Но мы с Юговым и не представляли, как все это трудно. В середине ноября немцы начали новое наступление на Москву. На Киевском направлении им удалось прорваться за Нару, на Можайском уже шли бои у Кубинки, на Волоколамском они были остановлены у Крюкова, за немногие десятки километров от Москвы. Гитлер уже видел в мечтах свои бронетанковые части, громыхающие по Красной площади, но свежие части, вступившие в бой у подмосковных железнодорожных станций, остановили новое наступление. Прибывшие из сибирских резервов советские войска не только отбросили врага, но и сами перешли в наступление. После этих ожесточенных боев переполнялись московские госпитали, а выздоравливающие рвались вернуться в свои части, гнать врага подалее от любимой столицы.
В самой Москве было спокойно: верили истово, что ее не сдадут. А мы с Юговым искали врага – особенно страшного, когда его соотечественники рвутся в Москву.
Мы решили, что он – скрывший это даже от Хельги Мюллер – немец, долго проживший или учившийся в Москве – в старой, николаевской, но не советской. Привык к старым названиям улиц. Улицу Горького, говорят, называл Тверской, улицу Кирова – Мясницкой, а улицу Дзержинского, самую ненавистную ему, – Лубянкой. Город он знал отлично и отлично владел русским языком с его московским «аканьем», легко отыскивал себе пустые квартиры, благо полгорода эвакуировано. И список таких адресов у него был, потому что воровские шайки легко находили их, подкупая бесчестных управдомов, а с воровскими шайками Михельс прочно связан, не жалел денег для своих террористических вылазок.
Но люди, знавшие о нашем розыске, настойчиво помогали нам, не пугаясь и не щадя сил своих.
Одной из таких помощниц оказалась и моя соседка Лейда.
13. Лейда
Передаю ее рассказ так, как я его слышал, со всеми подробностями, не пропустив ни единого словечка, а памятью, как говорится, меня бог не обидел…
«В конце ноября я как-то была в костеле. Не потому, что я верующая, а просто по старой привычке: ведь в буржуазной Латвии закон божий был для нас обязателен. Сижу с краешка, а у нас в костеле молятся сидя, и вдруг вижу чуть впереди меня Сысоева.
– Теперь он Михельс, Лейда, переменил фамилию, – прерываю ее я.
– Не перебивай меня, Вадик, а то собьюсь и забуду. Тебе ведь все равно: Сысоев он или Михельс, а мне так удобнее. Сидит он тоже с края, вероятно для того, чтобы скорей уйти, потому что в религиозность его я ни капельки не верю, и оглядывается, словно кого-то ищет. Меня он видит отлично, но не узнает, забыл, вероятно, мельком в передней видел, не взглянул даже, а я-то его запомнила. И наконец, догляделся. Сидит сзади такой мордастый со шрамом на лице и тоже кого-то глазами ищет. И наконец, они друг друга нашли.
Оба тотчас же сели рядом, благо в костеле народу немного. Теперь они были совсем близко от меня, даже шепот их слышен. «Походим по городу сначала, – услышала я слова Сысоева, – поглядим, нет ли хвоста за нами». «Ладно», – сказал другой. И оба тотчас же вышли, ну а я, конечно, за ними: очень хотелось новую крышу Сысоева найти. Идем. Они впереди, я чуточку сзади. Не дай бог в метро пойдут, я всегда в метро путаюсь, не знаю ни входов, ни выходов, ни пересадочных станций. Пошли прямо по улице Кирова, оба оглядываются, а на меня даже не смотрят: не такой хвост себе представляли. Дошли до метро и – туда. Я за ними… Спустились по эскалатору, сели в поезд. В один вагон. Только на каждой станции до «Комсомольской» или до «Красносельской» оба выходили, а в последний момент обратно в вагон. Очень боялась, что их упущу, каждый раз, когда выходили, за ними тыркалась и тут же возвращалась, понимала, что это они хвост проверяют. А одета я была простенько, незаметно, пальтишко у меня старенькое, платок на глаза повязала, мать родная бы не узнала. В Сокольниках оба вышли, и я опять за ними. И тоже как будто случайно, какой же я сыщик на вид, так, девчонка с улицы, продавщица или заводская, поди разберись. Ну и не разобрались. Никакого внимания. На улице той, названия я уже не помню, даже не читала, кажется, иду за ними, прохожих много, и опять они ничего пугающего не разглядели. Наконец и дом нашли, новый кирпичный пятиэтажный. Тут я, конечно, держалась подалее, все-таки в конце концов приметили бы. Так и до цели дошла: оба в крайний подъезд шмыг и стоят, словно ждут кого-то. Потом пошли тихонько по лестнице. Лифта в доме нет, а мне это только на руку. Дверь ключом открыли на третьем этаже, квартиру я запомнила. Все найду – и дом и квартиру… Спросила у дворничихи, кто в квартире живет. А никто, говорит: эвакуировались хозяева. Ничего не объясняла дворничихе, знакомых, говорю, ищу».
