Всё вместе взятое объясняет, почему эта установка производит на тридцать процентов больше энергии, чем те, которые работают в обычной атмосфере.
Смеркалось, и они возвратились в город, пролетев расстояние до башни Ральфа меньше чем за десять минут.
Спустя некоторое время возвратился отец Элис. Она поспешила ему рассказать, как чудесно провела день в обществе их знаменитого хозяина.
Вскоре после обеда Ральф повёл гостей в свой телетеатр. В одном конце этой большой комнаты была устроена неглубокая авансцена с тяжёлым занавесом, какие существовали во все времена для любых спектаклей. В глубине комнаты были расставлены мягкие кресла.
Когда, все трое сели, Ральф передал Элис программу пьес и опер, которые шли в этот вечер.
- Взгляните! - воскликнула она. - Сегодня в Национальной опере идёт французская оперетта «Нормандка». Я много читала и слышала о ней. Мне очень хотелось бы её посмотреть.
- С большим удовольствием, - ответил Ральф. - Между прочим, я тоже не видел её. Я был так занят в лаборатории, что уже не раз пропускал постановки: теперь дают только два представления в неделю.
С этими словами он подошёл к большому распределительному щиту, с которого свисали провода и штепсельные вилки. Одну из них он вставил в гнездо с надписью «Национальная опера». Затем он повернул несколько рукояток и выключателей, после чего возвратился к своим гостям.
Через несколько мгновений послышались удары гонга и свет в комнате стал медленно гаснуть. Оркестр заиграл увертюру.
Возле сцены было установлено много громкоговорящих установок, причём акустика была очень хорошая - нельзя было подумать, что музыка передаётся из здания Национальной оперы, за четыре мили отсюда.
Как только смолкли звуки увертюры, поднялся занавес. За ним были установлены сотни телефотов специальной конструкции, заполняющие всё пространство неглубокой сцены. Аппараты были соединены сериями и связаны так искусно, что на задней стороне сцены не видно было ни одной щели или трещины. В результате такого устройства все предметы со сцены оперного театра проектировались в натуральную величину на составных экранах телефотов на сцене телетеатра. Иллюзия была настолько полной, что трудно было догадаться, что актёры на телефотной сцене не были живыми людьми из плоти и крови. Голоса были слышны отчётливо и ясно, поскольку передатчики находились всё время возле певцов.
В антракте Ральф рассказал своим гостям, что каждый театр в Нью-Йорке имеет до двухсот тысяч абонентов, причём зрители в Берлине или Лондоне слышат и видят представление не хуже, чем здешние жители. Учёный отметил, что театры Парижа, Берлина и Лондона также имеют большое количество абонентов как в своём городе, так и за границей, однако список абонентов нью-йоркских театров несравнимо обширнее.
- Трудно даже вообразить себе, - задумчиво проговорила Элис, - как нелегко было людям в прежние времена, когда им хотелось увидеть какое-либо представление. Недавно я где-то прочла, что наши предки готовились к поездке в театр чуть ли не за несколько часов до начала представления. Им приходилось надевать специальные костюмы, причём требования в этом отношении заходили так далеко, что одевались по-разному в оперу и в драму. Затем надо было добраться до самого театра - ехать туда, а может быть, даже идти пешком! Помимо этого, если представление им не нравилось, бедняги вынуждены были сидеть до конца спектакля или возвращаться домой не солоно хлебавши. Как бы они оценили удобства наших телефотов, быстроту и лёгкость, с какою мы можем переключаться с одного представления на другое, пока не найдём то, которое понравится нам больше всех. Тем, кому нездоровилось или нельзя было выходить из дому, не удавалось посмотреть спектакль. Год назад я повредила себе ногу и во время болезни буквально не выходила из телетеатра. Просто не представляю себе, как могла бы я пролежать шесть скучнейших недель в постели, если бы не новый спектакль каждый вечер… Жизнь в старину, должно быть, была ужасной!
