А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Слабо вам, интеллигентишки сырокопченые, – сказал тогда Ворончихин, – выше человека подняться и проникнуть ножиком в суть вещей?»
Понятно, практика – критерий истины. Представляю, как они побледнели от этих слов, как сладостно заныло у них в сердцах и паху...
Кстати, ведь именно после этой полемики заседания клуба стали все чаще и чаще проводится в тихом Подмосковье, за высокими заборами Вериной дачи... Может быть, и кости от этих выездных заседаний. Огород вскапываешь – всюду кости, земля прямо набита дроблеными костями. Спрашивал Веру, она ответила, чуточку усмехнувшись:
– Джека ведь костями кормим...
Джека костями кормят... Собаку нашу дворовую. Интересно, чьими костями кормят?
– Ха-ха-ха! – прервал Лешка фальшивым смешком слишком уж затянувшуюся паузу и мои невеселые мысли. – Неправду тебе, Евгений Евгеньевич, Алевтина сказала! Право измучить трех человек представлялось победителю конкурса. А побежденные в ранге подручных должны были ему оказывать всяческое содействие. Но все это в прошлом. Ты же знаешь, в последний раз клуб собирался более чем полгода назад... На дно, понимаешь, лечь решили. Давай выпьем, за него, только водку я не буду.
– Значит, это не вы соседку нашу зарезали? – брякнул я, наливая себе водки. – Бабу Фросю беззащитную? Евфросинью Федоровну?
– Не, не мы, – опять засмеялся Лешка. – Может быть, это твоя любезная супруга индивидуально за старое взялась? В таком случае предлагаю тост за твое душевное здоровье!
Мы выпили, и я собрался идти за бутылкой и тортом. Собрался, чтобы проверить: отпустят, не отпустят?
Отпустили. По дороге из магазина внутренний голос убеждал меня не возвращаться, а ехать домой, но я не внял его доводам. Подумают еще, что струсил...
К семи часам пришла Вера. Оказывается, это ей звонила Алевтина. Чтобы пригласить на наш стихийно организовавшийся междусобойчик.
Все вместе они посмеялись над выдуманным мною Клубом маньяков имени Чикатило, посмеялись и с моей подачи принялись смеха ради «вспоминать» истории, происходившие на его боевом пути.
Вера, например, совершенно забыв о своей органической (или показной?) нелюбви к кровавым сценам, придумала жуткий рассказ о том, как некогда развлекался Емельян Емельяныч.
По ее словам несколько лет назад он регулярно раз или два в месяц знакомился с высокой или даже очень высокой девушкой и весь вечер напролет, не испытывая ни малейшего стеснения за свой малый рост, водил ее по модным столичным ресторанам и танцевальным залам. Эти странствия обычно заканчивались в подвальном помещении его богатой дачи близ поселка Переделкино, известного своими разносторонними талантами.
Разоблачив хмельную и возбужденную богатством кавалера девушку, Емельян бережно укладывал ее на особую кровать с кожаными завязками для рук и ног. Уложив, привязывал и обстоятельно наслаждался каждым квадратным сантиметром девичьего тела, извивающегося от страсти. Насладившись, давал большую дозу экстази и укорачивал аккурат до своего роста, то есть отпиливал бедняжке ноги обычной ножовкой по металлу (позже ее заменила импортная электрическая пила «Бош»). И, возбужденный долгожданным уравнением, наслаждался снова и снова, в промежутках между актами заставляя свою развеселившуюся жертву танцевать ламбаду на перевязанных бинтами культях.
Лешка рассказал о забавах супругов Ворончихиных. Не слишком, правда, оригинальных, зато весьма интеллектуальных. У них на даче, располагавшейся близ обширного и топкого болота, был садовый сарай. В нем стояло старенькое стоматологическое кресло, а рядом с ним – столик с полным набором соответствующих никелированных инструментов. Жертва (обычно на ее роль избирался пьяница, заснувший в пристанционных посадках), усаживалась в кресло, закреплялась желтыми свиными ремнями, после чего Митя, прохаживаясь взад-вперед, начинал читать ей свои стихи о романтической любви и рыцарском достоинстве. Когда он уставал декламировать, его сменяла жена Лариса, читавшая стихи наиболее талантливых членов литературного клуба... Когда бедный пьяница засыпал от рифм и утомления, они будили его, вырывая ему по зубу каждый. Такие летние стоматологическо-поэтические вечера, продолжались несколько суток кряду. После того, как все зубы были вырваны, а стихи прочитаны, жертва отправлялась в Лету, то есть в болото, пучившееся за забором.