Весь этот рассказ, подсократив его малость, я и передал Югову.
– Что делать будем? – спрашиваю я Югова.
– Брать, конечно.
– А если опять сбежит?
– Тут уж оба в ответе будем. Но все равно сбежать теперь ему из Москвы трудно. Немцев от города отбросили со всей их техникой. Воздушные налеты редки. Послушаем Пашу Безрукова: он звонил мне, что новости есть не только для уголовного розыска, хотя в банде сплошь дезертиры и уголовники. А Михельс по-прежнему остается главным, так как денег он не жалеет. Отсюда и его так легко сменяемые квартиры… А Лейда твоя поистине – золото. Не пренебрегай ею, дружище.
Я покраснел. Такой рекомендации я еще от своего начальства не слышал. Михельса она выследила, а нам остается только взять его. Брать решили сейчас же, как только посланные наши наблюдатели сигнализируют, что немецкий разведчик вернулся домой. Но наблюдатели молчали. И понятно почему. Одного из них мы нашли заколотым в лифтовой клетке, другой был застрелен на улице возле дома. Вот и пришлось нам с Юговым держать ответ. Каким образом угадал Михельс, что раскрыли его обиталище, не могу понять. Прошли каких-нибудь два часа после моего разговора с Лейдой. Может быть, ей только показалось, что ее не заметили, но не думаю. Михельс, похоже, не узнал ее. Иначе такой матерый волчище давно сумел бы от нее оторваться. Зачем ему еще раз менять квартиру, когда о ней не знали мы с Юговым? Скорее, наших людей он заметил… И конечно, при обыске ни оружия, ни рации мы опять не нашли…
А ранним утром мне позвонил Стрельцов.
– Приходи, – говорит, – к девяти, не опаздывай. Пашку слушать будем. Банду его ворья, куда он был заслан, этой ночью взяли. Всю взяли, только твоего Михельса нет. Три жулика с ним связаны были. Как раз самые мелкие, его денежки их и купили. Да и выполнить его задание никто из них не успел: комиссионный на Садовой их больше прельстил. Двенадцать участников шайки взяли, только Пашке нашему удалось «бежать»: он на стреме стоял, вот и успел… А дело-то большое, десятками тысяч пахнет. Придешь?
– Приду, – говорю.
Люблю утреннюю Москву, когда на работу идешь. Тихий и пустой город, только очереди у магазинов стоят. Чистый город, говорят – самый чистый в мире. Весь мусор подобран, ни бумажки брошенной, ни стружки, ни окурка. Только мешки с песком у зеркальных витрин, надолбы на окраинах, толкучка у магазинов перед открытием, когда всем без очереди проскользнуть хочется. Да и приземленные аэростаты по-прежнему темнели на бульварах, как лежащие, поджав ноги, слоны.
14. Павел Безруков и другие
В кабинете у Стрельцова собрание уже началось. Говорил Паша Безруков, подробно говорил, как он в банду попал и что там делал. Главой ее был мой старый знакомец Снегирь, которого я видел еще в октябре в бомбоубежище, куда сгоняли с помощью комендантских патрулей всех случайных прохожих.
– В шайке нас было примерно человек десять, а то и двенадцать, причем далеко не все принимали участие в операциях: так Снегирь называл налеты на улицах и ограбления квартир. Он, можно сказать, был не просто главой или паханом, как его называли сообщники, но и ведал всем хозяйством банды, был ее финансистом и организатором. Каждому давалось свое задание: кому подыскивать добычу, кому сторожить, кому охранять порядок в деле, кому связь поддерживать…
У Паши вдруг горло пересохло, воды попросил и рассказ продолжил:
– Меня взяли сразу, даже не проверяя. Может быть, и была проверочка, только я ее не заметил. Дезертир, мол, до войны сидел за спекуляцию в рыбном магазине, потом штрафная рота, а когда немцы к Москве подошли, из части бежал, украв мотоцикл у гаишника. Мотоцикл этот я Снегирю сразу же отдал и за него, я думаю, меня без проверки и взяли. Товарищ Стрельцов оказался прав, мотоцикл жуликам действительно был нужней нужного.
«А у кого сейчас твой мотоцикл?» – спросил кто-то из шайки, но Снегирь ему сейчас же рот заткнул.