- Вы совершенно правы, - сказал Ральф. - Никто раньше даже во сне не мог увидеть то, что мне пришлось наблюдать на днях. Случайно я проходил мимо этой комнаты, когда моё внимание привлёк неистово громкий смех, и я захотел узнать, чем он вызван. Заглянув незаметно в дверь, я увидел своего десятилетнего племянника, решившего повеселить своих приятелей. Маленький сорванец включил дневное представление - «Ромео и Джульетта» в театре Бродвея - на английском языке, конечно. Одновременно он включил «Озорника» - фарс, передававшийся из Берлина, и в довершение всего добавил оперу «Риголетто», передававшуюся из «Гала-театра» в Милане на итальянском языке. Результат был, конечно, ужасающий. Это была какая-то какофония поющих голосов и музыки, но иногда из этого хаоса вдруг вырывался отдельный голос, потом слышался второй, поющий уже на другом языке. Получилось очень забавно, когда Джульетта с Бродвея позвала: «Ромео, Ромео, где ты?», а в ответ ей какой-то грубый немецкий голос завопил: «Сделайте из него котлету, бейте до смерти!» Изображения на экранах мелькали как в тумане, иногда в передачу спектакля из одного театра врывалась передача из другого, при этом возникали самые забавные ситуации, вызывавшие новый взрыв хохота ребят.
Ральф едва успел кончить свой рассказ, вызвавший дружный смех, как занавес поднялся. Все трое зрителей снова расположились в своих креслах, чтобы насладиться вторым актом оперы.
После окончания её гости по предложению Ральфа спустились в нижний этаж, надели роллеры и отправились на прогулку по ночному Нью-Йорку.
Компания покатила по Бродвею - историческому проспекту Нью-Йорка. Несмотря на то что было уже около одиннадцати часов вечера, было почти также светло, как в полдень: ярко светили иридиевые спирали, подвешенные высоко над перекрёстками улиц. Эти спирали излучали чистый, ослепительно белый свет, по своей природе близкий к солнечному.
Этот свет был, кроме того, совершенно холодный, поскольку вся электрическая энергия превращалась в свет и не было потерь на тепло. Все улицы до одной, даже самые далёкие переулки, пользовались этим освещением.
Джемс 212В 422 и его дочь заглядывались на роскошные витрины и заходили в некоторые магазины, чтобы сделать покупки. На Элис произвели большое впечатление электрические упаковочные машины.
Продавец положил купленные вещи на металлическую площадку, затем с помощью нескольких кнопок на небольшом распределительном щитке настроил машину на габариты покупки. После того как он нажал последнюю кнопку, площадка поднялась на два фута, потом исчезла под большим, похожим на металлическую коробку колпаком. Через десять-пятнадцать секунд площадка опустилась с цельной, аккуратной белой коробкой, снабжённой сверху ручкой. Коробка не была перевязана, но сложена таким остроумным способом, что не могла открыться сама. Эта коробка была сделана из алогидролия - легчайшего сплава, весящего в восемь раз меньше алюминия.
Машина могла упаковывать как самые мелкие пакеты, размером в несколько дюймов, так и более громоздкие вещи - в два фута высотой и в три фута длиной. Автомат делал пакеты нужных размеров, укладывал вместе разрозненные покупки, складывал коробку так, что снаружи оставалась ручка, штамповал название магазина на двух сторонах и выдавал коробку совсем готовой за десять-пятнадцать секунд.
Покупатель мог взять пакет с собой, либо продавец надписывал его имя и адрес на ручке пакета, наклеивал треугольную почтовую марку и опускал пакет в лоток позади прилавка. Пакет попадал на почтовый конвейер для посылок, устроенный на глубине от семидесяти пяти до ста футов ниже уровня улицы. Здесь пакет переходил на бесконечную ленту, двигавшуюся со скоростью пяти миль в час. Все операции производились автоматически. Особые автоматы закрывали лоток, если в этот момент на движущейся ленте оказывался другой пакет; это исключало возможность закупорки туннеля, по которому двигалась лента.
Попавший на ленту пакет транспортировался до ближайшего распределительного пункта; здесь почтовый служащий снимал его, чтобы проверить, правильно ли он надписан. После проверки автомат гасил марку штемпелем и чиновник направлял посылку на подстанцию, расположенную поблизости от места жительства адресата. Здесь на посылке укреплялся автоматический металлический рейтер, достигавший определённой высоты независимо от размера пакета.