Алевтина, натянуто улыбаясь, рассказала об Олеге. Как он раз в два или три месяца наряжался кришнаитом или буддистским монахом и шел на Новый Арбат охмурять девушек. Пораженные ошарашивающим внешним видом бывшего капитан-лейтенанта (бритая голова, оригинальные белые одежды и, главное, мощный торс цветущего мужчины), они собирались вокруг него, слушали речи и песни, покупали косметику, а также мыло, предлагавшееся им в качестве чудодейственно-ритуального... А он, шаманя, выбирал себе жертву. Обычно это была приезжая из дальних областей, развитая в умственном отношении и некрупная (Олег не любил больших женщин, с ними было много возни). Выбрав и охмурив, приводил домой и предлагал заниматься домашним хозяйством. Первое время девушка, в расчете на супружество с видным и небедным человеком, ходила за покупками, готовила хитрую вегетарианскую пищу и убиралась, но скоро (через два – три месяца) понимала, что ей не светит не только замужество, но и простое сексуальное удовлетворение хотя бы раз в неделю. Понимала это и пыталась сделать ручкой.
Но Олег не отпускал свою пленницу, он немедленно лишал бедняжку жизни посредством банального удушения и принимался делать то, ради чего, собственно, и завлекал женщин в свою холостяцкую квартиру. Он закручивал их. Тушил, жарил, мариновал и закручивал в трехлитровые банки. Потому что вегетарианские догмы не позволяли ему питаться трупами убитых животных, но в них ничего не говорилось о людях. Люди ведь не животные.
Рассказ раззадорил Алевтину. Глаза ее заблестели, лицо раскраснелось, движения стали резкими.
– Тебе вина или водки? – спросил я, решив, что капелька спиртного ее успокоит.
– Водки! – кинула Алевтину указательный палец к соответствующей бутылке.
Я налил нам водки, Лешка плеснул себе с Верой вина. Мы чокнулись и выпили.
– Все это хорошо, на друзей клепать, – сказал я, выбирая глазами закуску («Колбаски взять или селедочки в винном соусе? Нет, конечно же, селедочки!). – Это по-нашему, это современно на друзей клепать. Но, может быть, кто-нибудь и о себе расскажет? Вот ты, Верочка, кисонька моя? Слабо тебе исповедоваться?
Сказал и придвинулся к ней, сидевшей справа, поцеловал в щечку, обнял с огромным удовольствием за талию – она хоть и худенькая, но мяконькая хоть куда.
Вера отстранилась, смущенная моими нескромными поползновениями и переспросила, оглядываясь на Алевтину с Алексеем:
– Что слабо?
– Слабо рассказать о своих маньяческих подвигах? Ты так смачно рассказывала о подвигах Емельяна Емельяновича. Представляю, как раскроются твои таланты на собственной тематике! Предутренние оргии, необузданная фантазия, претворенная в растерзанных человеческих телах...
– Давай, я лучше о себе расскажу, – прикрыла подругу Алевтина. – Вера про свои подвиги может и в супружеской постели тебе нашептать... Если, конечно, хорошо попросишь.
У кого что болит, тот о том и говорит. Упомянув супружескую постель, Алевтина сникла. В глазах ее поселилась тоска. Стирка пахучих носок, глаженье брюк и рубашек, бег домой галопом с полными сумками, вечерняя, до ломоты в ногах, возня на кухне, а потом супружеская кровать, храпящий мужчина на ней, и она, забывшаяся на пахнущем потом мускулистом плече... Это было пределом ее мечтаний.
– Давай, рассказывай! – бросил я, раздумывая плеснуть ей водки или нет. В бутылке оставалось на самом донышке и, в конце концов, я решил поберечь больную печень девушки. Однако Алевтина решила, что бог с ней с этой печенью, плеснула себе сама, выпила и, поймав мой более чем кислый взгляд, криво улыбнулась:
– Там еще одна в холодильнике стоит...
И, опустив глаза, задумалась с чего начать свою маньяческую исповедь.
А я разомлел. Представил себе запотевшую бутылочку «Гжелки», дожидающуюся меня в своем последнем холодильном пристанище и разомлел. Откинулся на диванные подушки и отдался на волю волн сознания:
«Нет, хорошая она баба. В наши дни не встретишь женщины с таким тонким пониманием мужской психи. У такой любой мужик будет как за каменной стеной. Обогреет, спинку вымоет, напоит, спросит, что нужно, и не спросит, о чем спрашивать не надо. А болячки все эти телесные от невостребованности некоторых органов организма. Организм сам себя от тоски убивает...