«Где нужно, там он и стоит, – буркнул он. – Сыпь далее, Пашка, рассказывай, а кличку тебе сообща придумаем».
И придумали, конечно: из Павла Безрукого стал Пашкой Дезертиром. В общем, мне повезло. На мотоцикле ездили по заданию Снегиря, только каждый раз номер меняли. И я ездил добычу подыскивать. Потом Стрельцову, конечно, звонил. А перед «операцией» из квартиры заранее убирали все мало-мальски ценное. Снегирь определенно кого-то подозревал, но не меня, а своих информаторов… Такими уголовными проделками я не очень-то занимался, в пустых квартирах ворье работало, а меня на стреме держали. Но вот однажды кто-то из наших жуликов подходящий комиссионный магазин нашел, с директором сговорился, что тот все как украденное спишет: видно, полагал, что на этом деле можно самому крупно заработать. Снегирь всю шайку собрал, всем задания выдал, кто где стоять будет, кто что из готового платья заберет, кто кассу очистит, куда все это везти и где хранить наворованное. Словом, всю банду мобилизовал, и день подходящий выбрал. На орграсходы деньги, понятно, потребовались, так он их у Михельса занял. Тот сразу согласился, когда еще по телефону согласовывали, и себе ничего взамен не потребовал, кроме десятка пустых квартир. Квартиры добыть Снегирю – раз плюнуть. Вот и собралась вся банда под одной крышей… Ну, была и стрельба, конечно, парочку бандитов ухлопали, да и своим тоже досталось – к счастью, только легкие ранения…
– Хорошо поработал Пашка Дезертир, – сказал Стрельцов.
– На тебя, – кивнул я в ответ.
– Не только, – нахмурился Безруков. – Один хозяин был у московских бандитов. По профессии разведчик, последняя фамилия Михельс. Все из шайки за деньги продались, только один денег не брал: бывший врангелевец князь Невядомский, а ныне вор. С татуировкой на теле. Никогда не раздевался при всех, в грязной рубахе ходил, чтоб только наколку у него прочесть не смогли. Надпись там, говорят, малоцензурная… И еще: рация у Михельса портативная, легонькая, системы «Эри». Теперь у него десять адресов, по крайней мере, – не без горечи усмехнулся Безруков. – Всю зиму проищем – не найдем.
– Найдем, и думаю, что скоро, – особой решительности в моем голосе, однако, не было.
– Как? – спросил Павел.
– Усердием, – сказал я уже увереннее…
– Одного усердия мало.
– Есть еще и смелость, ловкость и наблюдательность.
Молчал Безруков, не нашел ответа…
А ночью, когда трех бандитов к нам отправляли, бежал Невядомский, по кличке «Князь». Одного конвоира убил сразу, а второй растерялся и упустил убийцу. Темная была ночь, тучи, как из свинца выплавленные, все небо затянули, а светомаскировка, пока еще не отмененная, облегчила побег. Однако едва ли бандит нашел укрытие. Всем комендантским патрулям был дан приказ искать по городу раздетого, в одной лишь рваной нательной рубахе. На патрульных Югов не очень надеялся и, совсем расстроенный, отложил допрос на утро, точно знал, что грабителя все же найдут.
И нашли.
Отмененный Юговым допрос позволил мне отдохнуть вечерок у себя дома. На кухне даже собрание устроили с попыткой выжать из меня все интересующие квартиру подробности о моей работе в НКВД. Новостей, однако, я рассказать не мог: не позволяла профессия. Больше всех расспрашивали заядлые курильщики – портной Клячкин и музыкант Мельников.
В городе стало тихо, воздушных налетов не было. Зато появилась новая тема: помощь союзников, никого не удовлетворявшая. Второй фронт был нужен Европе, а союзники медлили Женщины на кухне все больше о продовольственных трудностях говорили. Даже Лейдочка приуныла. Скучно живем – вот была ее тема…
Опять о Сысоеве спросила:
– Где ж он скрывается?
Я пожал плечами:
– Пустых квартир в Москве много.
А сам думал: разве нельзя обойти их все? Может, где и зацепишься. Видимо, можно, конечно, но пока мы будем искать в одной, он отсиживается в другой. Ему это проще. Только квартиру сменить, а нам где людей взять, когда все молодые чекисты на фронтах бьются? Что доступно той горсточке чекистов, оставшейся в городе чужую разведку вылавливать? Не так уж и много, если такие инвалиды, как я, работают. Оттого и провалы, что людей не хватает; оттого и побеги таких изуверов, как Невядомский…
15. Князь Вадбальский
Работа у нас была – не то, что в редакции: свободного времени порой даже на сон не оставалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13