Пакет с рейтером переходил на экспрессную конвейерную ленту, двигавшуюся со скоростью 25 миль в час. Лента шла ровно и безостановочно мимо многочисленных подстанций. На нужной подстанции рейтер задевал контактное приспособление, установленное под прямым углом поперёк ленты на определённой высоте. Это контактное устройство замыкало ток мощного электромагнита, установленного на одной линии с ним в нескольких футах от транспортёрной ленты.
Электромагнит тотчас же воздействовал на металлическую упаковку (алогидролий обладает магнитными свойствами) и моментально притягивал пакет к себе на подстанцию. Если позади на ленте находился другой пакет, механизм срабатывал точно так же.
С этой подстанции пакет направлялся уже к месту назначения. К нему прикреплялся другой рейтер, и с ним он помещался на местный конвейер, проложенный возле дома адресата. У места назначения рейтер снова задевал контакт, находящийся над лентой, включался электромагнит, который подавал пакет в подвальный этаж дома, где он падал на полку электрического подъёмного ящика. Тот автоматически включался и тотчас доставлял пакет по назначению.
Благодаря этой системе покупка доставлялась на дом в среднем через сорок минут после того, как она была сделана в магазине. Некоторые доставлялись даже быстрее, но те, которые были адресованы на окраины города, шли значительно дольше.
- Как чудесно! - воскликнула Элис, когда Ральф объяснил устройство этой системы. - Вероятно, понадобились десятилетия, чтобы построить такую сеть.
- Не совсем так, - ответил учёный. - Строительство велось постепенно большим числом рабочих. Туннели прокладываются и сейчас, чтобы развитие сети не отставало от роста города.
Из магазинов Ральф повёл своих гостей на крышу со стоянкой аэротакси. Они уселись в скоростной аппарат.
- Поднимите нас на десять тысяч футов, - сказал Ральф водителю.
- У вас маловато времени, - ответил тот. - В двенадцать часов все такси должны быть на месте.
- Почему?
- Сегодня пятнадцатое сентября, ночь воздушного карнавала, а по существующим правилам нельзя летать над Нью-Йорком, пока праздник не окончится. Но как бы то ни было, если вы всё же хотите подняться, в вашем распоряжении двадцать пять минут.
- Я совсем упустил из виду карнавал, - сказал Ральф, - но если мы поспешим, нам хватит этого времени.
Воздухолёт поднялся быстро и бесшумно. Предметы внизу точно съёживались, становились меньше, и уже через три минуты свет города стал слабеть.
За десять минут они поднялись на высоту 12 тысяч футов. Сильно похолодало, и Ральф сделал водителю знак не подниматься выше.
Сверху им открылся великолепный вид. Насколько хватал глаз, видна была россыпь огней, сверкавшая, как ковёр, расшитый алмазами. Тысячи воздухолётов бороздили небо своими мощными прожекторами, бесшумно проносясь в ночи; изредка с огромной скоростью пролетал мимо воздушный гигантский лайнер. Живописнее и сказочнее всего выглядели сигнализаторы.
Указав на них своим спутникам, Ральф стал рассказывать:
- В первый период развития воздухоплавания на открытых полях и крышах домов зажигались мощные электрические огни, расположенные в виде букв и разных фигур и указывавшие аэронавигаторам их путь.
Однако для воздушного транспорта на высоте свыше пяти тысяч футов подобная сигнализация была бесполезной, оттуда её попросту нельзя было разобрать. Это привело к изобретению сигнализаторов. Это мощные прожекторы самого современного типа, установленные на специальных сооружениях. Сигнализаторы обращены к небу и посылают вверх мощный поток света.
Ни один воздухолёт не имеет права пересечь эти световые столбы. Каждый сигнализатор подаёт определённый сигнал. Так, сигнализатор Геральд-сквера сначала посылает белый луч, а через десять секунд меняет его на красный, затем, ещё через десять, на жёлтый. Даже подлетающий со стороны моря воздушный лайнер может узнать сигнал Геральд-сквера и направиться прямо в порт, вместо того чтобы разыскивать его, кружа над городом. Другие сигнализаторы имеют одноцветный луч, который вспыхивает через определённые промежутки времени. Важнейшие сигнализаторы, как, например, на Сэнди Хук, снабжены двумя прожекторами: один из них пускает зелёный, другой - красный луч. Они горят непрерывно и не меняют своего цвета.