Нет, все-таки сволочи, мы, мужики. Все на бархатное заримся, на броское и длинноногое, а простого своего мужского счастья не замечаем... Красивые женщины или те, которые считают себя красивыми, думают, что им все положено и требуют, требуют, требуют. А вот такие готовы отдать все на свете за ласковый взгляд и нежное касание. Им бы только добраться до этой возможности, до возможности отдать все на свете и они такими красивыми становятся, изнутри красивыми. Вовремя добраться... А не то – конец... Привычка жить одной, привычка быть несчастной, привычка ловить критические взгляды, сделают свое черное дело... И в жизни останется только дача с кабачками и морковкой, мороженое на палочке и преданная собака...
– Ты уже, наверное, догадался, что объектами моих устремлений являются мужчины... Красивые, уверенные в себе мужчины... – неторопливо начала Алевтина, взобравшись на кресло с ногами.
Леша на эти слова самодовольно улыбнулся: он не без некоторых оснований считал себя таковым.
– Мне пришлось поработать над собой и со временем, я кое-чего достигла, – теплея на глазах, продолжила Алевтина. – Главное – это взгляд. Мужчины, с которыми я собиралась работать, не должны были видеть в нем сексуальной заинтересованности. И я научилась смотреть на них, как на пустую коробку из-под обуви... Потом мне надо было решить, что с ними делать, нет, не делать – этот вопрос передо мной не стоял, я знала это с отрочества... Мне надо было придумать, как завлекать их в свою квартиру...
Я озабоченно закрутил головой в попытки найти на стенах следы кровавых оргий.
Алевтина на это улыбнулась:
– Нет, здесь все чисто. Не хватало еще, чтобы я принимала гостей в измазанной кровью гостиной.
– Да нет, я это так, – засмущался я. – Обои у тебя хорошие.
– Да, немецкие, моющиеся... – сузила глаза хозяйка.
Это у нее хорошо получилось – проткнула взглядом до затылка, проткнула, поковырялась в моих смятенных мозгах и продолжила удовлетворенно и снисходительно:
– Если тебе будут нужны доказательства, я потом покажу тебе кое-что... Чтобы ты поверил...
– Покажешь мне, что ты с мужчинами делаешь? На моем примере? – усмехнулся я.
– Нет, у нас правила – своих не трогать, а ты Верин муж...
Я с благодарностью посмотрел на супругу. Она ответила ободряющим взглядом. Не бойся, мол, маленький, я с тобой...
«Вот влип! – подумал я, кривя лицо подобием благодарной улыбки. – Попал на маньяческий шабаш. Придется напиваться». И пошел к холодильнику за «Гжелкой».
И зря пошел. Надо было хозяйку попросить принести холодненькой. Культурные люди только так и поступают. А я полез сам. И получил по мозгам. Открыл дверцу и увидел на верхней полке ее, запотевшую. Сначала, естественно, ее увидел, а потом ступню мужскую, в «Московский комсомолец» завернутую. Одни пальцы торчали. Большой и два ближайших к нему. Ухоженные, чистенькие, но серые с желтизной. Серые с характерной желтизной от длительного хранения.
Нет, меня не вынесло. И не такое приходилось если не есть, то видеть. Хорошо, наоборот стало. Настоящий мужчина всегда хорошо себя чувствует, когда он статус-кво от и до понимает. Тем более, если в этом статус-кво есть запотевшая бутылочка.
Но в лице я все-таки изменился, и хозяйка с друзьями это заметили. Как предстал перед ними, так и заметили. Уставились, засверлили довольными глазами. А Леша еще руку в кармане пиджака держал. «Пистолетную ручку греет, – подумал я. – Отец у него с войны пришел с именным оружием от маршала Рокоссовского. И теперь это именное оружие в мой живот нацелено. Как пить дать. А как же иначе? Все правильно! В такой ситуации быть-находиться, то есть в гуще маньяков преимущественно женского пола, и не под мушкой быть? Нет, так не бывает. Они не кролики, их за уши в пучок не соберешь».
Решив, что под мушкой лучше сидеть «под мухой», я, развязно так усевшись за стол, развинтил бутылочку, налил полную, выпил, но закусывать не стал, потому что на столе мясо одно копчено-вареное осталось... Подумал, что из запасов Олега оно (поделился, небось, дружок излишками) и не стал (это потом я забылся и все подмел).
Водка оказалась хорошей, и меня разобрало. Повеселел мигом, да так, что даже нога в холодильнике смешной показалась. Похихикал сам себе, похихикал, да и спросил Алевтину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов