужденно подрагивали, не спеша приближая развязку.
Мы спали до тех пор, пока первые лучи солнца не начали пробиваться сквозь тонкие занавески. Проснувшись раньше ее, я был поражен холодным выражением ее лица, оно осталось таким же, когда она, открыв глаза, нашла мой пенис. Затем, повернувшись на спину, вытянулась на кровати и раздвинула свои ноги так, что я мог видеть, где зарождается жизнь, и потом я снова ласкал и целовал ее, перед тем как продемонстрировать все, на что я способен, вжимая себя в ее тело с такой силой, что в какое-то мгновение мне показалось – только моя голова и плечи принадлежат мне.
Наконец, когда в нас обоих ничего не осталось, она обхватила меня руками и плакала так долго, что мне почудилось, она вот-вот растает.
Глава 19
Суббота, 29 октября
– А я думал, что вам эта идея понравится.
– Я не уверен, что она мне не понравится. Просто нужно ее обмозговать.
– Вы ведь не хотите, чтобы она просто бесцельно болталась где-нибудь. Он сразу учует, что здесь что-то не так, и не подойдет к ней. Все должно выглядеть правдоподобно.
Я кивнул без особой уверенности, что он прав, и попытался улыбнуться малышке из Союза немецких девушек, которую нашел Беккер. Она была необыкновенно красива, и я не знаю, что больше всего в ней привлекло Беккера – ее храбрость или ее грудь.
– Ну, комиссар, вам же известно, – сказал он, – что эти девчонки постоянно торчат у стендов еженедельника «Штюрмер» на улицах. Они любят пощекотать себе нервы, читая истории о том, как еврейские доктора лишают девственности своих загипнотизированных немецких пациенток. Взгляните на это дело с такой точки зрения: во-первых, она не будет скучать, во-вторых, если Штрейхер и его люди замешаны в этом деле, они, конечно, скорее заметят ее у одного из стендов «Штюрмера», чем где-нибудь в другом месте.
Я тупо уставился на выкрашенный красной краской искусно сделанный стенд, который был изготовлен, вероятно, одним из читателей-поклонников газеты. На стенде крикливые лозунги: «Немецкие женщины! Евреи – это ваша гибель». Под стеклом три разворота текста. Уже то, что мы попросили девушку выступить в роли приманки, было само по себе плохо, а тут еще Беккер хотел, чтобы она забивала себе голову подобной ерундой.
– Наверное, вы правы, Беккер.
– Вы знаете, что я прав. Посмотрите на нее. Она все это уже читала. И готов поклясться, что ей это нравится.
– Как ее зовут?
– Ульрика.
Я подошел к стенду «Штюрмера», у которого стояла она, безмятежно что-то напевая.
– Ты знаешь, что тебе придется делать, Ульрика? – спросил я. Стоя рядом с ней, я смотрел не на нее, а на карикатуру Фипса, изображавшую еврея-урода, нос у него был величиной в овечью морду. Человек не может быть таким, подумал я.
– Да, комиссар, – звонко сказала она.
– Вокруг полно полицейских. Ты их не видишь, но они все наблюдают за тобой. Ты поняла? – Я увидел, как ее отражение на стекле кивнуло. – Ты очень храбрая девочка.
Услышав это, она снова запела, только немного громче, и я узнал песню «Гитлерюгенда»:
Наш флаг вьется перед нашими глазами,
Наш флаг означает, что настали годы единства,
Наш флаг ведет нас в вечность,
Наш флаг значит больше, чем наша жизнь.
Я вернулся к тому месту, где стоял Беккер, и сел в машину.
– Девочка что надо, правда, комиссар?
– Да, вы правы. Только держите свои лапы подальше от нее, слышите?
Беккер был сама невинность.
– Что вы, комиссар, неужели вы думаете, что я ее трону? – Он забрался на сиденье шофера и завел мотор.
– Если вас на самом деле интересует мое мнение, я думаю, вы способны трахнуть даже свою прабабушку. – Я оглянулся сначала через левое, а потом через правое свое плечо. – Где ваши люди?
– Вон там, на втором этаже, сержант Хингсен, а на улице еще парочка полицейских. Один приводит в порядок кладбище, оно начинается с угла улицы, а другой вон там моет окна. Если наш убийца появится, он от нас не ускользнет.
– А родителям девушки известно?
– Да.
– Отчаянные у нее родители, если дали на это свое согласие.
– А они его и не давали. Если говорить точнее, комиссар, Ульрика заявила им, что она добровольно идет на это во имя фюрера и Родины. И если они попытаются остановить её, это будет непатриотично с их стороны. Так что у них не было особого выбора. Очень волевая девица.
– Могу себе представить.
– И к тому же хорошая пловчиха, наша олимпийская надежда, как сказал ее учитель.
– Ну, будем надеяться, что, если она попадет в беду, пойдет дождь и она спасется вплавь.
* * *
Я услышал звонок в дверь и подошел к окну. Открыв его, высунулся наружу, чтобы посмотреть, кто звонит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40