Гости Ральфа могли с этой высоты вдоволь налюбоваться сигнализаторами, пронизывавшими темноту своими мощными лучами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Смеркалось, и они возвратились в город, пролетев расстояние до башни Ральфа меньше чем за десять минут.
Спустя некоторое время возвратился отец Элис. Она поспешила ему рассказать, как чудесно провела день в обществе их знаменитого хозяина.
Вскоре после обеда Ральф повёл гостей в свой телетеатр. В одном конце этой большой комнаты была устроена неглубокая авансцена с тяжёлым занавесом, какие существовали во все времена для любых спектаклей. В глубине комнаты были расставлены мягкие кресла.
Когда, все трое сели, Ральф передал Элис программу пьес и опер, которые шли в этот вечер.
- Взгляните! - воскликнула она. - Сегодня в Национальной опере идёт французская оперетта «Нормандка». Я много читала и слышала о ней. Мне очень хотелось бы её посмотреть.
- С большим удовольствием, - ответил Ральф. - Между прочим, я тоже не видел её. Я был так занят в лаборатории, что уже не раз пропускал постановки: теперь дают только два представления в неделю.
С этими словами он подошёл к большому распределительному щиту, с которого свисали провода и штепсельные вилки. Одну из них он вставил в гнездо с надписью «Национальная опера». Затем он повернул несколько рукояток и выключателей, после чего возвратился к своим гостям.
Через несколько мгновений послышались удары гонга и свет в комнате стал медленно гаснуть. Оркестр заиграл увертюру.
Возле сцены было установлено много громкоговорящих установок, причём акустика была очень хорошая - нельзя было подумать, что музыка передаётся из здания Национальной оперы, за четыре мили отсюда.
Как только смолкли звуки увертюры, поднялся занавес. За ним были установлены сотни телефотов специальной конструкции, заполняющие всё пространство неглубокой сцены. Аппараты были соединены сериями и связаны так искусно, что на задней стороне сцены не видно было ни одной щели или трещины. В результате такого устройства все предметы со сцены оперного театра проектировались в натуральную величину на составных экранах телефотов на сцене телетеатра. Иллюзия была настолько полной, что трудно было догадаться, что актёры на телефотной сцене не были живыми людьми из плоти и крови. Голоса были слышны отчётливо и ясно, поскольку передатчики находились всё время возле певцов.
В антракте Ральф рассказал своим гостям, что каждый театр в Нью-Йорке имеет до двухсот тысяч абонентов, причём зрители в Берлине или Лондоне слышат и видят представление не хуже, чем здешние жители. Учёный отметил, что театры Парижа, Берлина и Лондона также имеют большое количество абонентов как в своём городе, так и за границей, однако список абонентов нью-йоркских театров несравнимо обширнее.
- Трудно даже вообразить себе, - задумчиво проговорила Элис, - как нелегко было людям в прежние времена, когда им хотелось увидеть какое-либо представление. Недавно я где-то прочла, что наши предки готовились к поездке в театр чуть ли не за несколько часов до начала представления. Им приходилось надевать специальные костюмы, причём требования в этом отношении заходили так далеко, что одевались по-разному в оперу и в драму. Затем надо было добраться до самого театра - ехать туда, а может быть, даже идти пешком! Помимо этого, если представление им не нравилось, бедняги вынуждены были сидеть до конца спектакля или возвращаться домой не солоно хлебавши. Как бы они оценили удобства наших телефотов, быстроту и лёгкость, с какою мы можем переключаться с одного представления на другое, пока не найдём то, которое понравится нам больше всех. Тем, кому нездоровилось или нельзя было выходить из дому, не удавалось посмотреть спектакль. Год назад я повредила себе ногу и во время болезни буквально не выходила из телетеатра. Просто не представляю себе, как могла бы я пролежать шесть скучнейших недель в постели, если бы не новый спектакль каждый вечер… Жизнь в старину, должно быть, была ужасной!
- Вы совершенно правы, - сказал Ральф. - Никто раньше даже во сне не мог увидеть то, что мне пришлось наблюдать на днях. Случайно я проходил мимо этой комнаты, когда моё внимание привлёк неистово громкий смех, и я захотел узнать, чем он вызван. Заглянув незаметно в дверь, я увидел своего десятилетнего племянника, решившего повеселить своих приятелей. Маленький сорванец включил дневное представление - «Ромео и Джульетта» в театре Бродвея - на английском языке, конечно. Одновременно он включил «Озорника» - фарс, передававшийся из Берлина, и в довершение всего добавил оперу «Риголетто», передававшуюся из «Гала-театра» в Милане на итальянском языке. Результат был, конечно, ужасающий. Это была какая-то какофония поющих голосов и музыки, но иногда из этого хаоса вдруг вырывался отдельный голос, потом слышался второй, поющий уже на другом языке. Получилось очень забавно, когда Джульетта с Бродвея позвала: «Ромео, Ромео, где ты?», а в ответ ей какой-то грубый немецкий голос завопил: «Сделайте из него котлету, бейте до смерти!» Изображения на экранах мелькали как в тумане, иногда в передачу спектакля из одного театра врывалась передача из другого, при этом возникали самые забавные ситуации, вызывавшие новый взрыв хохота ребят.
Ральф едва успел кончить свой рассказ, вызвавший дружный смех, как занавес поднялся. Все трое зрителей снова расположились в своих креслах, чтобы насладиться вторым актом оперы.
После окончания её гости по предложению Ральфа спустились в нижний этаж, надели роллеры и отправились на прогулку по ночному Нью-Йорку.
Компания покатила по Бродвею - историческому проспекту Нью-Йорка. Несмотря на то что было уже около одиннадцати часов вечера, было почти также светло, как в полдень: ярко светили иридиевые спирали, подвешенные высоко над перекрёстками улиц. Эти спирали излучали чистый, ослепительно белый свет, по своей природе близкий к солнечному.
Этот свет был, кроме того, совершенно холодный, поскольку вся электрическая энергия превращалась в свет и не было потерь на тепло. Все улицы до одной, даже самые далёкие переулки, пользовались этим освещением.
Джемс 212В 422 и его дочь заглядывались на роскошные витрины и заходили в некоторые магазины, чтобы сделать покупки. На Элис произвели большое впечатление электрические упаковочные машины.
Продавец положил купленные вещи на металлическую площадку, затем с помощью нескольких кнопок на небольшом распределительном щитке настроил машину на габариты покупки. После того как он нажал последнюю кнопку, площадка поднялась на два фута, потом исчезла под большим, похожим на металлическую коробку колпаком. Через десять-пятнадцать секунд площадка опустилась с цельной, аккуратной белой коробкой, снабжённой сверху ручкой. Коробка не была перевязана, но сложена таким остроумным способом, что не могла открыться сама. Эта коробка была сделана из алогидролия - легчайшего сплава, весящего в восемь раз меньше алюминия.
Машина могла упаковывать как самые мелкие пакеты, размером в несколько дюймов, так и более громоздкие вещи - в два фута высотой и в три фута длиной. Автомат делал пакеты нужных размеров, укладывал вместе разрозненные покупки, складывал коробку так, что снаружи оставалась ручка, штамповал название магазина на двух сторонах и выдавал коробку совсем готовой за десять-пятнадцать секунд.
Покупатель мог взять пакет с собой, либо продавец надписывал его имя и адрес на ручке пакета, наклеивал треугольную почтовую марку и опускал пакет в лоток позади прилавка. Пакет попадал на почтовый конвейер для посылок, устроенный на глубине от семидесяти пяти до ста футов ниже уровня улицы. Здесь пакет переходил на бесконечную ленту, двигавшуюся со скоростью пяти миль в час. Все операции производились автоматически. Особые автоматы закрывали лоток, если в этот момент на движущейся ленте оказывался другой пакет; это исключало возможность закупорки туннеля, по которому двигалась лента.
Попавший на ленту пакет транспортировался до ближайшего распределительного пункта; здесь почтовый служащий снимал его, чтобы проверить, правильно ли он надписан. После проверки автомат гасил марку штемпелем и чиновник направлял посылку на подстанцию, расположенную поблизости от места жительства адресата. Здесь на посылке укреплялся автоматический металлический рейтер, достигавший определённой высоты независимо от размера пакета.
Пакет с рейтером переходил на экспрессную конвейерную ленту, двигавшуюся со скоростью 25 миль в час. Лента шла ровно и безостановочно мимо многочисленных подстанций. На нужной подстанции рейтер задевал контактное приспособление, установленное под прямым углом поперёк ленты на определённой высоте. Это контактное устройство замыкало ток мощного электромагнита, установленного на одной линии с ним в нескольких футах от транспортёрной ленты.
Электромагнит тотчас же воздействовал на металлическую упаковку (алогидролий обладает магнитными свойствами) и моментально притягивал пакет к себе на подстанцию. Если позади на ленте находился другой пакет, механизм срабатывал точно так же.
С этой подстанции пакет направлялся уже к месту назначения. К нему прикреплялся другой рейтер, и с ним он помещался на местный конвейер, проложенный возле дома адресата. У места назначения рейтер снова задевал контакт, находящийся над лентой, включался электромагнит, который подавал пакет в подвальный этаж дома, где он падал на полку электрического подъёмного ящика. Тот автоматически включался и тотчас доставлял пакет по назначению.
Благодаря этой системе покупка доставлялась на дом в среднем через сорок минут после того, как она была сделана в магазине. Некоторые доставлялись даже быстрее, но те, которые были адресованы на окраины города, шли значительно дольше.
- Как чудесно! - воскликнула Элис, когда Ральф объяснил устройство этой системы. - Вероятно, понадобились десятилетия, чтобы построить такую сеть.
- Не совсем так, - ответил учёный. - Строительство велось постепенно большим числом рабочих. Туннели прокладываются и сейчас, чтобы развитие сети не отставало от роста города.
Из магазинов Ральф повёл своих гостей на крышу со стоянкой аэротакси. Они уселись в скоростной аппарат.
- Поднимите нас на десять тысяч футов, - сказал Ральф водителю.
- У вас маловато времени, - ответил тот. - В двенадцать часов все такси должны быть на месте.
- Почему?
- Сегодня пятнадцатое сентября, ночь воздушного карнавала, а по существующим правилам нельзя летать над Нью-Йорком, пока праздник не окончится. Но как бы то ни было, если вы всё же хотите подняться, в вашем распоряжении двадцать пять минут.
- Я совсем упустил из виду карнавал, - сказал Ральф, - но если мы поспешим, нам хватит этого времени.
Воздухолёт поднялся быстро и бесшумно. Предметы внизу точно съёживались, становились меньше, и уже через три минуты свет города стал слабеть.
За десять минут они поднялись на высоту 12 тысяч футов. Сильно похолодало, и Ральф сделал водителю знак не подниматься выше.
Сверху им открылся великолепный вид. Насколько хватал глаз, видна была россыпь огней, сверкавшая, как ковёр, расшитый алмазами. Тысячи воздухолётов бороздили небо своими мощными прожекторами, бесшумно проносясь в ночи; изредка с огромной скоростью пролетал мимо воздушный гигантский лайнер. Живописнее и сказочнее всего выглядели сигнализаторы.
Указав на них своим спутникам, Ральф стал рассказывать:
- В первый период развития воздухоплавания на открытых полях и крышах домов зажигались мощные электрические огни, расположенные в виде букв и разных фигур и указывавшие аэронавигаторам их путь.
Однако для воздушного транспорта на высоте свыше пяти тысяч футов подобная сигнализация была бесполезной, оттуда её попросту нельзя было разобрать. Это привело к изобретению сигнализаторов. Это мощные прожекторы самого современного типа, установленные на специальных сооружениях. Сигнализаторы обращены к небу и посылают вверх мощный поток света.
Ни один воздухолёт не имеет права пересечь эти световые столбы. Каждый сигнализатор подаёт определённый сигнал. Так, сигнализатор Геральд-сквера сначала посылает белый луч, а через десять секунд меняет его на красный, затем, ещё через десять, на жёлтый. Даже подлетающий со стороны моря воздушный лайнер может узнать сигнал Геральд-сквера и направиться прямо в порт, вместо того чтобы разыскивать его, кружа над городом. Другие сигнализаторы имеют одноцветный луч, который вспыхивает через определённые промежутки времени. Важнейшие сигнализаторы, как, например, на Сэнди Хук, снабжены двумя прожекторами: один из них пускает зелёный, другой - красный луч. Они горят непрерывно и не меняют своего цвета.
Гости Ральфа могли с этой высоты вдоволь налюбоваться сигнализаторами, пронизывавшими темноту своими мощными лучами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24